Suga AU. 0903

Когда он сбежал — у него не было ни денег, ни имени, ничего. Точнее, имя-то было, которое никому не нужно, никому не известно, кроме него самого. Он знал только имя, без фамилии — Юнги. Я Юнги. Не 0903. Он больше не то жалкое создание, которое жалось на скрипевшей постели под лампой, потухшей давно. Он больше не мальчишка с потускневшей кожей, на которой столько ран, столько шрамов. Когда он сбежал, был только он сам на аэрокаре, пустом, холодном, чужом, непонятном и неизвестном. Он смог выбраться из комплекса, смог сбежать, но не знал, как жить дальше. Если тебя удерживают против твоей воли, то это место — темница. Если ты остаешься в ней добровольно, то она ею все же не является. Юнги бежал в город, не зная, что его там ждало, и какой-то частью себя хотел обратно. Потому что он хотя бы знал, чего ждать от ученых, от охранников; от тех самых детей, которые ненавидели его. А в городе, полном огней, полном зданий и безразличных людей, он не знал, куда забиться, чтобы никто не нашел, чтобы никто не трогал. Как же он ненавидел людей. Он видел только безжалостных, равнодушных, или тех, кто открыто презирал его, желал уничтожить — среди таких он знал, как выжить. Но не знал, что делать, когда вышел из аэрокара на одной из крайних улиц оживленного даже ночью города. Не знал, что делать, когда босыми ступнями шел по дороге, даже не обращая внимания на то, что стопы кровоточили. Он и не такое терпел. Это вообще ничто. Как же он ненавидел людей. Лживые, они всегда ищут выгоду только для себя. Что ж, для себя? Юнги стал таким же. Он стал таким же, привыкший только к предательствам, тишине, одиночеству. Как таким не стать, когда в неизвестном городе первого, кого ты встретил, пришлось размазать по дороге, стирая после капли крови со своего лица. Потому что этот мужчина тянул к нему руки и что-то хотел сделать — Юнги даже попытаться ему не позволил. Хотел помочь? Юнги не поверил. Как таким не стать, когда остальные мазали взглядом по тощей сутулой фигуре в рваной майке, не замечая пятна крови. Равнодушное новое поколение. Юнги даже не знал, устраивало его это или же разочаровало до отчаяния. Чего он ждал? Чего он желал?.. Пределом мечтаний был лишь побег, который он лелеял годами. Теперь же смысл жизни потерялся будто. Он знал только боль и ненависть, равнодушие. Он знал только интерес к своей силе. Холодно, голодно. Он запомнил это надолго. Первые ощущения в новом мире, новом месте. Он вырвался из того комплекса… Вот только темницей для себя самого был как раз таки он сам. К крови человека примешалась и кровь собаки. Тогда, в ту свою первую ночь в новом месте, таком удушающе свободном, он и встретил его. Как только огромная собака оказалась разорванной, Юнги, тяжело дыша, отошел от нее. Он испугался ее мимолетно, когда она выскочила из темноты в его сторону. Он не знал, кто это, не знал, что это и чего ждать, а потому то, что произошло, произошло даже без раздумий. Кашляя при виде окровавленных внутренностей, поморщился. А неподалеку раздался присвист. — Я восхищен. Его силой? Он не первый. Юнги перевел взгляд исподлобья на фигуру неподалеку у алого аэрокара, стоявшую в окружении других. Ничто не выделяло заговорившего как лидера… Кроме позы, наверное. Юнги прищурился. Он чуял, что тот главный, и что он тоже непрост. — Голоден, парень? Ты еле на ногах стоишь, еще и шатаешься. Может, и голоден, но поднимать упаковку с чем-то не стал, когда та упала к его ногам. Он не знал, что нужно ловить. И все же — поднимать не стал. Он не ест такие подачки. Он же человек. Он человек, он так хотел чего-то хорошего. — Понял, я