Начало жизни

Сам себе король, сам себе судья (с) Лешка Шел седьмой день, весь город словно вымер. Уже давно закончились погромы, белоснежные сугробы на дорогах, одни и те же лица, все слухи были давно озвучены и не вызывали былого оживления, царствовала тишина, предвещая новую беду. Я почти не мог сидеть дома, слушать надсадный мамин кашель, она упрямо не желала спать с нами в одной комнате, есть то, что мы принесли. Голодная, вечно мерзнущая по ночам, с горящими щеками и заплаканными глазами, моя мама таяла день за днем. Спускаясь по вечерам во двор, и неся в руках пару перемороженных картофелин, она подходила к нашим соседям, и просила зарыть свой скромный ужин в пепел. Мама глотала антибиотики горстями, но они не помогали. Я уже побывал в заброшенной разграбленной поликлинике, и сейчас, с самого утра отправился в больницу. Надежда найти доктора таяла с каждым днем. Никто из нашего двора, да и из соседних тоже, не был врачом, или не пожелал в этом признаться. Я брел прямо по дороге, понимая, что придется пройти не один километр, и, скорее всего, напрасно. В морозном воздухе послышался веселый звон бубенчиков. Я замер, пытаясь понять, не мерещится ли мне это. Но перезвон не стихал, а наоборот, приближался. Навстречу мне мчались сани, две запряженные в них лошади бежали ровной бодрой рысью. Я почти сразу вспомнил, как проезжая в выходные мимо парка зачастую видел из окна автобуса как на них катали детвору и невольно улыбнулся. Отошел на обочину, давая им проехать, и только когда сани поравнялись со мной, я заметил нарисованный нетвердой рукой красный крест на боку странного транспортного средства. — Стойте! – я бежал наперерез лошадям, утопая в снегу. И мужчина резка потянул на себя вожжи, останавливаясь. — Что тебе, пацанёнок? Учти, извозом я не занимаюсь. Видишь, — он кивнул головой, указывая вглубь саней, где кутала в одеяла ребенка молоденькая мать. — Людей к доктору доставляю. Торопясь, путано я рассказал ему о маме. — Тю… Не в ту сторону ты шел, малец. В городе сейчас только одна больница работает. Где живешь? Я назвал адрес. — Хорошо. Через часа три я приеду за твоей мамой. Но ты, пацанёнок, не опаздывай. Я покамест единственная скорая в городе. Да соседей поспрошай, а то мало ли… Еще кому нужно. Алкиппа Оставшись без привычных удобств люди, почти сразу, показали своё истинное обличие. Проходя мимо магазинов, я видел, сквозь разбитые витрины, как они, словно стая диких крыс, растаскивают все, и нужное, и совсем бесполезное. Озлобленные, испуганные, они то и дело затевали драки за особо лакомые куски. Не щадя ни женщин, ни детей, ни стариков, «цивилизованные», «разумные» существа калечили и убивали друг друга. О, если бы за кусок хлеба, возможно, я бы пожалел их, но нет, самые яростные схватки были у ювелирных и магазинов бессмысленной, но дорогой, бытовой техники. Давно подавляемое чувство брезгливости и ненависти к этим существам просто выжигало меня изнутрии. Немного погуляв по городу, я медленно побрел домой, провожаемый громкими криками делящих добычу «крыс». Во дворе идти было сложней, всюду горели костры, отбрасывая на меня свои причудливые блики и тени, открытый огонь вновь пробуждал самые страшные воспоминания. С каким бы удовольствием я заставил пламя взвиться с утроенной силой, пусть бы оно задело людей, толпившихся рядом, обжигая лица и поджигая одежду. Может, крики этих тварей заглушили бы мои собственные и её крики, до сих пор звучавшие в моей голове, пусть и смолкшие много лет назад. Но пока я не готов взять управление всем районом на себя. Нужно ждать еще пару дней, пока появятся мои ученики и мои собственные силы, затраченные на изменение свойств материи и энергии, чуть восстановятся. Всего-то пару дней. Лешка: Я снял