По воле похмельного Бога

Время зимой течет, казалось бы, неспешно и размеренно. Но на самом деле зимние дни пролетают быстро, не успеешь за кросна сесть — уже темно, зажигай лучину, чтоб не потерять челночок, не спутать тканый узор. Близился Солнцеворот, Ледана вышивала для мужей праздничные сорочки, для Яннари — еще более нарядную, чем обычно, ведь его должны будут принять в клан. Она то и дело прерывалась, чтобы погладить живот и успокоить ребенка, который очень уж хотел поскорей на свет. Оборотни рожают в истинном виде, это непреложный закон естества. Родов Леда не боялась, опасалась она совсем другого: Артеса. Недаром в каждом селении оборотней-медведей имеется отдельный дом для рожениц, да и после родов мужчин к матери и ребенку стараются не допускать не только в первые дни, но и потом, пока детеныш не подрастет, не сменится его запах. Как бы удержать его подальше от себя и медвежонка? Она ведь не сможет защитить сына. Ледана оскалилась и для порядка рявкнула на Артеса. Тот прекрасно понимал ее состояние и опасения. И тоже искал выход. Как бы чудовищно это ни звучало, ему придется бросить жену и юного мужа на хуторе почти на весь остаток зимы. Вернее, не так: он будет приходить домой, но спать на сеновале, охраняя их, да и есть там же, не в доме. И днем уходить на охоту-рыбалку. Зато вряд ли кто-то сунется сюда, в таком состоянии Артес запросто раздерет чужака. А, кроме всего прочего, он проследил за дядькой Каримом и понял, что тот живет неподалеку, всего лишь озеро обойти. Вместо обычного сруба — землянка, в которой можно только в людском виде развернуться, а в истинном — только спать. Зато теперь Артес может позвать и старшего на помощь, случись что. Ледана снова погладила живот, потом перекинулась и так рявкнула на Артеса, что того мигом за порог вынесло. Яннари кинулся ее успокаивать, на его запах и присутствие Леда не реагировала так резко. — Роды скоро, — проворчала медведица. — Это как у ваших гон — инстинкты верх берут, и хоть ты тресни. — И что, ему долго нельзя будет видеть сына? Ледана втянула носом воздух и снова зарычала: Артес наворачивал круги вокруг дома, беспокоился и раздражал ее. Потом заставила себя думать головой и ответить Яннари, а там и вовсе перекинуться в человеческую ипостась: рубахи надо довышить, до праздника три дня. — Хотя бы полгода. За это время запах медвежонка изменится с младенческого на детский. Но и тогда следить в оба, будет сын, а взрослый медведь не потерпит рядом даже такого крохотного соперника. Вот если бы дочка… — А как он сам рос, если его мать рано умерла? — Тогда еще была жива его бабка, первые три года за ним присматривала и моя матушка, и она. Да все медведицы, у нас нет сирот, о которых не позаботились бы другие женщины. — А мне можно будет видеть медвежонка? Ледана погладила его по голове, улыбаясь уже почти спокойно: — Тебе — можно, ты же не медведь. — Но я единорог, а сорок лет вражды… — Главное, что я не считаю тебя врагом даже сейчас. Но вот кому другому в тягости тебе показываться, наверное, не стоит. Яннари закивал, он и сам не особо горел желанием общаться с беременными медведицами. — У-у-ур? — жалобно проныл Артес, заглядывая в дом с улицы. — Заходи уж, — благосклонно согласилась Леда. — Яннари, а ты можешь заварить ему те травы, что отбивают запах? Да и мне бы в них искупаться перед сном. Очень, знаете ли, не хватает в постели вас обоих. — Хорошо, заварю. А они помогут? — Ненадолго, — признала медведица. — Но на ночь хватит. Яннари подумал, решил, что ночь втроем — это уже неплохо. В последнее время Артес уходил спать на кухню или на чердак, а то и вовсе на сеновал. И Яннари тоже скучал по его теплу и сильным рукам, которые так ласково обнимали. Конечно, он настоял целый горшок нужных трав, подсказанных Ледой. И обоих медведей в этом отваре искупал, еще и на всякий случай травяную вязанку в изголовье сунул. И за последние дни эта ночь — ничего такого, они просто спали в обнимку! — была самой лучшей. Жаль только, что и во всем селении медведей не наберется нужных трав столько, чтобы каждый день купать в них и Леду, и Аро до весны. Да и весной нужные травки силы еще не наберут. Придется держать их подальше друг от друга. И самому не подходить к Аро близко. А все из-за запаха. Впервые Яннари позавидовал людям, у