***
Арденион в это время только-только пробуждался. Его тело изнывало, но уже не так сильно как вчера, и было готово пережить тяготы еще одного дня. Старик еще не догадывался о том, что уже поджидало его, а потому решил понежиться в постели еще с несколько минут. Уж очень давно он этого не делал. До встречи с Эренаром, Арденион то и дело перебивался от одного пристанища к другому, нигде не задерживаясь. Предпочитал держаться теней, не любил привлекать к себе внимания, однако это не мешало ему знаваться со многими достопочтенными и простыми людьми. Весьма часто путешествовал, бродил по далеким землям юга и запада, востока и, в меньшей степени, севера. Суровые края с неутихающими промозглыми ветрами его не прельщали. Но море, что плескалось у рубежей остальных королевств, он любил как ничто другое в мире, наверное, за его бескрайние очертания. Однако все это осталось позади. И Арденион понимал это и вряд ли можно было сказать, что он был в восторге от подобных перемен. Вообще, когда относительно устоявшаяся жизнь начинает меняться, особенно в преклонном возрасте, это мало кого может привести в восторг. Одно дело думать над тем, где расстаться с жизнью, а другое — возиться с юнцом, толком не видавшим ее. Во всяком случае деваться Ардениону было некуда. Но он пока что и сам не осознавал всего до конца. Встрепенувшись старик обнаружил, что снова заснул. Наконец, приподнявшись с постелей, он проследовал в комнату, где находились тазы и кувшины для умывания. Выходя, Арденион услышал еле доносящиеся звуки, звуки топора, что раз за разом обрушивал свою стальную мощь на сухие полена. «Не к добру, когда Воин Света берется рубить дрова», — заключил он про себя. Издавна подобные Аластеру люди сжигали тела павших. Их обязывал древний обычай, который служил символом вечного, неукротимого и животворящего огня, что уничтожает старое и рождает новое. Спускаясь настолько быстро по ступеням, насколько мог, его заботила только одна мысль: кого же Аластер собирается предать огню. Затуманенный разум подсказал ему. Одно лишь слово «Эренар» зазвенело у него в голове. Не замечая своих быстрых шагов, старик промчался по коридорам, и когда заметил, что это вовсе не он, облегченно выдохнул, а затем вновь натянул суровую и безразличную маску на лицо и направился к собравшимся, но уже более степенным шагом. Перед Арденионом предстал Аластер, подкладывающий последние поленья, незнакомая ему девушка, стоящая рядом, и, конечно же, Эренар. Он нервничал, переступая с ноги на ногу. — А утро обещало быть хорошим, — проговорил с излишней суровостью старик, подходя ближе и обмениваясь со всеми взглядами. — Но таковым не выдалось, — просто ответил Аластер, поправляя меховые плащи на смертном ложе. Арденион примкнул к остальным, но уже молча. Аластер попытался разжечь огонь, используя свечу из светильника, но у него не выходило. Порывы ветра, налетавшие непонятно откуда, мешали ему. — Я помогу, — мягко отозвался старик. Из его руки вырвалась энергия, что переливалась то светлыми, то более темными оттенками алого цвета. Она дотронулась до сухой травы и дерева, лизнув их огнем. Немного погодя, пламя перекинулось и на другую часть помоста и разрослось, заключая в свои объятия остывшее тело. Какое-то время все стояли молча, наблюдая за тем, как жар поглощает плоть. Первым заговорил Аластер — он не смог вынести этой тишины: — Я видел столько смертей и загубленных жизней, что должен был бы уже привыкнуть. Но нет, — произнес спустя какое-то время Аластер. — Мое сердце до сих пор испытывает боль от утраты. Утраты чего-то важного и невосполнимого. Почему все должно заканчиваться именно так, а не иначе? — Нам не дано постичь при жизни многое, Аластер. Не дано познать и смерть, ровно как и другой исход, — промолвил Арденион. — Тогда все это бессмысленно, — заключил тот. На глазах Гвенни засверкали вновь подступившие слезы. — Нет, — произнес Эренар, преодолевая ком в горле, — ничто не рождается просто так и ничто не умирает бессмысленно. Арденион перевел на него свой взгляд, в котором отражалась доля изумления и вместе с тем одобрения. — Он