Начало жизни

Пройдет весна и вновь Излом льда твоя любовь. И ты хотел один плыть между льдин. (с3) Лешка Я смотрю на него и не вижу ни злости, ни раскаянья, он продолжает говорить: — В вашу последнюю встречу я контролировал все его действия и слова. Не хотел, чтобы он вновь наговорил глупостей, и мне пришлось бы с этим разбираться. Если он мне так мешал, то почему я оживил Федора в подвале? Достаточно было просто сделать вид, что я не могу ему помочь. Я чувствую что где-то в этих словах спрятана ловушка, но не могу понять, что настораживает меня, и киваю. Алкиппа улыбается, несмело, словно готовится в любой момент вновь начать оправдываться. Тянется, дотрагивается пальцами до моего лица, потом резко наклоняется и целует меня в лоб. — Ави, у меня есть идея, надеюсь, тебе понравится. Насколько я понимаю, тебя не устраивает наша система наказания слуг? Вот я и решил отдать тебе человек пять в услужение. И только ты сможешь ими командовать, и сам будешь решать, какого наказания они достойны. — Не надо, Алкиппа, не вижу смысла притаскивать сюда еще пятерых. Пусть живут со своими семьями. — Глупый, — он улыбается. – Я имел в виду то, что ты сможешь выбрать из тех, кто уже служит в доме. Всех слуг выстроили в холле, в один ряд не получилось, и они стояли какой-то странной группой. Страх, он жил в глазах, в покорных позах. Слуги боялись меня так же, как и любого из господ, они не видели никакой разницы между нами. Несмотря на то, что я не наказывал, не пытал и даже заступался за них, они считали меня одним из учеников Алкиппы. Было неприятно это понимать, но я осознавал и то, что все новые правители появились из неоткуда, как и я. — Все, кто старше двадцати лет, могут быть свободны, — холодный и повелительный тон моего голоса разносится по помещению, и где-то около трети слуг, кланяется и уходит. И я замечаю стоящего у самой стены ребенка, лет семи от силы. Удивленно поворачиваюсь к Алкиппе, и понимаю, что он тоже немного растерян: — Я и сам в шоке, — отвечает на мой не озвученный вопрос. — Не стал бы я нанимать подобную мелочь, от него же пользы никакой, а я правитель, а не председатель благотворительного общества. — Все, кто старше семнадцати лет, могут идти. Люди кланяются и уходят, но остаются еще человек двадцать. — Ави, солнечный мой, ты точно решил себе слуг выбрать? Может ты неправильно меня понял и решил открыть детский дом? — У тебя есть указание по тому, как я должен выбирать слуг? – Алкиппа отрицательно покачал головой. – Тогда молчи и не вмешивайся! Я сам вздрогнул от своего же приказного тона и искоса посмотрел на правителя, ожидая ответной реакции, но он уловил мой взгляд и, насмешливо улыбнувшись, поклонился. Облегченно выдохнув, я вновь вернулся к созерцанию перепуганных подростков и детей. Мысленно решая, кого бы из них взять под свою опеку, я вглядывался в лица. Первыми я выбрал самых младших: того семилетнего мальчишку, и странную девочку лет одиннадцати-двенадцати с потухшим взглядом. Дальше стало сложнее, из-за худобы и выражения страха они казались мне все на одно лицо. Уже решив взять трех первых попавшихся, я невольно остановил свой взгляд на девушке лет шестнадцати, она не смотрела на меня, её взгляд был прикован к мальчику, стоящему чуть сбоку от меня. Сравнив этих двоих, я подумал, что они скорее всего брат с сестрой, и забрал девушку себе. Затем я заметил юношу, стоящего в странной позе, когда я его подозвал, то понял, что он хромает. Остался всего один человек, и я невольно задумался, было слишком странно решать чужие судьбы, руководствуясь только своим настроением. Теперь я сам себе