Suga AU. 0903

На теле Юнги так много шрамов. Что такое шрам? Это роспись, это след от боли. На коже — множество мелких, тонких алых следов. Поверх них — новой сеткой ветвистой по спине, на предплечьях. Ток по телу — слишком больно, шипящей болью по всем клеткам. Но он вытерпел, вытерпел. Вот только теперь на запястьях и щиколотках — стертая, как обычно, в кровь кожа, а уголки губ порвались. Больно. Болячки на губах — слишком непривычно и неприятно. Лежа на постели, свернувшись в клубок лицом к зеркалу-окну, поглаживал разорванные уголки. Он слишком много и долго кричал. Он не боялся поворачиваться спиной к двери. Он понимал, что слишком важен для них, чтобы убили. Понимал, что если к нему и придут, то лишь за тем, чтобы вновь утащить на новые опыты, чтобы получить новые данные. Он создан ими для того, чтобы помогать другим таким же, подобным. Чтобы детям со способностями легче жилось, чтобы контролировать силу, чтобы умели направлять свою силу. Потом они, может, будут служить на благо государству, используя свои способности… Помочь тысячам из нового поколения, убивая и калеча несколько десятков. Вполне оправдано, вот только сами они, дети в этом комплексе, так не считали. Юнги не помнил своих родителей. Жизнь до комплекса стерлась, став ненужным мусором из воспоминаний. Теперь он лишь выживал в одиночестве. Тренировался, использовал силу, когда нужно было. Выжидал нужный момент. И если его вели на бои, организованные от скуки этими людьми в белом, он убивал. Чтобы не трогали, чтобы вернули обратно в комнату, ведь большего он не видел. Ему плевать было, кого убивать. Мужчину, который просто выполнял свою работу, или же мальчишку, такого же ребенка, как и он. У них ведь взаимная ненависть. У этих детей было и есть намного больше, чем у него самого. Они все позволили ему, Юнги, страдать в одиночестве. Или не совсем. Когда его не трогали, и Юнги лежал один, в тишине и полумраке своей холодной комнаты, пропахшей сыростью из-за дождей снаружи, он наблюдал за теми, кто проходил мимо зеркала-окна. И порой ловил взглядом секундную улыбку или поднятую ладонь в приветствии от того единственного, кто не делал вид, что его тут нет. Хоть это все и было так редко за месяцы, проведенные здесь. Может, ему просто хотелось поверить в это, и ему просто каждый раз казалось. Может, это все началось намного раньше, чем Юнги заметил. Может, хоть одному было не наплевать на него. Или все же плевать? Юнги не доверял ему, но благодаря подобным жестам внимания чувствовал, как внутри становилось чуточку теплее, как переносить все становилось легче. И боль, когда вводили новые вирусы, болезни, пробуя после на нем же выведенные лекарства. Боль жгучую, опалявшую изнутри, снаружи… И когда сходил с ума из-за наркотиков, разрывавших сознание на клочки, а он судорожно пытался ухватиться за края сознания и не упасть вниз, в темноту полного безумия. Боль всегда ломает барьеры и делает сильнее. Равнодушнее. Юнги, не зная больше никакой жизни, кроме этой, в этих стенах, так мечтал сбежать. Отчаянно, с каждым разом накапливая решимость. — 0903. Идите к черту, к черту. Зашевелившись и обернувшись медленно к двери, но продолжая лежать, Юнги уставился пустым взглядом на тех, кто стоял у прохода. Если он сейчас попытается сбежать, то не сможет — ему нужно больше пространства, чтобы развернуться и убить их, а после — рвануть к выходу. Чуть позже. Сполз с постели, идя к ним добровольно. Его почти не принуждали. Если бы попытались — он бы шею свернул, как уже делал однажды. Он думал, что научился справляться с любым препаратом, который помутнял его сознание. Думал, что его нечем удивить больше. Ни той пыткой током, о которой так бессмысленно предупредил красноволосый осунувшийся мальчишка, написавший криво на стекле «ток» вместо привычного приветствия (и все же — он не был плодом больного разума). Ни новым вирусом-лекарством. Но ведь вирусы обожают мутировать, и становятся сильнее, если их пытаются подавить, так ведь? В этот раз было нечто такое, что взорвалось внутри так сильно и громко, что Юнги поверил — он умер, или почти. Агония огнем по венам, и вновь выворачивал руки судорожно, ослепленный болью. Сильнее, жестче, мучительнее, чем всегда, так больно. Больно. Больно. Больно. Боль. Боль. С каждым ударом сердца — выворачивало внутренности сильнее. Откинул голову назад, шире раскрыв глаза, шире раскрыв рот. По дрожавшим губам — кровь от разорванных уголков. Взгляд бегал по потолку, жадно дышал. Иглами внутри, снаружи, в белках глаз, покрасневших из-за лопнувших сосудов. Истошно кричал, ресницы слиплись от влаги, темные. И, кажется, он молил о пощаде. — Хватит… Впервые молил о пощаде, глотая слезы и бессознательно бормоча. — Хватит… Не хватит. Зачем это все? Создать солдата, оружие? ЗАЧЕМ? Зачем, пожалуйста? — Зачем?! Выгибался в этом кресле, дыша хрипло, загнанно. — ХВАТИТ! Он так устал. Ему так больно. Треск. Опустив ошалелый взгляд вниз, поднял свободную руку, рассматривая свои пальцы, кривые после стольких переломов. Заворожен. Свобода. — 