Где же проходит грань безумства стран?
Он помнил, как эмоционально отреагировал на порку Ивана розгами, и это заставило его вспомнить кое-что из своей истории и вообще чуточку разобраться в своем поведении. Мэттью не был добряком. Однозначно, нет, даже наоборот, он был довольно груб и холоден, несмотря на его «маску», к которой он настолько привык, что теперь дрожание тихого голоса и смущенный вид стали настолько привычными действиями, как пить или есть, чтобы просто существовать. Иногда Вильямсу казалось, что он — двуличная тварь, пушистая снаружи и колючая внутри. Но иногда ему казалось, что они смешиваются — маска и его внутренний мир комбинируются, отражаясь в язвительных и грубых мыслях, но совершенно другом проведении — робкой милой улыбке и легкой бесшумной походке, умилительном наклоне головы и ощущении той теплоты, что отходила от него. Это было странно. Будто бы внутри него две совершенно другие личности. Совсем разные, а он — Мэттью, он настоящий, не эти крайности, — не властен над своим телом. Ощущение пустоты и потерянности, дисбаланса и чужеродности внутри себя — вот что он чувствовал, оставаясь один на один с собой. Вильямс думал над этим, и пришел к неутешительному выводу, что он не одинок в своем ощущении — его взгляд метнулся на заинтересованного Альфреда, пытавшегося разглядеть что-то через толпу — и он усмехнулся. Этому яркий пример — его старший братишка Америка, ебучая тварь и подлец внутри, но веселый и безбашенный придурок снаружи. Только Мэттью и, пожалуй, Артур и, на удивление самого Канады, Франциск, замечали его маниакальные улыбочки, злые подлые глаза и дерганье ниточек у себя за спинами. Китай и Россия не в счет — они с самого начала не доверяли Джонсу, особенно Ван, который вообще не воспринимал Америку и на дух его не переносил. Мэттью не помнил, чтобы Альфред был таким с самого начала. Он был милым, добрым, нежным и наивным. Отчего Уильямсу хотелось врезать ему хорошенько, чтобы он захлебнулся кровью и перестал мечтать о мире во всем мире, доброте и взаимовыручке без личной выгоды. Он не знает, влияние ли Артура, или что-то другое так повлияли на Альфреда, но при последующей их нескорой встречи Мэтт дико улыбнулся, лишь встретившись взглядами с Америкой. Монстр внутри него радостно и предвкушающе зарычал, почувствовав того, с кем имел родство. Канада не был дураком. Поэтому отдал роль «плохого копа» Америке. А сам стал тенью, в душе лишь смеясь и злорадствуя, когда у врагов Альфреда или у самого братца случалась беда. Альфреду не обязательно знать, что самые страшные мысли и идеи он почерпнул из шепота и маленьких уловок Вильямса. И это забавляло. Ему уже не измениться, не исправить свой разум и не очистить его и рассудок от серной кислоты злобы и ненависти, поэтому он лишь сдерживает себя, отдавая всего себя нелепой и, как неожиданно, увлекательной игре на политической и личной арене. Он — злобная тварь и морально нестабильный урод, у которого бывают бзики, всплески жалости и перепады настроения. Он — всего лишь маленький-милый-безобидный братишка Америки Но, к сожалению или к счастью, Альфред все еще был тем самым маленьким мечтателем, несмотря на все то, что он сделал и что видел. Его очень легко вывести из себя и морально расшатать. Чего стоит только вспомнить его слезы. Глупый-глупый братец! Ему уже пора выбрать сторону, на которой он будет играть, а он… Нет, не так. Они все слишком быстро привыкли к хорошему. Они отвыкли от пота, крови, убийств и своих темных сторон истории. Жаль, очень жаль, ведь и самому Уильямсу было больно от этого. Они сами, своими собственными руками, творили вещи хуже, чем видели недавно, но так просто забыли об этом. Мэттью фыркнул.Задолбали. Все.
***
На рынок въехали мужчины на конях. Впереди их всех, на черном мощном коне, сидел широкоплечий высокий мужчина с густой рыжей бородой. Он резко остановил коня как раз-таки рядом со странами, отчего конь встал на дыбы, и люди, охая, поспешили прижаться к прилавкам плотнее. С хитрыми и злобными глазами, обрамленными едва заметной сетью морщин, и с ехидной улыбкой, он спрыгнул с коня, с удовольствием оглядывая испуганный народ. Тут же послышались шепотки.Эй, смотри, собачья голова! Опричники! Надо уходить скорее!
