Во власти демона

      Кастиэль полулежал в кресле, устало закрыв глаза. Вся его фигура, неподвижной сломанной куклой застывшая в неестественной для человека позе, буквально кричала о предельном напряжении всех ресурсов организма. Если бы передо мной сидел homo sapiens, я бы, пожалуй, вызвала скорую. И на всякий случай священника.       Но передо мной сидел ангел. Ангел, которого изнутри выжигала та сила, которая должна была гипотетически дарить ему бессмертие и силу. Но не дарила, а, наоборот, отнимала. И это пугало.       Не меня одну: Ханна, безмолвной тенью замершая за его правым плечом, тоже выглядела обеспокоенной. Она мало напоминала невозмутимое создание света — слишком человеческими были эмоции, отражающиеся на ее лице, словно в зеркале. Она не сводила взгляда с осунувшегося лица Кастиэля, и в ее темных бездонных глазах, кроме почитания, светилась вполне земная любовь.       Пожалуй, глядя на нее, я гораздо больше понимала мотивы своего деда. Видимо, близость к людям, долгое присутствие в этом мире, наполненном живыми эмоциями, превращало воинов без страха и упрека в нечто иное. Более… человечное. Я видела это в глазах Ханны, я ощущала это в Кастиэле. Отступление от обетов, от привычного уклада, отступление, которое пугало их самих. Между этими двумя искрил воздух, накаляясь от чувств, далеких от Рая.       Я вздрогнула от звуков голоса Кастиэля. Он заговорил, не открывая глаз, по-прежнему неподвижный в своем кресле.       — Даже не думай, Ханна, это — плохая идея! — несмотря на крайнюю степень усталости, в звуках низкого грудного голоса звенела сталь. — Я не согласен на подобную глупость.       Видимо, они вели один из тех безмолвных диалогов, которые присущи моим собратьям и на которые я сама не способна. По крайней мере, без поддержки извне — Касу удалось передать мне свои мысли и прочитать мои, не далее, как две ночи назад.       — Но ты сгораешь! — слабо всхлипнула Ханна. Совсем, как человек, как женщина.       — Кстати, да! — Я понимала, что влезать в чужой разговор не очень вежливо, но кое-какие вопросы требовали ответов, так что я плюнула на правила приличия. — Дин что-то говорил о краденой благодати. О твоей, Кас, благодати. И о том, что ты умираешь. — Я выпрямилась в кресле, которое оккупировала, и уставилась на ангела самым тяжелым из арсенала своих взглядов. — Никак не хочешь прокомментировать?       — Это правда, — спокойно ответил Кастиэль, все так же не открывая глаз.       Если я ждала продолжения, то жестоко обломалась — он не собирался ничего добавлять к уже сказанному. Правда — и понимай, как хочешь! Очень лаконичный ответ! Я хотела было высказаться по поводу понятия «развернутый ответ», но Ханна меня опередила:       — Расскажи ей, Кастиэль! Раз уж не хочешь открыться Сэму… и, теперь, Дину… Иначе я сама расскажу!       — Будь по-твоему. — Ангел тяжело вздохнул и подтянулся в кресле, принимая более привычную позу. — Да, моя благодать на самом деле принадлежит моему собрату, павшему от моей руки…       — Собрату, который пытал тебя! — сложив руки на груди, куда-то в сторону уточнила Ханна.       Кастиэль сверкнул неодобрительно глазами, но никак не прокомментировал эту ее реплику. Вместо этого он продолжил:       — И эта благодать догорает, испепеляя меня…       — …Причиняя невыносимые страдания… — снова подала голос Ханна, никак не реагируя на возмущенный взгляд Каса.       — Этот процесс необратим, и остановить его невозможно. Я знал это, и принял, как свою судьбу, — быстро, чтобы его спутница не успела ничего добавить, проговорил он.       — Что вообще ни в какие ворота не лезет! — возмущенно фыркнула Ханна, отправляясь в поход по холлу.       Такая нам привычная жаргонная фраза в устах ангела прозвучала очень комично, и я не удержалась, чтобы не фыркнуть. Хотя в целом я была с ней согласна: тупость редкостная. Молча принять мучительную смерть? Ради чего? И куда подевалась его собственная благодать?       — Она была отобрана у меня. — Видимо, я задала последний вопрос вслух, потому что Кастиэль ответил на него, глядя куда-то мимо меня. — С моего на то позволения.       Мне казалось, что я физически ощущаю, как расширяются мои глаза, а челюсть упорно отвисает вниз, несмотря на все мои попытки удержать ее на месте.       — Тебя одурачили! — Темные волосы Ханны взметнулись, когда она резко повернулась. — Метатрон…       — Понесет заслуженное наказание! — Кастиэля тяготил этот разговор: он, как было видно, принял происходящее, как свою судьбу. — Я же постараюсь продержаться до того момента, когда все ангелы вернутся домой.       — А если нет? А если ты угаснешь раньше, что тогда? — Она порывисто подошла и присела перед креслом, снизу вверх заглядывая в его глаза. Признаться, мне стало неловко. Как будто я подсмотрела нечто, не предназначенное для глаз посторонних, нечто настолько интимное, что мне захотелось выйти.       — Ты сможешь закончить начатое вместо меня, — губы ангела тронула легкая полуулыбка, от которой навернулись слезы. — Ты справишься, Ханна, я верю в тебя.       Я постаралась тихонько стечь с кресла и ретироваться, но мою попытку засекли — оба ангела синхронно повернулись в мою сторону и посмотрели абсолютно спокойными глазами. Словно все, что происходило, мне только показалось. Мило… Я старательно стерла все следы смущения со своего лица и спросила, только чтобы перевести тему:       — Но, возможно, есть какой-то способ?       — Убить еще одного ангела, чтобы продлить мои дни? — Кастиэль иронично выгнул бровь. — Спасибо, не стоит.       — А где твоя благодать? — спросила я. — Она же где-то есть?       — Есть, но мы не знаем, куда ее спрятали, — тяжело вздохнула Ханна, выпрямляясь. — И Кастиэль отказывается идти на сделку с тем, кто ее украл.       — Он лжец, и обязательно обманет. Его цель — выбраться из камеры! — Кас отвернулся, не желая продолжать тему. Но потом все же пояснил: — Оказавшись на свободе, он сбежит, чтобы ее уничтожить. Или перепрятать. Или еще какую-то мерзость придумает.       — Так устройте ему побег, проследите за ним и перережьте гаду глотку, попутно вернув твою благодать, — я ляпнула первое, что пришло в голову, чтобы хоть как-то сгладить ощущение, возникшее после этих слов. Ощущение, что ситуация безнадежная.       — В этом есть рациональное зерно! — тут же вскинулась Ханна.       — Это стоит хорошо обдумать и взвесить все «за» и «против», — тут же жестко оборвал ее Кастиэль. — И я не хочу говорить об этом прямо сейчас, — уже мягче добавил он, — слишком устал я…       — Тебе стоит отдохнуть! — Ханна мягко улыбнулась Кастиэлю, пропустив его резкость мимо ушей.       — Всего один вопрос, Кас! — Я не хотела терять даром драгоценное время: кроме исцеления Дина у нас был на повестке дня еще один очень важный вопрос. — Ты не слышал случайно никаких преданий о Меченосце?       — О ком? — Кас слегка подался вперед, внимательно всматриваясь в мое лицо. — Что за Меченосец?       — «Есть легенда о Меченосце — всаднике на вороном коне, идущим за демонами, как карающий ангел. От его руки пали многие Рыцари Ада и воины Гвардии Люцифера. Когда воет волк в безлунную ночь, значит, Меченосец уже выехал на тропу мести, и в его руках блестят Жаждущий Крови и Ищущий Жертву. Он вооружен двумя прямыми короткими мечами древнего народа, жившего на берегах Черного моря и воевавшего с греками во времена Александра Великого. Их легенды тоже подтверждают существование Всадника Мести, мчащего на вороном коне и карающего предателей и тех, кто стоит на стороне Тьмы», — процитировала я по памяти, благо, уже давно выучила эти слова наизусть.       Я внимательно наблюдала за выражением лица Кастиэля, краем глаза отслеживая и малейшие изменения в мимике Ханны. И с уверенностью могла сказать: они что-то знали. Или, по крайней мере, подозревали. Потому что взгляды, которыми они обменялись, не оставляли в этом никаких сомнений. Эти двое что-то знали.       — Откуда интерес такой к Меченосцу? — Кастиэль даже позабыл об усталости, оживившись, наклонился вперед и пристально посмотрел мне в глаза взглядом, от которого кто-то более податливый психологически просто растекся бы по стулу. А я ничего, почти не дрогнула, только по спине липкой дорожкой скатились капли холодного пота.       — Ты что-то знаешь, но скрываешь, — я не спрашивала, а констатировала факт.       — Возможно. — Ангел поумерил хлещущее из него цунами угрозы, снова обмяк в кресле, по-прежнему глядя на меня испытующим взглядом. — Почему ты интересуешься этим мифом?       — Это не миф. — Мне почему-то уже не хотелось знать правду — слишком красноречивой была реакция Кастиэля на мой вполне безобидный вопрос. — Боюсь, что не миф… Я встретила его…       — Лжешь! — перебила меня Ханна. — Иначе ты была бы уже мертва!       — Она не лжет, — устало вздохнул Кас. — Увы, не лжет… Говори, Кэт!       — Во вторник, на подъезде к Тонопе. Он убил десяток демонов, которые от него убегали на трех машинах. Двумя мечами, как и говорится в легенде. — Я снова вернулась в ту ночь, воскрешая в памяти каждое движение незнакомца, хищной тенью мелькавшего между силуэтами своих жертв. — Он потратил на это меньше десяти секунд — просто прошел между ними, как блендер сквозь пюре.       — Зачем он это сделал? — потрясенно спросила Ханна. Ее побелевшие от напряжения пальцы намертво вцепились в спинку кресла, в котором сидел Кастиэль.       — Ты меня спрашиваешь? — я фыркнула от возмущения, продолжая сканировать лицо Каса на предмет хоть каких-то эмоций. — Тут другое важно: он знает, что я была там. Ну, не конкретно я, — воспоминания о вежливом кивке в мою сторону пробирали холодом каждый сустав, — он знает, что был кто-то, кто видел его.       — Откуда такая уверенность? — Ханна немного успокоилась, и только побелевшие костяшки говорили о затаенном напряжении. Она боялась услышать ответ? Да не может быть! Ей-то чего бояться?       — Я в кустах спряталась, когда они мимо пронеслись. И не вылезала, потому что слишком близко все происходило. Он возвращался обратно, когда с демонами разделался. Ну, и кивнул мне, хотя, клянусь, меня вообще видно не было — я в землю зарылась, что твой крот! Он как будто почувствовал мое присутствие.       — А ты? — как-то очень настороженно спросил Кас. — Ты его почувствовала?       Я вспомнила то непонятное ощущение чего-то потустороннего, чего-то иного, когда одинокий байк плавно прокатил мимо. Не демон и не ангел, а темное древнее нечто, находящееся на границе восприятия. Нечто отдаленно похожее я ощутила, когда Дин держал меня на вытянутой руке в коридоре менее получаса назад.       — Нечто среднее между Адом и Раем, — с уверенностью произнесла я. — Он не принадлежит ни вам, ни им. Он — другое.       — Уриэль? — едва слышно выдохнула Ханна. — Не может быть…       — Узнай, — коротко приказал Кастиэль, с трудом поднимаясь на ноги. — Отправляйся немедленно, машину оставь здесь. Встретимся у Врат через земные сутки. — Она развернулась было, чтобы уходить, но остановилась, когда он поймал ее запястье. — И, Ханна, ничего не упусти.       Короткий кивок, растрепавший темные пряди, быстрый взгляд глаза в глаза, заставивший меня уставиться в другую сторону, слишком медленно разжавшиеся пальцы — и Ханна ушла, не попрощавшись. Стук ее каблуков дробью отбился от стен. Мы с Кастиэлем смотрели ей в спину, пока она молниеносно взбегала по ступенькам к выходу. И, клянусь, лицо ангела отражало далеко не ангельские эмоции.       Тихо загудел мобильный, разрывая неловкое молчание. Кас рассеянно полез в карман плаща, все еще отстраненно глядя на закрывшуюся за Ханной дверь.       — Сэм? Да, могу… Да, идем… Минуту. — Он нажал отбой и повернулся ко мне. — Сэм зовет нас в подвал, — он почти не скрывал тревоги, — говорит, что ритуал почти завершен.       — Это хорошо? — спросила я, заглядывая в синие глаза напротив.       — Не знаю, — честно признался ангел. — Я могу только надеяться на это.

***

      Сэм встретил нас взглядом, совершенно безумным от оглушающей тревоги. Его большие ладони мелко подрагивали, на лбу блестели крупные капли пота. Неестественно прямая спина, задеревеневший от напряжения разворот плеч и бешено пульсирующая на шее вена просто кричали о том нечеловеческом напряжении, которое он старательно сдерживал.       — Это убивает его, — прошептал он, выходя из пентаграммы, — Кас, я его убиваю…       — Вполне возможно. — Ангел был непреклонен. — А возможно, ты убиваешь в нем только демона. Мы не узнаем, пока ты не закончишь начатое.       Бесконечно жестокие в своей честности слова. Кастиэль был прав, и лично у меня не было причин с ним спорить, так же, как и у младшего Винчестера. Он просто хотел услышать известную ему самому истину от того, кому доверяет. А еще ему нужна была поддержка, чтобы не опустить руки, не дрогнуть — и сделать то, что он должен был сделать.       Сэм взял последний шприц с кровью со столика. Тяжело вздохнул и снова переступил границы дьявольской ловушки, приближаясь к застывшему на стуле Дину. И только сейчас я поняла, что старалась не смотреть на него. Сейчас же, проследив взглядом за Сэмом, я невольно увидела и его.       Он висел на стягивающих его путах безвольной тряпичной куклой. Только веревки удерживали его в сидячем положении. Под закрытыми глазами пролегли фиолетовые тени, черты лица заострились и немного вытянулись, по коже разлилась мертвенная бледность. Прерывистое дыхание поднимало широкую грудь в рваном ритме, из горла рвались еле слышные хрипы. Сэм был прав: он умирал. Вот только кто — «он»? Демон? Или все-таки Дин?       Иголка погрузилась в вену легким, натренированным движением. Темная жидкость медленно вытекала из нее, растворяясь в теле. Пробуждая его. Дин вскинулся, словно в его жилах разлился чистый адреналин, выпрямился, глядя в никуда пустыми провалами глаз. Ранее расслабленные пальцы судорожно сжались в кулаки, он задышал часто и глубоко, словно убегал от кого-то или от чего-то. Из глубины зрачков рвалось нечто невидимое, от чего радужка мигала, как лампочка под слишком высоким напряжением. Мы втроем отшатнулись; я непроизвольно потянулась за ножом, краем глаза уловив такое же движение Сэма.       Но все уже закончилось. Дин моргнул несколько раз, оглянулся растерянно, как человек, которого внезапно разбудили. Напряжение в его теле спало; он снова был здесь, и снова был человеком. Я чувствовала это.       Взгляд Дина остановился на нас троих, все еще неподвижных, настороженных. Вопросительный, полный непонимания взгляд. Он неотрывно наблюдал за тем, как Сэм опустил нож и, не глядя, взял со столика фляжку святой воды.       — Дин? — спросил младший, неуверенно приблизившись, и, не дожидаясь ответа, вылил почти все брату на плечо.       Напрасная трата времени. Мог бы спросить у меня или у Каса. Демона в теле Дина больше не было. Был просто человек, кровь которого отравляла темная муть безумия. Я видела, как она текла по его венам, окрашивая кровь мраком, проникая в каждую клетку тела. Она проникала в разум, ломая его. Пытаясь сломать.       Метка Каина. Я видела ее раньше. Видела, что она делает с человеком. Здесь было то же самое. Борьба за контроль над собственным Я. И пока что побеждал Дин.       Он улыбнулся немного растерянно, оглядывая каждого из нас.       — Ребят, вы чего? — бархатистый низкий голос поглотила тишина подвала.       Мы молчали, не зная, что ответить. По крайней мере, я не знала. Сэм, по-видимому, после переживаний этой ночи, не смог справиться с собственным голосом. А Кастиэль просто молчал, выжидающе глядя на Винчестера. Словно давая ему возможность вспомнить все.       И он как-то рывком вспомнил сразу все. Лицо потемнело от шока, глаза отрешенно смотрели в пустоту, дыхание сбилось сдавленным вздохом. А потом он посмотрел на Сэма, и на него одного. И в зелени глаз читалась одна только просьба. «Скажи мне, что это — сон». Но он и сам понимал, что каждое воспоминание, каждая картинка в его голове — правда.