куртку и бросил её на снег, засучил рукава свитера и вновь принялся рубить дрова. Ряд за рядом ложатся ровные поленья, но работы у меня на сегодня еще очень много, если уж я решил, что сегодня вечером,наконец, лягу спать пораньше. — Эй, пацанёнок, я сегодня еду за тремя новыми больными. Лешка, ты уж расстарайся, наколи дров на еще одну буржуйку. А то в палаты уже дополнительные кровати не втиснуть. — Конечно, дядя Федя, сделаю. — Молодец. Когда, три дня назад, мою маму привезли в больницу, в ней было уже за сотню пациентов. А вот работников только двое: врач — пожилой, худощавый Лев Александрович, и дядька Федор. Извозчик целыми днями ездил по городу в поисках пациентов, еды, теплых вещей и музеев, «посетить» которые он еще не успел. Лев Александрович не только лечил, но и дрова рубил, в палатах убирал, готовил. Дядька Федор увидел на второй день, после двенадцатого, что в покинутой всем персоналом больнице все еще лежат не забранные родственниками люди, а единственный врач, как безумный палит костры и, грея воду, пытается хоть так не дать им замерзнуть. Предприимчивый украинец тут же прокатился по всем известным ему музеям и собрал буржуйки, походные печи времен второй мировой войны и все, что на его взгляд, могло пригодиться. Больные, способные сами ходить, покидали больницу, стремясь попасть к семье. Иногда их до дома довозил Федор, и возвращался он обычно с новыми пациентами. С каждым днем количество больных увеличивалось, после начала погромов все чаще Федор стал привозить людей с травмами. Несколько родственников пациентов поселились прямо тут, в непрогретых пустых палатах, и помогали, чем могли. Я тогда решил за сестер и сказал Льву Александровичу, что мы тоже будем тут жить. И вот уже третий день меня не мучает страх. Странно, но как только я оказался хоть кому-то нужен, вдруг стало спокойнее. Я целыми днями рубил дрова, Катя мыла полы и разносила еду. У Ксю же оказалась легкая рука, и она уже на второй день самостоятельно делала перевязки, ставила уколы, а иногда, когда её уж очень просили, доставала гитару, и пела мелодичным, пусть и не сильным, голосом. В эти моменты все затихали, словно боясь спугнуть частичку той жизни, что была до двенадцатого. — Лешка, бросай дрова и быстрее в холл, — звонкий Катин голос вырвал меня из моих мыслей. Алкиппа: Мои ученики появились неожиданно, просто материализовались в комнате. — Дьявол, Алкиппа, ты зачем так сильно нагрел квартиру? – Сулис легким движением скинула на пол шубу, и чуть рыкнув на мальчишек, заграбастала себе единственный свободный стул. — Господин, — Януш и Макс поклонились синхронно, словно давно репетировали. Я с сожалением посмотрел на них, они слишком молоды, в них еще осталось слишком много от людей. Я откинулся на спинку кресла, размышляя про себя, кто из них сломается первым. Наигравшись во власть, и осознав до конца, что именно Шабаш сейчас творит, они, скорее всего, раскаются и предадут нас. Словно уловив мои мысли, Сулис кривовато ухмыльнулась. Ясно, при необходимости она сама убьет обоих. — Януш, Макс, мы не можем все тут обитать, слишком тесно в трех комнатах. Да и незачем. Я уже выбрал нам новое жилье — главный корпус Политехнического университета. Ваша задача преобразовать его под жилье, подготовить всем комнаты, прогреть, в конце концов. Если там, на момент вашего прибытия будут люди — убейте, — к моей радости, ни один из них даже не вздрогнул. — Сулис, ты займешься трансляцией. Все! Исполнять. У вас на все только два часа. Они исчезли, словно их тут и не было, только шикарная шуба Сулис осталась лежать на полу. Лешка: Я замер перед телевизором, на экране светилась надпись: «Обращение правителя Алкиппа будет через час сорок пять минут, если он не проспит». — Он же сломался