Быстро-быстро! Пока не заметили!
Это случаем не Малюта Скуратов? Только не он!
Малюта? Дела плохи, прячь быстрее, чтоб не нашел! Иначе могут на кол посадить!
Деловито приглаживая рыжую бороду с многочисленными седыми волосками, он важно обошел коня и неспеша оглядел людей вокруг. — А ну-ка тихо! — рявкнул он, наблюдая за тем, как все вдруг стихли. — Ну что тут у нас? До меня донеслась молва, что у вас тут кто-то промышляет нечисто. За спиной у государя, — чуть растягивая гласные, проговорил он. Он оглядел людей полным напускной подозрительности взглядом. Его взгляд остановился правее коня, он обратил внимание на довольно красивую девушку, у которой Гилберт ранее брал ягоды. Улыбнувшись, он подошел к ней. — Ну что, запрещенного товара не имеем? Возможно, лишней нечисто заработанной монетки? Или, может, девица у себя под крылом пригрела изменника? — девушка судорожно замотала головой, широкими глазами наблюдая за тем, как мужчина подходит к ней. Перед ним все предусмотрительно тихо и безмолвно расступились. — Как это? А я вижу, что очень даже имеете исключительно интересный товар, — он резким движением руки схватил ее за локоть и с силой вытащил с места за корзинками. Девушка испуганно вскрикнула и сжалась, закрывая глаза. Попыталась вырваться, но хватка мужчины была слишком крепка. Он притянул девушку к себе, чуть ли не выворачивая ей руки. — А это что? — он ухватился за бусы, оплетающие шею девушки. — Подарок… — тихо пискнула она, еще больше сжимаясь. — Подарок, как же! У нас таких отродясь не было! Подарок иностранца какого! И что же у тебя еще есть?! — он вместе с девушкой потащился к ее прилавку. Подойдя, он окинул взглядом практически наполовину пустые корзины и ухмыльнулся. — А это что?! — одним мощным пинком он снес две корзины, из которых посыпались ягоды. — Кажется, — он схватил девушку за густые волосы, больно натягивая их, — Я видел точно такие же ягоды, да только во дворе царя! Да и в тех же корзинах! Воровка! — зло выплюнул он, с удовольствием наблюдая за тем, как глаза девушки наполнились отчаянием. — Нет же, нет! Это мои ягоды, в лес ходила… — попыталась оправдаться она, но ее опять резко дернули за руку и сильнее натянули волосы на кулак. Она тихо простонала от боли. — Грязная воровка! У тебя все ворованное! И это, — он с остервенением оторвал рукав от рубахи. — И это! — затрещала ткань сарафана сзади. — Все!Стой!
Не отрывая взгляд от лица уже плачущей девушки, Малюта спросил: — И кто же тут такой смелый нашелся? Страны тут же посмотрели туда, откуда доносился звук. Прямо посередине, между расступившимися людьми, стоял разъяренный Иван. Его глаза были злобно прищурены, руки сжаты в кулаки. Его фигура внушала страх. — Отпусти девицу! — чуть ли не прошипел Брагинский. — Ха-ха! — усмехнулся Малюта, совершенно не обращая внимания на слова России. — Да это же Иван! Неужели решил-таки объявиться? — Представляешь, да! И я сказал тебе отпустить ее! — ядовито проговорил он. — Да уж, — нахмурился Скуратов. — Не зря царь в прошлый раз отрезал тебе язык. Больно много говоришь и дерзить смеешь! — Кто бы говорил, Скуратов! Ты ничего не знаешь! — А не слишком ли ты много на себя берешь, а? В данный момент ты ничего мне не сделаешь, верно? — ехидно спросил он, смотря как Брагинский задыхается от того, что сейчас он действительно ничего не может сделать. — Знаешь, лучше бы тебе прикусить язык и заткнуться, иначе ты грозишься вновь его лишиться! Надеюсь, в этот раз царь тебе его вырвет с корнем, чтоб подольше молчал, щенок! — Кого это ты тут щенком назвал?! — прорычал Иван, уже чуть ли не срываясь с места, чтобы кинуться на него. — Т-ш-ш, — он сильнее прижал к себе девушку и достал нож, тут же приставляя его к ее горлу. Она приглушённо всхлипнула и с трудом сглотнула. — Лучше бы тебе не двигаться. Иначе эта красавица может