прав, — поддержал старик. — Есть жизнь, а за нею смерть. Быть может, это вовсе и не конец. Во всяком случае, мы так или иначе узнаем об этом. Аластер молчал. Он — убеленный сединами воин — не нашелся с ответом. Наверное, остальные были правы и Торстен погиб не напрасно. Может его смерть возвестила о том, что никогда не вернется, а может, она дала понять, что Зло ближе, чем казалось, что оно рядом и уже плетет свои гнусные замыслы, подобно тому, как паук плетет свою паутину, чтобы в нее попалась жертва. Возможно, это все действительно так. Но кто знает наверняка? Еще долго они стояли рядом с телом храмовника, более не заводя разговора. Каждый думал о своем. И, на самом деле, подумать им было над чем. Первым ушел Арденион, а Эренар следом за ним. Еще через треть часа в крепость вернулся и Аластер. И лишь Гвенни, содрогаясь крупной дрожью, стояла там еще очень долго. Трудно представить, каково ей было. Никогда до этого она не чувствовала себя столь одинокой и разбитой. Человек, что лежал перед ней, подарил ей все: и кров, и будущее, и надежду. Теперь все это было утрачено. Но Аластер наверняка не оставит ее за своим порогом, однако большего, чем она имела, он дать не сможет. Гвенни вернулась в замок, когда Звезда Арона, миновав Илонарские горы, залила своим полуденным светом все близлежащие земли, укрывая их теплом. Она еще какое-то время провела в отведенной ей комнате, стоя у окна и всматриваясь в дали, где блестели и серели поля, подобно волнующемуся бескрайнему морю. Ее мысли были беспорядочными и не было в них утешения. Разум заполняла только выжигающая сердце скорбь. Время от времени, Гвенни чувствовала, что задыхается от всех своих эмоций, дыхание становилось то прерывистым, то наоборот — слишком частым. От избытка чувств ей порою хотелось кричать, но она не могла, а потому лишь тихо плакала, уткнувшись в белоснежные подушки, края которых медленно становились мокрыми от слез. — Не стоит жалеть мертвых, Гвенни, — в дверях показался старик. Его лицо выражало неподдельное сочувствие горю. Девушка мгновенно вскочила с постелей, убрала несколько распустившихся прядей за уши и, подобрав под себя одеяло, села на кровать. — Кем он был? — осведомленный о недуге девушки, Арденион захватил с собою несколько чистых листков и угольных карандашей. Гвенни аккуратным почерком, каким только пишут дети, вывела одно единственное слово. — Храмовником? — переспросил старик, на что девушка утвердительно кивнула, смахнув несколько капель со своих разгоряченных щек. — Он в лучшем мире, — заявил Ареднион, в общем-то не веря своим словам. — Мы — люди далекие от этого — на то надеяться не можем, — объяснял старик. — Истинные служители веры всегда вознаграждаются по разумению Богов. Я не сомневаюсь, что он был достойным человеком. — Можно я присяду? — осведомился он спустя несколько мгновений, сделав несколько неспешных шагов вперед. Гвенни смотрела на него так, словно он был чем-то недосягаемым для нее, но опомнившись снова кивнула. После этого девушка, справившись со своим волнением, вывела еще несколько букв на бумаге. Старик прочел их вслух. — «Он дал мне все», — повторил Арденион несколько раз себе в бороду. — Этот человек дал тебе шанс. И я не думаю, что он хотел, чтобы ты его упустила. Не трать свою жизнь на смерть. У тебя, как и у всех нас, будет на это время. В свой черед и в свой час. Гвенни принялась писать. Ее непослушная рука дрожала, но ее дух обретал твердость. «Я не знаю, что мне делать, не знаю, как жить» — гласили слова. — Даже мудрейшие мира сего порой не знают, как им следует поступать. Поначалу тропа, ведущая из мира неопределенности, будет туманна, но затем, — старик перевел свой взгляд на какую-то неопределенную точку за окном, — затем она рассеется и ты увидишь. Увидишь путь, по которому сможешь уверенно шагать вперед, — теперь его понимающий взор задержался на ней. Эти слова были куда большим, чем просто слова. Они воодушевили ее сердце. В следующую секунду девушка прильнула к нему, заключая старика в свои нежные и хрупкие объятия. Ее тело было холодным, а щеки по-прежнему полыхали жаром. — Вынужден