Comprehensive Insurance

Боль. Удушающая. Рвущая изнутри на куски – неровные, не подходящие друг к другу, не желающие складываться в целое. Боль. Она испытывает лишь её. Утопает в ней, наслаждаясь падением в никуда. Она задыхается. Постоянно. Беспрерывно. Боль душит её, сжимает трахею, давит на срастающиеся ребра. Еще больше давит на неё особняк Мерлина: величественный, богато-обставленный музей, в котором ей нет, по её мнению, места. Малкольму на это плевать. Он не слушает её, отметает слабые попытки возразить, благополучно делая вид, что Эмили лишь вещь, за которую он несет ответственность. Мерлин привозит её в особняк, не считаясь с её планами, которых у неё, если быть честной, и нет. Он выделяет ей спальню по соседству со своей, методично, упрямо впихивает в неё горсти таблеток, которые не дают ей мыслить трезво и рационально. Он опекает её с раздражающим, все возрастающим давлением, от которого ей некуда спрятаться. Прентисс просыпается от кошмара, который преследует её еще с госпиталя в Бетесде. Лицо Рас аль Гула отпечатывается на внутренней стороне ее век одним огромным кровавым пятном. Ей кажется, что ледяная усмешка, светящаяся в глубине его взгляда, припорошенная серостью фальшивой горечи, словно пеплом, вспарывает ее внутренности с такой же легкостью, с которой в ее тело входит ножка стола. Она даже не может толком вспомнить, в какую секунду лицо Рас аль Гула сменяется обликом Мерлина: она помнит только жгучую боль, помнит его руки, остервенело зажимавшие рану вокруг все еще торчащей из ее живота деревяшки - кровь слишком густая, просачивается сквозь его пальцы слишком быстро. Эмили просыпается с воем, отскакивающим от стен с отличной звукоизоляцией. Задыхается, не смотря на уверения врачей, что лекарства, исправно впихиваемые в неё Малкольмом, должны помочь. Не помогают. Боль не проходит и даже не уменьшается. Эмили кусает губы в беззвучном крике, трясущейся рукой смывая таблетки в раковину. Швы от этого тянет лишь сильнее. Ей хочется сбежать: от себя и собственного бессилия, от Малкольма и его холодного безразличия, от дома, в котором она задыхается. Отражение в зеркале дергается рябью, вынуждая сильнее сжать кулаки. Стены ванной комнаты сужаются, грозя погрести её под собой. Эмили вылетает оттуда, прежде чем они успевают это сделать; не замечает, как по животу струится теплая кровь, капая на пол. Она находит Мерлина на террасе: краем сознания отмечает, что ему идет черный тренировочный костюм. Он двигается плавно, делает резкий выпад, стараясь сбить противника с ног, блокирует контрудар, гася атаку. Малкольм Мерлин напоминает ей дикого кота, порывистового в своей неукротимой мощи и грации. Мощи, которой она лишена; грации, которой она в себе больше не ощущает. - Эмили? – Малкольм прерывает тренировку с начальником своей службы безопасности, осматривает её с ног до головы. – Что-то случилось? Прентисс сглатывает, не совсем понимая, зачем вообще пришла сюда. Глаза Мерлина сужаются, скулы напрягаются. Эмили не сразу понимает, что это вызвано кровавым пятном, расползающимся на её футболке. - Дорогая, - Прентисс сглатывает, не желая выдавать страха перед подобным обращением, - присоединишься ко мне? Она удивленно приоткрывает рот, не совсем понимая, что он имеет в виду, но тут же судорожно втягивает воздух, чувствуя легкое головокружение; наверняка от потери крови. - Не уверена, что бой с таким отвратительным соперником доставит тебе удовольствие, - Эмили изгибает губы в кривой ухмылке, отчетливо видя, как в глазах Мерлина загорается ярость. Он усмехается: усмешка нежная, резко контрастирующая с полыхающим в его взгляде гневом. Малкольм качает головой и обращается к своему противнику: - Вы не оставите нас? - он вежлив, но в интонациях отчетливо прорезается металл. Шеф службы безопасности уходит, не проронив ни слова. Мерлин делает приглашающий жест рукой: - Прошу, Эмили, присоединяйся. Голос звучит обманчиво нежным мурчанием, в котором слышен заглушаемый рык - это приятно щекочет нервы, будя какие-то чувства, кроме жалости к себе. Она выходит на середину тренировочного круга; даже скорее плетется, вяло переставляя ноги, намеренно не проявляя никакого желания сражаться. Ее шатает, перед глазами пляшут темные мушки; приходится прикусить щеку, чтобы сдержать стремительно подкатывающую к горлу тошноту. - Ты не пила таблетки, - скорее констатирует, чем спрашивает