лишиться жизни именно по твоей вине. Иван тут же остановился и выпрямился, с ненавистью смотря на мужчину. — Да, вот так гораздо лучше. Знаешь, Иван, — он аккуратно провел острием по коже шеи девушки. — Я правда не понимаю тебя. Столько раз на одни и те же грабли… Когда же надоест? Или тебе надо это кувалдой в голову вдолбить? — он задумчиво провел другой рукой по талии девушки, которая и так, без его хватки, боялась даже шевельнуться. Его глаза сверкнули. — Да, это хорошая идея. Как насчет урока? — он посмотрел на Ивана. Тот молчал, с силой сжимая челюсть. Малюта хмыкнул. — Ладно. Молчание — знак согласия, да? — мужчина ухмыльнулся. Потом обратился к другим: — Слезайте с коней! Разрешаю все, что не нравится — ломать, а все, что нравится — брать. У нас сегодня будет пир. Мужчины быстро спустились с седел, хищно улыбаясь. Народ зашумел, закричал и зашевелился — кто-то пытался убежать, другие что-то лихорадочно забирали, кричали. Брагинский уже хотел сорваться, но его остановил окрик: — Иван, стоять! Иначе ей не жить! — Скуратов сильнее прижал оружие к коже, на горле появился порез. Брагинского остановил даже не тон его голоса, — его остановили молящие глаза девушки, которая отчаянно хотела жить. — Т-ш-ш, — прошептал он, но, казалось, именно этот звук сейчас был самым громким. — Дорогой мой Иван, как же ты не понимаешь? Ты — бесполезен. Ты — слаб.Ты ничего не сможешь сделать
Дальше была лишь темнота и оглушающий звон и хохот. Быстрое движение. И дикая боль по всему телу.
Казалось, они прикрыли глаза лишь на секунду. Но нет, это совсем не соответствовало действительности. Боль, как и темнота, как резко появились, так резко и прекратились. Осталась лишь едва заметная головная боль и спертое дыхание, как после долгого и быстрого бега. Теперь они были в здании. Все удивленно оглядывались, пытаясь понять, было ли это перемещение, или они переместились в пространстве. — Господин Англия, — тихо обратился к обеспокоенному Артуру Кику. — Мы сейчас переместились? Что-то вроде того, как было на поле? И кто это сейчас был? Вы знаете? — осыпал вопросами он мужчину. Кику явно волновался и чувствовал себя не в своей тарелке. Керкленд задумался, оглядывая помещение. Оно было очень похоже на то, в котором они уже бывали ранее. — Возможно, да, — согласился он. — То, что мы сейчас испытали, явно не было похоже на «прыжок». Ощущения совсем другие. А те люди, — протянул он, что-то вспоминая. Но его ход мыслей перебил Китай, ответив за место англичанина. — Это были опричники. Что-то вроде личной полиции царя. Но, как вы уже поняли, они совершенно безнаказанно могли творить что душе угодно, а тот, что держал девушку, печально известный и самый жестокий приближенный к царю опричник — Малюта Скуратов, — пояснил Яо, потирая ноющую голову. Хонда промолчал, а Артур кивнул головой, соглашаясь. — Китай прав, так и есть. Все в порядке? — спросил он, оглядывая всех. — Артюр, mon amour, ты беспокоишься обо мне? — чуть слащаво протянул Франциск, одаривая его странным взглядом. Керкленд сразу же скривил брови. — Франциск, меня бесит лишь звук твоего голоса, поэтому советую тебе заткнуться, если не хочешь превратиться в жабу! — прошипел тот. Франция сначала поник, но через секунду оживился. — А превратит меня потом обратно поцелуй истинной любви? Артур, mon ami, ты действительно так хочешь меня поцеловать, но стесняешься своих чувств, что придумал такой интересный способ выкрасть соприкосновение наших губ? Англия был настолько оскорблен и задет, что складывалось такое ощущение, что если бы взглядом действительно можно убить, то Бонфуа был бы мертв как минимум раз десять. Но его праведный гнев прервал злой, как черт, Брагинский, который стремительно, чуть ли не срываясь на бег, направлялся к дубовой двери в конце коридора. Франциск сразу же посерьезнел, шаловливая