Начало жизни

Ты хочешь все больше, а жизнь льет мимо Ты просто забыл, как быть счастливым... (с1) Лешка Слуги молча накрывают на стол, быстро расставляя предметы. Ксю изумленно за ними наблюдает, на стол ложится пачка сигарет и пепельница. Один из слуг, низко поклонившись, спрашивает у меня: — Ваши гости, господин Ави, предпочитают чай или кофе? — А кефира нет? – Ксю говорит громко, но слуга даже не смотрит в её сторону — ждет моего ответа. — Принесите черный чай, кофе, и стакан кефира. Юноша кланяется и исчезает, спустя пару минут все заказанное стоит на столе. — Леша, что происходит? Мне что теперь к тебе тоже обращаться «господин Ави»? — Ксения, ты так и не поняла? Он теперь один из них, — дядька Федор говорит зло. – Вишь, командует, жрет то, что остальным дается тяжким трудом. Да еще нашего нового диктатора на место ставит. — Вы думаете, у него был выбор? От неожиданности я вздрогнул. Алкиппа сидел за столом и курил. — Глупые люди. Ладно, он — в нем говорит зависть, но вы, барышня, неужели за столько лет так ничего о вашем брате и не узнали? Неужели вы думаете, что больничка ваша, или вы с сестрой и мамой под моим покровительством существуют только из-за моего человеколюбия? Девушка, вы видели колышки возле главного входа? Что, моя стража слишком редко людей вешает? — Вы, как правитель, обязаны часть налогов отправлять… Но Алкиппа не дослушал украинца — резкий взмах рукой, и дядька Федор отлетел к стене. — С тобой я вообще не разговариваю, смертник. Обязан? Отлично! Проверим? Допустим, я со следующего года увеличу налоги вдвое, и сокращу количество мест в вашей больнице прямо сейчас. Допустим, пусть там работают только четверо, врач и семья Ави, а снабжать едой я буду только их и, максимум, еще четверых больных. И что ты можешь сделать? — Алкиппа, не надо, — пытаюсь сказать что-то еще, но губы не слушаются. Я замираю истуканом против своей воли. — Ави, солнечный ты мой, извини, но тебе придется помолчать. Поднимите бунт? Отлично, я просто уничтожу всех мятежников. Аудиенция окончена. Стража вас проводит и объявит о моем новом указе уже завтра. Он встал, подошел ко мне и спустя мгновение мы уже были в нашей комнате. Я, наконец, получил свободу. Алкиппа Ави замирает посреди комнаты, я почти вижу, как злость борется в нем со здравым смыслом. Он несколько раз глубоко вздыхает и только потом начинает говорить: — Алкиппа, прошу тебя отменить твой новый указ. Если он вступит в силу — погибнет очень много людей. — Это, на твой взгляд, меня волнует? — Ты обещал не трогать больницу в обмен на мою покорность. — Ави, я согласен, больницу не трону. Я смотрю на него, он прикусывает нижнюю губу, хмурит лоб, пытаясь найти способ отменить и повышение налогов. Мальчишка не понимает, что все, чего хочу, я могу получить и так. Заставляю его подойти и сесть ко мне на колени, обнимаю его за талию и возвращаю ему возможность двигаться самостоятельно. Ави чуть приподнимается и усаживается поудобнее. — Ты сам говорил, что я могу тебя попросить о чем угодно. — Но в этом случае я могу выставить себя в очень невыгодном свете. Слабым и добрым правителем. — Ты же можешь заставить их забыть весь разговор? — Могу. Но я же буду знать, что оставил эти слова безнаказанными. Его самого я трогать не хочу, так как ты с ним работал и хорошо к нему относишься. Выбирай сам, я прикажу страже остановить их и подержать недолго в камере. А ты решай дальше сам кто пострадает: все остальные или он сам. Я чувствую, как под моими руками напрягается тело Ави, и добавляю: — Хотя… знаешь, лучше предложи ему этот выбор. Если он сам решит взять на себя ответственность за свой поступок, без твоих уговоров, то я просто сотру ему память. Нет… Ну что ж, это будут уже его проблемы. Ави резко поворачивает ко мне лицо, и порывисто меня обнимает. Глупый, он все еще верит в человеческий альтруизм. — Только я хочу, что бы он знал, что ждет его в наказание смертная казнь. Надеюсь, он поймет свой урок с первого раза. Лешка Я впервые спускаюсь в подвалы этого дома. Тут прохладно и сухо, где-то в глубине слышны крики боли. Железные двери по обеим сторонам коридора заперты, из-за одной слышен плач. Мы идем вперед, и я стараюсь не отвлекаться на эти страшные звуки, дверь впереди нас распахивается, и мы входим. Ксю, к моему удивлению, там не оказалась, только дядька Федор сидел на бетонном полу. Уловив мой недоуменный взгляд, Алкиппа поясняет: — Твою бешенную сестричку я приказал запереть в комнате для гостей, там спокойнее. Помни о нашем уговоре. Он оставил нас вдвоем, я опустился на пол рядом с Федором, и только тогда он меня заметил. — Пацаненок, что происходит? — Дядька Федор, Алкиппа зол на тебя. И все, на что он согласен, это заменить повышение налогов и закрытие больницы на твою казнь. Выбирать тебе. Украинец посмотрел на меня, устало и безразлично: — Я не хочу умирать. — Но ведь если ты не согласишься, множество людей погибнет. — Понимаю, но все равно не могу. Прости, пацаненок, я уверен, ты сможешь уговорить его. — Я пробовал — это бесполезно. Федор, ты не можешь… — Нет, — прерывает меня он. – Пойми, я не могу. Тебе просто рассуждать, твоей-то жизни ничего не угрожает. Но умирать страшно, умирать – это навсегда. Я смотрел на Федора и понимал, что время, отведенное мне, уходит. Быстро оглянувшись, я зашептал, тихо, почти не слышно: — Дядька, если ты согласишься, то тебя оставят жить. Если нет, то тебя убьют. Он настороженно посмотрел на меня, словно пытаясь понять, вру ли я. Потом кивнул. Алкиппа появился спустя всего пару минут и, прислонившись спиной к стене, спросил: — Ну и? Что он решил? — Он согласен! – радостно ответил я. Но Федор отрицательно качнул головой и прошептал: — Не могу, пацаненок, прости, — потом поднял взгляд на Алкиппу. – Я не хочу умирать. Я удивленно уставился на украинца, не желая осознавать его слов. — Ави, ты что, рассказал ему о нашем уговоре? – под пристальным взглядом я невольно покраснел, и Алкиппа резко добавил: — Знаешь, возможно, я бы и пощадил его, если бы ты соблюдал мои правила, а так… Я видел, как Федор инстинктивно потянулся руками к шее, пытаясь остановить что-то невидимое, он хрипел и задыхался. Я кинулся к Алкиппе и ударил его по лицу со всей силы, он дернулся, отступив на шаг, украинец за мной резко затих, что-то теплое и влажное потекло по моей спине. На правителе, на стенах, на полу, всюду были видны брызги крови. Медленно, словно двигаясь сквозь воду, я начал поворачиваться в сторону Федора. То, что валялось у стены, не могло быть раньше человеком, не могло. Я понимал, что это и есть дядька Федор, но не хотел верить. Просто не мог. Каждая вена, артерия, сосуд – все словно взорвалось изнутри. Куча мяса и крови, обезображенной плоти и вывернутых наизнанку внутренностей. — Доволен? Я не защищаюсь от тебя, не слежу за твоими движениями, а, видимо, зря. Ты такой же бешеный, как и твоя сестра, — голос Алкиппы звучит издалека. Я даже не понимаю смысл его слов. Теплые руки ложатся ко мне на плечи, и резким рывком разворачивают меня. — Вот, дьявол! Ави, ты как? Я честно пытаюсь