Начало жизни

Ешь хлеб из моих рук, спи у огня. Люби меня как брат Чтобы суметь меня убить (с3). Данила Его не было уже третий день. Я вновь чувствовал себя запертым, как в тюрьме. Все сводилось только к смене тюремщика. Все те же приказы, все та же беспомощность. И осознание того, что ничего не изменишь, все решения приняты за тебя. А ты даже не понимаешь до конца, что движет тем, кто решает твою судьбу. Они мнят себя богами, и ведут себя соответственно, не принимая никого в расчет, не считаясь с твоими чувствами и даже с твоей жизнью. Вся твоя свобода сводится к возможности мерить шагами комнату, выбирать, какую книгу ты сейчас будешь читать, возможности закрыть глаза и сделать вид, что ты спишь. Слуги как тени приносят еду, выносят пустые подносы, спокойно пересекая порог, а вот меня двери не пропускают. Вот только жить так дальше мне абсолютно не хотелось. Дверь распахнули пинком, и мне показалась, что комната стала раза в два меньше. Незнакомый мне здоровенный мужик, дыша перегаром, ввалился в комнату. Темные грязные длинные волосы, такие же темные, маслянистые глаза, обильно подведенные косметикой, одежда, давно нестиранная, словно подобранная на ближайшей помойке. Я отступил на шаг, даже не из страха, просто из-за брезгливости. Словно почувствовав мое настроение, визитер ухмыльнулся, без того тонкие губы вытянулись в узкую кривую линию. Он рассматривал меня, словно какое-то редкое насекомое, затем, пошатываясь, медленно пошел в моем направлении. Инстинктивно я отпрянул, и, почти споткнувшись, подхватил стул за спинку. Незнакомец одним точным и быстрым движением умудрился не только отобрать мое странное орудие самообороны, но и, бесшумно поставив его на пол, усесться на стул. Пока я ошарашено соображал, как, пьяный в дупель, качок провернул этот маневр, гость заговорил: - Ну, привет, смертный. Да не смотри на меня так, с моим опытом алкоголизма я уже лет сто как не могу напиться. Грустно ухмыльнувшись, мужик принялся шарить по карманам. Я как завороженный смотрел на его пальцы – на ногтях красовался ярко-красный лак, местами уже отодранный. Последив за моим взглядом, гость рассмеялся, демонстрируя мне белоснежные длинные клыки. - Вы – вампир? – говорю первое, что приходит мне в голову. - Смертный, ты явно фантастики в свое время пересмотрел. Вампиров не бывает. Я – оборотень. Я хватаю ртом воздух, и отступаю к стене. Мужчина смеется и, спустя секунду, оказывается возле меня. Скаля свои длинные клыки, наклоняется, почти касаясь моего лица своим, я начинаю кричать, как испуганная девчонка. Он отступает, возвращается на стул, и начинает считать вслух. - Три тысячи, две тысячи девятьсот девяноста девять… Время идет, а этот сумасшедший все также сидит на стуле, периодически скалится в мою сторону и считает. Приносят ужин, слуга привычно кланяется моему гостю и быстро уходит. Открываю окно, чтобы хоть густым, влажным воздухом разбавить зловоние, поселившееся в комнате вместе с оборотнем. Сажусь на подоконник и выпиваю принесенную бутылку пива, вторую забирает себе он. - Пятнадцать, четырнадцать… - А что будет после того, как ты дойдешь до единицы? - Не сбивай. Десять, девять… Когда оборотень сказал «один», в комнате повисла тишина. - Извини, смертный. Неуловимое взгляду движение, и он выпихивает меня из окна, удерживая меня от неминуемого падения одной рукой. Я цепляюсь за него, ору. Втягивает меня обратно, осторожно ставит на ноги, когда я сползаю по стене на пол, он вновь садится на стул и начинает считать: - Три тысячи, две тысячи девятьсот девяноста девять… Адехи Аномальная зона встречает меня морозным ветром и снегом, утопая в сугробах, я иду вперед. Странно, но М-ский треугольник не блокирует магию, я чувствую наличие разумных существ в одном дне пути. Пытаюсь переместиться, и мне это легко удается. Передо мной, посреди небольшой поляны только не тронутый снег, бесконечные сугробы. Предчувствие требует отступить, но что-то неотвратимо сильно манит к себе. Я делаю шаг, один только шаг. И мир меркнет. Боль, она повсюду, физическая, пожирающая плоть, и моральная: вновь и вновь я вижу гибель тех, кого любил. Брат истекает кровью у меня на руках, мое племя гибнет под натиском врагов, и последнее, словно контрольный выстрел, я наблюдаю, как умирает во время родов моя любимая Мириам. В этих мучительных видениях, как и в своем прошлом, я пытаюсь им помочь, но предаю их всех. Мой вождь склоняется ко мне, и шепчет: - Ты слишком слаб, позволь ему уйти. Ты же видишь, как жизненная сила покидает тебя, переходя к нему. Шаман, ты погибнешь сам, и не спасешь его. Ты едва можешь вызвать дождь, тут ты бессилен, отступи. И я отхожу, позволяя моему старшему брату захлебываться собственной кровью. Словно прочитав на моем лице то, что я сейчас вновь кинусь к раненному и попытаюсь его спасти, пусть и ценой своей жизни, вождь резко опускается на колени, резкое движение рук, и я уже не слышу дыхания брата. - Ты еще не понимаешь, шаман, но так было правильнее. Уже сменилось трое вождей, и каждый пытался навязать мне своих дочерей в жены, пытаясь крепче привязать меня к племени. Вот только в каждой из девушек я видел черты их дальнего предка. Уход, из ставшего