напоминал Алкиппу. Между нами уже не было особой разницы, только он выбирал, кому умереть, а я выбирал, кому жить. — Еще ты и ты! Остальные свободны! — Лешка, я, конечно, понимаю, что ты никогда не был особо старательным студентом, но до пяти считать учат еще в школе… — Отлично, давай посчитаем вместе! Эти трое парней и девушка – всего четверо, согласен? Дальше, девочка, она от силы выросла до восьмидесяти процентов от своего взрослого состояния, итого у нас четыре целых и ноль восемь слуг. Ну и мальчишка сойдет за пол слуги. Получаем пять целых и три десятых человек, будешь со мной спорить по поводу превышения лимита на три десятых? Самому не смешно? — Не буду, — я видел, с каким трудом Алкиппе удается сохранить серьезное выражение лица. — Тем более забрать излишек в данном случае весьма проблематично. Сулис Я стучалась в комнату к Алкиппе долго и настойчиво и, наконец, спустя минут десять, двери открылись. На пороге стоял взлохмаченный и недовольный Ави. Легко оттолкнув мальчишку, я прошла в комнату и села на стол. — И тебе доброй ночи, Сулис. Алкиппа в душе, придется подождать, и лучше за дверью. Я слегка удивленно посмотрела на личную игрушку учителя, но спорить с ним сочла слишком уж ненужной тратой времени. Одно движение руки, и раб отлетает к стене, я с удовольствием вижу, как на его лице появляется выражение испуга и боли, как он стонет, и светлые волосы темнеют от крови. Мальчик удивляет меня вновь, вместо того, чтобы поняв урок, заткнутся и лежать тихо, он орет: — Алкиппа! Это меня бесит, неужели щенок и вправду думает, что его господин будет за него заступаться? Кнут появляется в моей руке, и я подхожу к сжавшемуся на полу человечку, замахиваюсь, но мою руку перехватывают сильные пальцы: — Сулис, что ты творишь? Злость, я впервые слышу злость, направленную на меня. Удивленно смотрю на Ави, что он такого делает в постели, что всегда холодный Алкиппа сейчас сжимает мою руку до боли. — Запомни, ученица, если ты еще хоть раз к нему прикоснешься, я займусь твоим воспитанием лично, — он говорит громко, на русском, и его подстилка расслабляется, жалобно стонет, прикасается к своей голове, затем демонстрирует Алкиппе следы крови на пальцах. – и поверь, все, что ты пережила от Фердинанда и инквизиции тебе покажется детской забавой. Он мой, и только я имею право наказывать его. Учитель отстраняется, отпустив мою руку, и тут же склоняется над Ави, по его обнаженной спине стекают капли воды, мокрые волосы, полное отсутствие одежды. Он так спешил к своему рабу, что даже не вытерся и не оделся? Алкиппа одним прикосновением лечит мальчика, поднимает его на руки, успокаивает его мягким тоном, обещая, что это больше не повторится. А мне больно, не физически, просто впервые внутри растет боль, не связанная с моим отражением и воспоминаниями. Единственному дорогому для меня существу я больше не нужна. — Убей меня, — просьба, тихая, на латинском. Я не ожидала, что он на неё среагирует, Алкиппа что-то шепчет своему Ави и подходит ко мне. Его руки на плечах, он зарывается лицом в мои волосы, обманчивое, уже не принадлежащее мне тепло. Как же страшно, сейчас он выпьет мою силу, а я даже не буду сопротивляться. Потом будет только один точный удар, без боли, и все, пустота. Я вздрагиваю, плачу в голос, боль потери, страшная, забытая, я думала, что это осталось в прошлом. Алкиппа разворачивает меня к себе лицом, вытирает мои слезы, потом бросает это бессмысленное занятие и прижимает меня к себе. Уткнувшись лицом в сильную грудь, вздохнув родной запах, я уже реву в полную силу, он гладит меня по спине. — Сул, девочка