10
4 апреля 2017 г. в 18:12
Как будто был голос, но связки порвались, как будто мечта унеслась быстро ввысь...
Когда у тебя отбирают свободу, остается лишь ненависть, ненависть, ненависть... (с2)
Данила
Мое тело дрожало, не от холода, просто дрожало. Оно словно вновь жило своей жизнью, не слушаясь разума. Я почти не чувствовал боли, просто перед глазами крутилась одна и та же картина. Даже не вздрагиваю, когда кто-то входит в комнату.
— О Господи, — раздается где-то сверху. Дверь захлопывается, и на какое-то время я вновь оказываюсь предоставленным сам себе. Пытаюсь встать, но глупое тело так дрожит, что я почти не могу стоять. Дверь вновь распахивается у меня за спиной, чьи-то теплые ладони ложатся на мое лицо и тянут вниз, заставляя посмотреть прямо в ледяные голубые глаза.
Боль исчезает, я прекращаю дрожать, и Сулис легким движением накрывает мои плечи своим халатом:
— Слуга, сходи за чаем…
Чуть повернув голову, внимательно посмотрев на меня, договаривает:
— И принеси бутылку коньяка.
Я кутаюсь в тонкий шелковый женский халат, стремясь завернуться в него полностью.
— Не получится, он короткий, — девушка грустно вздыхает, щелкает пальцами. – Попробуй сейчас.
Теперь он даже длиннее, чем нужно и края лежат на полу. Девушка подходит к кровати и залазит на неё с ногами. Слуга приносит чай и коньяк, Сулис наблюдает, как я жадно пью прямо из горла бутылки, затем начинает говорить:
— Слушай внимательно, мальчик. Тебя для этого здесь и держат, не думай, что хоть кто-то может тебе помочь. Сегодня я пошла тебе на встречу, но только потому, что настроение у меня хорошее. Больше это не повторится. Если тебя совсем не устраивает подобная цена за сытую и безопасную жизнь, вперед, можешь попробовать покончить жизнь самоубийством. Если у тебя это получится, то кандидат на твое место уже есть, — Сулис кивком указала на слугу, замершего у стены. – Решать тебе — выбор есть.
Лешка
Еще только рассветало, когда в комнату постучали, ругаясь сквозь зубы на непонятном языке, Алкиппа встал. Недолгие тихие переговоры со слугой закончились поражением правителя, и Алкиппа отправился изучать содержимое шкафа.
— Спи, еще очень рано. У меня просто гость, но, думаю, через полчаса я от него отделаюсь, и вернусь.
Второй раз я проснулся в полном одиночестве. Было непривычно выходить из комнаты без сопровождения охраны или самого Алкиппа. Я попытался по памяти добраться до столовой, но уже спустя минут десять понял, что заблудился. Поймал первого попавшегося слугу, и попросил меня провести.
— Слушаюсь, господин Ави.
— Меня не так зовут, у меня есть имя, Алексей, и я тебе не господин, — меня начала злить подчеркнутая учтивость слуг.
— Извините, Алексей, я буду называть вас так, как вам угодно.
Меня передернуло, и слуга уловил мое настроение, тут же упал ниц, и попросил:
— Извините, Алексей, больше это не повториться. Пожалуйста, не говорите господину Алкиппу, что я вас расстроил.
— Встань, — от моего резкого тона он аж подскочил, и я постарался говорить мягче. — Я никому ничего говорить не собираюсь. Поверь мне, я точно так же завишу от Алкиппа, как и все.
Я знал, что он мне не верит, и понимал его. Я бы тоже не поверил.
Завтракать мне пришлось в компании мрачного Януша, он задумчиво ковырялся в каше, и даже не счел необходимым поздороваться. Алкиппа появился уже ближе к концу завтрака, взъерошил мне волосы и подошел вплотную к Янушу:
— Встал!
Юноша покорно поднялся, не смея поднять головы.