забрать его на какое-то время, — неожиданно раздался голос. Эренар стоял в дверях, наблюдая немую сцену. — Здорово выглядишь, — отозвался в свою очередь старик, выходя из комнаты. Гвенни провожала его глазами. Ей было несколько стыдно за свой поспешный поступок. — Аластер искал вас, — сказал Эренар, отмахнувшись рукой. — Он ждет в галерее. — Побудешь с ней? — спросил тот и тут же несколько неуверенно вполголоса добавил: — Прогуляйтесь. Вам обоим это не помешает. — Не знал, что вам есть дело до кого-нибудь, — проговорил Эренар. — Мне известно, что такое доброта, — сухо ответил Арденион, метнув зловредный взгляд. — Но куда лучше знаю ее обратную сторону. — Гвенни, да? — спросил Эренар, стоя в дверном проеме, когда Арденион скрылся в переходах меж комнатами. Девушка утвердительно кивнула и смущенно уставилась себе на коленки, прикрытые одеялом. Еще с несколько секунд длилась тишина, пока Эренар все-таки не решился продолжить. — Что ж, могу показать тебе замок и то, что снаружи. Я знаю немного, но все же, — уже смутившись договорил он. В блеклых карих глазах Гвенни сверкнула прежняя жизнь. Ее лицо преобразилось. Она глядела на него так, как только умели смотреть девушки — чувственно и безразлично. — Так что? — не выдержав взгляда, выдавил он. Гвенни опомнилась и тут же вскочила со своего места, подбирая подол темно-синего платья без рукавов, и спешно покинула комнату. Ее длинные волосы коснулись плеч Эренара. Он отправился за ней. Быстро поравнявшись, показал ей, куда нужно идти и они вскоре оказались на нижних этажах, ведущих к парадному входу. Покинув замок, ветер, налетев с юга, обдал их лица теплом. Терявшаяся в перистых облаках Звезда следовала за ними до самой кромки старого и небольшого соснового бора, до которого они решили идти. Дальше свет Арона терялся в густой зеленой листве, с трудом пробираясь через нее. И по мере того, как неспешно приближались к лесу, Эренар успел рассказать о многом. Гвенни слушала его участливо, иногда смущенно улыбалась, представляя себе то, о чем ей ведал собеседник. — Аластер не оставит тебя, — сказал Эренар, когда вошли в бор. — Хоть я и знаю его не так долго. Он помог нам. И не сомневаюсь, что обязательно поможет и тебе. Девушка подобрала под себя руки, как бы пряча их. Голова ее была теперь опущена, а ноги аккуратно следовали по извилистой тропе, время от времени перешагивая через сухие ветви и торчащие из-под земли коряги. С несколько минут она была таковой: отгороженной и замкнутой. Гвенни думала. Наконец, она взяла палку, нашла не усеянную травой подошву холма и вывела на тверди несколько слов. Они гласили: «Я знаю». Она улыбнулась. — Ты не помнишь, что произошло? — спросил он ее, все еще прикидывая, был ли этот вопрос уместным. Лицо ее потемнело, но тут же преобразилось. Видно было, что мрачные мысли до сих пор преследовали ее, но уже не главенствовали над ней. Наклонившись Гвенни аккуратно начертила буквы: «Я слышала крик». Она подумала и дописала еще: «Потом я проснулась в кровати». Эренар молча смотрел на нее. Какое-то время их взоры соприкасались друг с другом. Они миновали несколько низеньких холмистых горок, за которыми расположились тоненькие светло-зеленые саженцы, ласково укрытые землей. Рядом с ними виднелись вывороченные с корнями пни. На остальных деревьях, чьи кроны терялись в высоте, проглядывались оставленные зарубы, сделанные легкой рукой. — Теперь мы точно не потеряемся, — произнес улыбчиво Эренар, оглядываясь по сторонам. Он не был в этом бору раньше и не смог бы отыскать дорогу назад, если бы они зашли слишком далеко. Лес увлекал их за собой. Но теперь тревога миновала. Погружаясь все глубже в гущу высоких и тонких деревьев, стали реже оборачиваться назад и старались держаться тропы, что порою ускользала от их глаз, скрываясь за разнотравьем. Они все больше отстранялись от мира, примыкая всем своим естеством к природе, думы постепенно оставляли их. Взамен приходило лишь умиротворение. Сосны-гиганты, кряхтя и шелестя ветвями, словно говорили с ними, рассказывали о каких-то далеких эпохах мира, ведали о чем-то давно забытом и навеки