***
« — Можно? — Предварительно постучав, в гримёрку вошёл мужчина, держа в руках огромный красный букет из гладиолусов. — Заходите, — удивлённо произнёс Билл, не ожидая такого позднего визита, да и гости сюда попадали нечасто. — Можете оставить букет там, на диване, я передам его Джулии. — Это Вам, — скромно улыбнулся мужчина, не сводя с него удивительно пронзительных синих глаз. — Очень рад познакомиться, я Шон. — Мне? — Парень распахнул глаза. — И чем я заслужил такую красоту? — Я был на этом спектакле уже четыре раза, и Вы по-прежнему прекрасно двигаетесь, — мягко улыбнулся он, отчего на щеках стали заметны небольшие ямочки, и отдал букет, почти невесомо коснувшись его ладоней. — Может, хотите чего-нибудь? Можем сделать фото на память, — предложил Билл единственное, что взбрело ему в голову, но Шон только покачал головой, с восторгом рассматривая молодого танцора. — Я хотел бы, чтобы Вы согласились сходить со мной куда-нибудь, — предложил тот, закусив нижнюю губу в ожидании ответа. — А сколько вам лет, Шон? — Вдруг поинтересовался брюнет, смотря на него через зеркало, пока стирал макияж. — Не поздновато ли звать меня на свидание? — Боюсь, гожусь Вам в отцы, — ответил он, вздохнув, но всё же поднял на него полный надежды взгляд. — Это важно? — Обычно у всех в этом возрасте уже семья есть, — произнёс Билл, усаживаясь в кресло и поворачиваясь лицом к мужчине. — Не хочу вмешиваться в такое. — О, нет, это не про меня. Ну, так что скажете? Могу я заказывать столик в ресторане? — Шон уже заметно нервничал, явно не желая быть отвергнутым. — Запишите адрес тут, — он указал ему на стопку бумаги в углу у самого зеркала. — Возможно, приду не один. — Как угодно, — согласился мужчина, старательно выводя адрес ресторана, и после взглянул на парня с хитринкой во взгляде. — Но у меня нет дурных намерений, не нужно меня бояться. — Извините, просто я не верю незнакомым людям, даже если у них такой взгляд, как у вас, — танцор кивнул на него. — Встретимся послезавтра в восемь вечера». Билл сглотнул, проводя ладонями по влажному лицу, на котором была целая тонна косметики. Он не мог избавиться от этого уже столько лет, не мог перестать вспоминать их первую встречу и винить себя даже за то, что согласился в тот раз. Тогда бы он не знал, как тяжело безвременно терять дорогих тебе людей. Но как он, ещё юный двадцатилетний парень, не знавший толком ни ласки, ни нормальных отношений, мог ответить отказом? Шон действительно был старше его вдвое, но он так заботился о нём, дарил ему столько тепла, сколько парень не получал за всю свою жизнь, пока жил с родителями. Этот взрослый симпатичный мужчина стал объектом его первой влюблённости, как это бывает, очень запоминающейся и оставляющей после себя такое приятное чувство ностальгии. Если бы только не тот факт, что эта влюблённость была прервана несколько искусственным путём, из-за чего Билл Брукс сейчас такой, какой он есть. Ведь всё могло быть по-другому, если бы он тогда просто ответил «нет»… — Это я, — Том испугал его своим неожиданным появлением, но брюнет едва заметно вздрогнул телом, не найдя сил на какое-либо другое движение после сложной постановки. — К моей одежде и сумке даже не вздумай приближаться. Я слежу, — предупредил он, взглянув на парня, который давил странные улыбки и двигался так, словно находился в замедленной съёмке. Том, пробежавшись с мусорным пакетом в руках по гримёрной, чтобы сложить в него всевозможные пустые бутылки и упаковки, остановился и нахмурился, задержав взгляд на голых ступнях танцора. — Что? — Твои ноги… — Каулитц от удивления даже не нашёл, что сказать, и стоял на месте, не моргая. — Ну, да. Обычное дело, — Билл, лёжа на диване, ухватил себя за голеностоп и снял и без того болтающийся пластырь, который открыл ещё одну свежую мозоль. — Я же на пуантах танцую большую часть времени на репетициях. Это трудно, хоть и красиво. Парень с брейдами поправил свой платок на лбу, нахмурившись ещё раз, и посмотрел на танцора, который