еще два месяца назад, он ведь и в розетку не включен, да и электричества все еще нет… — растеряно бормотал Лев Александрович. Все, кто мог ходить, медленно стекались в холл. Но никто, кроме врача, ничего не говорил. Страх ледяной рукой сжимал что-то внутри меня. Я смотрел, как медленно меняются минуты, отсчитывая время неизвестности. Отчетливое понимание того, что после этого обращения станет только хуже пришло сразу и не хотело отпускать. Ровно через час сорок пять минут экран загорелся, показывая пустое кресло в какой-то шикарной комнате. Минут десять ничего не происходило, затем послышался голос, смутно мне знакомый: — Сулис, еще раз такую хрень вытворишь, обую в испанские сапоги*. — На мой вкус, шпильки ничем не лучше, я уже пробовала и то, и другое. Все еще смотря куда-то в сторону, в кресло уселся мужчина: — Ну, тогда голыми коленками поставлю в углу на горох. — Садюга! Кстати трансляция уже минут десять идет. — Ну, ты и стерва, и как мне теперь у черни авторитет завоевывать? – и только когда он повернулся к нам лицом я узнал его. — Это сон, дуратский длинный сон, — на мой радостный голос обернулись почти все. – Этого не может быть… Но мой преподаватель по статистике Юрий Сергеевич, мило улыбаясь, начал говорить: — Для тех, кто не заметил, ваши телевизоры работают без электричества. Как такое возможно? Ну, этот вопрос очень сложный, и пока я не желаю на него отвечать. А что я вообще от вас хотел? А ну да… Теперь я ваш правитель, судья и Бог в одном лице. Я и мои помощники имеем право казнить, миловать, что вряд ли, и вообще имеем права. У вас, к счастью, прав больше нет. Не надейтесь на то, что вновь сможете пользоваться техникой, этого не будет. Так что все в сад, то есть в деревни, пахать, сеять и так далее. Ну, это конечно относится к тем, кто хочет впоследствии есть. Кто не хочет, можете остаться в городе. Вся земля, в пределах границы, принадлежит мне, так что одна десятая всех доходов принимается в качестве арендной платы. Поскольку вы сами тоже принадлежите мне, то и с прочих доходов тоже положена десятина. Деньги, в смысле бумажки, отменяются. Только золото отныне является средством оплаты. Можете радоваться, ваш новый горячо любимый правитель решил вопрос с нелегальными эмигрантами. Никто не сможет уехать или приехать через границу без моего личного разрешения, или разрешения моих помощников. Что-то забыл? — Стражники и слуги… — Ах да, нужны. Примем на работу молодых людей и девушек. Все убийства, грабежи, воровство и игнорирование уплаты налогов, или же попытка расплатится бумажками, с этого дня караются смертью. Для особо везучих в качестве наказания есть плеть и много других интересных вещей. Врать мне не получится, предупреждаю сразу. Резиденция моя находится в бывшем главном корпусе Политехнического университета. Всех желающих получить работу, попросить помощи, да и просто убить нас — прошу в гости, буду рад. И телек отрубился. * — Испа́нский сапо́г — орудие пытки посредством сжатия коленного и голеностопного суставов, мышц и голени. Классический «испанский сапог», который использовался во Франции и на Британских островах, состоял из двух досок, между которыми помещалась нога допрашиваемого. Эти доски были внутренней частью станка, давящего на них по мере погружения в него деревянных кольев, которые вбивал в специальные гнёзда палач. Прототип из Отёне, Франция, был сделан из губчатой, пористой кожи, который обливали кипящей водой. Металлический вариант представлял собой железную оболочку для ноги и ступни и использовался испанской инквизицией для допросов. Пластины «сапога» сжимались с помощью кривошипного механизма, повреждая плоть и ломая кости стопы. Часто краги могли нагревать на ноге во время пытки и иногда перед пыткой.