Polaroid

Сквозь тяжелое марево беспокойной дремы пробиваются чьи-то нежные прикосновения. Юри блаженно зажмурилась: они приносили покой. - Юри, Юри, проснись, сейчас звонок будет. К чему просыпаться, если она не спит? Ее окутала грозовая туча, а еще здесь есть чьи-то ласковые руки. Раздался гром, и Юри вздрогнула. Ощущение покоя ушло, его сменило понимание: не гром, а обычный звонок, не чьи-то руки, а Юлины. Не открывай глаза, и все будет хорошо, повторяла себе Юри. Она боялась, что жгучая обида или даже ненависть расплывется в душе чернильным пятном. Но не было никаких чувств, ничего не было. Юри ощущала леденящее, скользкое опустошение. Как будто внутри нее расползался туман и поглощал все другие эмоции. Одноклассники галдели, коридоры и кабинеты наполнялись шумом перемены. Мальчики отпускали шутки по поводу Вити, девочки гаденько хихикали. Внезапно стало очень душно. - Юри, - Плисецкая дернула ее за рукав, - давай уйдем. Я позвоню Миле, она нас заберет. У нее родители свалили на дачу, тачку крутую оставили. Котят посмотрим, тех, которых на дороге нашли, помнишь? Юри понимала. Юля чувствует вину и пытается загладить ощущение неловкости. Инстинктивно, как несмышленый провинившийся ребенок. И, наверное, боится оставаться с ней наедине. Юля, должно быть, уверена, что Кацуки откажет. Юри и рада бы отказать, вот только в душе теплится надежда, что это все неудачная шутка, и Юля ей это непременно докажет. И зачем им Мила с котятами, проносится на краю сознания. - Пойдем. Не надо никому звонить, просто прогуляемся где-нибудь, хорошо? Юля выглядит удивленной. Значит, точно думала, что Юри не согласится. Но тут же берет себя в руки, спихивает вещи в портфель. Юри проталкивается сквозь шумную толпу в коридоре, Юля распихивает всех локтями, отпускает колкие комментарии, но замолкает, когда ловит взгляд Кацуки. Юри кажется, что толпа, и стены, и потолок - все серое-серое. И даже Юля как-то поблекла, посерела. Девочки прокрадываются мимо сонных вахтерш и выскальзывают из холла на улицу. Сырой ветер залезает за воротник пальто. Теплые весенние деньки прошли, их сменила привычная стужа. Юри когда-то не верила, что весной может быть так холодно: в Японии и зимой бывало потеплее. - Куда пойдем? Юри пожала плечами. Ей, вообще-то, было все равно. - Тогда давай на площадь. У меня есть булка, голубей покормим. Похоже, сейчас у них игра под названием "Притворимся, что ничего не было". Юри уже стала участницей одной игры, почему бы не принять правила этой? - Давай. Потом в магазин зайдем, надо хлеба купить. Конечно, эта игра не могла продлиться долго. Юри смотрела, как Юля нервно отщипывает от своей булки куски - слишком большие, на самом деле, - и понимала, что серьезный разговор скоро начнется. Кацуки перевела взгляд на фонтан. Он показался ей мертвым: застывшая вода, окаменевшие капли в воздухе, уродливые толстые голуби и небо, серое и тяжелое, как школьный потолок. - Почему ты мне не сказала? - Юля вздрогнула от прямого вопроса. Юри стояла у нее за спиной и апатично смотрела на мохнатые елки, что окружали площадь. - Я... у нас с Никифоровым был уговор: я ничего не говорю про его ориентацию, а он хранит мой секрет. - Твой секрет, - Юри кивнула. Конечно, самое время узнать, что у твоей единственной подруги еще какой-то секрет, который, видимо, стоит разбитого сердца. - Я не могу тебе об этом рассказать, это... ну, я боялась, что если ты узнаешь, мы больше не сможем быть друзьями. - Сейчас, когда наша дружба и так под угрозой, ты все равно не хочешь рассказать? Юля задумалась. Что ж там может быть такого важного? Юри начинала терять терпение. Ну не убийца же Плисецкая, в самом деле. - Нет. Сейчас я тем более не могу рассказать. Может быть, позже. - Понятно. Юри ощутила непреодолимое желание уйти. И с чего бы ей противиться своим желаниям. Кацуки вдруг осознала, что потолок над ней движется. Верхушки елок тоже двигались. Ах, да, это она идет и задирает голову, чтобы не плакать. - Я надеялась, что он бросит своего япошку ради тебя, Юри. Он говорил, что хочет встречаться с девушкой, как все нормальные парни, чтоб