с совершенно обыденным видом отклеивал старые пластыри, будто совсем не чувствует боли. Кожа была стёрта до покраснений и даже крови на ребрах ступней, а пальцы — это совсем отдельная история. На его ногах не было живого места, и сложно было представить, что красивый танец оставляет после себя такие последствия. Но Билл, конечно, уже не обращал почти никакого внимания на то, как все его открытые мозоли саднят после многочасовых репетиций и постановок. Только каждый раз хотелось уйти из театра домой уже без обуви, чтобы хотя бы так снять не спадающее напряжение в ногах. Он не спеша поднялся, когда собрал все оставшиеся силы, и незаметно проскользнул мимо копошащегося за диваном парня, чтобы вытащить из сумки целую пачку телесных пластырей — незаменимая вещь балерины — и замер, когда ощутил какое-то движение за своей спиной. Том стоял к нему так близко, что почти вплотную прильнул сзади к телу, но заметил напряжение Билла, поэтому не спешил что-либо делать. Брукс выпрямился, почувствовав, как неприятно липнет к телу трико, и распахнул глаза, когда по его бедру будто бы намекающе проехалась ладонь парня. — Тебе лучше уйти, — спокойно произнёс он, чтобы не выдать своё волнение, какое бывает у подростка на первом свидании, и даже задержал дыхание. А Том, опустив взгляд вниз, смотрел на обтянутые тонким материалом ягодицы и при помощи своего затуманенного разума пытался придумать, куда деть свой стояк. Такое впечатление, что вместо «весёлой» таблеточки он случайно проглотил виагру, реакция всегда была практически одной и той же. — Да ты обдолбался, — возмущённо заключил Билл, повернувшись к нему лицом. — Руки держи при себе, пока я тебе их не сломал. — Забавно было бы посмотреть на это, — ухмыльнулся Каулитц и через секунду уже оказался прижатым лицом к стене, а обе его руки танцор умело заломил назад, как будто как минимум проходил полицейскую школу. — Ау! — Ну, как? Забавно? — Усмехнулся Брукс, надавливая второй рукой ему на поясницу, и приблизился к его уху. — Могу и позвоночник через задницу вытащить, если ты не понимаешь человеческого языка. — Да понял я, понял, — отшутился Том, свободно выдохнув, когда Билл отпустил его. — И постарайся больше не появляться на работе в таком состоянии, иначе могут быть большие неприятности, — уже чисто из дружеских побуждений посоветовал брюнет, вновь усаживаясь на диван, чтобы привести свои ноги в порядок. — Нас проверяют иногда. — Я пойду лучше, — сказал Каулитц, уже открывая дверь, чтобы выйти. — Послушай, — остановил его брюнет, взглянув исподлобья. — Не надо со мной играть в такие игры. — Ну, извините, у меня встаёт на красивые задницы, — усмехнулся Том и захлопнул дверь, оставляя Билла в звенящей тишине, в театре наверняка едва ли кто-нибудь ещё остался. Закончив с ногами, он выпрямился, хрустнув суставами, и потянулся за мобильным телефоном, нажимая кнопку быстрого дозвона. — Привет, трудяга, — услышал он на том конце голос своего старика. — Всё танцуешь? — Привет, пап. Да, танцую, танцую, куда же я денусь, — ответил Билл, прижимая трубку к уху плечом, пока надевал куртку. — Я хотел завтра тебя навестить. Не против? — Нет, конечно, — как само собой разумеющееся, произнёс Гордон. — Приезжай, как освободишься. — Нормально себя чувствуешь? — Искренне поинтересовался он, что было крайне редким для него явлением. — Прекрасно, как никогда, — радостно ответил тот. — Увидимся завтра. — До встречи, — попрощался Билл, убирая телефон обратно, и застегнул куртку. Если и было на этой земле место после дома Мейнардов, где парень мог выговориться, так это отцовский дом. И ему чертовски повезло, что хотя бы один из его родственников оказался ему родным.***
