Истёртые страницы истории

      В этот раз они появились в каком-то коридоре. Артур поёжился, поскольку локация и события, последующие за прошлым воспоминанием с коридором, его откровенно не прельщали. Он оглянулся, проверяя, на месте ли все. Хмурый взгляд зелёных глаз прошёлся по всем. Да, так и было. Все постепенно отходили от нового перемещения, и некая сокровенность предыдущей сцены обескуражила и придала непонятное чувство неловкости. Вряд ли кто-нибудь из них хотел бы, чтобы один из таких тщательно хранимых в памяти и сердце моментов увидел кто-то посторонний, особенно если это непрошенный гость.       Кёркленд скрипнул зубами. Он никак не мог понять, прошлое это или какая-то искусная иллюзия. По сути, прошлое — слишком хрупкая штука, чтобы позволять кому-либо вмешиваться в неё. Если иллюзия — то Англия не представлял какое могущество сосредоточено в руках Генерала, раз он в силах поддерживать такое пространство и регулировать всё в нём. Особенно если судить по тому, что локация не ограничена и они постоянно сменяются, не давая передышки. Хотя, — Артур неожиданно распахнул глаза. Кто сказал о том, что между их «перемещениями» нет промежутка времени? Что мешает на время отключить сознания, чтобы соткать другую реальность? Подгоняя всё и тщательно формируя… Что же, он постарается в следующее «перемещение» отследить потоки и не потерять нить сознания. Получится ли? Что же, он постарается… Но для этого нужны определённые приготовления.       Хотя, если это не иллюзия, а, например, реальное прошлое? Не нарушит ли это ход событий? То, что Англия увидел себя в одном из воспоминаний, его не успокоило — наоборот посеяло зерно паники и страха. Возможно ли, что воспоминания о встрече на время блокируются в этом «отрывке», и он вспомнит о нём, как только они пройдут весь путь? Но Франциск сказал о том, что он ни разу не упоминал о таких событиях. Что же, иногда слишком болтливый язык в неком подобии опьянения (как жаль, что приходилось варить определённое отвратительное пойло, чтобы получить возможность напиться) служил не очень хорошо обычно, но тут немного прояснял ситуацию. Если это иллюзии — то пожалуйста, можно постараться вырваться из морока. Другого — пока что — разумного объяснения того, что он не помнил ничего, для Англии не существовало. Он отказывался принимать то, что начал забывать что-то. Хоть убей, не принимал — как он раньше прокручивал у себя в голове, он до сих пор помнил всех их правящей семьи вплоть до королевы, дожившей до настоящий дней, помнил каждую встречу с Франциском (иногда, впрочем, он действительно хотел забыть это), каждый саммит и то, что на нём обсуждалось. Но, чёрт возьми, если они всё-таки встретят что-то, что подтвердит то, что это — либо прошлое, либо воспоминания? — то для Артура будет страшно подумать хоть о чём-то, что могло вызывать провалы в памяти. Вряд ли Россия смог закрыть его память, и при этом не поддаться соблазну влезть в голову, как и Генерал, впрочем, то есть только он сам мог заблокировать что-то, и это даже не обсуждалось — он предпочёл бы всё помнить.       С другой стороны, он никак не мог понять, почему Мороз даёт им столь ценную информацию: например, о существовании Москвы, о возможности «убить» их, о всех сокровенных тайнах Брагинского. В чём резон? Показать, что он такой же, как и они? Да это всем понятно, жаль только, что они не в состоянии общаться друг с другом без примеси политики. Разве всё то, что они уже узнали, понравится Ивану? Не навредит ему?       Это странно. Всё странно.

