The Nightcall

      Ощущение безоговорочной неправильности происходящего не покидало девушку. Хотя, что могло пойти не так? Это чувство клокотало где-то за ребрами, чуть ниже сердца, временами затихало, но насовсем — нет. Оно вздымалось вместе с грудью при каждом вздохе, выпускало свои невидимые щупальца, проникающие в сознание и отбойными молотками вбивающие в разум: «Что-то не так...» Совладать с этим чувством Шинейд не могла, а мозг напрочь отказывался анализировать и сверять новую информацию с уже имеющейся. Голова говорила, что все в порядке, сердце вторило ей — все отлично. И только клокочущий под ребрами комочек неизвестной... субстанции? энергии? упорно стоял на своем. Шинейд было знакомо это чувство, но откуда она не знала. Девушка попыталась услышать внутренний голос. Интуиция подсказывала ей: ищи изъян. Не может все быть идеально, что-то должно пойти идти не так.       «Пойми что!»       Нервы начинали сдавать. Сколько бы Шинейд не успокаивала себя, она не могла найти вокруг себя тот маленький недостаток, который бы подтвердил реальность окружающего мира. Впрочем, не было никаких доказательств обратного.       Ветер за окном шевелил ветки яблони. «Какой-то советский сорт...» — мелькнуло в голове Шинейд. Начинал собираться дождь. «Может ли в идеальном мире начаться дождь? Наверное...»       Девушка взглянула на часы — девять утра. Голос в голове насмешливо хихикнул и произнес: «Всегда девять... Можете никуда не спешить, мисс О’Хара!» Голос подозрительно напоминал голос Джерри.       «Кто такой Джерри?»       Шинейд закрыла глаза и перед тем, как открыть их, вспомнила мамины пирожки с яблоками. До носа донесся пряный аромат выпечки. Шинейд открыла глаза — половина второго.       «Мама всегда подавала пирожки к обеду...»       На улице уже вовсю светило солнце, а капли утреннего (утреннего ли?) дождя испарялись просто на глазах. Яблоня у окна искрилась и переливалась радужным блеском в лучах солнца. Тень от веток упала на пол. Краем глаза Шинейд заметила, как тень начала сгущаться и поползла прочь от подоконника, образовывая мутное очертание чей-то головы. Девушка потрусила головой — и тень вмиг рассыпалась яблоневыми листьями по мохнатому ковру.       «Причудится же...» — подумала девушка. В груди заклокотало сильнее, но разум, будто в ответ на усилившееся беспокойство медленно и с расстановкой, отчеканил: «Ты не понимаешь, что это, тебе все равно, тебя не волнует то, чего ты не знаешь наверняка». Шинейд согласилась с разумом и вышла из комнаты. Дорогу от комнаты до столовой она знала, как свои пять пальцев, могла пройти ее с закрытыми глазами. Выйти из спальни, повернуть налево, семь шагов прямо, направо будет лестница, по ней вниз, аккуратно, держась за перила, восемь шагов прямо, повернуть направо – и ты уже у кухонного стола с белой хлопчатобумажной скатертью с ажурным низом.       — Вот и ты! Наконец-то! Я думала, ты весь день проспишь! Садись, сейчас чаю налью... — мама вытерла руки о передник и заметушилась между двумя столами. Отец сидел и спокойно читал... газету?. Абсолютно пустые листы не смущали мужчину. — Держи, солнышко! Напомни, во сколько придет твой молодой человек? В два или три? Не хочу опростоволоситься перед таким гостем.       «Какой еще молодой человек? А, впрочем, неважно...»       — В два.       «Пускай будет в два!».       — Я уже думал, ты в монастырь уйти вздумала! Двадцать семь — и ни одного мужика в дом не привела! — отец вынул изо рта сигару, щелкнул пальцами и указал на стакан. Мать достала из шкафа бутылку виски.       — А как же Роберт? — Шин легла грудью на стол и потянулась за пирожком. Патрик О’Хара прыснул и пододвинул тарелку ближе к дочери.       — Разве это мужик? Он разговаривал, как помесь кокни с валлийским пропойцей! И вел себя этот Робард... — отец одновременно насмешливо и брезгливо скривился, произнося имя на ирландский манер. — Вел себя, как тряпка! А тебе мужик нужен, очень надеюсь, что этот америкашка окажется тем, что надо!       — Патрик, милый, твои слова звучат так, будто это тебе нужен мужик в доме, а не нашей дочери, — рассмеялась мать, откидывая рыжую косу за спину.       Отец взглянул на нее поверх «газеты»:       — Еще одна такая шуточка — и я сдам тебя твоему отцу обратно за профнепригодностью! — его губы тронула едва заметная ласковая ухмылка.       — Ты уже почти тридцать лет так говоришь и все никак не сдашь!       Семейную беседу прервал звонок в дверь. Шинейд взглянула на наручные часы — два.       «Не помню, чтоб у меня были часы. Тем более мужские...»       — А вот и гость!       В кухню из гостиной вошел высокий молодой человек лет тридцати-тридцати пяти. Светлые волосы по идее должны были быть зачесаны назад, но отдельные пряди выбивались, падали на вспотевший лоб и прилипали к нему.       — Добрый день! Проходите... — хлопотала мать, а молодой человек с букетом темно-красных («Как кровь!») роз стоял в проходе, его глаза нервно бегали по лицу Шинейд.       — Привет... — наконец выдавила из себя она и запоздало смутилась своему внешнему виду.       — Тебе идет эта ночнушка, — улыбнулся молодой человек, снял с себя куртку и подал ее Шинейд.       — Шинни, усади... Извините, как Вас? Дочь все никак не сподобится представить...       — Мэтт.       — Усади Мэтта за стол, а я пока накрою!       Белая куртка в руках Шинейд почему-то превратилась в темно-синее пальто. Вдруг при одном взгляде на Мэтта в солнечном сплетении снова зашевелился клубок змей сомнения.       «Я всего лишь доставил пакеты по назначению. И вас вместе с ними»       «I'm giving you a nightcall to tell you how I feel...»       «Спокойной ночи, Мэтт...»        «Я устал умирать... Но это неважно»       «Добро пожаловать в безопасное место. Кофе?»       «Не дергайся! Я тебе тут почти в мозгах ковыряюсь!»       Клубок под ребрами начал стремительно раскручиваться. Все становилось на свои места. Ощущение безоговорочной неправильности происходящего сменилось стремительно нарастающей беспричинной радостью.       «Нашла! Я нашла изъян!» — ликовала внутри себя Шинейд, не подавая виду. Мэтт повернул к ней свое лицо и хищно улыбнулся, совсем как тогда, в «Technoir», когда обезумевшая со страху толпа мощным потоком рвалась наружу из клуба. Он, казалось, понимал все. Не отрывая глаз от Шинейд, мужчина подошел ближе. Краем глаза девушка заметила, что время остановилось. Дым отцовской сигары изогнулся кривой спиралью, мать замерла в незаконченном шаге с заварником в руках. Птицы за окном застряли в воздухе в двух сантиметрах от стекла.       Шинейд попыталась пошевелиться, но руки и ноги, словно обкололи анестетиком. Девушка видела, как меняет свое положение правая рука, как она инстинктивно тянется к поясу или в карман («Зачем?»), но рука будто принадлежала не ей. Рука была инородной частью тела, как протез или вовсе предмет одежды. Движения были размыты, замедлены, воздух вдруг стал гораздо плотнее и тягучее, как болото или густой-густой обойный клей. Он тормозил и сковывал. Шинейд попыталась сосредоточиться на движениях, но нужного эффекта не добилась. Вместо этого она вдруг почувствовала, что за спиной кто-то стоит. И не просто кто-то, а три человека — два мужчины и девушка. Просто стоят и ждут, безвольно опустив руки по бокам. Шинейд видела каждую деталь их одежды, видела каждую черточку лица. Каждую волосинку в усах одного мужчины, каждую морщинку на лбу второго, каждую складочку на лабораторном халате их спутницы...       Только Мэтт продолжал двигаться в обычном темпе. Мужчина отбросил в сторону букет, скрывавший серебристый «глок» с глушителем, и выстрелил. Кровь брызнула из правого виска матери и застыла отдельными каплями и сгустками в воздухе. Темно-красные розы повисли в метре над землей неравномерной россыпью. Мэтт, усмехаясь и совсем не целясь, выстрелил второй раз. Пуля медленно, но настойчиво впилась отцу прямо в лоб, оставляя аккуратную дырочку, еще не истекающую кровью.       «Я нашла изъян... Все было совсем не так... Все не так...»       — И будет не так. — Прошептал Мэтт — и время снова пошло.       Отца и мать одновременно откинуло в стороны. Птицы ломанулись внутрь, разбивая своими маленькими грудками стекло, падая замертво со вспоротыми тельцами, пропуская вперед тех, кто ожидал позади. Они стаей неслись прямиком на девушку, царапали лицо и вырывали волосы.       — Нельзя убить то, чего нет. А зло есть... Просыпайся, мышка! — шепнул Мэтт на самое ухо. Перед тем как проснуться Шинейд поняла, что это были вовсе не птицы — летучие мыши.

***

      Шинейд подскочила на месте и села. Сердце бешено билось в груди, на лбу выступила испарина.       Джеймс спал рядом на матрасах, поджав под себя ноги и крепко сжимая в руках дробовик. Кэтрин тихо посапывала, развалившись на раскладушке, все еще придерживая рукой бутылку из-под пива, уже пустую. На складе было холодно и сыро. Шинейд подняла воротник пальто и оглянулась — ничего не изменилось, видимо, Мэтт еще не приезжал. Девушка легла обратно на матрас и потерла рукой глаза.       — Чушь какая-то...       Сон не шел. Шинейд встала, подошла к стене с фотографиями и вырезками и закурила. «Надеюсь, Мэтт не будет против табачного ароматизатора в помещении...» Ничего нового она так и не нашла. После второй сигареты девушка вернулась на свое место.       Тишина давила на сознание, вытесняла его из головы, Шинейд поняла, что сейчас снова провалится в сон. Она повернулась на бок, свернулась в комок, натянув пальто повыше, и закрыла глаза.       Наступила блаженная темнота.