Зима за окном

Асита Второй отец Салиайя, Ирио, бледной, блеклой, грубой копией себя прежнего стоит передо мной. Мастер Иму был прав, он не спутал своего брата с кем-то еще. Я чувствую то, насколько он болен, даже когда надсадный кашель стихает ненадолго. Ирио уже мертв, несмотря на то, что он говорит, дышит, ходит. Пустынная лихорадка, единственная болезнь, которую ни один маг лекарь не в состоянии вылечить. Я не могу его заставить, мне нечего предложить, но Ирио тихо, хрипло, говорит: - Я попробую… Вслед за словами следует новый приступ кашля. Пересиливая себя, мужчина говорит вновь: - Салиай и мой сын, я люблю его. Кашель сгибает его пополам, он настолько вымотан, что я не чувствую в нем магической ауры. Упрямство – семейная черта, надеюсь, мой супруг не унаследовал её в полной мере. - Он сбежал, когда я вел его к Вересе. Обрывистые фразы, за которые он платит болью, ненужные мне фразы. Только Ирио стремится оправдаться, хотя бы передо мной, я не смею отказать в этом умирающему, слушаю. - Я хорошо о нем заботился, пока не заболел. Задыхается, захлебывается кашлем, я же вспоминаю его другим, гордым, смешливым, прекрасным. - Я боялся его заразить, очень боялся. Заходится кашлем, хрипло борясь за каждый вдох. Пусть он не прав, пусть предал Вересу, пусть не уберег сына, но сейчас, когда он стоит на пороге смерти, я говорю единственное, что кажется правильным: - Я понимаю, думаю, и Салиай, повзрослев, поймет. Если нет, я объясню ему. Тусклые серые глаза на мгновение освещаются надеждой, становясь живыми. Он закрывает глаза, жадной бездной тянется ко мне, впитывая мои силы не хуже Салиайя, я едва успеваю ухватить нужную Грань, он пьет её, жадно, спешно, словно нет ничего важнее в данный момент. - Я не смогу удержать поглощенную магию. Уходи туда. Шепчет, вновь захлебываясь в кашле. Я успеваю преодолеть Грань за мгновение до того, как Ирио сдается, выплескивая силы назад. Моя сила возвращается ко мне, Грань захлопывается, словно ловушка. Я стою на кромке леса, сосредоточенно пытаясь понять, в какой стороне искать своего неугомонного мужа. Энитан Мой Бог проснулся часа через два, проворчав что-то нелестное о том, что я не разбудил его раньше, перебрался в наш с ним шалаш, заняв три четверти всего пространства общей «постели». Мне же встать удалось только спустя минут десять, и я поплелся спать, пытаясь устроиться возле мальчишки. Не вышло, пришлось пододвигать моего Салиайя, за что я тут же получил новую порцию сонного ворчания. Спустя несколько минут, с удовольствием почувствовал закинутую на меня ногу и то, как мальчик устроил голову у меня на плече. Я уже настолько привык к этому ощущению, что засыпал, только после того, как Салиай устраивался. Утро приносит с собой пустую постель и запах сгоревшего мяса. Я же лежу и улыбаюсь, понимая, что мой юный Бог в очередной раз пробовал приготовить завтрак для нас двоих. Я доверял Салиайю настолько, что не просыпался уже от каждого его движения. Завтрак в исполнении Бога выглядел на редкость однообразным – фрукты и вчерашнее молоко. - Доброе утро, Энит, - встретил меня заискивающим приветствием мой Бог. - Доброе, Салиай. Бог весь день был нервным, словно ждал чего-то, постоянно замирал, осматриваясь по сторонам. Ближе к вечеру я понял, чего ждал мой мальчик. Вернее кого. Ревность больно резанула, но здравый смысл напомнил, что Салиай никогда и не принадлежал мне, просто не мог принадлежать. Мой, нет, не мой Бог бросился навстречу мужчине, даже не видя толком, кто к нам приближается, слишком далеко была человеческая фигура. Мне осталось только бежать следом, готовясь в любой момент защищать мальчика. Только не пришлось, Император Аравии легко подхватил своего супруга, жадно, жарко целуя его лицо, губы. Мальчик признал, что очень соскучился, предательски краснея. Мир вокруг них сузился, я видел только, как доверчиво жмется к мужу Бог, как крепко и бережно обнимают его чужие, не мои руки. Чужие пальцы в светлых волосах, то, как жадно ловили серые глаза улыбку Императора. Мое время кончилось, быстро оборвалось, и пусть Грань и выглядела непроницаемой, но в нашем с Богом мире появился тот, кто для Салиайя важнее и роднее меня. - Спасибо, Ваше Высочество, что позаботились о моем муже, - вырвал меня из невеселых мыслей Император. - Не за что. Как вы попали сюда? Грань, вроде, непроницаема, пока, по крайней мере. - Долгая история, думаю, если Салиай нам поможет, мы сможем вернуться из этого мира домой. Я изобразил на своем лице радостную улыбку, мысленно прощаясь с миром. Даже шестая попытка не увенчалось успехом, Бог смог сделать Грань лишь чуть тоньше и только. - Ас, все равно сразу у меня не выйдет. Давай лучше поужинаем и спать ляжем? Продолжим завтра, я слишком устал, - пожаловался мальчик. Асита согласно кивнул. Император, предсказуемо, лег с другой стороны от Салиайя, теперь мы грели Бога с двух сторон и он жаловался на то, что мы не оставили ему места, хотя мы то как раз лежали по струнке смирно. Отвернувшись ко мне спиной, он шепотом рассказывал мужу про наши первые, неудачные попытки доить коров. Они тихо смеялись, Асита расспрашивал супруга о каждом дне, о каждой минуте, проведенной врознь. Бог доверчиво рассказывал ему о нашем времени, выставляя перед Императором все мои приятные воспоминания, доверяя их другому, не мне. Мне было невыносимо больно слушать Бога, еще больнее видеть, как его ладонь лежала на руке мужа и я отвернулся. Я лежал неподвижно, но не мог заснуть, Бог уже не прижимался ко мне, он почти лежал на своем муже. Затем, не просыпаясь, мальчик пошевелился, не оборачиваясь, вытянул руку, поймал мое запястье, и потянул к себе, заставляя обнять. Я покорился, прижимаясь к узкой спине, стараясь не наваливаться, чтобы он не проснулся, не оттолкнул.