Для Билла не было большой проблемой слетать в Вашингтон пару-тройку раз за полгода, чтобы повидаться с отцом. Чаще он звонил тому, чтобы убедиться, что он жив и здоров. Гордону, или Джордану, как его прозвали в Америке, без малого, был семьдесят один год, и он уже не работал, хотя изначально планировал делать это и на пенсии. Но сын сумел переубедить его, сказав, чтобы он отдохнул хотя бы на старости лет. После развода с женой около десяти лет назад он получил в подарок от Билла небольшую квартирку в Вашингтоне и едва не расплакался, потому что сын всё это время, оказывается, помнил город его мечты. Честно говоря, Билл начал копить ещё заранее, когда стал получать приличные деньги за гастроли, а сам вышел на международный уровень, получая приглашения тут и там. И ему было не жалко отдать все свои накопления для того чтобы доставить отцу радость, ведь он стал его отдушиной в том доме. Никто из остальных родственников не знал его так же хорошо, как Гордон. Да, он знал и про Шона, но не сказал по этому поводу ни слова. Главным для него было видеть, как любимый сын добивается намеченных целей. Ему было радостно от того, что жизнь его ребёнка складывается куда лучше, чем у него, и то, как рано он выбрался из техасского захолустья в богом забытом месте, вселяло в гордого отца надежду, что хотя бы Биллу удастся прервать эту цепочку бедности и глупости. — Не нашёл себе ещё никого? — Наконец, дошла очередь и до самого нелюбимого вопроса Билла, отчего он закатил глаза и фыркнул. — Я бы тебе сказал, не волнуйся, — успокоил его сын, потягивая некрепкое пиво из банки. — Ничего серьёзного. Я в основном у Роба и Джулии нахожусь, ну, или в театре, как-то не до этого. — А в театре что, никого интересного нет? — Задал вопрос Гордон, заранее уже читая ответ по его взгляду. — Или?.. — Тут как посмотреть, — неуверенно ответил Брукс, поджав губы. — Симпатичный и интересный — вещи весьма разные. — Ну, ты, например, и то, и другое, — по-доброму улыбнулся ему отец, немного смутив Билла. — Ты никогда не был особо общительным, может, сейчас пора начать разговаривать с людьми? Тебе всё-таки уже тридцать в следующем году… — Не напоминай, — поморщился брюнет, заставив отца посмеяться. — Я со многими пытался общаться, но все разбегались рано или поздно. А этот… Он сам ко мне лезет, причём очень настойчиво. — Могу только посоветовать не позволять ему залезать в твою жизнь слишком далеко, пока ты его не узнаешь хорошенько. По собственному опыту знаю, что такие преследователи иногда не есть хорошо, — почесав седую бороду, заключил Гордон, тоже отпивая пива. — Просто будь осторожнее. — Пока я знаю только то, что он в какой-то уличной компании, — вздохнул Билл. — Но, с другой стороны, если бы он хотел меня просто ограбить, то уже давно бы это сделал… — Не надо так много думать, — махнул рукой отец. — Люди много чего додумывают, а в итоге оказываются неправы. Подожди, время всё рассудит. Ты ещё найдёшь себе друзей, если захочешь. — Уже и не особенно хочу-то, — печально ответил ему сын, сникнув. — Но иногда, правда, прижимает. Даже у твоей старшей дочки семья есть, друзья, и такое ощущение, что это у меня шизофрения, а не у неё. — От семьи там одно название, Билл, — покачал головой Гордон. — Чего хорошего жить почти с неизвестным человеком и рожать детей, которые там никому не нужны? Нет, нет, уж лучше одному всю жизнь. Я б так и хотел. — Пап! — Возмутился Брукс, нахмурив брови. — Мне, вообще-то, не очень приятно такое слышать. — Ладно, если бы был только ты, тогда ещё сойдёт, — согласился отец, поднимаясь с дивана. — Такси уже за тобой, кажется. — Мне, правда, пора. Извини, но завтра мне с восьми нужно репетировать, — объяснил Билл, одеваясь. — В следующий раз постараюсь пораньше приехать. — Не извиняйся, приедешь, как получится, — Гордон похлопал его по спине, приобняв. — Будь осторожнее. — Ты тоже, — немного улыбнулся Брукс, выходя за порог квартиры. — Ещё увидимся. После бесед с отцом он всегда чувствовал себя успокоенным, даже если тот иногда спрашивал о сокровенном. Это удивительно, но за столько лет они ни разу не ссорились, чего не скажешь об остальных членах семьи. Гордон всегда защищал его от нападок матери, которая грозилась убить сына за женственную внешность и страсть к балету. Чуть меньше он любил