ответить, но вырывается только невнятный хрип. — Да ладно тебе, солнечный ты мой, я все и исправить могу. Он заставляет меня вновь смотреть на то, что некогда было Федором. Только вот кровавая масса шевелится, втягивая в себя внутренности, закрывая плоть кожей, и, минуты через три, у стены лежит очень бледный Федор, мне даже чудится, что он дышит. — Вот и все. К утру очнется, — шепчет Алкиппа мне на ухо. Он обнял меня, прижимая к себе, перенес нас в спальню, закутал в одеяло и прошептал: — Спи. Глаза сами собой закрылись, и темная пелена отгородила меня от всего мира. Сулис Мужчина дергается, силясь порвать цепи, я же просто хожу рядом с ним, даже кнут не пускаю в дело. Он был начальником нашей охраны, и он же организовал контрабандный вывоз продуктов питания из дома в селения. Мужчина рванулся сильнее, выворачивая руки под странным углом. Я чувствовала запах его боли, так даже интереснее. — До тебя все равно доберутся, сука. Слышишь, мразь, тебя прирежут во сне. Твари, откуда вы выползли только… — С третьего ежегодного съезда специалистов по борьбе с вредителями, — отвечаю чистейшую правду. Он смеется, открыто и весело, запрокинув голову: — Вы три года боролись сами с собой? — Да, и, как видишь, проиграли. Мои слова вызывают новый приступ смеха, но следом идет первый крик боли. Кнут, с вплетенными металлическими пластинами, оставляет кровавую полосу на его лице. — Ну что, милый, расскажешь, кому отдавал продукты? — Нет, сучка. Хотя, может, если ты поработаешь своим ротиком, я попрошу своих друзей убить тебя быстро. — Ты знаком с понятием «генетика»? Знаешь, я не буду тратить время на твои оскорбления. Видишь там, в углу, дыбу? Как думаешь, твоя мама там будет хорошо смотреться? — Тебе её не найти! — Угу, — я собираю капельки крови с кнута и растираю их пальцами, на секунду задумываюсь, и вот уже рядом с нами материализовываются его ближайшие кровные родственники. Пожилая женщина, судя по всему, его мать, и две девочки-близняшки лет одиннадцати – его дочери. — А теперь смотри фокус. Учти, они все чувствуют, все понимают, я только телами их управляю. Девочки привязывают бабушку к дыбе и начинают крутить ручку механизма. Мужчина рвется, он даже не кричит, а рычит, как дикий зверь: — Я скажу, все скажу, останови это. Девочки останавливаются и дружно начинают плакать, а он говорит, и говорит. Подробно объясняя кому и что отдавал, называет сообщников. — Всех назвал? Он качает головой, зная, что я все равно почувствую ложь и продолжает перечислять имена и фамилии. Теперь все? — Да… Отпусти их… — Угу, сейчас. Одна из девчонок берет нож, её сестра подставляет тонкое горло, и одним точным движением девочка рассекает сонную артерию, затем убивает бабушку и, с обворожительной улыбкой, подходит к отцу. Мужчина сам подставляет горло, но девочка только мягко гладит его по волосам. — У тебя есть выбор. Вариант первый. Она убивает тебя, и дальше живет тут в одной из камер, помня все, что сделала и думая, что сделала это по своей воле. Вариант второй. Ты возвращаешься на работу, девочка становится моей личной служанкой. Пока вы хорошо мне служите, она ничего помнить не будет. Обещаю. У тебя есть час. Ах. Да…. Ты же настаивал на том, что бы я тебе отсосала. В первом варианте, перед тем как тебя убить, девчонка очень мило сделает тебе минет. Я выхожу, закрыв за собой дверь, и тут же сползаю по стенке вниз, слезы текут по щекам. Алкиппа был прав, месть не сделала мою жизнь проще. ___ Третий ежегодный съезд специалистов по борьбе с вредителями состоялся