***
Германия вздрогнул, когда услышал довольно-таки громкий возглас Северного Италии. Про себя он чертыхнулся — куда же этот итальянец уже смог вляпаться? А то, что это голос именно Феличиано, подсказывал опыт. Слишком часто Людвигу приходилось спасать его из всяких передряг. Он окинул взглядом Пруссию, Францию и Канаду: они с интересом осматривали местность. Кстати, они, если говорить честно, даже толком и не разговаривали. Просто они все не видели смысла это делать: надо сначала найти Англию — он-то и сможет им все пояснить. Им ещё повезло, что они оказались неподалёку друг от друга, но, похоже, Северного фортуна любила чуть меньше. Хотя надо ещё найти Америку, Китай, Южного Италию… Людвиг почему-то чувствовал себя ответственным и поэтому мысленно посетовал на судьбу, а потом окликнул стран и экс-Пруссию: — Эй, пойдём! Я, кажется, слышал Феличиано. Нужно скорей найти его, чтобы мы не разминулись друг с другом и собрались все вместе. Мне почему-то кажется, что должно произойти что-то. Все сразу как-то подобрались и последовали за Байльшмидтом. Германия сразу же направился к голым и колючим кустам, не обращая внимания на возмущённый вскрик Франции о том, что он не полезет никуда. Людвиг остановился прямо перед «препятствием», посмотрел на него исподлобья, и Франциск, хмыкнув, все же сдвинулся с места. Людвиг вновь повернулся к кустам, но услышал отборную ругань вперемешку на русском и немецком, после чего его окликнул Гилберт, стоящий чуть правее. И что-то насторожило Германию в его голосе, но он не придал этому значения, вскинув бровь и спросив: — Что случилось? — он уставился на брата, ожидая причины задержки. Ныне Калининград медленно повернул голову и убитым голосом попросил: — Подойдите-ка ко мне. Либо у меня серьёзные глюки, либо это зашибись как странно и очень невесело. И мы в полной жопе. Страны заинтересованно обступили старшего Байльшмидта. — Что-то не так, mon cher? Пруссия лишь наглядно попробовал схватиться за ветку. Но у него не получилось. А другим стало не по себе. Всё просто: его рука прошла насквозь, так и не задев ветки. — Подождите, но к-как такое возможно?! Что за diablerie?!* — Бонфуа всерьёз испугался. Гилберт свёл брови и ответил: — У меня такой же вопрос. И мне это совсем не нравится. Германия с серьёзным лицом попробовал проделать то же самое. Его всего передернуло — ощущение… Было, как бы… Не очень приятным. Странным. И, как и брату, ему было уже совсем невесело. Он взглянул на Мэттью — тот сжимал в руках Кумаджиро и сверлил взглядом кусты. — Такого не может быть, — тихо начал Вильямс. Все направили взгляд на Канаду. Он немного смутился, но продолжил. — Если уж мы можем ходить по земле, чувствовать холод… Вряд ли мы бы не могли с такой же вероятностью дотронуться до чего-то другого так же, как дотрагиваемся до земли и снега, — он демонстративно поднял и опустил ногу, а потом попробовал прикоснуться до рядом стоящего дерева. Не получилось. После этого он хмуро заявил. — Это против законов физики. Людвиг осмотрел всех, пребывающих в глубокой задумчивости. И сказал, твёрдо решив, что будет делать дальше: — Сейчас идём за Феличиано. Он бросил взгляд на небезызвестные кусты. — И нам надо срочно найти Англию.***