угасшем. Спокойствие царило во всем. И не нарушали его ни Эренар, ни Гвенни, никто-либо еще. Казалось, что сами птицы на пару с другими зверями осторожничали, чтобы не перечить тихим перешептываниям старых, как сам мир, деревьев. Между сном и явью они шли по лесу, держась восточного направления, и не заметили, как начали подходить к его границам, за которыми вдалеке, но уже не слишком, возвышались одной сплошной стеной хребты могучих Илонарских гор, что тянулись от самого севера до окраинного скалистого юга, небрежно обрываясь у Таонского моря. Выйдя из соснового бора, взору их предстало одинокое дерево, растущее на холме и залитое светом, не похожее ни на какое другое, которое им доводилось когда-либо видеть. Казалось, что оно очутилось совершенно случайно в этих краях. Кора древа была светло-коричневой и имела разрез почти в самой его середине. Внутри неровных очертаний дупла теплилось легкое свечение, с витавшими внутри пылинками цвета охры. Само древо было небольшим и превышало рост человека всего лишь на пару-тройку футов. Вокруг в малахитовой траве лежало множество белых опавших листьев, а на нем самом их громоздилось вдвое больше. Они то блекли в свете Звезды, то наоборот — приобретали яркий алый цвет. Создавалось ощущение, что крона дерева с его хрупкими тонкими ветвями, наполненными жизненной силой, была похожа на предзакатные кучевые облака, плывущие по небесным водам. Еще какое-то время они смотрели на эту завораживающую картину, не решаясь ступить и шагу вперед, пока налетевший с востока ветер не коснулся длинного подола платья Гвенни. Неловкими движениями она виновато прижала ткань к своим бледным худощавым ногам. За то время оголиться успели только голени, но девушка сгорала от стыда. Ее лицо вмиг приняло побагровевший оттенок. — Идем, — улыбнувшись проговорил Эренар, ступая вперед и зовя ее рукой за собой. Гвенни неуверенно засеменила мелкими шажками за ним. Когда приблизились к дереву, то сумели разглядеть тонкие посеребренные нити. Одна за другой они каскадом свисали с ветвей, едва касаясь земли. Играя бликами на свету, они переливались радужными оттенками. В тот самый миг по телу Эренара прошла легкая почти неуловимая дрожь — в его жилах заиграла сила, а разум освободился от всех мыслей и вопросов. В следующий миг до их ушей донеслась сладостная песня, что разлилась по сознанию, подобно тому, как река возвращается в старое высушенное русло, омывая его живительной влагой. — Ты тоже слышишь это? — произнес он так тихо, будто бы боялся кого-то потревожить. Девушка, закусив губу, кивнула. Гвенни, незаметно для себя подходя все ближе к дереву, зачарованно смотрела на все его блики и внимательно с замиранием сердца прислушивалась к каждому звуку, которое оно источало. В их головах текла неторопливая мелодия, наполненная долгим гудением, прерывистым рокотанием, степенным шелестом и дыханием, что было подобно дуновению ветра в последний предрассветный час. Казалось даже, что они слышали сквозь эту струящуюся музыку какие-то слова, которые тут же складывались в изящную песнь. Древо Жизни заманило их, увлекло за собой, заставило забыть то, кем они являются, и то, почему они здесь. Все стало неважным, кроме мелодии, унесшей их куда-то далеко за знакомые земли, за неизведанные моря и дали во вневременные края, наполненные одним лишь наслаждением, приятно горячившим сердца.***
Они находились в небольшой комнатке с камином, в котором, мерно потрескивая, тлели поленья, укутанные жаром багрового огня. Арденион безмолвно стоял у открытого окна, вдыхая свежие потоки воздуха. Твердый взор его был направлен на крепостные стены и то, что лежало за ними. — Утро дня моего рождения выдалось действительно не самым хорошим, как ты подметил, — прервал тишину Аластер. Арденион не пошелохнулся, стоя на прежнем месте. — Столетья приходят и уходят, и несмотря на то, что я продолжаю жить, какая-то часть меня неизбежно умирает, — продолжал он медленным темпом. — Я не помню ни лица своей матери, ни лица мерзкого мне отца. Помню лишь то, что она меня любила, а он — ненавидел. Старик перевел свои глаза вначале