Малкольм. - Они все равно не помогают, - она вздергивает голову слишком резко, старается смотреть упрямо, но боль все портит, заставляет ее крепче сжать челюсти, чтобы не застонать. Это окончательно выводит Мерлина из себя, заставляя нанести первый удар. Он бьет локтем прямо в лицо. Эмили не успевает среагировать и отклониться: ее инстинкты, кажется, давно канули в бездну, рассыпались в пыль. Она больно падает на спину, бьется затылком, чувствуя, как лопается кожа на губах и кровь затекает в рот. Потолок перед глазами кружится, а затем взрывается снопами цветистых искр. Она давится собственной кровью, сплевывает, чувствуя, как под телом разрастается кровавая лужа от растянувшихся швов, но Мерлин не дает ей возможности подняться самой. Он просто вздергивает ее на ноги, а затем бьет снова, на этот раз, нанося удар в колено. Она приземляется прямо в лужу крови и остается стоять на коленях, с трудом сдерживая усиливающуюся тошноту. - Какого черта ты творишь? - Прентисс хрипит, закашливаясь, но смотрит зло, хотя, в сущности, ни черта не видит: все очертания размываются от боли. - Ты скажи мне, - Мерлину, кажется, нравится то, что он делает - он растягивает губы в улыбке, смотрит нежно, ласково, как на маленького ребенка. - Если тебя разозлило то, что я сделал, то просто ударь меня в ответ, Эмили. Прентисс в ответ качает головой, встает на четвереньки, зажимая живот рукой. Ладонь окрашивается в красный, но это не мешает Малкольму вздернуть её на ноги резким рывком. - Я не собираюсь с тобой драться, Малкольм, - хрипит она, едва удерживая себя на ногах. - Почему? - Мерлин требует разъяснений так, словно имеет на это право, улыбается, по-прежнему улыбается. Эмили знает, его нежность слишком обманчива: она разъедает кислотой ее внутренности, свербит в зубах, заставляя ее злиться, но не затапливает невыносимую боль, раздирающую её на части. - Потому что я не могу! - выкрикивает Прентисс; выплевывает ему в лицо брызгами крови, от которых Малкольм даже не уворачивается. - Разве ты не видишь этого? Не видишь, во что я превратилась? - Я вижу то, чего не видишь ты, Эмили. Но я могу заставить тебя увидеть. Мерлин заносит руку для очередного удара. Прентисс не знает, откуда у нее берутся силы, но она блокирует его выпад - перехватывает его запястье на полпути и заламывает локоть, оказываясь у него за спиной. Мерлин скорее слышит, чем видит, то, как лопаются ее швы, окончательно разрываясь. Он чувствует, как Эмили дышит ему в спину - горячо, рвано, приподнимая дыбом волосы на затылке. - Уже лучше, - Мерлин удовлетворенно улыбается, молниеносным движением вырываясь из захвата, - попробуешь еще раз? С уст Эмили срывается рык боли и ярости. Она нападает, намереваясь ударить в солнечное сплетение, но не выходит - Мерлин ловит ее врасплох подсечкой. Прентисс падает, но утягивает Малкольма за собой, используя инерцию собственного тела. - Теперь ты понимаешь? – Мерлин проводит рукой по её животу, надавливая на разорвавшиеся швы, заставляя Эмили выть и метаться под ним. - Прекрати! - ей хочется кричать, но на самом деле, она лишь скулит, утопая в боли. - Скажи еще раз, - просит Мерлин, надавливая чуть сильнее. - Иди к черту! – Прентисс срывается на крик, который Малкольм немедленно заглушает поцелуем. Эмили кажется, что она падает в бездну. Мерлин целует её одержимо, яростно, не останавливается, не взирая на её слабое сопротивление. Его губы сминают её оборону, язык жадно вторгается в рот, нарушая все мыслимые и немыслимые запреты. Эмили кажется, что она падает со слишком большой высоты, шум в ушах нарастает, заставляя боль и удовольствие слиться в мощном потоке сенсорной перегрузки. Она не замечает, как теряет сознание. Малкольм подхватывает бесчувственное тело на руки, взглядом отгоняя одного из охранников, бросившегося на помощь. Недовольно морщится, осознавая, что Эмили потеряла слишком много веса. Проходит через дом, отдавая короткие команды властным шепотом, открывает дверь собственной спальни ногой, почти снося её с петель. Укладывает Прентисс поверх покрывала, не замечая, что пачкает дорогое полотно кровью. - Вызвать врача? – Тея протягивает Мерлину аптечку, сглатывая, когда он одним резким движением разрывает пропитанную кровью футболку, обнажая сеть разошедшихся швов на животе Прентисс. Уродливое зрелище вызывает приступ тошноты, но Тея удерживается от комментариев и предложения