самую младшую дочь, но лишь потому, что совсем не мог её понять. С остальными он был безразличным ко всему отцом, хотя всегда старался прикупить подарки к Рождеству и на день рождения каждой из них. Но, несмотря на такое разное отношение к детям, которые все были рождены от одних родителей, Гордона можно было назвать примерным, по современным меркам, отцом. Дождавшись совершеннолетия последней дочери, он подал на развод, тем самым освободившись от уплаты алиментов и упрёков совести. От тридцати с лишним лет брака у него остались только сожаления от зря потраченной жизни. И он бы уже давно отчаялся, не будь у него такого сына, как Билл. Когда парень уже прошёл несколько кварталов в сторону аэропорта, мимо него, петляя по заледенелому асфальту, пронёсся небольшой фургон. И, как только он скрылся из поля его зрения, послышался страшный звук бьющегося стекла и громкий хлопок, от которого у затаившего дыхание парня воздух буквально замёрз в горле и не давал ему вдохнуть. Он, побаиваясь того, что его там могло ждать, добрёл до места, откуда доносился нарастающий шум голосов, и обратил внимание на разбитую легковую машину, которую, судя по всему, этот самый фургон ударил прямо в пассажирское место, откуда какая-то женщина уже пыталась вытащить обездвиженное тело. Билл распахнул глаза, в полнейшем шоке признавая в этом мужчине… Шона. Он закрыл лицо ладонями, когда почувствовал, что глаза влажнеют, а его сознание снова даёт сбой, и набрался смелости, чтобы взглянуть ещё раз. Нет, похож. Как же похож на Шона. Закрывшись рукавом широкого пальто, он прислонился лбом к ледяной кирпичной стене, сдерживая все свои эмоции и не давая им ни единого шанса. Он взрослый. Это было тысячу лет назад. Пора забыть об этом. Но легко ли забыть, как ты нечаянно отнял жизнь у дорогого тебе человека, оставшись при этом целым и невредимым? — Вызовите службу спасения, прошу! — Сквозь рыдания попросил его надрывный женский голос. — У Вас есть мобильный? — Ничем не могу помочь, — ответил он, оттолкнувшись от стены, и зашагал в другую сторону, чтобы только поскорее уйти отсюда и больше не слышать этого наводящего панику шума. Он смотрел себе под ноги, и каменный тротуар расплывался у него в глазах на цветные линии и мерцающие точки, что, на самом деле, не есть хорошо. Последний раз это состояние, только в более концентрированном виде, у него было пару месяцев назад, когда произошёл взрыв башен-близнецов, а парень прекрасно знал, что Роберт работает там совсем близко. Сам он уже не помнил, когда и как нашёл друга, но, со слов Роберта, смотреть на него было жутковато. Билл наощупь отыскал в сумке продолговатую баночку с капсулами и завернул в переулок, чтобы избавиться от назойливых взглядов окружающих, которые сейчас казались ему чёрными тенями, и шума проезжающих автомобилей. Но, увы, его ладонь трясло так, что все высыпанные на руку таблетки тут же оказались на земле. — Блядь, блядь, блядь! — Не выдержал он, отшвырнув от злости упаковку в сторону, и пытался хватать ртом воздух, чтобы не задохнуться от своей вспыхнувшей ярости на пустом месте. Он снова возненавидел себя за тот день, когда сел за руль вместо него. Что ему стоило отказаться? Но поздно уже винить себя, когда всё давным-давно произошло. Однако это преследующее чувство почти никогда не отпускало его. Биллу едва ли не каждую ночь представляется, как он извиняется перед ним, а Шон спокойно выслушивает каждое произнесённое им слово и говорит, что прощает. Но это только его мечта. Билл знает, что мужчина уже ничего ему не скажет, и никто не может помочь ему избавиться от этого гнетущего чувства. Ни отец, ни Роберт, ни Джулия. Возможно, ему стоит попробовать впустить в свою жизнь ещё хотя бы одного человека, но Биллу каждый раз становится страшно при одной только мысли, что он может повторить то же самое уже с другим. Поэтому он, весьма симпатичный, трудолюбивый и честный парень, живёт один в своей квартире, возможно, сам того не желая. Так проходит его жизнь.