на потолок, на котором плескались их тени, а затем на фигуру, сидевшую подле него. — Я тоже не помню лиц своих родителей, — начал Арденион. Он облокотился одной рукой об тумбочку, находящуюся рядом с креслом, чтобы сесть в него. — Ни их запаха, ни улыбки, ни голоса или взгляда. Ничего из того, что, как мне казалось, имело для меня когда-то столь весомое значение, — лоб его покрылся испаринами. Он нахмурился. — И это не самое страшное. Воспоминания о счастливых днях уходят и теряются, а я до сих пор отчетливо помню лица тех, кто их убил. — Ты не рассказывал мне этого раньше, — промолвил тот. — Не говорил, как они умерли. — Разговорами ничего не исправишь. Иногда слова всего лишь слова. Пустая трата времени. — Мы с тобой так долго прожили в этом мире. А что с того? — горько усмехнувшись произнес Аластер. — Когда начинаешь думать о том, сколь многое позади, — подавшись вперед молвил старик, — невольно приходишь к выводу, что вся твоя жизнь — вот она. И нет у нее ни прошлого ни будущего. — Я все думаю, — после некоторого молчания зазвучал низкий тембр голоса, — что было бы, выбрав я тогда иной путь? — Все пошло бы по-другому, — неопределенно ответил старик. — Но ты, я уверен, избавил многих от ужаса и страха. Ведь так? Аластер окунулся в собственные воды памяти, что унесли его далеко-далеко в прошлое. Туда, где он сражался вместе с остальными Воинами Света, туда, где он боролся, побеждал и проигрывал, отстаивая право на жизнь. — То-то, — произнес снова Арденион, спустя минуты безмолвия. — Довольствуйся тем, что имеешь, вот тебе мой совет. Твой выбор сделал тебя таким, какой ты есть. Ты подарил миру много хорошего, но забудь о моих последних словах, — старик заерзал в кресле. — Не в моей привычке говорить такое. — Я унесу их вместе с собою, — улыбнувшись отвечал Аластер. Следующие минуты наполнились молчанием, которое прерывалось все тем же привычным треском, исходившем от тлеющих дров. Отчего-то никто не хотел заговорить первым. Каждый из них знал, о чем им нужно поговорить, но никто не хотел начинать. — И все-таки, — промолвил Арденион, наконец, решившись, — что произошло ночью? — Я был в Мердараде. Искал ответы на вопросы, — лицо Аластера потемнело. Затем он рассказал о том, как на Торстена и на него напал один из Мираллов — так от востока до запада и от юга до севера называли тех, кого давным-давно поглотила тьма, тех, кто не смог противостоять пробудившемуся злу, примкнув к нему. Поведал воин с тяжелым сердцем и о нелегком обратном пути. Старик какое-то время сидел в глубоких раздумьях, прежде чем ответить. — Мы принесли с собою опасность для всех, — убеждаясь в правоте своих мыслей, начал Арденион, — нам нужно покинуть эти земли. — Это не выход, — Аластер разительно переменился в лице, оглянув старика с ног до головы. — Да и вас одних я никуда не отпущу. Будем находиться здесь, пока нам позволят обстоятельства. Надежнее места вы не сыщите ни на юге, ни на западе. Но затем, быть может, мы уйдем на север, если нас вынудят. — Древние легенды оживают и наших сил может не хватить, чтобы противостоять им, — настойчиво продолжал старик, понижая голос. — Боюсь, одной смертью все не закончится. — Верно. Теперь они знают, кто вы, и кто я, — хмуро отозвался Аластер. — Когда эта тварь напала на меня, — воин невольно поежился, — я почувствовал, как чья-то воля проникает в мои мысли. Но пусть только эти отродья явятся сюда, — с этими словами он будто вырос в размере и заполонил комнату своей тенью. — Я защищал эти земли триста лет и не появилась еще та сила, что сумела бы противостоять мне, — с этими словами в его глазах мелькнула древняя ярость. «Разбудили зверя», — подумал про себя Арденион. — Теперь же расскажи, что за дело привело вас ко мне, — начал Аластер, выдвигая ящик близстоящего шкафчика, в котором хранилась позолоченная металлическая коробочка. В ней покоились травы разных цветов и форм и хитроумная полая трубка около трех дюймов в длину с крышечкой посредине. Насыпав в нее душе-травы, Аластер поднес один конец к огню, а после, откинувшись на спинку мягкого кресла, сделал несколько вдохов. С