— Ученик, мне бы хотелось знать, чем ты думал, когда отсылал беременную от тебя шлюху к нашему соседу? Только не говори, что не почувствовал присутствие своего ублюдка в её животе. Не ври.
— Алкиппа, я знал, что она беременна от меня, когда отсылал её.
— И почему тогда отослал? Почему не поставил меня в известность? Ты же знаешь, что с каждым днем промедления силы зародыша возрастают. А ты подарил ему как минимум неделю.
— Я не хотел, чтобы вы убили моего ребенка.
— Дочь, у тебя была дочь. И её уже больше нет, правда одному из Древнейших пришлось потратить львиный запас своей силы, и пока он её не восстановит, мне придется поддерживать обе границы.
— Зачем? Я не понимаю, ты предупреждал, что детей, в случае их зачатия придется убить, но почему?
Я с удивлением заметил, как Януш бессильно сжимал кулаки, словно сдерживаясь, не решаясь, напасть первым. Возле двери бесшумно материализовалась Сулис.
— Почему? Просто Рожденные с самого появления на свет по силе равны самым слабым из ста Древнейших, а управлять своей силой они не могут лет до семи. А до этого времени приходится контролировать их круглосуточно. Ты думаешь, что кому-то охота возится с твоим ребенком?
— Ты далеко не самый слабый из Сотни, — Януш впервые посмотрел прямо на Алкиппу. – Ты… Тебе просто было лень помогать мне с дочерью…
Юноша резко повернулся в мою сторону, но ладони Сулис уже легли мне на плечи, и мы мгновенно оказались в нашей с Алкиппой комнате.
— Посиди тут, Ави.
— Он ведь убьет Януша?
— Думаю, он постарается этого избежать. Забота о потомстве – это инстинкт, и Алкиппа это понимает.
Сулис
Я ведь помнила, как они появились в нашей жизни. Сотни лет мы были вдвоем, изредка сталкиваясь с такими же как мы в бесконечном потоке людей. Но одиночки по натуре, они проходили мимо, ничем не выдавая даже того, что признали в нас своих. Иногда к нам в бесконечных странствиях присоединялись люди. Обычно полностью подконтрольные Алкиппе, но поиграв с очередным человечком пару лет, он всегда убивал их. Мои шрамы, он так и не смог избавится от них, моя сила сопротивлялась любым попыткам лечения. Но та маска, которую он создал для меня, была почти совершенна.
Я и не знаю, чем тот молодой слуга отличался от остальных моих воздыхателей. Несмотря на то, что мы с Алкиппой выдавали себя за супругов, я в каждом городе, на каждом постоялом дворе, получала множество знаков внимания. Но этот слуга… Может быть то, что каждое утро, еще до того как мы вставали, он собирал полевые цветы и оставлял их у порога, тронуло меня. Алкиппа уловил наш обмен взглядами и, схватив меня за руку, поволок в комнату.
— Сулис, ты не можешь быть с ним. Прости, родная, но нельзя.
— Почему? – почти орала я.— Ты все время таскаешь с собой какого-нибудь мальчишку, а мне нельзя?
Он обхватил мое лицо ладонями, и прошептал:
— Именно, мальчишку. Если бы тебе понравилась девушка, я бы не вмешивался. Почему я, по-твоему, сплю именно с юношами?
— Не знаю. Может, в твоей гребанной Римской империи так было принято.
— Было. Но дело не в этом. Просто так я точно не смогу зачать ребенка.
И он рассказал мне все.
Проказа, страшное и уродливое заболевание. Я знала, что одним прикосновением не только могу вылечить их, но и могу избавить даже от следов. Но страх, въевшийся в плоть вместе со шрамами, убил жалость. Мы шли мимо них, изгнанников, обреченных на долгую мучительную смерть, и тут Алкиппа резко остановился, уставившись на священника, единственного здорового человека, без боязни приблизившегося к больным. Я с удивлением наблюдала за проявлением христианского милосердия от падре.