0903 освободился! Вскинув взгляд на ученого, не знавшего, что делать в этой ситуации, оскалился, дергая второй рукой, чтобы освободиться. Не удавалось. — Не убивать!! Юнги слишком долго возился. Первым делом нужно было убрать ученого. Досадно. Сознание померкло. Неудачный который раз побег. Что ж. _________ Он думал, что научился справляться с любым препаратом, который помутнял его сознание. Подняв голову, но вновь уронив ее на грудь, поднял взгляд все же наверх, щурясь от яркого света. Они шли где-то по коридорам, близким ко внутреннему двору. Там, снаружи, на улице — буйство оттенков зеленого. Там, снаружи, на улице — кипела жизнь. Где-то там, далеко — города ведь, где люди жили, не ведая кошмаров наяву, какие пережил он. Он хотел туда. Он думал, что научился справляться с любым препаратом, который помутнял его сознание. Его перевозили в его же комнату, наверное, после его выходки. Но вряд ли ожидали, что он очнется так быстро. В теле — жгучая боль. Голова еще кружилась, тяжелая, после наркотика. Он столько перетерпел, что сможет выдержать еще немного. Его привезли не в комнату, а еще в подобнейшую лабораторию. Снова — сковали. Снова. Ха. Он столько перетерпел, что сможет вытерпеть боль остаточную, чтобы сделать еще одну попытку. Он не может больше. — Упс. Взрывная волна, сиреневой дымкой в воздухе. Размяв пальцы, Юнги размял и затекшую шею, скользнув равнодушным взглядом по двум размазанным пятнам на стене. Он размазал двоих ученых, чтобы больше не прикасались к нему. Хотя бы сегодня. Сколько ему еще нужно их убить, чтобы они уже прекратили свои попытки? Хотя именно из-за такой разрушительной силы его и поместили отдельно от остальных. Это его очередная попытка сбежать. И в этот раз… Грохот. Инстинктивно закрыв голову руками и присев, переполз под стол, оглядываясь в замешательстве. Никогда раньше подобного не было. Еще грохот. Кажется, все тряслось, а может, ему просто только казалось. Взрыв. Стена разлетелась на кусочки, открывая доступ к коридорам, к тем, что вели куда-то наружу, вроде как. — Подопытные на свободе! Найдите 0903!! Взрыв. Сирена завыла на весь комплекс — слишком громко, оглушала. Но на нее плевать. Потому что Юнги, застывший на месте, уставился на дыру в стене. Вот оно — то, что он ждал. Свобода. Внутри взрывом — радость. — Нашли его. Незнакомые голоса совсем рядом. Обернувшись резко, прижимаясь к полу, но смотря внимательно в лица тех, кто стоял у дверей, склонил голову. Те дети, которых он видел каждый раз. Они пришли убить его? Они не казались опасными. Но… Они стояли на пути к свободе и мешали. Юнги не доверял никому. Он привык выживать один. Когда кто-то шагнул аккуратно в его сторону, рванул вперед, с легкостью разрывая горячие тела этих детей, которые ни разу не пытались его спасти, которые позволили, чтобы его пытали. Он рвался наружу, убив тех, кто стоял на пути. Бежал, спотыкаясь. Бежал, поднимая в воздух охрану и кидая их вниз, разбивая черепа, ломая кости, не позволяя ему мешать. Он бежал, не зная куда, бежал, обезумев от свободы, бежал, крича и сметая все на пути. Он хотел наружу. Он не жалел их. Ни охрану, ни, тем более, ученых. Он не жалел детей, хотели они ему помочь или же желали напасть. Он рвался наружу, не задумываясь ни о чем — ни почему так вышло, ничего. Вперед, вперед, к манившей свободе. Его отрезвил оплеухой только один знакомый силуэт, смотревший так пораженно, будто не ожидал. Позади — огонь, позади — разорванные тела. На руках и лице, на изодранной одежде Юнги — кровь. Он тяжело дышал, смотря недоверчивым зверем на красноволосого парня, который мешал. Тэхен же, видя впервые настолько близко 0903, с сомнением задал вопрос самому себе: это ему он, Тэхен, хотел помочь? Он ведь машина для убийства. Он ведь даже не задумывался о том, что делал. Он — жестокий, одичавший. Но… Юнги несколько секунд ждал, сжимая кулаки сильнее. Он почти собрал всю силу, чтобы ударной волной отбросить от себя помеху, но этот парень с красными волосами сделал шаг назад, пропуская. — Пойдешь по указателям к ангарам — там аэрокары. Сядешь в любой — задай маршрут до города. Искренен, нет? Может быть. Хриплый и низкий голос. Юнги долго смотрел на красноволосого, не мигая, думая, даже сделал шаг к нему, будто хотел позвать с собой — но передумал. Отступил назад. Мотнул головой. Он не доверял никому из людей. Позади — шум. Это за ним, 0903. Дальше, вперед. Этот сам о себе позаботится. К черту всех остальных. Юнги ведь дышал свободой, несясь на полной скорости по коридорам, почти падая на поворотах, потому что не справлялся с равновесием собственного тела, не отойдя еще от наркотика. Когда добрался до ангара, выбил дверь, разорвав металл на куски. Он впервые видел аэрокары в этой жизни. Но сообразить, как его открыть и забраться внутрь, сообразить, как им управлять ему, неопытному, смог. Юнги наслаждался свободой, крича в аэрокаре и дрожа в приступе истерики, размазывая слезы и кровь по щекам, не соображая. Теперь он будет в порядке. Он теперь так чертовски в порядке.