2.
3 апреля 2017 г. в 17:14
Ему казалось, что он больше не увидит неба и горизонта. Что всегда вокруг будет холодный космос, разлинованное белым черное пространство. Что будет только дюрасталь, такая же серая, как небо, только неживая. Что все вокруг — небо, землю, воду, растения и облака, заменят бесконечной геометрией строгих конструкций и не будет ничего больше.
Они летели бесконечно и еще один день. А когда день закончился, их всех согнали в шаттлы и опустили на планету.
Тогда Армитаж снова увидел небо.
Белесое, как дым, неровной простыней постеленное над горами. Взрезанное огромным острым треугольником Звездного Разрушителя. Он распластан, как огромное чудище, вспоротое брюхо его изрыгает изломанных черных птиц. Небо вздрагивает, волнуется, словно море. И рябью по его поверхности несется высокий воющий звук.
Армитаж хлюпает носом и украдкой утирается большим рукавом наброшенного на его плечи кителя. Он знает, что это воют небесные крайт-драконы, скрывающиеся за облаками. Состоящие из тысяч взглядов, обращенных вверх.
Он смотрит в небо и хочет увидеть волшебных существ. Ждет, пока они, синхронно вынырнув из-под брюха Звездного Разрушителя, опрокинут его прочь. Потому что это чуждый им зверь. Он не обтекаем и уродлив. Он состоит из холода, серости и орудий. Но где-то там, высоко в небе и глубоко во чреве чудища остались провода и датчики, сплетенные в причудливые линии.
Последняя партия людей доставлена.
Звездный Разрушитель становится меньше, пропускает под себя тонкие линии белых облаков и растворяется в них, поднимаясь вверх.
Армитаж остается на земле.
Он думает о том, откуда именно начинается небо. И куда бегут дороги прочь из-под его ног. Эта планета ему незнакома, эти люди говорят о странных вещах. А сам он прячет под огромным кителем взрослого крохотную инфокарту.
Армитаж знает, что это от его мамы.
Армитаж верит, что найдет ее — она ведь тоже прилетела на эту планету. Просто здесь народа очень много и не сразу получится отыскать ее.
Он шмыгает забитым носом и встречается взглядом с папой. Тот снова кривит губы и Армитаж сжимается под его недовольным взором.
— Заляпал в соплях весь китель. Пойдем.
Папа шагает широко. Уверенно печатает шаг. Папа — настоящий офицер, он красивый и сильный. Армитаж тоже станет офицером, когда вырастет. И сопли у него пройдут. Он семенит за папой, быстро-быстро перебирая ногами. Отвратительно кривыми, тонкими и короткими. Он очень старается поспевать, но широкая ровная спина папы то и дело теряется в толпе.
— Поживей!
Папа раздражен. Армитаж слишком медленный, из-за него приходится останавливаться.
— Простите….
— Простите, сэр, — раздраженно поправляет папа.
— Простите, сэр.
Армитажу горько. Он не может идти быстро, переходит на бег и тут же начинается задыхаться. Сопли ручьем льются из носа, он вшмыгивает их в себя: кителем вытираться нельзя. Армитаж шумно дышит носом и пытается догнать папу. Получается у него только на краю посадочной площадки.
Он тянет бледную узкую ладонь, желая поймать раскачивающуюся в такт шага сильную руку и промахивается, неловко цепляясь за одежду.
— Что еще?
Армитаж очень хочет папе все рассказать. Показать ему инфокарту. Прослушать ее еще раз, услышать мамин голос в нескольких отрывистых сообщениях. Жаль, что она поломанная и больше не считывается голопроэктором как надо.
Он хочет добраться до его ладони, но папа совсем на него не смотрит. Он раздражен и расстроен, глядя куда-то в сторону, но едва его серо-стальные глаза останавливаются на лице Армитажа, он тут же отворачивается.
— Вытри нос, ты как чучело.
Он резко разворачивается и продолжает идти.
Армитаж больше не может идти.
Не хочет.
Каждый шаг отдаляет его от мамы.
Он смотрит вниз, опустив голову. Из-под его ног разбегаются прочь сотни дорог. Напрасно они куда-то там бегут — ему ведь надо в другую сторону. Ему всю спину согнуло желание вернуться, его глаза устали запоминать путь назад.
Он сжался в маленький комок под огромным кителем. Он тянет носом и внутри глухо чавкает. Он надеется услышать тот тонкий запах цветов, исходящий от белой ткани, но не может. Воздух вокруг безвкусен и душен.
Мама не пришла.
Армитаж жмурится и чувствует, как на плечи спереди ложатся чужие руки.
Сильные.
Открывает глаза и видит того, кого, как он думал, оставил там. Высоко в небе. В сплетении проводов и диодов. Глаза его горят все так же ярко. Кожа его все того же оттенка неба. Одежда его все так же похожа на провода, сплетенные по дюрастали.
Он мягко давит на плечи, раскрывая и расправляя их так, что приходится напрягать спину, чтобы удержать ровной невидимую линию поперек груди. Он поднимает на кончиках двух холодных пальцев подбородок.
— Давай быстрее, где ты там застрял?
Папа недоволен. Папа возвращается за ним назад. Армитаж хочет съежится, но существо с красными глазами перехватывает его плечи, обходя сзади. Вынуждает держать спину ровно и голову прямо. Как будто сейчас, посреди спешащей толпы — тот самый момент, когда надо рассказать папе о том, что Армитаж хранит в нагрудном кармане.
Он достает их, неловко зацепляя и цилиндры доступа.
— Пап, а мама…
— Комендант, разрешите обратиться, — шипение в ответ, — и я не разрешаю. Нам надо идти.
Армитаж снова прячет все в карман, цилиндры ударяются об инфокарту и находят нужно положение рядом. У сердца.
Папа берет его за руку. Не за ладонь, а пережимая запястье до такой степени, что кончики пальцев начинает покалывать. Он тянет Армитажа за собой, тот снова начинает задыхаться, быстро-быстро перебирая ногами. Он шумно дышит ртом, со странным хрюкающим звуком тянет носом и пытается проглотить ранкора, расцарапавшего горло.
Дороги убежали прочь из-под ног и остались только пути.