Gentle Mother, font of mercy, Save our sons from war we pray Stay the swords and stay the arrows, Let them know a better day Gentle Mother, strength of women, Help our daughters through this fray Soothe the wrath and tame the fury, Teach us all a kinder way Karliene Reynolds - Sansa's Hymn
Весь путь до Хельмовой Пади я проспала и, хоть нельзя сказать, что спать в телеге было удобно, но уснула я быстро. И мне приснился сон. Я увидела изнутри дворец Минас-Тирита. Как я это поняла? Поверьте, нетрудно было догадаться, учитывая, что перед моими глазами стояли сделанные леди Магнелеей иллюстрации в дневнике. Да, она даже рисовала, чтобы не упустить ни одного мгновения своей жизни. Это как фотографии, только их роль играли рисунки, нарисованные угольком. Перед тем как погрузиться в сон, я читала дневник, и глаза невольно задержались на иллюстрации, где был изображён бал по случаю какого-то праздника. Хотя, конечно, балом это можно было назвать лишь символически, но то, что люди танцевали и пели, и звучала музыка, по большой части его и напоминало. И сейчас иллюстрация в дневнике, казалось бы, ожила перед моими глазами. Столы ломились от яств, виночерпии подливали своим господам в бокалы вина, придворные о чём-то разговаривали, или сплетничали, что в принципе не одно и то же. Разговаривать можно о погоде или ещё о чём, но обсуждать того или иного человека, не иначе как сплетнями не назовёшь. Во главе стола сидел сам наместник Тургон, по правую руку от него сидел его сын Эктелион с женой, а по левую – принц Тенгель так же с супругой, с которыми наместник беседовал, обращаясь поочерёдно то к одному, то ко второму. Жёны Эктелиона и Тенгеля в разговор не вмешивались. А посередине зала я увидела троих подростков, - паренька лет четырнадцати и двух девушек, одной из которых было девятнадцать, а другой – восемнадцать, - кружившихся вприпрыжку в хороводе. Их весёлый смех разносился по всему залу, и тем более музыка была как раз под стать их радости и веселью. И, судя по тому, с какой гордостью смотрел на подростков Эктелион, я сразу поняла, что это его дети. Дэнетора и Магнелею я распознала сразу. Глядя на них, невольно складывается впечатление, что, несмотря на разницу между ними в четыре года, Дэнетор и Магнелея словно бы зеркально отражают друг друга. Оба темноволосые, светлоглазые, высокие. А вот Нанделль, самая старшая в этой троице, была блондинкой с ясными глазами и обладала какой-то особенной красотой. Уже одного этого хватило, чтобы понять, что девушка удалась в матушкину родню, а не в отцовскую. Восемнадцатилетняя Магнелея переводит взгляд в сторону стола, за которым сидят её дед, отец, мать и принц с женой, и я вижу, как Тенгель поднял бокал в её честь. Девушка ответила улыбкой и лёгким наклоном головы. Принцесса посмотрела сначала на мужа, потом на Магнелею, и взгляд её стал каким-то холодным и злобным. И не одна я это заметила. Дэнетор отвёл сестру в сторону и сказал: - Поосторожнее, Магнелея, а то Морвен уже на тебя косо смотрит. - А зачем ей на меня косо смотреть, Дэнетор? Неужели она думает, что я хочу увести у неё мужа? – спросила Магнелея. - А меня зачем спрашиваешь? – съехидничал паренёк, - ты сама только что ответила на свой вопрос. - Но это просто глупо. Все знают, что нас с принцем Тенгелем ничего, кроме дружбы, не связывает. - Ну-ну. Просто я слышал, что дружбы между мужчиной и женщиной как таковой нет и быть не может. И если бы ты побольше обращала внимания на то, как он на тебя смотрит, то… - Только без намёков, - девушка сердито сверкнула глазами, - ты прекрасно знаешь, что мне не нравится, когда придворные шепчутся по углам о том, чего априори быть не может. - Как знаешь. Моё дело предупредить. Магнелея на это ничего не ответила, а лишь вернулась к сестре. Дэнетор долго смотрел на удаляющуюся девушку, после чего подозвал