ненавистным, родного племени стал таким желанным и логичным выходом из западни собственной совести, что я не сомневался, предавая их. Я стал шаманом для врагов, я помогал тем, кто уничтожал моих соплеменников. Мириам дышит, неглубоко, в воздухе пахнет кровью, повивальная бабка спокойно сидит рядом, шепчет бесполезные молитвы глухому богу. Я знаю, что наш сын вытягивает из неё жизнь, маленький сверток, который я держу в руках. Я мог бы прервать их связь, убить ребенка. Вот только Мириам, даже зная, чем это грозит ей, умоляла меня спасти именно его. Я подпитываю её своей магией, пытаясь спасти их обоих, спасти свою семью. Далеко не сразу, но я все же ощущаю, как приближаются другие маги. Отдав ей сразу огромную порцию силы, я вижу, как трепещут длинные, темно-рыжие ресницы, как распахиваются карие глаза. - Милая, они скоро будут тут. Я должен прервать вашу связь с ребенком. Но моих сил не хватит на то, чтобы вылечить тебя, и накормить его. И тем более на то… - Я выбираю его. Ты же сможешь позаботиться о нашем сыне? - Да. Опускаюсь на колени, целую тонкие пальчики, чувствую, как слезы застилают взгляд. - Тогда уходи и спасай его. Обещай, что Томас будет жить! - Клянусь. Сквозь боль воспоминаний прорывается крик. В нем страх и мне на мгновение кажется, что я узнаю голос, мне кажется, что я должен уйти отсюда. Видения возвращаются, на этот раз, я вижу день нашей с Мириам свадьбы, вижу её улыбку, и остаюсь. Я не знаю, сколько проходит времени, год, месяц, день или несколько минут. Вернувшись в свои кошмары, вспоминая только то, что не хотел знать долгие годы, я не замечал течение времени. Вновь этот крик, голос, полный ужаса, смутно знаком, я почти выплываю из своих грез, но вновь вижу Мириам. Уже почти сдавшись, почти погрузившись обратно, я резко вспоминаю другие глаза, другие руки, другого человека. Резко встаю, с меня обрушивается целая снежная лавина. Растерянно осматриваюсь. Я чувствую присутствие разума, но не вижу людей. Делаю пару шагов к самому большому сугробу, начинаю разгребать снег. Так и есть, под ним спрятана замершая фигура кого-то мага. Человек столько бы не продержался. Наклоняюсь, чтобы рассмотреть лицо, и удивленно охаю. Святослав- маг из России, исчезнувший двести лет назад. Если раб Алкиппы тут, то он уже мертв. Уходить почему-то не хочется, но я заставляю себя покинуть поляну. Дальше просто - стоит только закрыть глаза, и я перемещаюсь в свой дворец. Данила сидит на полу, его мелко трясет, Томас встает со стула и, лениво зевнув, выходит из комнаты, у самых дверей бросая мне через плечо: - Па, объясни смертному, что оборотней тоже не бывает, а зубы я по приколу у стоматолога лет пять назад нарастил. И вообще успокой его, а то мне отчим, который при виде меня будет нервно вздрагивать, не нужен. - Томас, оставь мой винный погреб в относительном покое, а то в угол поставлю! Как я и рассчитывал, страх на лице мальчишки сменяется удивлением. Алкиппа Я не влюбился в его безыскусную красоту, в вечно испуганную гримасу на его лице, в узкий точеный нос и скептически надутые губы, в костлявые плечи и тонкие пальцы. Нет. Я видел тех, кто красивее его, и тех, кто был еще более несуразным, чем он. Вот только понять его, просчитать его поступки наперед я не мог. Словно новая фигура в давно известной и ставшей уже скучной игре. Пешка, которая может перепрыгивать через клетки. Ави забавлял меня, заставляя вновь чувствовать новизну жизни. В моем возрасте умение удивлять было важнее, чем простое плотское вожделение. С ним было забавно играть, пока я не понял, что принося ему боль, испытываю её сам. Я научился ненавидеть тот мир, который создали мы, и который причинял Ави почти физическую боль. Только в отличие от Фердинанда, я знал, как все исправить. Пока Ави торчал в душе, слуги успели сменить постельное белье и принести завтрак. Судя по шуму воды, он еще долго не выйдет оттуда. Что ж, есть время навестить еще одну фигуру в этой игре. Посылаю мысленную просьбу к Артею, и он соглашается меня принять. Второй по силе древнейший, сильный маг, и, одновременно, ключевая фигура в моем плане. Пара глубоких вдохов, и безразличное выражение лица. Артей сидит на своей кровати, по-моему никто, за последние три – четыре столетия, не заставал его за другим занятием. Меня невольно передергивает, присутствие этого живого мертвеца нервирует. - Здравствуй, друг, - он говорит спокойно и безразлично, не вкладывая в свои слова никаких эмоций. Но все же он мой друг, и я почти уверен, что он поможет мне, просто потому, что помнит – друзья всегда помогают. - Мне нужно знать, примешь ли ты мою сторону, если я, в обход Шабаша, решу кое-что изменить в этом мире. - Что именно? Чем больше я рассказываю про свой план, тем более идиотским мне кажется наш разговор. Артей слушает молча, неподвижно, затем отвечает: - Нет. Извини, друг, но это не в моих интересах. Тот итальянец предсказал мне кое-что важное, и я боюсь, что такие глобальные изменения затронут и мое будущее. Кофе? - Не откажусь. Внутри все кипит, этот мелкий предатель, Фердинанд лезет не в свое дело, и разрушает все, к чему прикасается. Надеюсь, Адехи не сильно опечалится, если его ученик «случайно» погибнет?