сильным выдохом дым вышел из его ноздрей. — Трудно будет объяснить, — степенно промолвил старик. Он несколько нервничал, но голос был твердым. — Вначале нам пришлось бежать от Духов Леса, — голос его стал тише, — а прежде чем прийти к тебе, я решил просить помощи у четырех мелочников, которым, как и мне, давно пора оставить этот мир. Аластер бросил на него возмущенный взгляд, но перебивать не стал. — Я вижу твой немой укор. Но я не могу видеть будущее. Мало, кому дан такой дар, и я не в их числе. Чтобы что-нибудь узнать, приходится рисковать, — Арденион приподнялся, прикрыл дверь комнаты, отошел к окну, а затем продолжил. — Мне нужно было понять, чего следует ждать. Он в опасности. Четыре отныне нам не помощники, но еще и не враги. Они мечутся меж пропастью и твердью. Все еще прикидывают, какую сторону им занять. Они знают, что новый сосуд объявился. Да. Эренар, — старик долго тянул с уже и так очевидным окончанием своей мысли, — да, он очередное вместилище. Арденион сел обратно в кресло, сложив руки на коленях. Он зашелся недолгим кашлем. — Я не в праве судить тебя за твои поступки, — говорил рассудительно Аластер. — Ты поступал так, как считал необходимым. Несмотря на то, что твои замыслы подвергли его огромному риску, — воин мысленно представил Эренара, — ты узнал необходимое. Торстен рассказал мне о Духах Леса и я тебе верю. Это действительно так и ты не ошибся. Что-то заставило их пробудиться, — твердый взор воина остановился на старике. — И потому осторожность не помешает никому. Сила, что до того жила, как ты сказал, в легендах и сказках, возвращается в наш мир и становится явью и, боюсь, немногим из нас удастся с ней совладать. Что же до сосуда. Будем называть его Эренар. В конце, концов у него есть имя. Уже начали ходить слухи о юноше и вскоре эта новость обременит сердца многих. Подтвердились опасения и насчет Трибунала. Он ближе, чем нам всем кажется, Арденион. Маги рядом. Они ищут его и не успокоятся, пока не найдут. Видно было, как старик едва заметно вздрогнул при упоминании Трибунала Магии. В его голове сначала размыто, а затем все более отчетливо возникал образ парящего над твердью острова с фиолетовыми крепостными стенами, за которыми лежали аллеи, вымощенные серым мрамором, и высокие башни, залитые светом Звезды, великолепные сады, укутанные всеми четырьмя ветрами, и широкие площади, на которых покоились безмолвные белые статуи — вечные стражи спокойствия прошлого. Ему чудилось, что он снова там, что он снова ходит по тропам и дорогам, мощенным радужными камнями, пересекая один прозрачный пруд за другим, в водах которых мерцало бесконечное холодное сияние звезд, отраженное от небесных сводов. Казалось ему и то, как он снова гуляет меж деревьев, чей возраст уже никто не помнит, кроны которых были наполнены вечнозелеными листьями, а их стволы — неугасающей мощью природной жизни. Но, наконец, сознание вернулось к настоящему. Новости о Трибунале Магии заставили его усомниться во многом и особенно в том, как ему поступать дальше. В прошлом Арденион принадлежал к числу магов Алора, что занимали почетное место среди Совета Чародеев. Но с тех пор минуло уже много лет и деянья его, как и голос, были забыты. — Я все-таки еще на кое-что способен, — укрепив свой дух, промолвил он и прокрутил на своем худощавом пальце кольцо с темно-красным камнем. — У старика есть еще фокусы в запасе? — отшутился Аластер, удерживая губами трубку. По его лицу расползлась улыбка. — Не стоит недооценивать побитых псов, — отозвался тот, усмехнувшись. — Кстати, о фокусах, — воин подался вперед, — юноша ведь не из этого мира? — Ты говорил с ним? Аластер кивнул, вдыхая дым. — Как он? — Почему бы тебе самому не узнать у него? Лицо Ардениона исказилось. — Как и все, кого избрала судьба, — произнес воин, не дождавшись ответа. — Не понимает, что ему делать, кому доверять и кого бояться, — комнату заполонила приятно пахнувшая дымная завеса. — И все же, — вновь зазвучал голос Аластера, спустя какое-то время, — позволь узнать, как тебе удалось проникнуть в другой мир да еще вернуться назад? Изучив тебя хоть вдоль и