вызвать скорую или доставить Эмили в больницу. Реакция Мерлина на подобное предсказуема, а попасть под руку гневного босса Тее не хочется. - Я сам, - в голосе Мерлина стальная жесткость, почти ярость, во взгляде в противовес этому – боль. Она сквозит в каждом его движении: в том, как он ставит укол в вену, долго исследуя синие прожилки пальцем; как методично обрабатывает каждый разрыв раствором; как зашивает линии хирургических надрезов идеальными швами. Тея наблюдает завороженно, боясь разрушить повисшую атмосферу, почти не дышит, когда Малкольм кропотливо стирает следы крови с лица Прентисс. - Проверь её ванную и закажи недостающие лекарства, - командует Мерлин привычно властным тоном, за которым сложно угадать обреченную усталость. Он действительно устал. - Хорошо, - Тея покорно исчезает, пока Малкольм облачает Эмили в собственную футболку. Любопытство она подавляет в зародыше, предпочитая не задумываться о том, что подобное отношение не вяжется с тем, что она знала о Мерлине раньше. Единственное о чем она разрешает себе думать, так это о том, заметила ли Прентисс, что за последний месяц в черных, как смоль, волосах Мерлина появилась седина. *** Просыпаться оказывается неожиданно легко. Эмили осознает это, когда распахивает ресницы, упираясь взглядом в профиль спящего напротив неё Мерлина. Она скользит взглядом по линиям его лица, морщинкам, собирающимся вокруг глаз, сложенным на груди рукам. Словно в ответ на её взгляд, Мерлин поворачивается на бок, лицом к Прентисс, почти соприкасаясь с ней носом. - Ты поцеловал меня, - в ответ на это полувопросительное утверждение Малкольм улыбается, по-прежнему не открывая глаз. - Мне понравилось. Неожиданно вырвавшееся признание почему-то вызывает облегчение. - Засыпай, Эмили, - бормочет Мерлин, и Прентисс с облегчением закрывает тяжелеющие веки. – Давай еще немного поспим. *** В следующий раз Эмили просыпается от ощущения непривычного тепла, обволакивающего, успокаивающего. Это заставляет лежать с закрытыми глазами, тщательно прислушиваясь к собственным ощущениям. - Я знаю, что ты не спишь, - голос Мерлина заставляет её распахнуть глаза, но не вызывает желания отодвинуться. Прентисс вздыхает, ощущая, как запах туалетной воды Малкольма проникает глубоко в легкие, окутывает её коконом, в котором она чувствует себя в безопасности. – Выспалась? Эмили не отвечает, смотрит на лицо Малкольма, подсвеченное работающим ноутбуком, который он держит на животе, позволяя ей лежать у него под боком. Он снова не выказывает ни заинтересованности, ни озабоченности, но именно это выражение холодной сосредоточенности, застывшее на его лице вызывает у неё желание спросить: - Ты говорил, что у тебя будет еще одно условие - "Comprehensive Insurance", которое я должна буду выполнить, когда Рас-аль-Гул умрет. Мерлин на секунду замирает, почти незаметно сжимая челюсти, а затем возвращается к отчету, который изучал до её пробуждения. - Ты уверена, что хочешь говорить об этом сейчас? – его голос холоден и спокоен, но Эмили не отступает, искренне изумляясь, почему не вспомнила об этом условии раньше. Вместо ответа, Малкольм тянется к прикроватной тумбе, доставая из неё сложенный конвертом лист бумаги; тот самый, на котором он записал особые условия их сотрудничества еще при первом ее визите в его кабинет. Эмили подтягивается, чтобы сесть, отмечая свежую повязку у себя на животе, разворачивает протянутый ей лист бумаги, изумленно изучая всего одно слово, написанное резким, размашистым почерком Малкольма. - Ребенок? – ей удается выдавить это слово из себя, словно она сомневается в том, что правильно поняла смысл написанного. - Наследник, - кивает Малкольм, с интересом наблюдая за её реакцией. - Ты хочешь, чтобы я родила тебе сына? – переспрашивает Эмили, пытаясь разобраться в происходящем. - Сын или дочь, не имеет значения, - Мерлин пожимает плечами, возвращаясь к изучению документов на экране ноутбука. – Однако, в твоем состоянии это невозможно. Врачи считают, что твой организм восстановиться достаточно для безопасного течения беременности не раньше, чем через полтора-два года. До этого – разговор о выполнении этого условия нашего соглашения бессмысленен. Эмили открывает рот, но закрывает его, так и не озвучивая ни один из сотен вопросов, вертящихся в голове. Такого условия "Comprehensive Insurance" она не могла представить ни в одном сценарии.