свидания в ресторанах и сережки в подарок. Я надеялась, что он действительно этого хочет. Я ошиблась, Юри, прости, - Юля бежала где-то сбоку и, наверное, пыталась заглянуть ей в лицо. И кричала так громко, что редкие прохожие останавливались и пытались уловить суть. Все любят чужие проблемы, подумалось Юри. - Прости меня, Юри, прости... - голос Юли с каждым словом становился все глуше. Юри отвернулась, но успела заметить, как заблестели глаза подруги и рукав красной мастерки заслонил лицо. Юри остановилась. Юля ухватилась за ее руку и яростно терла глаза. За всхлипами Юри удалось различить тихое "прости". - Плисецкая! - раздалось сзади, и Юри в который раз показалось, что прогремел гром. Но нет, это всего лишь голос Вити. Никифоров бежал к ним и выглядел откровенно жалким: не было привычного лоска, волосы разлохматились, полы расстегнутого пальто небрежно болтались сзади. Юля подняла голову и злобно сверкнула глазами в его сторону. - Плисецкая, скотина, ну и побегал же я за тобой. - Ты бы это, следил, что говоришь, - Юля встала перед Кацуки и раскинула руки, будто пыталась ее защитить хотя бы шириной своего плеча. Витя даже не смотрел на Юри, они с Юлей сверлили друг друга сердитыми взглядами. Юри показалось, что она здесь лишняя. Никифорова видеть не хотелось, Юри желала только, чтобы весь этот цирк поскорее закончился. Юлины пальцы покраснели от холода. Бедная, мерзнет тут в своей мастерке, отстраненно подумала Юри. - Чего ты хочешь, Никифоров? Не лезь, и так уже натворил, - Юля робко коснулась ладони Кацуки, будто спрашивая разрешения и ища поддержки. Юри поколебалась, но сжала руку в ответ. Вдруг все еще может быть хорошо? Сейчас Юля с Витей накричатся, Никифоров пойдет своей дорогой, они - своей. Как же Юри хотелось спрататься от проблем, затеряться в этом безжизненном небе или слиться с бледно-розовой плиткой под ногами. - Ты знаешь, кто выложил фото? - Не знаю я про это ничего. Знаю только, что ты козел. Ты же обещал, что завяжешь с этим парнем. Юри посмотрела на Витю и увидела, что он вдруг стал меньше ростом. - Я думал, что получится. Но так всегда: он приезжает, звонит, и меня накрывает. Я люблю Минами... Юри, прости. Ну вот, опять это "прости". Как же надоело. - Да никого ты не любишь, кроме себя, - взвилась Юля, - и какого черта ты вообще просишь прощения. Думаешь, Юри простит тебя? Да у тебя и права нет чего-то там у нее просить! - Юля сжала ладонь Юри сильнее, и та поняла: она здесь действительно лишняя. Складывалось впечатление, что эти двое говорят не только о Вите и Минами. - Будто у тебя больше прав, - хмыкнул Никифоров. Юри думала, что сейчас Плисецкая скажет что-то резкое, но та запнулась и опустлила взгляд. А когда заговорила, стала похожа на мокрый скукожившийся осенний лист. - Я... я хочу сама сказать это, ладно? Юри, - Юля повернулась к Кацуки и отпустила ее руку. Ну вот, подумалось Юри, неужели еще сюрприз. - Тот секрет, который я не могла тебе рассказать. Юри, я никогда не хотела быть твоим другом... - а, вот и оно. Юри думала, что больнее уже не будет, но почему тогда сердце словно сжали стальные тиски? - Я использовала любую возможность, чтобы провести время с тобой, потому что ты мне нравишься, Юри. Не как подруга, понимаешь? Как девочкам нравятся мальчики, то есть, ты, конечно, не мальчик, и именно поэтому... Юри, не молчи, скажи что-нибудь. Юри не могла ничего сказать. Она только чувствовала, как в легкие возвращается кислород, и поняла, что все это время не дышала. Жутко болела голова, хотелось покоя. Витя что-то говорил, Юри не разбирала. Юля смотрела на нее с опаской, словно ожидала в любой момент получить пощечину. Юри знала, что должна что-то ответить, но из горла только вырвалось устало: - Я хочу домой. Ее голос всегда звучал так глухо? - Я проведу, - подорвалась Юля. - Не стоит. Я бы хотела побыть одна. Юля отпрянула. Может, она подумала, что причина в ней? Юри хотела было ее разубедить, но потом вспомнила, что не может подобрать слов. До остановки ее провожали два виноватых взгляда, и Юри казалось, что они выжгут проклятое "прости" на ее спине.