моя любимая, глупая моя. Я люблю тебя, ты моя дочь, пусть не по крови, но дочь. Никто не займет твоего места, Ави мне дорог, но ты… Как ты могла поверить в то, что я способен тебя забыть? Я слушаю эту чепуху и чувствую, как боль отступает, а внутри звенят его слова, они оставляют после себя тепло и мучительную, непривычную нежность. Я цепляюсь за него, захлебываюсь в собственных рыданиях. — Больше всего на свете я бы хотел, чтобы ты приняла Ави. Он часть меня, прошу тебя, и относиться к нему так же. Наконец, мне удается частично взять себя в руки: — Ты отдал ему мою личную служанку, — звучит почему-то обиженно. — Прости, я не знал, если тебе нужна именно она, я верну. — Нет, просто, — наконец я соображаю перейти на латинский. – Она дочь начальника стражи. Не забывай про то, что ей нельзя вспоминать про пребывание в пыточной. Таков наш уговор с её отцом, если ты помнишь. Я просто хотела предупредить тебя об этом. Данила Все возвращается на круги своя. Вновь один и тот же день, просто снова и снова. В какой-то момент мне уже начинает казаться, что Алекс забыл обо мне. Только на третий день что-то меняется. Глаза сами собой закрываются посреди ужина, руки застывают. — Привет, Данила, — шепот Алекса у самого уха. – Сейчас ты будешь свободен, только глаза не открывай, хорошо? И я понимаю, что кивнул. Опустив руки, вздыхаю, и спрашиваю: — Не продал? Так? — Да. Не продал, сказал, что ты ему еще понадобишься. Вздрагиваю, вспоминая зачем. — Все, что я смог сделать, это добиться для тебя отмены наказания. У меня очень мало времени. Через пару минут я исчезну, ты найдешь в углу комнаты коробку. Там книги и одежда. Это мой подарок для тебя. Слушай внимательно, я не прошу у тебя обещания, просто выслушай. Я не хочу, чтобы ты умирал. Возможно, я найду способ получить тебя себе. Просто не делай ничего с собой — подожди. — Я… Я попробую. — Спасибо. — Снег все еще идет? — Да. Слушай, а кем ты был до?… Я сразу понимаю смысл его вопроса. И почему-то начинаю рассказывать все про свою жизнь. Он прерывает меня на четвертом классе школы и грустно шепчет: — Мне пора. Я открываю глаза. Алкиппа Я вижу, как злится Адехи, впервые, за сотню лет. Он крушит мой кабинет, вещи и мебель упорно летят в стену. — Зачем, римлянин? Что ты хочешь? Я готов отдать очень многое в обмен на мальчишку. Мне нужен этот раб. — Ты можешь к нему приходить, когда тебе вздумается, — кресло подо мной слегка дергается, я вопросительно поднимаю бровь, и оно успокаивается. Вместо него взлетает стол, моя чашка с кофе успевает спастись бегством в последний момент. — Но ты против того, чтобы трахнул твоего раба? Так зачем мне приходить? — Можешь не приходить. Я же не заставляю, но рыжий останется в моем доме. — Я могу и Иштар пожаловаться. Ты же защищаешь его! Это противоречит принятой конвенции! — Пожалуйста, жалуйся. Я вполне могу его медленно и мучительно убить на глазах у Иштар. Хотя можно и проще, с ним вполне могу спать я. — Не трогай Данилу, он и так тебя боится, — Адехи устало прислоняется к стене и, наконец, признает свое поражение. – Я не понимаю, чего ты добиваешься. Я больше не появлюсь у тебя в гостях. И забуду про существование этого раба. Он исчезает, а я принимаюсь наводить порядок. Странно, вроде бы мой план провалился, но горького чувства поражения я не чувствую. Это только первая попытка. Не знаю как, но я должен добиться своего. Может не с Адехи стоило начинать? Жаль только, что рыжик теперь бесполезен для меня. Придется убрать его, как мусор. Вряд ли раб сможет раскрыться перед другим. Да и нужно ли это? Дьявол, я ведь даже не знаю, что делать.