Бездыханные

Разбор был утомительный и длинный. Поэтому мы решили устроиться поудобнее, распластавшись на двух диванах в гримерке, которые как раз стояли друг напротив друга. Я сел рядом с Мироном, а Депо с Рудбоем. — И так, как я понял, вы тоже вместе? — Подытожил этот дурдом Ваня, откидываясь на спинку дивана. — А я-то думал, чего Мирон так по съебам дает, когда я просил его рассказать о своем парне. — Фу блять, звучит-то как отвратно, — скривился я, а на меня уставились три пары удивленных глаз, — не, ну, а че? Согласитесь, что звучит это противно. — Я скрестил руки на груди. — А трахаться с мужиком тебе не противно? — Депо пытается возмущаться, но с его внешностью, это выглядит скорее, как «Слон и Моська». — А кто, сука, в этом виноват, скажи-ка мне?! — Я закатил глаза, сам виноват, еще и на меня гонит. — По-моему, я тебе все объяснил после, ты не так понял желание. Ты не должен был спать с Мироном, ты должен был просто зачитать «Секс с Оксимироном». — Тут он прикусил язык.  — Ну, ты мне еще тут ножкой топни и хрюкни, для уверенности в себе. Как ребенок, честное слово. — Я запрокинул голову, облокотив ее на диван, а в этот момент Мирон встал и просто вышел, бросив только: «Нам пора на сцену». Следом встал Рудбой, и отправился за ним, махнув нам рукой. А потом я понял, что пизданул Тема, но было уже поздно, Мирон вышел на сцену. В этой футболке, сука. Мне теперь вселенский пиздец придет со всех фронтов. Мы опустим то, как я хуесосил Депо, и как он получил пиздюлей — зрелище не для слабонервных. POV Мирон Я с детства как-то не вписывался в окружающую меня обстановку, поэтому думал, что я странный. О нет, как я ошибался. Странным я стал после того, как встретил Глеба. Начнем с того, что да, мне нравились мужикоподобные девушки, но вот то, что мне понравился бабоподобный Голубин — это уже что-то новенькое. Конечно, я знал о нем еще до того, как мы лично познакомились. Я считал, что это типичный избалованный богатенький мальчик, которому просто нечем заняться. Да, у него есть свое обаяние, стиль, и он вполне себе симпатичный, но судя по всем параметрам, он алкаш и наркоман, и я думал, что под этим натуральным блондом вряд ли кроются хотя бы какие-нибудь зачатки разума. Когда он подошел ко мне тогда, в клубе, и мы поговорили, я понял, что очень сильно ошибался. Глеб оказался довольно-таки умным парнем, вполне себе адекватным, да и как я понял, не сильно-то он и пьет. Но самое интересное, что он не просто симпатичный, а действительно красивый, даже несмотря на какие-то свои изъяны. То, что я его поцеловал, стало для меня чем-то странным, а то, что мы переспали, меня шокировало. Я от себя такого не ожидал, да и от него тоже. Просто, когда мы сидели в машине, в меня как молнией шандарахнуло, ну, а дальше вы все и сами знаете. Зачем я предложил ему встречаться? М-м-м, наверное, потому, что эта молния меня до сих пор не отпустила, а даже набрала обороты и разрослась до неведомых размеров. Можно даже сказать, что я его полюбил, но подобных слов мы друг другу не говорили, потому что Глеб, по своей натуре, ненавидит подобное проявление чувств и вообще все такое слащавое, но при этом очень любит находиться в моих объятиях. Странный он парень, все же. Но вот незадача, я никогда не задумывался на тему того, зачем же он тогда ко мне подошел? А вот оно как оказалось. Желание. Даже злости нет, только какая-то детская обида грызет изнутри. Почему он мне не рассказал? Не посчитал важным? Или то, что происходит между нами не важно? С этими мыслями я вышел на сцену и начал выступление. Сложно завести зал, когда у тебя на душе кошки скребут. Но у меня это, вроде как, получается. После первых трех песен ко мне подошел Ваня, с охуительным таким заявлением: — Мирон, ты вообще в курсе, что у тебя на спине футболка располосована, и под УФ лучами высвечивается такое шикарное слово как «ПИДОР»? — Чего? — я выпал, ну Голубин, ну засранец, ну пиздец тебе, даже не смотря на эту обиду — ему все равно пиздец. POV Глеба Я все еще сидел в гримёрке, а Депо по тихой грусти свалил, чтобы еще больших пиздюлей не получить. Откровенно говоря, я занимался пиздастраданиями, потому что я еблан, и не знаю, как и что ему объяснять. По сути, что я ему объяснять то должен? Он же не спрашивал, почему я тогда к нему подошел, как и я не спрашивал, почему он меня не послал? А-а-а-а-а, че так сложно-то? Ввязался, блять, на свою голову, в хуету какую-то непонятную. И вот, спустя какое-то время мои пиздострадания прервал влетевший в гримёрку разъярённый Мирон. Он резко подлетает ко мне, валит на диван, а сам ложится сверху, целуя дико, зло и страстно одновременно, а после поворачивает мою голову в бок и яростно шипит мне на ухо: — Кто тут у нас пидор? — Ты… — на выдохе произношу я, пытаясь отдышаться, чтобы ответить хоть что-нибудь еще, но не успеваю, так как меня снова целуют с таким же напором. По истечении пары минут, мы отрываемся друг от друга. — Я так понимаю, что я прощен за свой ебланизм? — Я провел ладонью по его щеке и просто тонул, смотря в его ярко-голубые глаза. Черт, какие же они охуенные. — Суд приговорил вас, Глеб Геннадьевич Голубин, к трем дням исправительных работ в моей постели с полной компенсацией моих нервных клеток и объяснительной. — Он слегка улыбнулся и погладил меня по волосам, нежно и невесомо — значит простил. — М-м-м, я не против, — улыбнувшись, я прикусил губу, — я все понимаю, но тебе надо вернуться на сцену. — Сейчас, только переоденусь. — Он встал, быстренько переоделся и ушел, прикусив мою губу, вместо поцелуя напоследок. Вот придурь-то. А я сидел и улыбался. Сам себе идиот.