просчитался. А если так? — пахло чем-то горелым, но не плотью точно. Юнги понять не мог. Кажется, говоривший курил — один из бывших охранников делал так же. Юнги пригляделся к тому, что было в руке этого мужчины. Он не боялся — он этих парней размазал бы, если бы понадобилось, так же, как и прочих. Не в стиле Юнги не убивать. — Да отстань ты от него, пусть идет, куда шел. Страх — осязаем. Неприятной пленкой, которую хотелось снять. Повел плечами. Еще несколько шагов — и забрал из рук открытую упаковку с чем-то. Принялся жевать. Довольно вкусно, хоть и не так питательно, как хотелось бы. Хотя Юнги почти привык голодать. Он жевал, держа взгляд на руках незнакомца, усеянных кольцами. Жевал, принимая помощь. Не поблагодарил, даже не улыбнулся в ответ мужчине, но… Юнги чувствовал себя спокойно. Это ощущение спокойствия дорогого стоило. — Хреновая ночка выдалась, да, парень? — продолжал говорить. Этот низкий голос… Поднял взгляд, оценивающе рассматривая лицо. Улыбка, добродушие… Юнги никто так не улыбался. Кроме того, за зеркалом-окном. Его почти спрашивали «как ты». И Юнги не дерзил, не рычал, но и не отвечал, стоя просто рядом. Наблюдал. Говоривший, хмыкнув, поднял руку. Знакомое сиреневое свечение… Такая же сила. Дернувшись и подняв собственные руки, Юнги приготовился атаковать, но замер, наблюдая за тем, как та самая упаковка, ранее упавшая к его ногам, оказалась в руке незнакомца. — Я Енгук. Такой же, как и ты. Совсем не такой, — обожгло голосом внутри, лицо скривилось. Енгук, похоже, заметил, скользнув взглядом быстрым по всей фигуре мальчишки, которому на вид больше шестнадцати бы не дал. Тощий, в рваных майке и шортах, грязный, тусклый. Бирюзовые волосы, отросшие, скрывали глаза этого дикого найденыша. — Пойдем с нами? — ропот от остальных, но замолкли, когда Енгук без слов разорвал их на части. Не на самом деле, а в мыслях, передав через взгляд все, что думал об этих трусливых идиотах. Юнги все равно некуда было идти. А парень, который отнесся будто бы по-доброму, да еще и похожий, но не такой же, вселял толику доверия. Юнги поверил чуть, но не полностью, когда выкинул пустую упаковку на землю и уселся в чужой аэрокар. Так они встретились. И с этого началась история Юнги, как члена банды, занимавшейся разбоями, грабежом, убийствами. Никаких вопросов о морали, потому что у Юнги нет морали. Единственное, чего он придерживался — не предавать, и чтобы не предавали его самого. Ведь хоть что-то светлое должно быть в этой жизни?.. Люди — те твари, которым не стоит никогда доверять. Их убеждения, их слова, мысли — всегда ложь, потому что со временем они переворачиваются с ног на голову, выворачиваются наизнанку. Юнги работал под общим лозунгом банды, созданной для защиты слабых, и сам плевать хотел на идеалы лидера, Енгука, но все же прислушивался к нему. Приглядывался, пытаясь понять. И тот ловил заинтересованные взгляды, проходя мимо Юнги, устроившегося рядом с ящиками с награбленным — то было его любимым местом, так как в самом низу здания, там, где не было никаких окон. Он насмотрелся в эти чертовы окна. — Мой имплант — третьего поколения. Выше стабильность, меньше боли, — начал сразу, приковав к себе внимание Юнги. Тот цепким взглядом смотрел на подходившего Енгука, сидя на одном из запечатанных контейнеров. Енгук никогда не шутил об этом вслух, но Юнги стал их маленьким сторожевым псом всех их сокровищ. На такую тему лучше не шутить в глаза тому, кто сильнее тебя во много раз. — Имплант?.. Меньше боли?.. — Юнги подтянул к себе одну ногу и обнял ее, устраивая на колене голову, но взгляд с лица не отвел. — Разве