вопросы тактильного восприятия

На самом деле, семь лет разницы – много для любого возраста, но когда тебе переваливает за тридцать, эта пропасть вдруг становится такой тёмной, что берёт отчаяние. Миншик тусует в клубах, по-настоящему отрывается на своих выступлениях, а потом остаётся на афтепати – Джебому херово под конец выступления, потому что в тридцать полтора часа прыгать на сцене реально напряжно, потому что горло устаёт от тяжёлого дыхания и пения и потому что... ну, блин. Да, ему это всё нравится, но сколько бы он ни говорил, что всё ещё не разваливается, в тридцать всё не то. Джебом может работать в студии сутками, но посещать по два фестиваля в день – немного слишком. Он просто хочет лечь. Чёртова осень с университетскими фестивалями. Юность у Джебома была классной настолько же, насколько и трудной, поэтому отдавать весь гонорар со студенческих фестивалей на стипендии ему совсем не жалко. Он устало вываливается из клуба, цепляя менеджера и полезая в машину. Миншик остаётся где-то там, в огромном кипящем котле, где все мокрые и разгорячённые, и безумные в своём кураже. Два года назад Джебом тоже таким был, а сейчас он просто, блять, хочет прилечь. Вес только начал восстанавливаться после SMTM (тогда он начал стремительно катиться, потому что при всём своём чилле они с Джункёном не то что жрать не успевали, даже продохнуть некогда было), более-менее нормальный режим тоже, и Джебом, честно говоря, просто физически не может это всё похерить. Боже, это звучит так старпёрски. Стрёмно. Дома он смывает с себя весь прожитый день – херово, когда тусовки – твоя работа – и долго рассматривает в зеркале своё лицо с белой и бумажно сухой кожей, залезает взглядом в каждую морщинку. Их становится всё больше: в уголках глаз, у рта, они маленькие и тонкие, но бьют по самолюбию – жесть. Какое-то мгновение хочется раздолбать зеркало. Он не ненавидит себя, это абсурд, Джебом объективно без ума от себя, но всё это так лупит по самолюбию, что почти физически больно. Разум не может угнаться за телом, или, возможно, Джебом сам ему не позволяет. Он не хочет принимать это дерьмо, если надо будет, наизнанку вывернется, но останется в строю. Он криво ухмыляется зеркалу и падает на кровать, даже не накрываясь, залипает в телефоне на какое-то время, тупо чекая хэштег #yacht с секси девочками, выплясывающими под его трек. Съёмки этой херни из Джебома все соки вынули, он как сейчас помнит. Миншик обновляет стори, какие-то люди обновляют их, тэгая там Миншика – Джебом смотрит на всё это, лёжа в своей классной большой кровати с ортопедическим матрасом, и чувствует такую тоску, что почти берёт злоба. Потом он представляет, как выплясывал бы в клубе, даже просто сидел бы там, и так не хочется. Боже, он чувствует себя тысячелетним. Семь лет разницы – огромная пропасть, и она волнует Джебома гораздо больше, чем то, что Миншик парень, что он любит девочек (ну таких, секси, Джебому такие же нравятся) и что на сон ему вообще плевать. Он так похож на Джебома в те годы, только вот тот не мог себе такое позволить, и музыка помимо удовольствия была ещё и огромной тяжестью, так давящей на плечи на протяжении многих лет, что давление чувствуется до сих пор. Джебом рад, что помог ему. Просто рад. Парниша же талант. Джебом уныло ворочается ещё минут двадцать, обновляет пролайканный инстаграм пару раз и вырубается, перекрутив одеяло в ногах. Он спит, как убитый, высыпается даже. Наутро в студии Миншик выглядит ужасно бодрым и холёным, и Джебом бессовестно (и не совсем осознанно) пялится на его бронзовую кожу, длинные стройные ноги и высокие скулы с улыбающимися глазами. Совсем без морщинок. Такой красивый, что Джебом впервые боится к нему подойти, чувствуя себя по-настоящему мелким и жалким.