улыбка пропала. Гнев с лица Артура тоже. Все слова были вмиг забыты, страны поспешили за Россией. Дубовая дверь с грохотом отворилась и не спешила закрываться, чем и поспешили воспользоваться страны. Их глазам предстал чуть удивленный царь Руси, держащий в руках женскую муфту. Рядом с ним, у его ног, валялись разные бусы и женские украшения, комкалась ткань длинных сарафанов и юбок. Брагинский мельком оглянул всё, и в его взгляде читалось некое презрение. Но это не помешало ему с жаром говорить: — Иван, так не может продолжаться! Опричники слишком многое себе позволяют! Они убивают невинных, шантажируют, воруют! Народ напуган, именно сейчас могут появиться люди, которые действительно захотят убить тебя, — пытался достучаться до мужчины парень. Он замолчал, пытаясь взглянуть в глаза царя, но его глаза скрывала тень, а руки — муфта. После пары секунд звенящей и напряженной тишины, прозвучал гневный шепот: — Как ты меня назвал?! — чуть ли не прошипел Иван, опуская меховое украшение. Его кулаки были сжаты. — Не забываешь ли, кто ты?! Ты — моя собственность! И права голоса я тебе не давал! Как и права врываться в эту комнату без моего разрешения! Хочешь опять лишиться языка?! — громко, со злостью, сказал царь. Брагинский поморщился. — Но Иван, это воля народа! И если люди не могут донести ее до тебя, то сделаю это я! Они боятся сказать слово поперек! — Я тебе еще раз повторяю: я тебе не давал права называть меня по имени! Я — царь! Мне никто не указ! И если ты — земля и сама страна, моя собственность, то и люди тоже. Я сам буду решать их судьбу! И если мне не понравится твое поведение, то я могу в наказание лишить жизни твоих ненаглядных людей, — он окинул взглядом напряженную фигуру России. — Подойди ко мне, — приказал он. Иван, не отрывая взгляда от мужчины, исполнил его волю, подойдя так, что между ними оставалось расстояние чуть меньше неширокого шага. Царь вновь оглядел Брагинского. — На колени, — четко, резко, властно. Не терпя неповиновения. Скрипя зубами, Брагинский встал на колени. Царь неспеша кинул муфту в груду других вещей. Протянул руку, запуская пальцы в волосы Ивана. Сказал, смотря в глаза: — Не сопротивляйся. Руки за спину, — так же четко и сухо. Пальцы царя больно сжали волосы на голове, после чего резко потянули в сторону. Страны вздрогнули скорее от неожиданности, нежели от увиденного, потому что Иван Грозный с силой приложил голову России о стоящий рядом сундук. Послышался глухой звук. Рука тут же исчезла — он отпустил волосы Ивана, отчего он бы рухнул, если бы не успел выставить руки. — Ты — моя зверушка*. Запомни, наконец, это. Я — твой хозяин. Царь, — медленно его волосы окрасило пятно крови. — На место, — безучастно проговорил мужчина. Чуть пошатываясь, он молча вернулся на место — на колени перед царем. С обманчивой нежностью и лаской он вновь опустил руку на голову России, провел по волосам, приглаживая. Сомкнул пальцы на волосах, но на этот раз потянул наверх. Несмотря на молчаливый жест, Брагинский не спешил подниматься. — Ни звука, — отдал приказ царь, перед тем как носок ботинка быстро и болезненно ударил по мышцам живота. Послышался спертый выдох, но ни звука. Потом последовала серия сильных ударов. Сделав их, Тит* отступил на шаг, осматривая сгорбленную фигуру России. Он тяжело дышал, чуть похрипывая, голова была склонена вниз, волосы закрывали лицо. Чему-то улыбнувшись, царь вновь подошел к Брагинскому. Замахнулся правой рукой и опустил ее на щеку Ивана, отчего, не устояв, Брагинский с грохотом повалился набок. Не думая нарушить данного ранее приказа, он приземлился на плечо. Сразу за этим посыпались удары ног. Брагинский пытался незаметно блокировать удары коленями, но это не помогало. Носы ботинок больно ударяли по ребрам, пару раз угодили в солнечное сплетение, из-за чего сдержать себя