***

      — Ну и что сейчас? — поинтересовался Кику, смотря на Вана. Китай неловко поправил волосы, тут же оборачиваясь.       — Ну, до этого явно был Иван Грозный. Значит, скорее всего, сейчас будет Смута. Или Борис Годунов. Точно не помню, хотя, может отправило прямиком к Романовым. Я не такой знаток истории России. Артур, Гилберт? — обратился Ван.       — Скорее всего Смута, — всё ещё задумчиво откликнулся Англия, складывая руки на груди. Пруссия бросил подозрительный взгляд на Кёркленда.       — Наверное, да, — согласился он, не отрывая взгляда от Артура.       — Что же, значит, ещё долго, — прошептал Япония. Яо стрельнул на, практически, воспитанника, недовольным взглядом. Кику предпочёл проигнорировать это.       Англия вздрогнул, неожиданно почувствовав на себе колючий взгляд. Он перевёл вопросительный взгляд на экс-Пруссию, и он в ответ только нахмурился, отворачиваясь. Англия остался огорошен этим подозрительно-волнительным взором красных глаз.       Но тут они услышали грохот шагов и возмущенные голоса, приближающиеся к ним. Все подобрались. Через пару минут они увидели нескольких мужиков, тащащих знакомую девушку. Белокурая коса растрепалась, и вся голова была взлохмачена, а сарафан порван в нескольких местах. Голубые глаза яростно глядели на мужчин. Москва упиралась ногами в пол и пыталась вырваться, но бесполезно: она явно была менее физически развита, чем двое взрослых мужчин. Милое личико, испачканное в грязи, исказила гримаса ярости.       Страны переглянулись и пошли следом за «конвоем». В итоге, через пару метров, Москва успокоилась и, назло своим «стражникам» расслабилась, повисая на руках. Мужики сначала чуть не запнулись, но чертыхнувшись, перехватили её за плечи и потащили уже с большей скоростью. Несколько минут они блуждали по коридорам, пока не вышли к лестнице, заканчивающейся большой дубовой дверью. За ней слышались возгласы толпы.       Москва, увидев дверь, снова забрыкалась в руках и даже клацнула зубами очень близко от носа одного из мужчин. Он едва не оступился от такого выпада, заваливаясь на бок и упираясь плечом в стену. Подгадав момент, Марья подпрыгнула и со всей силы ударила затылком по лицу другого. Раздался хруст и вскрик. Пруссия от этого весь наполнился восторгом и, даже несмотря на то, что этого бы не услышала девушка, одобрительно засвистел. Америка бросил на него скептически взгляд, разделив негодование с Германией. Гилберт не обратил на это никакого внимания.       Но убежать она так и не смогла: за миг проскочив две ступеньки, мужчина изловчился схватить девушку за косу, пока его напарник пытался вытереть хлещущую из носа кровь. Маша с вскриком взмахнула руками и упала прямо в руки мужчине. Тот поспешил скрутить запястья девушки. Она яростно зашипела. Англия буквально на мгновенье заметил, как дёрнулись Романо, Ван и Кику: кажется, они на секунду забыли, что не были в состоянии что-либо сделать. В итоге дверь всё-таки распахнули, и страны поспешили успеть за «конвоем».       На секунду они даже опешили от взрыва голосов: они вышли на деревянную сцену и, ко всеобщему ужасу, заметили его — мужчину с огромным топором и плаху. Кажется, слова стали излишни: все в страхе и неверии переглянулись — они, конечно, предполагали, что когда-нибудь станут свидетелями такой сцены, но не с Москвой же. И, тем более, при знании того, что она действительно может умереть… Сцена становилась жуткой.       Северный Италия прижался к Германии, а Пруссия в тихой злости сложил руки на груди и нахмурился — удивительно, какая перемена в настроении только что произошла в нём. Девушку постепенно подвели к плахе, и она окатила мужчину, стоящим рядом с палачом, взглядом, полным ненависти и презрения. Практически юноша ответил на это улыбкой, и поднял руку ладонью кверху, призывая к тишине. До того улюлюкавшая толпа затихла.       — Сегодня я, настоящий царевич Дмитрий Иванович, сын Ивана Грозного, пришёл сюда, чтобы выманить подлого предателя и властолюбца, приближённого моего отца, который возжелал незаконной власти, и отправить его на плаху за коварный язык, называвший меня Лжедмитрием, и за то, что препятствовал мне законно взойти на престол, продолжив династию Рюриковичей, встать на защиту земли Русской как истинный защитник этих земель! — провозгласил мужчина. Толпа закричала, поддерживая говорившего. — Сегодня вы видите его пособницу, Марью, которая помогала распространять ужасные грязные слухи обо мне, — он указал рукой на тяжело дышащую девушку. — Она не заслуживает казни, поскольку была одурманена предателем и уверована в его правоте! Она молода и неопытна, но на её душе все же лежит тяжкий грех, и за него ответственен тот, кто насылал клевету! — в толпе послышались возгласы одобрения. Все с вниманием слушали, что скажет Дмитрий дальше. — Поэтому я, как справедливый правитель, сохраню жизнь этой девушки, если предатель покажется. Он покажется, и мы казним его заместо девушки!       — Да, так и надо!       — Справедливо!       — Выходи, трус!       — Предатель!       На эти одобрительные крики Дмитрий улыбнулся, а страны нахмурились, внимательно наблюдая за ситуацией. Толпа оживилась, и все скандировали последние слова не перебор.        — Выходи, Иван Брагинский! Выходи сюда и поплатись за свой поганый язык и грязную душу головой!       Люди вскричали, поддерживая "сына Ивана Грозного". Сам же он внимательно всматривался в толпу и вокруг. Через минуту толпа поутихла. Через три заозиралась, ища того самого «Ивана Брагинского». Страны так же устремили взгляды в направлении людей. И тут, когда тишина стала прерываться шепотками, они увидели, как фигура мужчины в белой рубашке легко вспрыгнула на сцену. Иван раскинул руки, показывая себя.        — И снова здравствуй, Лжедмитрий! — громко проголосил он, стрельнув взглядом в направлении Москвы и, не удержавшись, усмехнулся, видя залитое кровью лицо «стражника».        — Стража! — прокричал Дмитрий. — Схватить предателя! — люди загудели и начали скандировать «Казнь! Казнь!». Мужчины легко скрутили не сопротивляющегося Ивана и подвели к плахе. Москва в страхе выпучила свои глаза и начала вновь вырываться.        — Идиот! Дурак! Дурак! Придурок! Что ты наделал! Иван! Дурак! Я же тебе говорила! — истошно вскричала она, топча ноги стражникам. Брагинский на это лишь улыбнулся добро и покачал головой.        — Ты же мне расскажешь всё потом, да? — по-доброму спросил он, с любовью смотря на столицу.        — Нет! Не расскажу! Вставай! Уходи! Дурак! — слёзы бежали из её голубых глаз и оставляли росчерки на щеках. Жаль, что Иван отвернулся, боясь увидеть именно их. Дмитрий же вальяжно подошёл к мужчинам, кивая. Они толкнули Брагинского в спину, и тот с грохотом упал на колени.        — Признаешься в клевете? — громко возвестил Дмитрий, хватая Россию за волосы и запрокидывая его голову.        — Признаюсь только в том, что ты — самозванец! — так же громко возвестил Иван, ухмыляясь.        — У-у-у! — загудели люди. — Лжец! Предатель!        — Ну тогда прощай, Российское царство, — шепнул мужчина, и страны, услышавшие этот шёпот, вздрогнули. Лжедмитрий отошёл, кивая.       — Людвиг! — вскричал Северный Италия. — Это же не по-настоящему, да? Людвиг, я не хочу на это смотреть!       — Эй, серьёзно что ли? — Романо в неверии пялился на картину перед ним.        — Fuck! Fuck! — кратко выдал Америка, скрипя зубами и сжимая кулаки.       Топор высоко поднялся над склонённой головой Ивана. Москва позади верещала и кусалась, стражники с трудом сдерживали её. Ван прикрыл рот руками, не в силах оторвать взгляда от сцены, происходящей перед его взором. Тошнота подкатила к горлу.        — Нет! Нет! Пустите! Иван! Вставай, сейчас же! Я не прощу тебя, слышишь! Ненавижу тебя! Ничего не расскажу! Ничего!        — Oh, mon Dieu, c'est affreux! — прикрыл руками лицо Франциск, отступая на шаг назад.        — Блять! Сука! — выплюнул Пруссия, зарываясь руками в свои волосы.       Брагинский прикрыл глаза и улыбнулся. Противный звук скрежета железа было слышно даже сквозь визг девушки рядом. Артур едва смог контролировать своё тело: в каком-то отчаянном порыве он сделал несколько широких шагов, сокращая дистанцию до плахи до минимума, протягивая руки. С глухим стуком голова упала на деревянный пол. Кёркленд почувствовал, как теплота разливается по груди, и кисти обдаёт влагой. Внутри всё тряслось под радостные вскрики людей.       Москва обессиленно упала, уже не поддерживаемая никем. В её глазах плескалось неверие и отчаяние.       Она медленно опустила голову.        И закричала.