Они довольно долго бродили по лесу, как минимум, час, пока не встретили Китай вместе с Романо и Кику. Они тоже были явно не в лучшем расположении духа. Даже Южный Италия не поддел Германию, выглядя как-то слишком отрешенно. После этого минут через десять им навстречу вышли Америка и Англия. Как только они подошли друг к другу, то задали, точнее, задал Китай, вполне резонный вопрос: — Где мы? — Ну, явно не где-то в Африке! — тут же съязвил близнец Феличиано. Германия покачал головой. Опять, похоже, ему придётся взять все в свои руки. — Есть ли какие-то предложения? Мне кажется, что мы либо в России, либо в Канаде, — высказался младший Байльшмидт. Тут же Америка отозвался: — Если бы мы были в Канаде, то Мэтт сразу бы почувствовал это! — после этого он уставился на своего брата. — Мэтт? — Нет, Альфред, мы не у меня, — он сильнее сжал Кумаджиро, зарываясь носом в его тёплую шёрстку. — Так, хорошо, получается, мы в России. С этим разобрались. Теперь к тебе, Артур, — на этих словах Керкленд поднял свой взгляд на немца. — Почему мы тут? Ты, вроде бы, попросил Мороза показать слабости Брагинского, — Артур кивнул, после чего ответил: — Он ещё сказал, что «покажет то, что мы и в страшном сне не могли представить». Мне это не нравится. Значит, скорее всего, он нам укажет на них. Но... — он резко замолчал, будто бы только что вспомнил что-то важное. Все ждали продолжения, но Англия, кажется, не собирался дальше говорить. Япония, видя, что никто не спешит продолжить, поинтересовался: — Что такое, Англия-сан? — Керкленда словно ледяной водой облили: он вздрогнул и с удивлением посмотрел на Кику. — Вы, наверное, уже заметили, что… — Мы не можем тут ничего трогать? — закончил за него Франциск. Артур возмутился не так сильно, как хотел, ведь Франциск сказал всё правильно. Все закивали. — И что это означает? — спросил экс-Пруссия, рассматривая свои руки. Он отчётливо помнил это отнюдь не приятное ощущение. — Это означает то, что мы сейчас находимся либо в прошлом, либо в воспоминаниях России, либо в настоящем. В первых двух вариантах мы вполне логично не можем притронуться к чему-то, хотя почему-то ощущаем холод. Значит, мы в воспоминаниях. Так как мне кажется, что мозг также запомнил и температуру вокруг. Но мы можем притоптать снег, — он демонстративно поднял и опустил ногу, и послышался характерный хруст. — Что не сходится с тем, что мы в воспоминаниях. В прошлом нам бы также не дали вообще ни к чему прикасаться. Надеюсь, все знают про эффект бабочки? — и, не дождавшись реакции на свой вопрос, продолжил. — Хотя если и не знаете, то догадаетесь. В настоящем мы не можем быть по той причине, что я не чувствую своих людей. Совсем. Все тут же вздрогнули, поскольку сначала не обратили внимания на это. — Так где мы, всё-таки? — спросил Романо. Ему всё это не нравилось. — В том-то и дело, что я понятия не имею, — честно ответил Англия, задумчиво смотря куда-то вдаль. Наступила оглушающая тишина. Все обдумывали каждый своё, но никто так и не сказал ни слова. Снег тихо кружился в воздухе, солнце, пробивающееся сквозь темно-зелёные иголки могучих елей, забавно играло на мягком покрывале снега. Хонда бы и вправду и дальше бы наслаждался этим пейзажем, но мешал ужасный холод и сама ситуация, в которой они все оказались. Ну и зачем, спрашивается, они вообще это затеяли? Почему Кику не ушел? Ведь совсем недавно, вроде бы, их отношения с Россией сдвинулись с мертвой точки явно в лучшую сторону… А если Иван узнает об этом? Как он отреагирует на это? Возненавидит? Врежет им всем? Или что похуже… Хотя Япония не понимал, почему же Яо отправился с ними, даже не попытавшись остановить? Кику всегда казалось, что если Китай и Россия и не друзья, так хорошие приятели… Это… Странно. Да и сам Мороз… Разве?.. Но размышления Хонды прервал громкий вскрик. Все сразу встрепенулись и начали вертеть головами: не показалось ли? А когда крик повторился, все, не раздумывая, бросились в его сторону. Они бежали минуты четыре, не больше, когда наткнулись на то, что их удивило и даже испугало. Точнее, испугало не всех. Не изменился в лице Китай. Он, только увидев их краем глаза, понял, куда они попали. Он остановился в паре метров от колонны, впереди которой ехали два всадника с узкими глазами, желтоватой кожей, одетые в теплые шкуры и обвешанные золотом. Они сидели верхом на вороных конях