у тебя нет?.. — удивление так явно читалось на этом лице. Хотя обычно только голос или глаза выдавали какие-либо эмоции лидера. Юнги покачал головой, облизнув пересохшие губы. Енгук засмотрелся на пару секунд. — Имплант помогает таким, как мы, с нашей силой, управлять ею, развивать ее. Нет импланта — считай, ты покойник. Вообще, — Гук уселся на ящик рядом, жмурясь с беззаботной улыбкой, — с подобной силой обычно все военные. Либо такие же преступники, как и мы с тобой. Юнги криво усмехнулся, прикрыв глаза. Плечи грела тонкая джинсовая куртка. В мыслях — все те же голоса, что и как обычно, появившиеся еще в комплексе год назад, при пытке психологической — тишиной. Голоса — как шум, как рой, к которому не прислушивался почти, но сейчас он вспоминал, как на них тестировали все новейшие разработки. Помочь миллионам, пожертвовав десятками. Очень выгодное соотношение. У Юнги не было импланта — он их все сжег. Они не выдерживали. А в организме… Застоявшаяся боль, которую даже не чувствовал. Не осознавал. Привык к ней настолько, что уже не мог без нее. Люди — те твари, которым не стоит никогда доверять. Их убеждения, их слова, мысли — всегда ложь, потому что со временем они переворачиваются с ног на голову, выворачиваются наизнанку. А еще они обожают предавать, обожают властвовать. Когда на лидера было совершено покушение, Юнги рычал, рыскал по всему зданию в поисках улик, подозреваемых, перевернул все вверх дном, но зачинщиков нашел. Несложно было, в принципе, потому как нашлись те, кто предложили свои кандидатуры на посты главных. Они убрали Енгука, тем самым развеяв и завесу неприкосновенности над Юнги, правой рукой и помощником. И пока настоящий лидер лежал в беспамятстве на койке одного подпольного врача без лицензии, которого нашел бывший подопытный, гребаные подделки решили устроить переворот и поменять все устои, все законы. И поначалу Юнги, как послушная шавка, выполнял их поручения, присматриваясь, кто враг, а кто нет. Теперь он внимательно смотрел, сначала стараясь разобраться. Енгук научил. Почему Юнги, тот, кто не привык не убивать, слушал лидера? Потому что тот был им, с этим прирожденным даром. Он умел слушать, он умел слышать, видеть. Он помогал тем, кому мог, и делал все возможное для тех, кому помочь был все же не в силах. «Я не могу изменить твою прошлую жизнь, которая была дико болезненной, я вижу по шрамам. Но ты доверься мне хоть чуть, ладно?.. И не ищи новую боль, прекрати резать руки от запястий до локтя. Давай лучше… Может, тату? Пирсинг? Они безобидные, но тоже достаточно болезненные. Не сдавайся, Юнги, ради лучшей жизни. Ты ведь этого искал тогда, в ту ночь.» Он не знал о новых шрамах, оставленных самим Юнги и на ногах, но все же. Юнги пообещал, что не будет больше. Потому что его, только этого человека, он уважал и ценил. А к остальным не приглядывался без надобности. Поначалу Юнги, как послушная шавка, выполнял поручения новых глав, но терпение лопнуло, когда те решили сдать опасного биотика властям, прекрасно зная, что того искали. Убил их сразу же, как понял замысел, отдаленно думая, что оправдание для Енгука придумает потом. Успеет до того, как тот очнется. Он убил всю банду, оставив лишь нескольких в живых — в их лояльности не сомневался. И им выдал расположение их лидера, за что Ендже поблагодарил тихо, обрывисто, не сводя взгляд с разорванных трупов своих бывших соратников. Юнги ушел от них. Если бы понадобилось, он обязательно связался бы с ними, используя проверенные каналы связи, оставленные Ендже. В конце концов, на одном месте скучно, а когда Енгук не в сознании — тем более.