***

1901 год, кряж Блэкуотер, Затерянная Река, Колорадо       Ветер, трепавший верхушки сосен и елей весь прошедший день, только усилился к ночи. Он завывал в темноте, заставляя скрипеть под безумными порывами вековые деревья, рвал полотнища палаток, прилепившихся на склоне кряжа. Он раздувал пламя костра, сыпал яркими искрами в беспросветный мрак. Ветер гнал по небу рваные облака, пряча в седых клочьях тонкий серп молодой луны и ослепительно-яркие весенние звезды.       Он летел с заснеженных вершин Скалистых Гор, неся за собой холод прошедшей уже зимы. В воздухе разливалась морозная свежесть, и казалось, что тепло ушедшего дня приснилось уставшим путникам, гревшимся у костра.       Их было всего восемь. Они жались к бесноватому костерку в поисках спасения от лютого ветра и холода. Пламя освещало их лица, выхватывало из темноты их закутанные в теплую одежду фигуры. Шестеро мужчин и две женщины, все в одинаковых длиннополых кожаных плащах, в ковбойских шляпах и высоких сапогах. Трое из мужчин были похожи между собой, как бывают похожими близкие родственники. Самый старший из них, почти старик, с длинными седыми волосами, заплетенными в старомодную косу, сидел на бревне, вытянув ноги к огню. Его морщинистое лицо не выражало никаких эмоций, он словно спал с открытыми глазами, слушая разговоры своих спутников. Второй, лет на десять младше первого, темноволосый и подвижный, сидел напротив. Он следил за парой кроликов, нанизанных на вертел, одновременно с этим встревая в разговоры остальных путников. Третий из них, лет двадцати пяти, не более, обнимал одной рукой молодую девушку, второй — отчаянно жестикулировал, доказывая свою правоту. Его спутница тихо смеялась, пытаясь немного угомонить молодого мужчину. Ее рыжая коса сверкала бронзой поверх темной кожи плаща, а серые глаза насторожено всматривались в темноту за границей освещенного круга.       Они были не единственной парой: рядом с ними тихо перешептывались светловолосая женщина лет тридцати и широкоплечий крепыш примерно того же возраста. Они не принимали участия в общем разговоре, увлеченные друг другом. Женщина, казалось, недавно плакала: ее глаза покраснели, а на губах застыла скорбная улыбка, которая появляется только после горьких слез.       Еще двое мужчин разделывали дичь чуть поодаль, почти на границе освещенного пространства. Мужчина лет сорока, невысокий и коренастый, с ловкими проворными кистями музыканта или хирурга, и темнокожий статный красавиц лет двадцати. Он улыбался уверенной улыбкой человека, знающего, что он — равный среди равных.       — Эй, Кит! — крикнул он, вонзая охотничий нож в пенек, служивший ему разделочной доской. — Хватит трепать нервы Сэм — помоги с кроликами!       — Катись в пекло, Тернер, я занят! — огрызнулся блондин, не отрывая взгляда от своей подруги. — Сам с ними разбирайся!       — Как скажете, большой белый господин! — карикатурно кланяясь, прошепелявил названный Тернером парень. — Рабство отменили полвека назад, так что оторви-ка зад от бревна, и нанизывай кроликов на вертел. А не то я сам тебя на него насажу!       — Я не стану есть «китятину», — хохотнул шатен. — Лучше останусь голодным!       — Гони его в шею, Саманта! — крикнул мужчина с руками хирурга, ловко орудуя ножом.       Под дружный смех своих спутников, Кит все же оторвался от Саманты и направился к Тернеру и помощнику, тихо ворча под нос:       — Сволочи, ни секунды покоя! Все бы им меня доставать… Эй, Дом, куда вертела подевали? — спросил он у второго мужчины, хлопочущего возле импровизированной разделочной доски.       — У Иана спроси, — буркнул тот, споро сдирая с тушки шкурку. — Эх, жаль, такая шубейка пропадет…       — Они же недавно сменили окрас — какая уж тут шубейка, — отозвался мужчина у костра. — Ты что-то путаешь, Доменик. А вот на жаркое этот красавчик вполне сгодится.       Доменик, мужчина с руками то ли музыканта, то ли хирурга, выпрямился, вытирая пот со лба. Он снял стетсон, и стали заметны широкие шрамы, расчертившие его высокий лоб. Он смущенно оглянулся, но никто из его спутников не собирался пялиться на эти уродливые следы, так что он выдохнул спокойно, и, наконец, бросил последнюю тушку Киту. Тот ловко нанизал ее на вертел и передал сидящему у костра Иану, который соорудил из веток держатели для вертела.       