которых не было подобных проблем и быть не могло. — Чего фыркаешь, медовые ушки? — облапил его Артес. — Соскучился, — шепотом признался тот. И словно молнией прошибло до самого нутра, он потерся о мужа сам — сам! — прося о ласке, пока Леда спит. Артес сразу же принялся его облизывать, довольно урча. Бормотал какие-то глупости, зарываясь носом в темные волоски в паху, отчего Яннари накрепко зажимал себе рот руками, бесстыдно раскинув ноги, выгибался, сгорая от непривычной и темной какой-то жажды, стягивавшей все внутри в один горячий ком. Восемнадцать лет воспитания за одну осень куда-то улетучились, стеснительность из него вытрахали, вылизали, научив не сдерживать свои желания. Да и разве они были не правы? Что худого-то в том, чтобы получить удовольствие, если оно обоюдно, с родным мужем или женой? Что неправильного в том, чтобы отдать свое тело в ласковые руки того, кто тебе — венчанный супруг, сильный и умеющий принести телесную радость? — Аро! — шепотом в жаркой тишине. — Рогатик мой, — медведь его в постели не кусал больше, только лизал, как кусок сот. Метку-то уже поставил, никуда она с плеча Яннари не делась. Сладкий, нежный, атласный — всего бы, от кончиков пальцев ног до макушки вылизал. — Как же я буду без тебя… Придумал. Браслет мне наденешь. Нюх слабее. Разума больше. — Тебе? — изумился Яннари. — Ох… Но ведь… — Он прав, солнышко, — Ледана с неразборчивым ворчанием перевернулась набок, потянулась и лизнула младшего мужа в нос. — А еще в людской ипостаси он меньше пахнет медведем. Может, и устаканится все. — Но как же ты всю зиму… — Заодно медвежонка своего увижу. — Это больно сперва. И неприятно потом, пока не притерпишься, — счел нужным предупредить Яннари. — Ради вас вытерплю, — повел плечом Артес. Яннари кивнул, поцеловал обоих и выбрался из постели, все равно уже скоро рассвет, надо подоить козу и готовить завтрак. Занимаясь привычным делом, он думал: а что было бы, не случись этой воли похмельного Покровителя? Он бы отгулял гон в табуне юных кобылиц и женился на первой же, понесшей от него. Не было бы маленького хутора у озера, только шумный и бестолково суетливый Сизый Дол, вечно недовольный вождь клана, не стесняющийся упрекнуть его в несоответствии своим ожиданиям, капризная жена, требующая все, но не дающая даже дотронуться лишний раз до себя, сумасшествие гона каждые полгода — и медленно копящееся раздражение в его ожидании… Бр-р-р, что-то его совсем не вдохновляло подобное видение, хотя восемнадцать лет он привык видеть именно это. Подошел муж, утянул кусок окорока, пошел делиться с Ледой. Яннари даже не стал корить его за это, только фыркнул насмешливо: ну никакого терпения, медведь голодный — медведь-воришка. — Сейчас каша доспеет, вы умылись уже? — Умылись. Как пахнет-то… — восторженно заявил Артес. Яннари с заслуженной гордостью кивнул: каша удалась, пышная, в меру посоленная. Да и жаркое для медведей, судя по запаху, должно было быть вкусным. Даже ему нравился запах, он рискнул бы попробовать… А, может, в самом деле, попробовать? Говорят, лошадь с сеном вполне может сожрать зазевавшегося мышонка, и ничего от этого с ней не случится. Он аккуратно отрезал тонкий пласт мяса, пожевал. И… ничего. Небо на землю не рухнуло, он не упал в корчах на пол. Вкусно, необычно, жевать приходится долго. За завтраком он рискнул утащить у Артеса из миски кусочек побольше. — Это мясо, — предупредил медведь. Мало ли, мужу гриб поблазнился. — Ага, я знаю, сам готовил, — рассмеялся тот. — Вот и хочу попробовать, что я там наварил. — А плохо тебе не станет? — заволновалась и Леда. — Я немного. Плохо ему не стало. Ну, немного побурчало в животе, конечно, пришлось побегать в заветную будочку у края огорода, подумать там над своей глупостью, но ничего смертельного. Можно есть. Если хорошо отваривать и понемногу приучаться. А вечером Артес торжественно выложил на стол то самое обручье. На его запястье оно налезало с трудом, вернее, вообще бы не налезло, если б не было створчатым, с хитрым замочком людской ковки. — Ну, попробуем его на меня надеть, что ли, — Артес на безделушку поглядывал с сомнением. Яннари протянул ему руку: клыков у него не было, чтобы прокусить кожу. Муж аккуратно его за руку цапнул, заставив выступить пару капель крови. Браслет, смазанный кровью, неожиданно