Страх

      Я стояла на пороге своего дома. Разум охватывало странное чувство дежавю. Хотелось верить в то, что никаких роботов и не было, что все было как раньше в моем обычном течении прошлой жизни, проходившем в сопровождении книг, мыслей и кофе.       Дом одиноким странником стоял на пустынной улице. Людей тут обычно не бывает, что и являлось весомым преимуществом этого места... тихое, спокойное, наводящее на мысли о своих мечтах и фантазиях.        Опомнившись, я с осторожностью и трепетом души перешагнула порог открытой калитки и прошла вдоль выложенной серым камнем дорожки. Когда я подошла к входной двери, меня схватило удивление и малое недоумение. Дверь была заколочена деревянными досками. Наверное, местный полицейский заметил отсутствие хозяина и незапертую дверь и решил помочь. А впрочем, это даже к лучшему, зато я была уверена, что в мой дом не забрели непрошенные гости.       Обойдя дом по кругу, я подошла ко второму входу, который находился в противоположной стороне. Там, на старом и дряхлом дереве, висел еле заметный ключик, оставленный мною специально для таких ситуаций. Двери открылись с жутким скрипом. Я долго не решалась войти внутрь, но наконец-то собралась с мыслями и оказалась в доме. Все выглядело таким родным и нетронутым: те же стены, тот же потолок и скрипучие половицы, придававшие дому загадочный, но такой родной душе вид. Я прошла в спальню, осматривая длинный коридор по дороге. На картинах, зеркале и даже на полу толстым слоем спала пыль, которая придавала чувство старости. Казалось, что тут давно никого не было... Сколько же времени я была узником... неделю?... месяц?... год?... Время сбилось у меня в голове.       Я зашла в спальню, и, если не считать пыли и затхлого запаха, все оставалось таким же, как и в последний раз. Даже мятая кровать напомнила мне о последнем дне моего пребывания в этом месте. А вот и окно, у которого я каждую ночь выжидала Оптимуса, трясясь от страха при одной только мысли, что он где-то рядом. Компьютерный стол также был усыпан всякими бумагами, книгами, счетами и расписками, меж этого стола я заметила маленький яркий уголочек фотографии. Я взяла в руки снимок и всмотрелась в застывшие в безграничном счастье лица...       — О, Лин... — тихо прошептала я, как будто боясь спугнуть спящую тишину. — Если бы ты только знала, что сейчас происходит...       Я еще немного покрутила фотографию в руках, а потом спрятала ее в карман.       Подойдя к пыльному шкафу, я достала оттуда большую дорожную сумку и начала сгребать в нее все необходимое. Сначала я опустошила шкаф, а после взяла со стола блокнот и пару пишущих ручек.       Через некоторое время сумка еле закрылась, и вроде бы все было собрано. Я села на кровать, попытавшись отогнать все мысли и просто перевести дух, смотря на то, как на потолке медленно плетет свою серебряную сеть маленький паучок.       Из размышлений меня вытащил протяжный гудок клаксона, стоящего за окнами автомобиля, а значит уже пора прощаться. Я вышла из спальни и пошла к выходу. По дороге я нашла еще одну сумку, которую брала с собой, в последний раз выбегая из дома. Наверное, от волнения и страха я выронила ее здесь. Я вышла и закрыла двери на ключик, убрав его подальше в карман.       — Ну, наконец-то. Я думал, что тебя уже придётся будить, — усмехнулся Смоукскрин. Я ничего не ответила, лишь открыла багажник и поставила туда сумки.       Настроение было не ахти, а на душе скреблись кошки от осознания того, что в этот дом я больше не вернусь.       Стараясь не оборачиваться, я села в машину.       — Все хорошо? — спросил робот, видя изменение в моем настроении.       Я лишь кивнула головой. Смоукскрин еще немного постоял, а потом завел мотор и потихонечку тронулся. В душе царило чувство, что я что-то забыла. Я начала перечислять все, но вскоре до меня дошло.       — Стой! — крикнула я и, резко открыв двери, выбежала из машины, когда она затормозила. Я быстро забежала в дом и направилась в кухню. Где же он?... А вот и он! Как же я могла забыть Васю! Схватив кактус, я также быстро выбежала из дома и села в автомобиль. — Знакомься, это мой Вася! —торжественно объявила я, подняв растение на руки.       