В костре потрескивали дрова, над огнем зажаривались кроличьи тушки, грелась в казанке вода для кофе, Саманта и рыжеволосая девушка быстро нарезали хлеб и сыр. Все было так уютно, так по-семейному, несмотря на холодный завывающий ветер и пугающую тьму, которая обступила со всех сторон. И крик в ночи, разорвавший тишину, был настолько чужеродным в этой атмосфере мирного вечера в компании близких людей, что все они не сразу осознали, что он им не почудился.       Но крик повторился — душераздирающий зов попавшего в беду человека. И вот уже нет мирных путников, остановившихся на привал — есть слаженная, вооруженная дружина. Каждый из них действовал четко и уверенно. Миг — и в руках у каждого было оружие. Тернер сжимал в каждой руке по револьверу, пристально всматриваясь в темноту слева от костра. Рядом с ним, плечом к плечу, стоял Доменик с дробовиком, и так же настороженно осматривал окрестности чуть правее. Кит, проворно отпрыгнувший к Саманте, оттолкнул и ее, и девушку поближе к огню, и вместе с молодым шатеном тщательно осматривали темные монолиты кустов справа от него. Иан, сжимая в руках обрез, всматривался в ночь, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь ниже по склону.       — Помогите! — снова раздалось из темноты. — Кто-нибудь, спасите!       — Там человек? — недоуменно прошептал Иан, потихоньку подбираясь к границе освещенного костром пространства. — Не может быть…       — Стой, где стоишь! — громовым раскатом прозвучал голос дремавшего доселе старика. — Ни шагу далее!       Иан послушно замер, поводя обрезом со стороны в сторону. Его глаза слегка затуманились, когда он пытался уловить хоть какое-то движение в темных зарослях всего в паре ярдов от себя.       — Роджер, там человек, — не глядя на старика, повторил он.       — Он был человеком, — отозвался Роджер, усаживаясь поудобнее на своем бревне. — Теперь он — монстр. Забыл, на кого охотимся? Хватит, сядьте все к огню!       Отряд, послушный приказу своего главы, занял места возле костра. Они все еще настороженно всматривались во мрак, не убирая далеко оружие. Стихли дружеские разговоры, исчезла атмосфера покоя и умиротворения. И только Роджер, казалось, совершенно не разделял тревогу, окутавшую каждого из них. Он преспокойно проверил ножом готовность кролика на вертеле, повернул тушку другой стороной к огню, а после всыпал в кастрюльку с кипящей водой кофе.       — Чего такие печальные, детишки? — хмыкнул он, глядя на притихших спутников. — На вендиго никогда не охотились?       — Да как-то не приходилось, — признался Кит. — Я, вообще-то, недавно с вами.       — Что это за зверь такой — вендиго? — спросила рыжеволосая девушка, прижимаясь к своему другу. — Откуда он взялся?       Роджер проворно снял с огня вскипевший кофе. Разливая его по подставленным кружкам, он, казалось, думал о чем-то отстраненном. Его морщинистое лицо разгладилось, веки немного потяжелели, словно усталость, накопленная за день, брала свое. Однако уверенные движения его ловких рук и собранность жестов говорили о том, что он все еще бодр и полон сил, просто расходует их максимально экономно.       — Что же, пока готовится наш ужин, есть немного времени для моего рассказа, — наконец произнес он. — Кассиус, блокнот! — обратился он к молодому мужчине, обнимающему девушку с рыжей косой.       Кассиус проворно поднялся со своего места и подошел к сваленным около палатки чересседельным сумкам. Из одной из них он достал толстую книгу в кожаном переплете и перьевую ручку. Под внимательными взглядами своих спутников он вернулся на свое место, открыл блокнот и приготовился писать.       Роджер помолчал немного, дожидаясь, пока все внимание не окажется прикованным к нему одному, а после заговорил:       — Кто-то считает, что вендиго — какой-то страшный зверь, что-то потустороннее, что-то, что не относится к роду человеческому, — начал он свой рассказ, глядя в пустоту. — И не удивительно, ведь слово «вендиго» на языке индейцев кри означает «всепожирающее зло». Однако это не совсем так. Да, они живут сотни лет, но все они когда-то были людьми: индейцами, колонистами, шахтёрами, охотниками. Способ превращения в вендиго всегда одинаков. Какой-нибудь особо суровой зимой человек оказывался отрезанным от мира, от помощи. Чтобы выжить, он становился людоедом и поедал остальных членов племени или лагеря.       Саманта поежилась, плотнее кутаясь в свой плащ. Слова старика, безжалостные в своей прямоте, вызывали дрожь во всем теле. Дождавшись, пока Роджер сделает паузу, она спросила:       — Но почему это происходит?       — Во всех культурах мира есть поверья, что, поедая человеческую плоть, ты обретаешь определенные способности — скорость, силу, бессмертие, — вздохнул Роджер.       — Если ты питаешься человечиной постоянно, годами, — добавил Иан, рассеянно поворачивая на подставках вертела, — ты становишься уже… менее человеческим существом. Тебя постоянно мучает голод.       — Вот именно, — согласно кивнул старик. — Каннибализм постепенно заставлял тебя терять человеческий облик и превращает в монстра. Вендиго становились идеальными охотниками, которые умнее, сильнее и быстрее своих жертв. Охота на человека не составляет для вендиго труда, он способен убить человека даже раньше, чем тот его заметит. Особенно хорошо вендиго охотятся ночью.       После этих слов тишина ночи стала казаться еще более жуткой. Она таила охотника куда более опытного, чем они — жалкие людишки, достойные лишь быть жертвами. Каждый из тех, кто жался к костру в поисках тепла и света, понимал, что где-то там за ними наблюдали два горящих голодом глаза.       — И как их убить? — стараясь не выказывать охвативший ее страх, спросила рыжеволосая девушка — новичок на подобной охоте.       — Ох, моя милая Кэт, какой хороший, какой правильный, а, главное, своевременный вопрос. — Роджер хлопнул себя по колену ладонью и с нежностью улыбнулся девушке. — Убить вендиго очень непросто. Они почти неуязвимы для огнестрельного оружия, так как очень быстрые. Холодное оружие способно нанести им вред, но вендиго гораздо сильнее человека, так что продержаться в схватке с ним с ножом невозможно. Есть, конечно, поверье, что серебро причиняет ему какой-то вред, но лично я в эти сказки не верю.       Роджер замолчал ненадолго, раскуривая трубку. Над лагерем воцарилась тишина — все ждали продолжение. Наконец по воздуху поплыл сизый дымок, и Роджер продолжил:       — Есть еще символ «анасази», который мы начертили, где только можно. Он останавливает вендиго, не позволяя ему войти. Индейцы издревле чертили этот символ над входом в свой вигвам. Но самым действенным против этой нечисти всегда был и будет огонь. Он превращает вендиго в горстку пепла. Даже малейшая искра уничтожит тварь. Что уж говорить об этом. — Он широким жестом указал на сумки. — Видите тот ранец? Это — подарочек от нашего немецкого коллеги. Иан, помнишь его?       — Рик? — Иан хмыкнул. — Удалось, значит?       — Мистер Фидлер? — вскинулся Кассиус. — Он был в Штатах? Он сделал его?!       Все время, пока старик говорил, он быстро записывал что-то в тетради, уложив ее себе на колено. Кэт следила за быстрыми движениями кисти, заглядывая в страницу через его широкое плечо. Она молчала, внимательно слушая Роджера, машинально заплетала кончик своей косы и следила за Кассиусом. Наконец, когда он закончил писать и закрыл блокнот, она тихонько спросила, тронув его рукав:       — Что это?       — Дневник, — так же тихо ответил он, накрывая ее руку своей ладонью. — Все охотники ведут такой. Здесь, — он взвесил книгу в ладони, — мы записываем все, что узнаем о нечисти, с которой сталкиваемся. Чтобы наши знания не пропали после нашей смерти, — Кассиус наклонился поближе к Кэт и добавил: — У отца, — он кивнул в сторону Роджера, — не один, а пять таких дневников. Представь только, что эти знания могут исчезнуть. Весь этот опыт. Представила?       Кэт украдкой взглянула на старика. Сколько же раз он выходил на охоту, сколько монстров уничтожил, если его знания не умещаются в одну книгу? Если его опыт столь велик, то его необходимо сохранить для других, таких же, как и они. Сохранить? Но возможно ли это? Да, Кэмпбеллы сохранят его записи, но что же остальные охотники?       — Кассиус, но ведь записи будут только у вас. Что же делать остальным, если они столкнутся с чем-то? — Кэт неопределенно помахала рукой в воздухе. — Таким, с чем встречался только твой отец?       — А копии будут и у Хранителей, — ответил за Кассиуса Иан, присаживаясь рядом с парой зажаренных кроликов для молодых людей. — Когда брат… В общем, когда придет время, я отвезу его записи в Лебанон, к Мортимеру Винчестеру. — Он впился зубами в сочное мясо. — Запомни, Кэт, Винчестеры — Хранители от самого начала, и они отвечают за сохранение информации. Кто-то из его сыновей или внуков перепишет дневник, а мы заберем оригинал.       — То есть, кто угодно из охотников может обратиться к этим Хранителям за информацией? — уточнила Кэт.       — Теоретически — каждый, — сквозь зубы процедил Иан. — На практике придется здорово покланяться этим снобам. Чистоплюи, — процедил он, отворачиваясь.       Кассиус закатил глаза, улыбаясь Кэт. Он украдкой сжал ее руку, отчего та слегка покраснела, с нежностью глядя в смеющиеся зеленые глаза мужчины.