поперек, ты все равно найдешь способ удивить. Старик преобразился и усмехнулся. — В том нет моей заслуги, — начал он. — Сапфировый камень. Камень вечности. Один из двенадцати, — Арденион ненароком взглянул на свой собственный, что красовался в кольце. — Несколько дней тому назад ко мне воззвали голоса, и в следующее мгновение я уже стоял возле какого-то проклятого храма. И занесло же меня лихом туда! Решившись я вошел. Внутри меня ждала граненая плита, залитая кровью. В середине ее виднелся тусклый камешек, над которым были высечены зловещие слова. Их я прочесть не смог. А после этого все исчезло. Мой разум освободился от пелены тьмы и очнулся я уже, — старик остановил сам себя и нахмурился, пытаясь ухватиться за ускользающие воспоминания, — если честно, то и не помню. Наверное, это был все-таки берег реки. Но одно было ясно: в руках моих был тот самый камень. — Он до сих пор при тебе? — поинтересовался Аластер, спустя какое-то время после раздумий. — Нет. Он оказался у меня также нежданно, как и исчез. Наверное, оно и к лучшему. — Интересно, — произнес тот, еще несколько раз пробормотав это слово. — Я чувствую. Скоро что-то случится. — С миром всегда что-нибудь случается, — скептически отозвался Арденион, а после продолжил, переводя разговор на прошлый лад: — Пусть все останется в тайне. Сперва ему нужно освоиться, привыкнуть. Принять эту реальность. — Рано или поздно тебе придется рассказать ему о том, кто он, — прозвучал несколько огрубевший от дыма голос. — Да. В свое время. — Когда-то ты действовал решительно, — уже отстраняясь от разговора произнес Аластер. — «Когда-то» и обстоятельства были иные. Я чувствую, что его жизнь в какой-то мере зависит от меня. И не по моей воле случилось то, что случилось. Это-то меня по-настоящему и раздражает. Аластер отложил трубку. Он оставил кресло и подошел к окну. Вдалеке на юге, насколько хватало глаз, воин видел, как по светло-лазуритовому небу плыли облака, гонимые ветрами. А чуть в стороне, где-то западнее, взор его уловил густые и неподвижные темные тучи. Тенью они нависли над далекой отсюда землей. Там за холмами и взгорьями бушевала гроза, которая была неизмеримо и далеко, и близко. Аластер улыбнулся себе в бороду. — Я пригляну за ним, — наконец, проговорил он. — Но так или иначе ты должен будешь обучить его. — Я не пример для подражания и уже не в том возрасте, чтобы обучать кого-нибудь. — Другого наставника ему не найти, — прозвучал хриплый и грубый голос, медленно тонущий в наступившей тишине. Арденион промолчал, усмехнувшись над самим собой, и задумчиво уставился в одну точку, размышляя о своем далеком прошлом, которое все чаще и чаще напоминало ему настоящее и все настоятельней диктовало поступки будущего. Последние дрова, некоторые из которых уже успели превратиться в уголь и пепел, догорали в камине и никто более из них ни о чем не говорил. Тени их, до того пляшущие на потолке и стенах, становились все меньше, пока и вовсе не скрылись в воцарившейся темноте, которую, сквозь пелену дыма, прорезали тонкие лучи Звезды, проникавшие через окно. Они сидели так, когда в дверь постучалась одна из служанок, она испрашивала дозволения накрыть на стол — полдень уже минул, а в их животах не было и крошки. — Мы скоро спустимся. Можете уже все подготавливать, — отвечал Аластер. С напоминанием о еде к ним обоим вернулось чувство голода. — А где, — спрашивал растерянно воин, — где Эренар и Гвенни? — Они еще успеют познать и одиночество и горе, — холодно промолвил Арденион. — Я предложил им прогуляться. Должно быть, скоро вернутся. Вот и они, — договорил старик, уже заглядывая в оконную раму. С каким-то странным чувством он смотрел, как два еще юных сердца пересекают ворота крепости, возвращаясь обратно в замок. Их лица были озарены улыбками и казалось, что никакая беда или тревога не занимает разум. Наверное, оно было так и в самом деле. Им удалось почувствовать биение жизни и понять, что собственная судьба находится в их руках. Быть может, именно этого им и не хватало, в особенности Эренару — он наконец-то ощутил себя частью огромного цветущего и живого мира.