с сильными ногами, что угадывало в них то, что народ, который разъезжает на таких конях, явно кочевой. На поясах у всадников висели мечи и хлысты. Несколько таких же людей, но только пеших, шли по бокам «колонны» из людей. Все люди, явно крестьяне, были побиты и замучены: их одежда, состоящая из простых прохудившихся рубах и коротких штанов, местами пропиталась кровью и грязью, руки, связанные впереди веревкой, покрывали синяки и царапины. Под глазами у них залегли темные круги, щеки были впалые, с нездоровым румянцем. Сама колонна была относительно маленькой, где-то человек тридцать, не считая тех, кто следил за ней. Но привлёк всех не сам вид её, а то, что несколько «стражей» столпились вокруг чего-то или кого-то. Именно туда страны и направились. Все люди, стоящие рядом, сжались и, как показалось Романо, женщины даже плакали. Впрочем, для стран сама причина этого открылась спустя пару секунд, когда один из узкоглазых отошел, с отвращением прошептав: «Чёртовы русские свиньи», после чего плюнул под ноги кому-то из пленников. Он отошёл дальше, чтобы что-то сказать. В это время страны успели осмотреть то, что они бы предпочли не видеть: на земле лежала еще совсем молодая, босая и такая хрупкая девушка, у которой было перерезано горло. Кровь залила всё пространство вокруг ее головы и ещё лилась из раны. Её глаза уже успели потерять свой живой блеск и остекленели. Франциск отвернулся и закрыл рот ладонью, пытаясь сдержать тошноту. Он услышал, как испуганно вскрикнул Северный Италия перед тем, как отскочить на метр, если не больше, так же, как и Франция, прижимая ладони ко рту. В уголках его карих глаз, не на шутку перепуганных, собрались капельки слез. Канада тихо пискнул, перед тем как сильно сжать своего медведя, пряча лицо в его шёрстке. Япония отошел на пару метров назад, поэтому Франция не мог увидеть его реакцию. Германия, кажется, только отошел на шаг назад, прикрыв глаза. Пруссия с сожалением посмотрел на девушку, покачав головой, — такая молодая… Романо сжал кулаки и опустил голову так, что чёлка скрыла его глаза. Он… Он всегда болезненно переносил смерть, если она приходила за представительницами прекрасного пола. Альфред дрожащей рукой провел по своему горлу, шумно сглотнув, а потом снял свои очки, буквально вдавливая свои пальцы в глаза. Англия поражённо уставился на труп, тряхнул головой, после чего отошел чуть дальше. — Вы, тупые животные, — вдруг раздался грубый голос. — Если будете сопротивляться, то последуете за этой вшивой девчонкой на тот свет, — послышался хохот, после чего пара мужчин, всё ещё стоявших рядом с телом девушки, пнули ее пару раз, а потом начали подгонять других, чтобы они продолжили идти. Страны так бы и остались стоять, если бы не Англия, окликнувший их: — Пойдем! Мне кажется, что они приведут нас куда-то, — все поспешили пойти за «колонной», поскольку других предложений насчет того, что делать дальше, у них не было. — Что… Что только что это было? Где мы оказались? — как-то нервно спросил Джонс. — Я не зн… — начал было Артур, но его прервал хмурый Китай: — Золотая Орда. Мы оказались в том времени, когда Россия была под властью Золотой Орды. — Прекрасно, блять, — прокомментировал Гилберт, примерно понимающий, что их ждёт дальше. Следующие пару минут они шли, не разговаривая. Но тишину нарушил Гилберт, решивший поделиться своей догадкой: — Значит, мы все же либо в воспоминаниях, либо в прошлом, — заметил он, пытаясь найти что-то взглядом. — Скорее всего, да, — согласился Альфред, после чего удивленно посмотрел на экс-Пруссию. — Ты что-то ищешь? — Брагинского, — просто ответил старший Байльшмидт. Он словил пару вопросительных взглядов и пояснил: — Если уж это воспоминания России, то логично, что где-то тут должен быть и он.После этого все шли молча.