***

      Дождь смывал следы гари на камнях, возвращая им первоначальный вид. Он лил и лил, уничтожая все следы произошедшей схватки. Начавшийся еще ночью, он пропитал влагой все вокруг: деревья, кусты, толстый слой опавшей хвои под ногами охотников. Стена воды ограничивала обзор, но наблюдатель, скрытый в тени, хорошо видел и их, и ту странную штуку, которая убила его самку.       Они пришли на рассвете: бесшумные, как и он сам, крадущиеся в темноте пещеры существа, мало похожие на добычу. Они принесли с собой смерть. Самка не успела уйти, а он — успел. Он был слишком быстрым, а она только недавно проснулась, и, обессиленная после долгой спячки, не могла скрыться.       Он оставил ее в пещере, а сам выбежал через второй ход. Его не заметили, иначе бы сейчас они охотились на него. Он не понимал, как могло случиться то, что случилось, хоть и видел все собственными глазами.       Он обнаружил их еще две ночи назад. Богатая добыча, которой хватило бы и ему, и самке. Он заманивал их вглубь леса, поближе к логову* и к своей паре. Но что-то пошло не так. И вот она горсткой пепла остывает на камнях их логова, а эти странные существа, так похожие на еду, стоят на пороге пещеры и громко и беспечно разговаривают.       О, он мог бы напасть на них. Он быстрее и сильнее их, он — хищник, созданный убивать и пожирать таких, как они. Но странный камень с рукой у их ног пугал его. Камень, плюющийся огнем. И жгучие мухи в их палках тоже пугали его. Они не могли убить, но могли причинить боль. Пусть они медлительны и слабы, но их больше, и у них есть то, что уже уничтожило его самку.       А он хотел жить. Хотел дышать полной грудью, бегать по склонам кряжа. И есть теплое живое мясо. Он дождется, когда они уйдут. А после — после он придумает, что делать дальше.       Он втянул воздух, стараясь запомнить запах этих существ. Рот наполнился слюной — так аппетитно они пахли плотью и пульсирующей кровью. Но еще они пахли дымом и мертвым вендиго.       Они уходили в дождь, унося смерть с собой. А он провожал их взглядом горящих красных глаз, покачиваясь на ветке сосны на высоте в пять человеческих ростов. Его острые кривые клыки обнажились в жутком оскале, длинные худые руки крепче вцепились в дерево. Ему хотелось рвать их плоть, ему хотелось рычать и выть. Но инстинкты приказывали ему спуститься вниз и лечь спать. Его время еще не пришло.

***

      Самолет взревел турбиной, набирая разгон. Я удобно устроилась в кресле, рассматривая разношерстую толпу пассажиров привычным уже «рентгеновским» взглядом, пытаясь определить, не летит ли со мной одним рейсом какая гадость. Счетчик ЭМП тоже помалкивал, так что я решительно закрыла глаза, намереваясь провести три с хвостиком часа полета в блаженном ничегонеделанье.       — Уважаемые пассажиры, вас приветствует экипаж самолета Airbus А319, совершающего перелет по маршруту Канзас-Сити — Лас-Вегас. Наш самолет приземлится в аэропорту Мак-Карран через три часа пять минут. Просим вас пристегнуть ремни безопасности…       Дальше я уже не слушала, нацепив наушники и включив Kaleo. Все, что хорошо поставленным голосом сообщала стюардесса с ослепительной улыбкой, я слышала не раз. Полностью погружаясь в музыку, я мысленно завела «внутренний будильник» на два часа вперед, погружаясь то ли в дрему, то ли в полноценный сон. В таком состоянии мысли, терзающие днем, слегка притупляли свою агрессивную настойчивость, плавно перетекая из сознания в подсознание и обратно. Их можно было рассортировать, обдумать, осознать и принять к сведению. Чем я и собиралась заняться в отведенные пару часиков.       Первым из подсознания выплыло лицо Сэма Винчестера, и я улыбнулась. Этот гигант положительно влиял на мое настроение, заставляя улыбаться, как ненормальную. Хороший парень, жаль, с охотой связался! Вспомнилось, как он обнял меня на прощание у входа в Бункер. Одной левой рукой — правая оставалась в перевязи на всякий случай.       — Не задерживайся там, ладно? — Теплый взгляд серо-зеленых глаз, чуть смущенная улыбка. И знакомое лицо, теперь принадлежащее другому человеку. Странная шутка судьбы — моя связь с их семьей, пронесенная через десятилетия, парадокс. И как мы раньше не пересеклись?       Потом ко мне подошел Дин. И, даже от воспоминаний об этом, у меня гулко застучало сердце. Улыбка на его губах была одновременно и извиняющейся, и горькой. В глаза он смотрел как-то урывками, мимолетно, в основном разговаривая с моим плечом.       — Ты извини за то, что ударил тебя. — Он рассеянно кивнул на мой припухший подбородок, на котором из-под тройного слоя тонального крема все же проступал лиловый синяк. — Я не хотел.       — Хотел, — хмыкнула я, — но не ты, так что не рефлексируй по этому поводу.       Дин кивнул рассеянно, сцепил запястья за спиной, неловко раскачиваясь с пятки на носок.       — Ну, в общем, спасибо тебе. За все, — слова давались ему с трудом. — Ты здорово помогла Сэму. Вот…       Слева послышался сдавленный смех Сэма.       — Мы — не пара, выдохни. — Прозвучало одновременно с моими словами:       — Да все нормально, не напрягайся!       Мы с младшим Винчестером переглянулись и дружно фыркнули, наблюдая смену выражений на лице старшего из братьев. И лично меня в этой веренице эмоций порадовала промелькнувшая на долю секунды мужская многозначительная ухмылочка.       Ладонь стюардессы легла на мое плечо.       — Мэм, напитки? — ее дежурная улыбка вызывала оскомину.       — Лимонный чай, пожалуйста! — я улыбнулась в ответ, искренне радуясь тому, что меня выдернули из этого полусонного состояния. Потому что мои мысли свернули куда-то не туда.       Она убежала дальше по проходу, предлагая напитки, а я потягивала свой чай, украдкой листая дневник Кассиуса. Я не искала какую-то конкретную информацию, а просто смотрела на знакомый почерк, пытаясь уловить суть. Вот торопливые записи о вендиго, сделанные в 1901 году. Тогда мы впервые охотились с огнеметом Рихарда Фидлера. Неровные строчки, прыгающие буквы. Вот вервольфы, вот ламия… Здесь он писал, сидя с комфортом за письменным столом — буквы сплетаются в причудливую вязь, изящные и аккуратные. Последние записи все точно такие же.       И в самом конце — информация о Меченосце. Торопливая запись, как бывало и раньше, у походных костров под диктовку Роджера. Самая последняя из всех.       Меня тревожило это несоответствие, хотя я не могла даже себе ответить на вопрос: «Почему?». Я размышляла над ним все три часа полета до Лас-Вегаса. И после, в такси, добираясь до отеля, раз за разом мысленно возвращалась к этому моменту. Последняя запись. Сделанная в 1949 году, незадолго до его смерти. Я это точно знаю — Энн сказала, что он продолжал писать даже в тот день, когда остановилось его сердце.

***

1949 год, Небраска       Теплый ласковый ветерок влетал в открытое окно, неся с собой запах цветов и свежескошенной травы. На заднем дворе лаял щенок, гоняясь за мячиком, заливисто хохотал ребенок, изредка раздавались глухие удары мяча о забор. С первого этажа доносились мирные звуки домашних хлопот: надрывался пылесос, большой громкий монстр, звенела посуда, и поднимался умопомрачительный аромат готовящегося обеда.       Старик на постели приоткрыл устало глаза. Иссушенное тело его едва виднелось под теплым одеялом, которым его укутали заботливые руки жены. Белые, как снег, волосы сливались с ослепительной белизной подушки; глубокие морщины исчертили лицо, бывшее когда-то красивым. От былой красоты остались лишь высокий лоб, да глаза, такие же яркие, как и полвека назад.       Девушка у порога вздрогнула, когда их взгляд остановился на ее лице. Она неловко поправила манжеты модной блузки, пригладила растрепанные ветром волосы и смущенно улыбнулась, пытаясь сдержать слезы.       — Ты же знаешь, я не могла не приехать, — прошептала она, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.       — Знаю, — ответил старик, и закашлялся. — Я ждал тебя.       Она сорвалась с места, бросилась к нему, уже не сдерживая рыданий. Упала на колени возле постели, спрятала лицо в его ладони.       — Ох, Кассиус, почему так? Почему я не могу пойти за тобой?       — Кэт, хорошая моя… Не надо, не плачь. — Кассиус и сам едва сдерживал слезы, осторожно проводя искривленными старостью пальцами по коротким рыжим кудряшкам. — Боже, я так соскучился!       — Почему ты запрещал мне приезжать? — сквозь всхлип спросила она, не шевелясь.       — Чтобы ты не видела все это. — Он неопределенно махнул рукой. — Чтобы ты не видела, как я старею.       — Глупый старый мальчишка. — Ее глаза светились нежностью и слезами. — Я люблю тебя, я всегда буду любить одного тебя…       Кассиус зашелся сухим рвущим нутро кашлем. Кэт вскочила на ноги, лихорадочно налила в стакан воду из графина на прикроватной тумбе, поднесла его к пересохшим губам.       — Пей.       Он сделал несколько глотков, отвернулся. В его глазах стояли непролитые слезы, но голос был тверд, когда он сказал:       — Ты должна смириться. Ты сделаешь это для меня. Слышишь, Кэт? Ты не станешь оплакивать меня.       — Ты же знаешь, что буду, — она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась горькой и неестественной.       — Знаю, — так же печально усмехнулся он. — Но я должен был попросить. Теперь не перебивай меня. Мой дневник заберешь себе — у Кэмпбеллов и без него достаточно материалов. И мой старый кольт. Они в тумбе. Дальше. Постарайся пока не попадаться никому на глаза, чтобы не было вопросов. Но, я умоляю тебя, присмотри за мальчиками. И не бросайся сломя голову в очередную авантюру. Пообещай мне, что будешь беречь себя.       Ему было тяжело говорить. Но он продолжал, слабеющей рукой сжимая пальцы Катарины. Его зеленые глаза становились все тусклее с каждой секундой, взгляд неподвижно застыл на ее лице. Он был уже не совсем здесь, расслабленный и спокойный.       — Кассиус… — всхлипнула Кэт, уже понимая, что это — конец.       — Тебе так идет эта блузка, — вдруг улыбнулся он. — Больше, чем та, предыдущая…