легко сошелся на широком жилистом запястье медведя, впритык к коже, конечно, едва-едва провернуть можно будет. Артес повел плечами, пошатнулся. — Неприятно-то как. Но терпимо. Уф-ф-ф, никаких запахов не слышу. — Рыбаку запахи не сильно-то и нужны, — проворчала Ледана, в свою очередь принюхиваясь к мужу. Но в человеческой ипостаси тот не пах угрозой будущему детенышу, да и был слабее, если что, его и заломать можно. Леда встряхнулась, помотала башкой, выкидывая из нее коротенькие, полуживотные мысли. Чем ближе подходил срок рождения, тем больше в ней становилось от зверя. — Все равно ж неприятно, — возразил Артес. — Ну, как там медвежонок? — Пока еще вертится, да скоро перестанет, — Ледана сменила ипостась, придержала руками живот, который уже, что называется, «на нос лез». Оба мужа, забыв обо всем, тут же оказались у ее ног, заставив медведицу рассмеяться. В последний месяц оборачиваться она будет совсем редко, а две десятицы перед родами и вовсе проведет в истинной ипостаси и полуспящей. И рожать будет так же, наполовину во сне. — Представляешь, маленький толстопятый медвежонок, — восторгался Артес. Ледана, видевшая новорожденных, в отличие от мужа, только фыркнула: рождаются медвежата крохотными и больше похожими на голых крыс без хвоста, чем на тех детенышей, что привык видеть Артес. Вот будет ему разочарование-то. Артес так расчувствовался, что поцеловал ее в живот. — Ну, все, идем-ка, поможешь, — за ухо потянул его Яннари, подозревая, что умиляющийся муж может так еще долго. — Леда, травы я тебе сейчас заварю. — Хорошо, идем, — Артес и его наградил поцелуем, правда, за ухом. — А скоро твой праздник. Готов? — Готов. Ох, обидно было немного — все красивые будут, а он стриженый. Но Яннари напоминал себе, ради чего гриву отрезал, и отпускало. — Нашли семью, которая тебя примет — главный охотник селения согласен. — Ого, с чего бы безродному рогачу такая честь? — Как знать, может, ты ему понравился… Яннари задумался, а после ужина утащил мужа в гостиную, поговорить, пока челночок мерно скользит меж нитями утка и основы, выплетая узор по воле единорога. — Расскажи-ка мне, Аро, есть ли у медведей такое, что дети из одной семьи обязаны перенять занятие родителей? — Да вовсе нет, — слегка удивился Артес. — Ежели нет склонности, что перенимать? — То есть, охотником мне становиться не обязательно? — Нет, конечно же. Тебя и заставлять не станут. — Аро, а что сделали с Маликом? — Наказали его, медовые ушки. Яннари посмотрел на него, склонив голову к плечу, понял, что иного ответа не добьется и решил зайти с другого бока. — Его дед травы хорошо знает, но он, наверное, на меня очень сердит… — Не сердит, его тоже наказали. Его идея была. Единорог нахмурился, внимательно рассматривая резной узор на кроснах, вздохнул: очень уж расплывчато говорил Артес. В клане Сизого Дола обоих в самом деле наказали бы очень серьезно, но какие наказания в клане Западного Леса, Яннари не знал. Догадаться, что несостоявшийся насильник поплатится, по меньшей мере, головой, не составило труда. А вот насчет травника Яннари не был уверен. Хотя, если Ледана рассказала родным, что вылечить ее было возможно уже давно… — А почему ты меня расспрашиваешь, рогатик? — У клана же есть другой травник, тот, кому доверяют? — Конечно, травница есть. Что-то попросить хочешь? — Ну… да. Хочу научиться лечить. Я немного знаю растения, те, что используют единороги. Артес кивнул, соглашаясь с тем, что узнать про травы всем будет полезно. Вообще, медведи все в какой-то мере знали лекарственные растения, умели их применять. Травник просто занимался этим постоянно, не отвлекаясь ни на что иное. И, конечно же, обучал преемника. Вот у травников это было обычно семейное дело, но не всегда. Малик, насколько знал Артес, больше к охотникам бегал, чем рассказы деда слушал. Потому старик и взял себе ученицу, теперь оставшуюся главной травницей клана. Она не была из его рода, лечила на совесть, хотя и только последние два года, когда старый Матуш счел, что она готова к работе. С ней Артес и собирался познакомить дорогого муженька. Если Яннари это интересно, пусть учится. Кому в травках и разбираться, если не рогатику? — Вот на празднике вы и встретитесь, — пообещал медведь. Яннари предполагал, что и с дедом Малика тоже встретится, потому предвкушение