становилось все труднее. Во рту появился железный привкус. Через еще парочку ударов — кровь уже стекала по губам. Через минуту это прекратилось. Тит вновь отошел. Последовал новый приказ: — На место. Кряхтя, отплевываясь от крови, даже не пытаясь помочь себе сцепленными замком за спиной руками, Брагинский встал на колени. — Хорошо, — похвалил того Иван Грозный. Он развернулся, что-то ища на столе позади себя. С улыбкой, повернулся с кинжалом в руках. В глазах Брагинского промелькнул страх. Он сглотнул. — Протяни руки, — с усилием, побелевшие пальцы разогнулись, Россия протянул ладони. — Положи одну на другую, — Брагинский сделал это, но Смарагд* недовольно сдвинул брови на его действие. — Не так, — Иван поспешил переделать. Теперь руки лежали, повторяя свои очертания, указательный к указательному, большой к большому. — Так лучше, — похвалил мужчина. Нож блеснул в руках. Острие дотронулось до верхней ладони, посередине, между указательным и средним пальцем. После этого поднялось, чтобы стремительно опуститься. На этот раз Иван сдержаться не смог — затхлый вскрик донесся до ушей молча наблюдавших стран. Некоторые поморщились. Руки у Брагинского дрожали, причиняя лишнюю боль, а в глазах застыли слезы. — Плохо, очень плохо, — покачал головой мужчина. — Ты ослушался моего приказа. Хотя, — он задумчиво посмотрел на кинжал, вонзенный в руки Ивана, и на его дрожащие окровавленные губы. Улыбнулся. — Я помогу тебе. Резким движением он вынул лезвие из плоти. С губ Брагинского сорвался задушенный и жалобный стон. Руки все еще дрожали, но он не спешил их расцеплять. Тит придирчиво оглядел окровавленный кинжал, на полу — маленькую лужицу крови, вытекающую из сцепленных ладоней. — Сейчас же убери за собой. Языком, — не спеша, аккуратно опираясь о локти, не расцепляя рук, он языком слизывал собственную кровь, проглатывая ее и ощущая как она неприятно ложиться в желудок, даря ощущении тошноты. Убрав все, он вернулся на колени, ожидая дальнейших указаний. Глаза его полыхали гневом, на дне их плескалось унижение. — Открой рот, высунь язык. Сделать это было легко, но Иван содрогался лишь от одной мысли о том, что это действие может повлечь за собой. С каким-то особым наслаждением царь поднес лезвие к языку и вытер обе стороны об него. Россия со страхом следил за оружием. Но тут Иван Грозный ухватился за язык Ивана ногтями, впиваясь в мышцу, не давая пошевелить ею. Теперь в глазах Брагинского плескался животный страх. — Ты — беспомощен. Ты — слаб. Ты — никто. Ты — ничто. Ты ничего не можешь. Иван попытался отпрянуть, но ногти лишь сильнее впились в плоть, а раненные руки все еще не слушались. С садисткой улыбкой царь поднес лезвие к языку, почти у его основания, и стал резать. В горле застыл крик, рот наполнялся кровью, он практически задыхался, его тошнило от вкуса железа, и перед глазами темнело. Царь не торопился, специально раня еще и губы — они горели, не слушаясь, все тело дрожало, рассудок кричал и трескался, из глаз текли крупные слезы. Голова трещала по швам, мозги превращались в кашу. Последние движение — и у него уже нет языка. Иван Грозный с удовольствием рассматривал орган в его руке. Руки его были испачканы, но он не обращал на это внимания, внимательно наблюдая за тем, как скрючился Иван, как из его рта текла кровь, пачкая до этого чистый пол и ткань. Он пытался инстинктивно проглотить ее, отчего его тошнило и чуть ли не рвало, зубы стучали, ощущая непривычную пустоту. По щекам стекали слезы. Он руками неверяще трогал губы, холодные пальцы практически не чувствовали ничего. Голова готова была взорваться, ему казалось, что он сейчас потеряет сознание. Видимо, сжалившись над ним, Тит сильным ударом рукояти кинжала в беззащитный висок отправил его в сон. — Поспи. Они также провалились в темноту. Что их ждет?Никто из них не знал.