Бездыханные

Когда концерт закончился, а Мирон и Рудбой ввалились все такие усталые в гримерку, то застал их тут пиздец еще хуже, чем когда сюда пришел я. Сидит Депо, привязанный к стулу, и стою я, который пишет на этой наглой харе множество бранных слов - и не только на харе. Но на его лбу, так яро выделено слово «ПИДОР», да-да, я не отличаюсь оригинальностью, ну что поделать. Ребята тут же встрепенулись, несмотря на все свои заебы, и Окси тут же хватанул меня за шкирку и оттащил от Депо, как нашкодившего щенка – хотя это нихуя не я виноват -, в то время как Ваня начал развязывать Тему. Не знаю, что происходило там, у Депо и Рудбоя, но мне доходчиво объяснили, что дома мне придет пизда, это с учетом того, что дом-то, мой! Ну, короче, выставили меня из гримерки. Я как истукан битый час простоял под дверью, а после вышел Мирон, и мы направились исполнять решение суда имени Федорова Мирона Яновича. Но это-то и не важно, потому что, узнав такую хуйню, я ожидал, что мне придется из кожи вон вылезть, лишь бы все было хорошо. Но мой царь меня помиловал, и такое наказание мне только в радость. Была моя радость недолгой, так как наказание оказалось намного жестче, чем я думал. И если мне придется провести так все эти дни, то я, наверное, сдохну. Я даже и подумать не мог, что Окси способен на такое. Вот серьезно. Начиналось все как обычно: поцелуи, ласки, прелюдии, растяжка и так далее и тому подобное. А потом он попросил встать на четвереньки. Ну хули, мы не гордые, ну точнее очень гордые, но не с ним, поэтому я встал, а после Мирон попросил вытянуть руки вперед, и он, одним ловким движением сводит их вместе, и очень быстро и туго привязывает к кровати. Сказать, что я охуел, значит нихуя не сказать, вот честно. Теперь, я жду его дальнейших действий и не смею, пока что, лишний раз даже пикнуть. Потому что, хоть я и мертвый молодой ублюдок, а жить то хочется еще. - Готов к исполнению наказания? – Говорит Мирон, завязывая мне при этом глаза красным шелковым платком. Сука, откуда он его только взял-то, а? - Если честно, то я как-то не так наказание представлял, - поняв, что сказал хуйню, я быстренько дополнил свои слова, - но я виноват, так что буду готов. Он на это ничего не ответил, при этом, как следует, собрав силу в правой руке, шлепанул меня по заднице. - Блять! – Я сорвался на крик. – Это охуеть как больно! - Терпи, сам накосячил. Он нежно оглаживает место удара, слегка прижимая его, что доставляет некий дискомфорт, а после ухватывает меня за ягодицы, раздвигая их, и резко входит. Я закусываю губу, тем самым прерываю все попытки крика вырваться наружу, и вместо него издаю всего лишь какое-то сдержанное мычание. Судя по тому, как Мирон, начинает в меня вколачиваться, с силой сжимая мои бока, ему это явно нравится. Что же, я принимаю правила и буду смиренным, раз ему того хочется. Он все быстрее и быстрее двигается, хотя, по-моему, быстрее уже некуда, но у него это почему то получается, каждым движением попадая по простате. Я не знаю каким чудом, но все еще кусая свои и без того искусанные губы, не издаю ни крика ни стона, а лишь мычу и поскуливаю. Что звучит, наверное, просто ужасно, но ничего с этим поделать не могу. Когда я приблизился к тому, чтобы кончить, Мирон сжал мой член у основания, не дав мне это сделать, после чего потянул меня за волосы, заставив запрокинуть голову назад и касаясь моих плотно сжатых губ своими целует, проникая языком внутрь, завлекая в какую-то только ему известную игру. Хотя в данный момент все происходящее является такой же его игрой. Мучая меня еще некоторое время, он отпускает мой член, и я бурно изливаюсь на простыни с громким криком, а спустя пару минут он кончает в меня. Обессиленный я валюсь на кровать, а Окси придавливает меня сверху, тяжело дыша и целуя в шею. Когда он развязал мои руки, я почувствовал небывалое облегчение, так как они дико затекли. - Часть наказания ты отработал, - произнес Федоров, укладываясь рядом со мной и подкуривая сигарету. - Я уже боюсь узнать, что будет дальше, - достав сигарету из пачки, и повернув его лицо к себе, подкуриваюсь от его сигареты, заваливаясь обратно на подушки. - Тут все опять же, зависит только от тебя и твоего поведения. Провалявшись, добрые полчаса, я направился в душ, а он все так же лежал на кровати, смотря в потолок и о чем-то думал. Интересно, о чем? Зайдя в ванную, я решил посмотреть на себя в большое зеркало. Увидел и охуел. Практически все туловище покрыто синяками от его пальцев, в кровь искусанные губы, взлохмаченные волосы и до крови стертые запястья от веревки. Где он, спрашивается, все это нашел? Заранее что ли готовился? Ладно, свое тщедушное тельце я скрою за одеждой, а вот что делать с запястьями? Напульсники надевать? Или еще какую-нибудь хуету? Ладно, разберемся с этим завтра. Отмывшись, я накинул очередную огромную футболку и пошел в кровать, где, как оказалось, Мирон уже мирно посапывал, видя сон десятый, наверное. Жаль, жаль. А я так хотел с ним перетереть всю эту тему, потому что сразу после секса мы оба не очень-то и любим поговорить. Оставив все обсуждения на завтра, я завалился рядом и прижался к его груди, в ответ на что, его руки легли мне на плечи и крепко накрепко прижали к себе. Сопливо, по-девчачьи, но лучше этих моментов для меня пока ничего нет. Все так запутанно с этой однополой любовью, что начинаешь ценить даже самые малейшие приятные моменты настолько, что они становятся для тебя чем-то очень большим и самым дорогим. Никогда не знаешь, как повернется жизнь и когда белая полоса сменится черной, и сколько она будет длиться. В этих объятиях, я проваливаюсь в сон, не думая о том, что ждет меня завтра, и какое наказание в дальнейшем он придумает для меня. Он рядом. Он со мной.