Смоукскрин промолчал, а потом, что-то пробурчав, тронулся в путь. Я обернулась и в последний раз окинула дом тяжелым взглядом, ведь вместе с ним я оставляю и свою прошлую тихую жизнь. Я сжала горшок с растением в руках, а из глаз градом побежали слезы, скользя по лицу, шее и рукам...       — Что случилось? — спустя какое-то время спросил Смоукскрин. Я лишь мотнула головой, дабы не начать захлебываться своим горем.       Робот все понимал. Он знал, как тяжело прощаться с родным местом, но ничего не говорил, прибавляя скорость и иногда обруливая попадающиеся машины.       Я перевела взгляд на окно. Солнце уже почти село, окрасив небо в нежно-янтарный цвет. Закат сегодня был по-особенному красив. Все вокруг окрасилось золотом и простояло так, пока солнце и вовсе не спряталось за горизонтом. Я медленно проводила его взглядом в последний путь.       В один миг небо окрасилось в черный цвет, как будто прилетел огромный ворон и накрыл небесный купол своим черным крылом, оставляя маленькие проблески в виде нескольких звезд. Луна освещала темную дорогу, которая начала отражать ее свет и свет фар автомобиля. Природа погрузилась в царство Морфея, а мне стало немного не по себе, ведь я до трепета души боюсь темноты, хоть и знаю, что Оптимус уже не станет меня преследовать, но все равно плохие ассоциации давали о себе знать.       Тут Смоукскрин неожиданно повернул руль в противоположную сторону и еще быстрее поехал вперед.       — Куда ты едешь? — насторожилась я.       — Увидишь... — коротко буркнул он и посильнее притянул меня ремнями. Через некоторое время его стрелка спидометра взлетела до предела, а я лишь вцепилась одной рукой в Васю, другой — за край сидения. Смоукскрин еще долго ехал вперед, игнорируя мои мольбы остановиться. Мне по-настоящему стало страшно, когда мы заехали в лесную зону. Деревья были настолько высокие, что своей серебряной кроной закрывали холодный свет луны. Неожиданно мы начали подниматься в гору. Мне было очень страшно. Страшно перед неизвестностью. Из уже и без того красных глаз опять полились слезы, и только когда я начала рыдающе умолять его остановиться, робот как будто вернулся в наш мир и медленно остановился.       — Ты плачешь? — тихо и с таинственностью проговорил он. — Почему? Боишься меня?       Я ничего не сказала, пытаясь остановить слезы. Автомобиль быстро трансформировался, и теперь я вжималась в его ладонь. Он же, смотря на меня лазурными глазами, протянул второй манипулятор и вытер слезы с моего лица.       — Прошу, Ада, не плачь... — прошептал он. — Я не хотел тебя напугать... — Он поставил меня на землю.       Было так темно, словно я находилась в каком-то несуществующем пространстве, и только два лазурных огня не давали поверить в это. На ногах я не удержалась, грудь тяжело начало сдавливать, и большой ком подходил к горлу... Темнота, от одной мысли мне становилось очень жутко. Я легла на прохладную землю и свернулась в калачик, подергиваясь от истерики. Я не видела ничего кроме двух голубых огней, которые с непониманием смотрели на меня из темноты.       — Тьма... Это она так тебя пугает? — догадался Смоукскрин. — Но скажи, Ада, почему? Ведь в ней нет ничего устрашающего...       — Откуда ты знаешь? — крикнула я, беспомощно пытаясь нащупать хоть что-нибудь на земле.       — Ты напоминаешь мне маленького ребенка, у которого есть фобия. Например, ребенок может бояться пауков. — Мысль о пауке меня тоже особо не обрадовала, но все же мне стало интересно, что робот будет говорить дальше... — Но со временем он поймет, что это всего лишь насекомое и что оно не такое уж и страшное... — Мне показалось, что Смоукскрин улыбнулся. Тут что-то опять меня подхватило, и я оказалась в руках робота, не понимая, чего он хочет этим добиться.       — Тебе незачем бояться, пока ты со мной или с одним из нас. — Смоукскрин зажег яркий огонь, который осветил местность. — Вот видишь, здесь ничего нет... — произнес он и опять улыбнулся. В этот момент у меня зажегся лучик доверия.       — Что ты хочешь этим сказать? — прошептала я, глядя в голубые окуляры.       — Я просто хочу показать, как прекрасна бывает ночь. — Он говорил какими-то загадками, но мне постепенно начинало это нравиться.       Робот ловким движением усадил меня к себе на плечо и куда-то зашагал.       — Куда мы идем? — спросила я, пытаясь удержаться и не упасть вниз.       — Я хочу кое-что тебе показать. — Он зашагал еще быстрее, все так же освещая пространство. Наконец-то мы вышли на пустошь, оставив деревья позади. Свет был настолько яркий, что я не могла увидеть все, что прячется за ним. Робот поставил меня на землю и резко вырубил фонарь. Я от неожиданности закрыла глаза, но когда открыла их, темноты не было. Мы стояли на маленьком островке, впереди был обрыв, а внизу огромное озеро, края которого не было видно. Над озером, словно на черной скатерти, расположилась огромная серебряная луна. Она была настолько большой, что я не могла поверить в ее существование. Рядом с ней сверкали миллиарды маленьких и больших звезд, похожих на лампочки. Смоукскрин схватил меня в руки, и в один момент я оказалась на капоте автомобиля.       — Красота… — только и смогла выговорить я, заворожено смотря на пейзаж. Впервые я не боялась темноты, даже наоборот, хотелось, чтобы это все продолжалось дольше. Вид был потрясающий.       — Вот видишь. Иногда даже самое страшное и отвратительное, может оказаться совсем не страшным, а даже прекрасным... — прошептал робот.       Почему-то в этот момент я подумала об Оптимусе. Может Смоукскрин и прав? Я всегда смотрела на темноту с освещенной стороны, но стоило выключить свет, и она оказалась неотразимой. Так же может быть и с Праймом, стоит только посмотреть на него с другой стороны. Забыть годы ужаса и узнать его по-новому.       — Знаешь, а я ведь прекрасно понимаю тебя. Нелегко бросить родной дом, забыть свою прежнюю жизнь и начать все с чистого листа... — с грустью проговорил Смоукскрин. Он сделал длинную паузу, но вскоре опять прервал ее своим голосом.       — Я был еще ребенком, когда началась война. Я видел, как отважные солдаты легионами шли на ожесточенные битвы. И тогда так хотелось быть похожими на них. Защищать себя и своих близких. Я был мал и не понимал, что этих бойцов использовали, как пушечное мясо, но вот они прекрасно это понимали и гордо шли защищать свою планету, когда Кибертрон был еще целью войны. Теперь его нет. И цели тоже нет. Но почему-то война на этом не закончена. Кибертронцы продолжают убивать друг друга теперь уже за жалкие капли энергона, за свое не менее жалкое выживание. А что же будет, когда эта бессмысленная война закончится? Что получит победитель? Планету, которой больше нет? Скупые остатки энергона? Жизнь в полном одиночестве?       Робот опять замолчал, а я все продолжала его слушать, не отрывая взгляда от белолицей луны.       — Ты скучаешь по Кибертрону? — неожиданно для самой себя спросила я. Робот молча трансформировался, приняв свою обычную форму. Он усадил меня на плечо и грустно посмотрел на небо.       — Невыносимо... Невыносимо скучаю. И мне стыдно за то, что мы ее уничтожили. Я скучаю по тем дням, которые едва помню... Когда небо еще не поглотило пламя огня, когда на закате не слышны были выстрелы и крики, когда кибертронцы и понятия не имели, что значит война. Я скучаю по родному дому. Обычно в такие моменты я приезжаю сюда. Это место по-своему красиво. Сюда очень сложно добраться, и поэтому о нем никто не знает. Только я. — Робот посмотрел на меня. — А теперь и ты.       О да. Я его понимаю. Тут было так красиво, что все мысли водоворотом сливались куда-то за пределы понимания, помогая расслабиться и отдохнуть от постоянных проблем.       Мы еще немного посидели, молча смотря на луну и ее серебряное отражение в озере.       — Ну что, поехали домой? А то нас уж наверняка потеряли. — Робот мило улыбнулся и опять принял форму автомобиля, открыв дверь и пригласив меня в внутрь.       Я залезла в салон, и мы снова поехали. Всюду было так темно, но в тоже время внутри Смоукскрина я чувствовала себя защищенной от мира сего. Постепенно голова начала падать от усталости, а тяжелые веки накатывать темной волной на глаза. Я погрузилась в сладкую, но неглубокую дрему.