в январе 2013 года. Странно было видеть всю сотню Древнейших в одном месте, их спокойные застывшие лица. Двое Рожденных, еще юные, всего-то пару сотен лет одному и лет двадцать второй, и семеро тех, кто стоял на пороге своей второй тысячи лет. Я не вписывалась в их компанию, для всех я была просто тенью Алкиппа. Еще более странно смотрелась человеческая девчонка, сидящая у ног Иштар. Девушка была ровесницей самой Древнейшей, единственное, чем она отличалась от собравшихся — это отсутствием силы вокруг себя. Высокий, жилистый представитель исконных жителей Америки — Адэхи подошел к нам. Он улыбнулся мне и смерил Алкиппа надменным взглядом: — Что ж, римский гражданин, в этот раз ты со своими умеренными взглядами и позицией невмешательства проиграешь. — Знаю, — резко ответил Алкиппа. – Я только одного понять не могу, как ты смог заставить тех, кто сильнее и старше тебя видеть эти сны. — Ты младше меня на пару сотен лет, а вот у Иштар есть слабое место. Её бессменная супруга. Ей я и показал все, через что пришлось пройти им обеим. Неужели тебе не хочется отомстить людишкам за себя… Ну или хотя бы за неё. Ты ведь любил свою маму, а они распяли её… И ты смотрел на это, не мог ничего сделать, слышал её крики…. Сколько тебе тогда было? Лет пять? Я смотрела на лицо своего учителя, безжизненно-спокойное, и слушала его даже не дрогнувший голос: — В отличие от большинства я смог переступить через детские обиды, не простить, не забыть, а переступить. Никому не будет легче от того, что люди начнут жить нашей жизнью. — Они сотни лет приходили к нам за помощью, а потом начали нас же и уничтожать. Сейчас, когда мы достаточно сильны и способны сделать мир своим, ты отказываешься? Предаешь тех, кого мы не смогли спасти? — Напомни мне, к кому в ученики пошел Фердинанд? Сулис, девочка моя, это же ученик Адэхи во времена Инквизиции сдавал наших и лично их пытал? — Все ошибаются. Голосование началось, молчаливое и странное. Оба Рожденных были против переворота, их сила сплеталась с силой Алкиппа, к этому клубку потянулись еще с десятка два потоков. Но за тех, кто жаждал мести, была Иштар, самая старшая и самая сильная, только её поток уже равнялся половине общей силы умеренных, а когда остальные Древнейшие потянулись к ней, стало понятно, что человеческому миру существовать осталось не долго. Я не имела права голосовать, только смотрела, как мой учитель и его соратники безнадежно проигрывают, и радовалась. В прошлом и позапрошлом годах только голос Иштар позволял Алкиппе удержать Шабаш от вмешательства в дела мира людей. Еще четыре часа шла дележка территории, обсуждения подробного плана действий и уточнение даты начала. Алкиппа Я гладил Ави по мягким волосам, погружая его в спокойный и глубокий сон. Желание стереть из его памяти события последнего часа крепло, но я знал, что не смогу. Слишком подлым по отношению к Ави было бы исправлять собственную ошибку за его счет. Только увидев глаза своего солнечного мальчика, я понял, что, возможно, убил в нем ту самую чистую веру в хорошее, к которой тянулся. Теперь, когда он видел кровь на моих руках, я не смогу больше прикоснутся к нему, не вызывая у Ави желания оттолкнуть меня. Я не мог вернуть жизнь в этот труп, никто не мог, ведь я невольно повредил и все сосуды мозга, практически уничтожив его. Но Ави не простил бы себе такой страшной смерти. Что ж, есть и другие способы. Я был настолько погружен в свои мысли, что не сразу понял, что вижу перед собой. Обнаженный рыжий раб упрямо бился головой о стену