виночерпия и приказал налить ему бокал вина. На этом моменте меня разбудила Эйрин. - Госпожа Санса, мы уже приехали. Я нехотя открываю глаза и потягиваюсь. - Который час? – не придумав ничего гениального, спросила я. - Да уже скоро вечер, - смеётся Эйрин. Протерев глаза, окидываю взглядом представшие перед глазами стены внутри крепости. Что ж, вот и Хельмова Падь – место, где должно развернутся одно из самых кровопролитных сражений в истории Средиземья. Уже от одного только этого мне стало немного не по себе. Зная о том, что ты, возможно, не переживёшь эту ночь, словно тяжёлый камень давит тебе на сердце. Зря мы сюда приехали. - Король и остальные прибыли? – спрашиваю у Эйрин. - Да, но их вернулось очень мало. А, кроме того, госпожа Эовин в печали. Говорят, что Арагорн погиб, - запинаясь, ответила служанка. - Глупость говоришь, Эйрин, - не поверила я в эту новость, - Арагорн ещё всех нас переживёт. Вот увидишь, он скоро придёт сюда. Эйрин посмотрела на меня с каким-то удивлением, после чего произносит: - Странные вещи вы говорите, госпожа Санса. И госпожа Эовин просила передать, чтобы я отвела вас в отведённые вам покои, как только вы проснётесь. Пусть временные, но покои, это как раз именно то, что мне сейчас нужно. Там, по крайней мере, я смогу собраться с нужными мыслями, и поэтому безропотно позволяю Эйрин увести меня в здание крепости. Комната, куда привела меня служанка, была просторная, немного мрачная, и окно с выходом на пейзаж. Кровать, на которую служанка положила мою сумку, была жестковатой на ощупь. Ну, что ж, потерпим. Эйрин какое-то время смотрит на меня, после чего я произношу: - Оставь меня. Эйрин послушно уходит и закрывает дверь. Я ложусь в постель, достаю из сумки дневник и погружаюсь в чтение. «Принцесса Морвен ревнует ко мне принца Тенгеля. Не знаю, почему, но ревнует. Всякий раз, когда Тенгель обращается ко мне с каким-нибудь вопросом на ту или иную тему, не важно, политика или просто повседневность, глаза у Морвен наливаются кровью, да так, что у меня волосы дыбом встают. Мне всего восемнадцать, да и принц на меня как на женщину не смотрит. Не смотрел раньше, не посмотрит и теперь, потому что в его глазах я ещё ребёнок. Так что я не понимаю этой необоснованной ревности. Но как бы там ни было, я её боюсь. Боюсь, несмотря на то, что стараюсь держаться с ней вежливо. Боюсь, несмотря на то, что на людях она выказывает ко мне почтение, а на самом деле горит желанием меня убить. Боюсь, даже когда остаюсь с ней один на один. Я даже пожаловаться не могу, потому что Морвен может обернуть всё так, что это я не оказываю ей должного почтения». Да уж… Бедная девушка… И так брат с ней не ладит из-за того, что она делилась с ним всем тем, что узнала от отца или из книг, так ещё и ревность матери Теодена покоя не давала. В принципе Морвен можно понять. Она молода, и года не прошло, как она вышла замуж, а тут увидела в восемнадцатилетней девушке соперницу, которая на Тенгеля никаких видов не имеет, а только с ним общается, советуется. Может быть, юная дочь Эктелиона училась разбираться в тонкостях политики, вот и обращалась за советом к старшему поколению, а потом это же самое обсуждала с младшим братом. Но там-то кто его знает, что дальше будет. Читая эти записи, я невольно представила себе Магнелею, сидящую за дневником и аккуратно выводящую пером каждое слово. Одного этого хватило, чтобы я поддалась порыву вынуть из сумки мандолину. Закрыв глаза, я коснулась струн и, как только полилась спокойная и ненавязчивая мелодия, запела:Вы знаете, мой друг, Бывает, как сегодня: До странности легко Строка целует лист; Трепещет в клетке рук, Как птичка, вечер поздний – И мысли далеко, А разум – странно чист! Я вам пишу письмо – Зачем мне повод лишний? Перо бежит само Извивами строки… А дома по весне Цветет шальная вишня, Роняя, будто