— Знаешь, милая моя, а он один из нас, только еще об этом не знает.
Я почти потащила его вперед, подводя к высокому смуглому священнику.
— Добрый день, падре. Мы с супругом хотели бы помочь вашим подопечным, — я отцепила кошелек от пояса Алкиппы и вложила в руку священника.
— Да благословит вас Бог. Так редко меня в этом моем начинании кто-то поддерживает. Меня даже выгнали из храма, предписав жить среди моих подопечных.
— О… Печально, меня зовут Анджей Смиз, а это моя супруга, Анна-Мария. Мы с удовольствием и дальше будем помогать вам по мере сил.
— Спасибо огромное, я отец Максимилиан.
Войны как таковой не было, чуть больше месяца Польша силилась отстоять свою независимость и сдалась. Странно, но на нас троих это не повлияло, разве только еще в самом начале мы переселились из Кракова в деревню. Повинуясь желанию Алкиппы ни немцы, ни поляки нас просто не замечали. Мы жили, словно живые приведения, вроде и рядом с людьми, но отделенные от них невидимым барьером.
Пахло яблоками, и я спокойно взяла одно из них с лотка у юного продавца и положила в карман. Уже повернулась уходить, когда звонкий мальчишеский голос заставил меня вздрогнуть:
— Пани, вы забыли заплатить.
Лешка
Алкиппа появился в комнате ближе к обеду, я даже не повернулся в его сторону:
— Ты убил Януша?
— Нет, сейчас он просто не помнит о том, что у него была дочь. За обедом ты сможешь созерцать его, если поторопишься.
Я повернулся и удивленно на него уставился. Все его лицо было в царапинах, на рубашке были оторваны пуговицы.
— Что? Нужно было предупреждать заранее, что сестра у тебя бешенная, — он с подозрением посмотрел на мои руки. – Не хочешь случайно ногти подстричь? А то мало ли, у вас это семейное…
Царапины стали исчезать с его лица, и пока я пытался осмыслить его слова, Алкиппа вновь заговорил:
— И чего ты сидишь? Кого ждешь? Иди в приемную, там тебя ожидает Ксения, уже, наверное, половину ногтей сгрызла. Ну не верит она, что я тебя не съел. А я, между прочим, людей не ем, не вкусные они.
Я вскочил и ринулся к выходу, но Алкиппа ухватил меня за свитер.
— Ави, стоять. Мой свитер сними, одень свой, а то этот на тебе болтается, еще твоя придурошная родственница решит, что я тебя голодом морю.
Пока я быстро переодевался, Алкиппа беззлобно ворчал, что придется опять из-за меня переносить обед, а его, бедного, еще даже завтраком не кормили.
Слуге, показывающему мне дорогу, пришлось бежать, чтобы быть хоть чуть-чуть впереди меня. Только перед дверью я остановился и, отдышавшись, вошел. Посреди комнаты стоял дядька Федор, а Ксю тут же повисла у меня на шее.
— Леша, родной мой, ты как? В порядке? Не ври! Зачем ты это сделал? Бедный мой, пойдем отсюда быстрее.
Я обнял её, уткнувшись лицом в коротко остриженные волосы, наслаждаясь родным запахом.
— Лешка, не молчи, давай уйдем, пока никто не видит. Мы спрячемся, нас не найдут, пойдем же…
Ксю схватила меня за руку, и потащила за собой.
— Прости, Ксюшка, я не могу уйти. Со мной все хорошо. Но меня никто не отпустит.
Я повернулся к слуге и сказал:
— Передай, пожалуйста, Алкиппу, чтобы он обедал без меня, и накрой здесь стол.
— Как пожелаете, господин Ави.
Я видел, как облегчение сменяется недоумением, а потом и подозрением на подвижном Ксюшеном лице. Дядька Федор открыто сплюнул себе под ноги, сквозь зубы процедив:
— Предатель.