***
Через полтора часа, показавшихся для некоторых вечностью, они увидели вдали высокий черный забор из заостренных досок, за которым расположились невысокие юрты. Персонификации переглянулись между собой и пошли вперёд «колонны». Когда они подошли ко входу, то Людвиг остановил их и сказал: — Мне кажется, что нам не надо разбиваться. Мне это место не вселяет доверия. — Согласен, — отозвался Альфред вместе с Китаем. Остальные лишь кивнули в подтверждение. Они бродили между юрт не так уж долго. Вообще, тут было относительно тихо и спокойно. Странным было то, что в основном они увидели только женщин. Впрочем, они не спешили с выводами, решив пройти лучше в центр «поселения». В самом «сердце» стояла большая юрта, украшенная разными узорами и шкурами. Англия, не раздумывая, зашёл в жилище, поморщившись от ощущения, далёкого от приятного. За ним подтянулись и другие. Сначала показалось, что тут никого не было, но как только Людвиг решил осмотреться, то заметил высокую фигуру, сидящую на шкурах. Германия чувствовал, что он тоже государство где-то на интуитивном уровне. Он уже хотел обратить внимание других на мужчину, как увидел, как все с нескрываемым любопытством осматривали паренька лет девяти, так подозрительно похожего на Россию*. Он был одет в легкую рубаху, пропитанную в некоторых местах кровью и испачканную в грязи. В такие же тонкие штаны, чудом держащиеся на мальчишке. Все руки и ноги, как и у крестьян, которых они встретили, были покрыты синяками и ссадинами. На шее виднелся тёмно-лиловый синяк, появившийся явно после того, как мальчика хотели задушить, видимо, веревкой. Вся его кожа была невероятно бледной, и всё, что выдавало в этом ребёнке Россию, — это огромные, светящиеся ненавистью и дьявольским огнём лиловые глаза. Байльшмидту стало даже как-то не по себе. Как он, солдат, не смог услышать чьи-то чужие шаги, — оставалось для него загадкой. Но по-настоящему страшно ему стало лишь тогда, когда в ладони у Ивана появилось оружие. Нож с остро заточенным лезвием, сверкнувшим на свету, когда тонкие пальцы сжали его рукоять. Они все с замиранием сердца следили за действом, разворачивающимся на их глазах. Единственное, что они точно знали об Иване того времени, так это то, что он собственными руками убил воплощение Золотой Орды. Тем временем Брагинский осторожно подкрался к мужчине, сидевшему к нему спиной. Россия, сильнее сжав рукоять будущего орудия убийства, поднял его над головой, готовый нанести удар. Все страны замерли. Неужели на их глазах происходит именно то, о чем они думают? Казалось, что время остановилось. Все «гости» думали лишь об одном.Неужели то, о чем они даже боялись упоминать…
Рука стала стремительно опускаться, нацеленная на удар в шею.…произойдёт…
Лезвие опасно сверкнуло.Прямо сейчас?