слезы, лепестки. Цветущих вишен обманный рай – Воспоминаньям сказать «прощай» Я не сумел – скомкал слова Сердца усталый бег. Их возвращенья не запретить, Память, как пряха, ссучила нить: Лица, слова… Дрогнут едва Окна закрытых век. Поймете ли меня, Решите ль удивиться – Мне, право, все равно: Я нынче – свой двойник… Но вы, тоску кляня, Способны хоть напиться, А я уже давно От этого отвык! Что холод, что жара – От вас вестей не слышно; Шпионы нагло врут, Не зная ничего, А в комнатах с утра До ночи пахнет вишней… Надолго ли? Спросить бы у кого… Цветущих вишен густая тень – Неразличимы и ночь, и день; Я не сказал все, что хотел – Кончен запас чернил; Следом за вами лететь вперед – Время жестоко, но хоть не врет: Короток век мелочных дел И человечьих сил. Вы знаете, мой друг, Я извожу чернила, Чтоб просто в цель попасть, Как свойственно друзьям: Похоже, всех вокруг Изрядно утомила Что ваша страсть, Что холодность моя. Огонь свечи дрожит И саламандрой пляшет, И помыслы мои Заключены в слова: Не дай вам Бог дожить, Когда победы ваши Усталостью на плечи лягут вам! Цветущих вишен влекущий яд, Воспоминаний зовущий ряд – Я не сказал все, что хотел – Краток подлунный срок! Сонная ночь залита вином – То, что не «завтра» – всегда «потом»… Все, что сказать я не посмел – Увидите между строк.
Пропев во второй раз последний припев, я отложила мандолину в сторону и, открыв глаза, увидела стоящего в дверях комнаты Теодена. Я поднимаюсь с кровати и приседаю в реверансе: - Ваше Величество! Я не видела, как вы вошли! Король заходит внутрь и спрашивает: - О чём ты пела, дитя? - О том, как один человек пишет своему другу, - отвечаю, - хотя на самом деле, когда я вспомнила эту песню, то подумала о леди Магнелеи. Представила её сидящей за дневником. Король подошёл к окну и проговорил: - Несчастная Магнелея. Женщина из рода наместника обречённая на изгнание и смерть вдали от своей дочери. Даже её прозвище Алассея себя не оправдало. Теоден поворачивается ко мне, и в его глазах я вижу застывшую боль. - Она знала моего отца, - проговорил он, - была с ним дружна. Помню, когда отец вернулся вместе с нами в Рохан, он постоянно переписывался с Магнелеей. - Я прочла это в её дневнике, - сказала я, - она писала так же, что ваша матушка ревновала к ней вашего отца. Теоден невесело усмехается. - Что верно, то верно. Из-за этого у них были стычки, даже до рукоприкладства доходило. Матушка боялась, что отец только и ждёт, что она умрёт, и тогда он сможет взять в жёны Магнелею. А, кроме того, она видела в ней расчётливого манипулятора. И до самой её смерти Магнелея не показывалась в Рохане. - Чтобы не провоцировать лишний раз вспышку гнева у вашей матушки? – интересуюсь. Теоден кивает. Я перевожу взгляд на мандолину, чтобы король не увидел, что я удручена тем, что нам всем предстоит ночь выживания. Саруман уже натравил на нас урук-хаев, и нападения следует ждать именно ночью. И их всех ведёт одна единственная цель: убивать. Так что мы все здесь в одной ловушке. - Тебя что-то тревожит, дитя? – внезапно интересуется Теоден. Я устремляю на него взгляд и с лёгкой, но немного печальной улыбкой качаю головой. Вслух высказывать свои опасения я не решилась по одной простой причине: подобный разговор может перерасти в спор, и кто выйдет победителем, ещё неизвестно. Теоден подходит ко мне, произносит: - Мы сумеем выстоять, - после чего направляется к двери моей комнаты и открывает её, чтобы впустить внутрь запыхавшуюся Эйрин. Служанка торопливо приседает в реверансе и, дождавшись, пока король уйдёт, закрывает дверь и говорит: - Госпожа Санса. - В чём дело, Эйрин? – спрашиваю. Эйрин подходит ко мне и с улыбкой на лице говорит: - Я принесла благую весть. Арагорн… Он жив и уже здесь! Все об этом только и говорят. Я только усмехаюсь и говорю: - Я же говорила: он ещё всех нас переживёт.