вопросы тактильного восприятия

Время, проведённое в Японии, расползается по разбитому сердцу Хёсоба, как целительная мазь. Они с Сынхёном почти не сидят дома, мотаются по всяким кафешкам, прикольным местам и просто бродят по уютным, переполненным людьми и красотой улочкам Токио. Сынхён в этом бесконечном океане мегаполиса похож на рыбку ещё больше, чем обычно, он снуёт туда-сюда, при этом не отходя слишком далеко, и почти всё время молчит. Из-за этого они мало разговаривают: поначалу Хёсобу совсем не хочется никого видеть и ни о чём не хочется говорить, а потом Сынхён остаётся Сынхёном, просто слушая Хёсоба. Первый раз его прорывает прямо в самолёте, вокруг шумно, и всегда можно сказать, что ему послышалось. Хёсоб не говорит, что любовь всей его жизни разбила ему сердце ради амбиций или чего-то там другого – он так и не разобрался, просто замкнулся в себе, как маленький, обиженный на весь свет ребёнок – просто рассказывает, как плохо и пусто. Сынхён говорит: «Нет ничего хуже пустоты», - и Хёсоб согласен. Он уже хочет хмыкнуть понимающе и закончить со всем этим, но Сынхён договаривает: «Я не думаю, что ты пустой». Тогда он второй раз согревает Хёсобу сердце. Больше они ни о чём таком не говорят, потому что не особо хочется, да и вообще Хёсобу как-то стыдно поднимать эту плаксивую тему. Он думает, что даже если не опустел полностью после внезапно исчезнувшей взаимности, то на какую-то часть пустым всё-таки стал. Хэсоль так много значит для него (до сих пор), он занимал такое огромное пространство сердца и души Хёсоба, его головы, всего его существа, что не мог, исчезнув, не оставить после себя пустоты. Хёсоб смотрит на завернувшегося в оранжевый плюшевый капюшон Сынхёна, и думает, что такой классный друг поможет ему создать воспоминания, которые заполнят собой эту пустоту. Он не собирается заменять что-то внутри себя – и даже не лукавит по этому поводу – но ведь пустота создана для того, чтобы заполнить её чем-то. И наконец-то Хёсоб чувствует себя готовым к этому. В Японии они много спят – точнее, Хёсоб много спит, наконец-то отпустив себя и потихоньку отпуская то, что сковывало его всё это тяжёлое время, а Сынхён что-то тыкает негромко в своём планшете. Хёсоб засыпает под мягкий звук касающегося плотного сенсора пальца, и готов поклясться, что не помнит, когда так хорошо спал в последний раз. Пару раз он засыпает на диване, привалившись к плечу работающего Сынхёна, и даже не делает вид, что это случайно. Хёсоб любит прикосновения. Он делает кучу классных фоток, некоторые из них – типично отпускные, другие – типично хёсобовские. А под конец поездки (когда они решают, что хватит, и берут обратные билеты), обдумывая всё это и прокручивая в голове то, как Сынхён пришёл к нему в жуткий дождь, чтобы понянчиться, как всучил билеты и почти за шкирку притащил в аэропорт, а потом ненавязчиво, по-своему тормошил в Японии, ходил в бары, чтобы почти в полной тишине закинуться алкоголем, фоткался с дурацкими шапками на голове и просто был рядом, Хёсоб вдруг чувствует такой ужасно сентиментальный прилив благодарности, что на глаза слёзы наворачиваются. Он утирает их рукавом, долго смотрит в стену, а потом постит в стори список своего любимого из трёх пунктов. Сынхён отвечает смущённым эмодзи – боже, этот человек вообще почти не пользуется таким… Хёсоб оборачивается на него: Сынхён валяется в коме одеяла, видно только его голые худые ступни. Мысли Хёсоба мечутся от благодарности до любви, а от неё – к мыслям о том, как он любит всех своих друзей. Сынхён вызывает в нём бесконечно тёплые чувства, и он правда, честно, действительно помог настолько, что даже словами не выразить. Хёсоб не знает, как показать, что он благодарен, поэтому просто подходит и падает на ком одеяла сверху, придавливая его собой и обнимая руками. - Спасибо, Сынхёни, я не знаю, как выразить то, что чувствую. Сынхён мычит что-то типа «угу», и из-под одеяла выглядывает только его покрасневшее ухо. Которое Хёсоб зачем-то кусает. - Бля! – Сынхён подкидывается где-то внизу, и Хёсоб ржёт, обнимая его крепче. - Всё-всё, я понял, отвали, - он замолкает, видимо, переводя дыхание, - пожалуйста. - Мне хочется обнимать тебя, пока руки не отвалятся. Я так благодарен, - Хёсоб тихо бубнит, прерываясь от тяжёлого после смеха дыхания. Когда из-под одеяла показываются глаза Сынхёна (и ещё кусочек красных-красных скул, но это не точно), от неожиданности Хёсоб ослабляет хватку. На его щёки ложатся короткие худые пальцы с острыми косточками и чуть отросшими ногтями, сжимая, и Сынхён выдает: - Тебе стоит быть менее благодарным, когда кто-то выполняет свои обязанности, хён. Этот мальчишка… Хёсоб утыкается лицом в складку одеяла, смеясь, слышит, как где-то слева тихо усмехается Сынхён – и только спустя время замечает, что из его глаз текли слёзы.