Но не успел маленький Россия и пискнуть, как нож точным движением руки был выбит из тонких и слабых рук, а шея очутилась в кольце из пальцев, начинающих медленно душить. Нож, звякнув, отлетел в сторону Японии. Но, впрочем, никто на это даже не обратил внимание. Бледные руки тут же потянулись к тонкой шее, чтобы разжать слишком сильную и грубую хватку. Батар Шона*, видимо, умилившись таким бесполезным и ничтожным жестом, лишь усмехнулся, не переставая сдавливать горло так, чтобы было больно и не хватало воздуха, но не смертельно. Этот мальчишка слишком ему нравился. — Ну что же ты так неаккуратно, Ваня? — с издевкой спросил монгол, с удовольствием чувствуя, как дёрнулся мальчик в его руках. — Надо было тише, а нож ты держал неправильно. Ну-ну-ну, неужели ты и вправду хотел убить меня вот так вот? Хах, — он на секунду прикрыл чёрные глаза. А потом распахнул их, и в них отразился гнев, опасно блеснувший и потонувший в черноте зрачка. — Ты слишком недооцениваешь противника, мой Иван. Я разочарован, — он резко дернул ребёнка на себя, после чего бросил его прямо под ноги к воплощениям. Брагинский вскрикнул, когда ударился спиной о твёрдую землю, и тут же закашлялся оттого, что воздух наконец-то полностью заполнил лёгкие, которые тут же закололо. Он рукой незаметно смахнул слезы, собравшиеся в глазах. Страны с ужасом наблюдали за тем, что происходило в данный момент. Они бы тут же бросились помогать, но просто не могли физически это сделать. Батар же встал со своего места и поправил длинные тёмные волосы, заплетенные в косу. Надо было наказать мальчишку, чтобы впредь не было этого цирка. Он приблизился к Ивану и присел на корточки. Шона поднял руку и провёл пальцами по щеке пленного. — Надо мне тебя наказать… — он удовлетворенно хмыкнул, когда ощутил, что Ваня буквально застыл. Как и все остальные. — Я даже не знаю, что же с тобой сделать, чтобы запомнил этот урок и более не пробовал делать бессмысленное… — П-пожалуйста… — тихим голосом начал Иван. Монгол взглянул в лиловые глаза напротив. — Н-не надо… Я всё понял. Об-бещаю, такого больше не повторится! — он посмотрел с такой мольбой в глазах, что Батар рад бы отделаться просто этим, но он был твёрдо уверен, что Иван попытается ещё не один раз, если не закрепить результат болью. А также страхом перед наказанием. — Я тебе верю, мой Ваня, но мне всё же придётся тебя наказать, — внутри Ивана все перевернулось. — Сорок ударов розгами, — а потом рухнуло куда-то вниз. — Если будешь кричать или скулить, то будет больше. Понял? — Брагинский сглотнул и попытался подавить слезы, подкатывающие к глазам. Потом он затравленно кивнул. — А потом, — кажется, что Иван чуть ли не слился с цветом снега, когда услышал продолжение, — было бы хорошо, если бы на тебя бы надели ошейник и кандалы. Они бы прекрасно смотрелись на тебе. А теперь пойдём, нам надо ещё приводить твоё наказание в действие. Батар рывком поставил маленького Россию на ноги, после чего быстрым шагом вышел из юрты. Брагинский, еле переставляя ноги и содрогаясь только от мысли, что же будет дальше, пошатываясь и обнимая себя за плечи, вышел следом. В помещении стало тихо. Никто не мог вымолвить и слова. Хотя нет, кое-кто смог. — Сорок ударов… — на грани слышимости сказал Англия, представляя ту страшную картину, которая должна быть после «наказания». — Розгами… — сдавленно прошептал Япония, мутным взглядом уставившись куда-то в ковёр. — Сорок! — бешено взревел Гилберт, размахивая руками. — Он что, совсем поехал?! Иван же ещё ребёнок! Какого чёрта? Чем он там думает?! — сейчас из его глаз буквально сыпались искры. — Подождите! — резко прервал тираду Байльшмидта Америка. — Ошейник? Серьёзно? Надеть на персонификацию страны ошейник? Я не ослышался? — Нет, — коротко бросил Германия. — Артур, но разве так можно?! — Альфред