праздника было слегка омрачено этим ожиданием. — В общем-то, ничего тебе особо делать не надо. Просто тебя спросят, согласен ли ты стать сыном Тарена, скажешь «да». — Хорошо. А какой он, этот Тарен? Расскажи. — Он… он лучший наш охотник. Немногословен, неласков, но за семью всегда горой встанет. — Почему он согласился, как думаешь? — А кто его знает, может, всегда семью большую хотел. У него две дочери и сын. Яннари подумал, что хотел бы сначала поговорить с этим Тареном, посмотреть, что за оборотень. — А сына его ты уже видел, — ухмыльнулся Артес, — он мне глаз подбил. — За то, что ты мне рог отпилил? — засмеялся Яннари. — Ага. Торас такой, коль видит несправедливость — тут же лезет вперед. Ну, бывает, и получает промеж ушей. — Но вы ведь помиритесь? — заволновался единорог. — Помиримся, конечно. Но ты учти, что Торас на правах старшего брата тебя теперь опекать будет. Яннари слегка опешил. Брат… Еще и старший. Интересно, каково это. — Мы с ним в один год родились, так что Торасу столько же зим, как и мне. Вместе росли, и за Ледану иногда дрались. — А то, что она замужем за тобой — не проблема? — Нет, — усмехнулся Артес. — Помнишь, невеста у меня была? Вообще, ей двое подходили, я и Торас, мы и посватались одновременно. Кана выбрала его, а ее родители — меня. Теперь-то им ничего другого не останется, кроме как разрешить им пожениться. — Здорово же, — искренне обрадовался Яннари. — Вот потому я и не переживаю. И с приемным отцом для тебя согласился сразу. Яннари запарил травы для Леды, понес ей. Медведицу пришлось будить, и то не добудился, поил так, в полусне. — Чем ближе роды, тем больше сна, — пояснил Артес. — А рожать-то она как будет? — А во сне и будет. И вылижет, не просыпаясь, и пуповину перекусит. А уж перевязать пуповину сам сможешь? — Смогу, наверное, — неуверенно пробормотал Яннари. — Крови же ты не боишься? — Нет, конечно, — возмутился единорог. — Вот и хорошо. Идем спать, а? Потом доткешь. — Да мне совсем немножко осталось. Смотри, последние рядки узора остались. — Ладно, давай, — Артес улыбнулся, почесал руку. Мир вокруг выглядел странно, как-то нечетко, что ли. Раньше, без браслета, даже в людской ипостаси он невольно использовал частичный оборот, усиливая нюх, слух, зрение. А сейчас словно ослеп и оглох. Яннари погладил его по руке: — Плохо? Потерпи, к этому привыкаешь. Но слишком долго носить будет тяжело. — Главное, перетерпеть зиму и весну, а там уже привыкну к медвежонку, он ко мне привыкнет. Яннари обнял его, потерся щекой о плечо. — Идем спать, в самом деле, я завтра дотку. Артес подхватил его на плечо, понес в кровать. Ледану сейчас и тревожным колоколом не разбудишь, хоть пляши рядом, хоть пой, хоть любись. Главное — ее не задевать даже пальцем. Хорошо, что кровать большая. А еще можно бросить под ноги пару шкур потолще, уложить Яннари на кровать, а самому встать перед нею на колени, так и вылизывать мужа сподручнее. Артес словно торопился мужем успеть насытиться, прежде чем Ледана погонит медведя подальше, чтоб запахом не раздражал. Да и вообще, ему нечасто перепадала такая радость, как согласный на все единорожек, тихонько стонущий и царапающий плечи, вплетающий пальцы в волосы, чтобы потянуть вверх с хриплой и неразборчивой просьбой. Потому и не спешил, глядел — и наглядеться не мог, как выгибает Яннари с каждого в нем движения, как мечется по постели, губы кусает. И накрепко сжимал в объятиях, изливаясь в сладко-сладко стиснувшее его тело. Зацелованный и заласканный Яннари был уложен в тепло меж супругами, укутан потеплее. Сверху прыгнула кошка. Он почесал Половинке горлышко и за ухом и уснул под ее переливчатое мурлыканье. А Артес, время от времени ежась от того, что по жилам пробегали огненные мураши, прогоняя сон, лежал и думал, засыпало ли кровь на площади свежим снегом? Вроде, после казни уже не одна метель пролетела. И как Яннари отреагирует, когда узнает, что случилось с Маликом и его дедом? Может, не спросит? На это надежды было мало. А ведь, если он спросит, ему ответят, кто убил травника и его внука. Рассердится? Испугается? Испытает отвращение? Иногда он понятия не имел, как поступит его муж. Слишком мало еще друг друга знали. Огненные муравьи, наконец, тоже умаялись бегать туда-сюда и задремали, давая возможность отдохнуть и Артесу.