и, судя по стекающим ручейкам крови, бился сильно, не жалея себя. — Ты что делаешь, идиота кусок? — Самоубиваюсь, не видно что ли? — А свою семью тебе не жалко? Если у тебя получится, поверь, я найду способ значительно сократить их жизнь. Он отходит от стены: — Но она сказала, что я могу покончить с жизнью. — Сулис? Ясно. Ну ладно, раз сказала, то можешь пробовать, только не при мне. А почему таким странным способом-то? — А у меня есть выбор? Нет, я пробовал топиться в ванной, но не вышло. — И ты решил портить стены? Весьма экзотично. Рыжий насмешливо фыркнул и подошел к стене, я уже собирался напомнить ему, что не желаю видеть подобные сцены, но мальчик уперся руками в стену и широко расставил ноги. — А ты ничего не забыл? — Что? – он повернул свое окровавленное лицо в мою сторону. – А, ну да, извини. Он подошел ко мне, и опустился на колени, тут же принялся, брезгливо морщась расстегивать мои джинсы. Зрелище недовольной мордашки и разбитого лба меня не прельщало, резко дернув его за плечо. Я заставил его встать, провел ладонью по лицу, убирая синяки и раны. — Блядь, зачем? Ты хоть понимаешь, что мне придется делать все с начала? — Так, Аленус*, даю тебе выбор. Ты идешь сейчас в душ, приводишь себя в порядок, забриваешь это, и возвращаешься сюда через минут десять.— провожу рукой по щетине. – выбор в следующем, делаешь это добровольно, или как в прошлый раз. На секунду мальчик задумывается, потом кивает и уходит в ванную комнату. Возвращается он спустя минут двадцать, за это время я успеваю узнать у слуги, что уже двое суток это странное создание не ест. Да уж, к вопросу самоуничтожения рыжик подошел весьма серьезно. От воды его волосы кажутся очень темными, почти черными, он неуверенно застывает на середине комнаты. Вся напускная бравада и отчаянная смелость смылась водой вместе с кровью. Слишком хорошо он все помнит, а я ловлю себя на мысли, что уже более тысячи лет не спал ни с кем, кто мог бы управлять своим телом. — Иди сюда. Хлопаю по кровати, и он идет, опустив голову. Ловлю его руку и тяну на себя, он падает сверху, невольно поднимая лицо и сталкиваясь со мной взглядом. Провожу пальцами по его щеке, наслаждаясь ощущением мягкой кожи под пальцами. Переворачиваю нас и нависаю над Рыжиком. — Тебя как зовут, чудик? — Данила. — Хорошо, Данила, я не буду ограничивать тебя в движениях, даже постараюсь не причинять тебе боль, а ты в обмен начнешь есть. — Нет. — Это не вопрос и не предложение. — Нет. Меня злит это упрямство, и я ударяю его раскрытой рукой по щеке, остается красный след, но Рыжик поворачивается ко мне лицом и, улыбаясь, повторяет: — Нет! — Посмотрим, глупый, кто выиграет? Спорим, ровно через месяц, ты уже будешь согласен на все. Данила В комнате появляется поднос с едой, а Алкиппа из комнаты исчезает. Мое тело встает и, усевшись на ковер, начинает неспешно, с наслаждением есть. Закончив с едой, отправляется на постель и лежит там до ужина, глупо смотря в потолок. Потом так же спокойно ест, и идет спать. Уже через три дня я готов согласиться на все, но мое тело так же упрямо утром идет в душ, потом завтракает и, не шевелясь, лежит на кровати до ужина, ест, чистит зубы и идет спать. Я понимаю, что начинаю сходить с ума, не имея возможности хоть что-то изменить в своих действиях, скука съедает изнутри. Я уже и сам не уверен, что смогу продержатся целый месяц. Я жду прихода насильника, пусть тело, хотя бы выгибается, подстраиваясь под желания мужчины, но прервется эта монотонная жизнь. *— alienus, странный, на латинском.