явно не понимал, с какого такого права этот Батар так обращался с Иваном. — Можно, — тускло ответил он. Но тут же прервал Джонса, который хотел опять возразить. — И с тобой можно было бы так же. И с Канадой, — он кивнул на Мэттью, неестественно бледного и, кажется, дрожащего. — Так можно поступать с любым, кто попал под твою власть. Ты становишься полноправным «хозяином» как и земель, так и самого воплощения. А сейчас Россия — что-то вроде колонии Золотой Орды. Все молча начали выходить из помещения. Англия заметил, как сильно прижался Феличиано к Людвигу, а тот обнимал его. Заметил, как Канада что-то шепнул Франции на ухо, а Бонфуа ответил на это печальной улыбкой, потрепав Вильямса по волосам. В юрте остались лишь Америка, для которого, видимо, открылась самая поражающая вещь, и Артур. Он подошёл к Джонсу, похлопал его по плечу и хотел уже отправиться вслед за остальными, как почувствовал, что его сжимают в крепких объятьях. Альфред сомкнул свои руки на его талии, лбом уткнувшись в плечо. — Аме… — Спасибо, — кольцо из рук сжалось сильнее. — Спасибо, что не был, — он сглотнул. — таким. Артур улыбнулся и хотел уже назвать Альфреда дураком, как тот продолжил: — Спасибо… Спасибо за то, что был мне братом, — у Керкленда будто бы из легких воздух выбило. Он сжал ладонью руки Джонса, после чего ответил: — Не за что, придурок, — парень сзади, кажется, хихикнул, после чего разжал объятья и дал Англии повернуться к нему и потрепать его по волосам, беззлобно сказав: — Пойдём уже, горе-герой.***
Все они собрались на чём-то, похожем на маленькую поляну. Снег на ней был убран, посередине стояло массивное бревно с приколоченными сверху и снизу досками, а прямо напротив него расположилось кресло, в котором сидел Шона. Он смотрел на Ивана, босого, без рубахи, трясущегося на холоде от страха, и думал, что он назначил слишком жестокое наказание, но уже не мог ничего сделать — он понимал, что если сейчас отступит, то к чертям полетит весь трепет, уважение и ужас, которые Иван должен испытывать, чтобы беспрекословно подчиняться ему. Розги уже подготовили, несколько монголов стояли с верёвками — они ждали лишь сигнала от Батара. Он в последний раз окинул взглядом мальчишку, все ещё ждущего чуда, после чего кивнул. Брагинского тут же схватили и повели к столбу, привязывая руки и ноги к доскам. Мужчины отошли и взяли в руки розги. Они, как и прежде, ждали команды. Батар же не спешил — он смотрел на ссадины на спине мальчика, которые тот заработал, когда его бросил Шона. Спустя ещё минуту воплощение Золотой Орды поинтересовался: — Помнишь ли ты условия, Иван? Мальчик чуть заметно кивнул. — Что же, прекрасно, — он посмотрел на своих детей и отдал приказ. — Начинайте. Первый мужчина, что был чуть повыше, замахнулся. В воздухе послышался свист. Иван вздрогнул и прикусил губу — на спине буквально через секунду уже красовалась красная полоса. Первые три удара он стерпел, но Шона резко остановил их — воплощениям уже подумалось, что пронесло, но они с ужасом осознали, что не для этого он остановил «наказание», когда он произнёс: — Почему вы бьёте не во всю силу? Разве я приказывал жалеть наглеца, попытавшегося меня убить?! — монголы вздрогнули, боясь гнева своего отца. Им ничего не оставалось, кроме как подчиниться воле персонификации. Послышался свист. На пятом ударе Северный Италия не выдержал: — Я-я… Я не могу смотреть на это! — по его щекам уже бежали слезы, но когда он попытался отвернуться, то не смог и шелохнуться — он будто бы застыл. В их головах тут же раздался трескучий бас Мороза:«Вы хотели знать, значит смотрите, не отвлекаясь! Я обещал вам показать то, от чего кровь в жилах стынет, так не закрывайте глаза! Таково ваше желание, а за слова надо отвечать. Смотрите, смотрите и дрожите, несведущие, что такое настоящая боль!»
Феличиано всхлипнул. Как же жестоко. Иван, нет, Ваня, ещё ребёнок, а уже испытывает эту боль. В его возрасте Италия… Италия бы не выдержал и дня. Романо, хоть и был с виду плохим и бесчувственным парнем, но на то, как издеваются над кем-то беззащитным и слабым, без боли смотреть не мог. Что бы про него не говорили… Франциск смотрел на всё это и не мог унять бешено колотящееся сердце, обливающееся кровью. Глаза предательски щипало, и даже Мэттью, прижавшийся к нему и дрожащий, как лист на ветру, не мог успокоить его. Кику стоял рядом с Китаем, у которого недвусмысленно дергались плечи: кажется, он плакал, смотря, как на спине Ивана появились первые кровоподтёки. Сам же Хонда боялся позорно захныкать в голос. Гилберт был явно подавлен, слыша очередной свист и последовавший за ним хлёсткий звук. Во время войны он видел и не такое, но… Он не понимал, зачем же так жестоко обращаться с Иваном, да ещё и ошейник… Он что, собака какая-то, чтобы его на цепь сажать? Людвиг в бессилии сжимал кулаки, с сочувствием поглядывая то на Феличиано, прижавшегося к нему, то на Россию, на чьей спине не осталось места, где бы не прошлась одна из розог. Он бы с удовольствием остановил все это… Но он не мог ничего поделать, лишь глухо рыча от отчаяния, накатившего на него. Англия и Америка стояли рядом, ведь Альфред мертвой хваткой вцепился в руку Артура. По щекам Джонса бежали слезы, которые он, впрочем, и не скрывал. Он лишь губами шептал: «Иван, Иван, бедный…». А что Артур? Он расширившимися от ужаса глазами смотрел на то, как вся спина Брагинского очень быстро превращается в кровавое месиво. Он не мог поверить своим глазам, проклиная себя за то, что затеял все это. Все закончилось достаточно быстро, и, когда последний удар был сделан, Батар приказал развязать мальчишку. Иван же, не удержавшись на ослабших ногах и задыхаясь от немых рыданий, упал на холодную землю, сгребая её пальцами, дрожа от импульсов боли, исходивших от спины и разносящихся по всему телу. Когда Ивана освободили, то страны, которых отпустило от действия Генерала, не удержавшись, также рухнули на колени, пытаясь отдышаться. Шона же неспеша подошёл к своему пленному и, схватив его за пепельные волосы, заставил посмотреть себе в глаза. Из прокушенной губы текла кровь, пачкая подбородок, капая на землю. — Надеюсь, ты усвоил урок, ведь так? — Брагинский быстро и чуть заметно кивнул. — Хорошо, а то бы, — он повернул свою голову и голову маленького России в сторону воткнутых в землю кольев. Когда «гости» посмотрели, то тошнота подошла им к горлу. На одном из кольев была нанизана голова светловолосой женщины, глазницы которой были пусты и зияли темнотой. — Мне пришлось бы поступить с тобой так же, как и с Киевской Русью. Из глаз Ивана пролились слезы — он не мог сдерживать себя. — И, — продолжил монгол, — я тебе посоветую кое-что, — он наклонился к уху ребёнка, но страны все равно расслышали, что он хотел сказать. — Улыбайся. Улыбайся, если тебе больно. Улыбайся, если тебе плохо. Улыбайся, когда убиваешь. Улыбайся, чтобы никто не смог понять, что у тебя на уме. Замени все свои эмоции на лице на улыбку. И заставь других трястись от страха, когда ты улыбаешься. После этого страны закружило в снежном вихре, и их накрыла темнота. У них до сих пор эхом звучали последние слова Батара.Они даже не могли представить, что же их ждёт дальше.