Polaroid

Стоя перед дверью Юлиной квартиры во второй раз, Юри испытывала странное чувство дежа вю. Знакомое скребущее ощущение неловкости и смутное предчувствие, что Юля точно так же стоит по ту сторону двери, смотрит в глазок и нервно приглаживает волосы, прежде чем открыть, развеял ехидный голос соседки, той самой, что вчера резво сбежала вниз по лестнице. - Опять тут ошиваешься? - скривилась она, окинув сжавшуюся Юри неодобрительным взглядом. Дверь Юлиной квартиры открылась, и на лестничную площадку высунулась Плисецкая, заспанная и, вопреки ожиданиям Юри, лохматая, с нездоровым румянцем на щеках. - Здравствуйте, Александра Степановна, - Юля схватила Юри за локоть, утягивая в свою квартиру. В ее голосе свкозил учтивый холод. - Привет, Юленька, - соседка улыбнулась, тоже как-то прохладно и натянуто, - твоя подружка? - Ага, - бросила Юля, уже отвернувшись и потянув на себя дверную ручку. Соседка что-то недовольно пробурчала, как показалось Юри, про невоспитанную молодежь. Юля закрыла дверь на замок, фыркнув что-то в ответ про старушек, которые вечно суют свой нос куда не надо. Юри подавила смешок, наблюдая за этой негласной соседской перепалкой. - Проходи на кухню, - скомандовала Юля. - Чай или кофе? - Чай, - Юри знала, что Юлин дедушка не разрешает ей кофе, говорит, она еще маленькая, да и сам не пьет. Банка дешевого растворимого кофе покрывалась пылью на подоконнике и была предназначена скорее для гостей, которых, как поняла Юри, в этой квартире тоже не водилось. Юля как-то обмолвилась, что к ним только дедушкина старая подруга баба Аня и заходит. А больше никого, друзей Юля сюда не водит. Юри иррационально радовалась такому раскладу, ей нравилось быть у Юли в чем-то первой. - Деда скоро придет, - сказала Юля, возясь с плитой, которая никак не хотела включаться. - Я ему позвоню, скажу, чтоб печенья купил. - Да ладно, - Юри отмахнулась, смутившись. Семья Плисецких, состаящая всего из двух человек - Юли и ее дедушки жила бедно, от пенсии до пенсии. Меньше всего Юри хотела, чтобы эта пенсия была потрачена на ублажение нежданных гостей вроде нее. - Я тут задание по литературе принесла. Ну, темы для сочинения. Тебе надо написать, а то Ольга Петровна злилась, что отметок совсем нет. - О, черт, как же я это переживу, - Юля картинно вскинула руки и закатила глаза. Юри хихикнула и, когда Юля драматично откинулась назад, подставила руки, будто ловя убитую горем даму из какой-нибудь трагедии Островского. Юля на самом деле перестаралась, потеряла равновесие и плюхнулась прямо Юри в руки. В полутемной кухне отчетливо выделялись блестевшие болезненным румянцем щеки и лоб. Из-под копны светлых волос вниз по виску скатилась капелька пота. - Юль, ты как? - взволнованно спросила Юри, укладывая голову подруги себе на колени. - Ты бы пока так сильно не крутилась. - Да все окей, - Юля слабо улыбнулась, не открывая глаз, - это все литра, от нее все проблемы. - От нее, от нее, - Юри, повинуясь неясному порыву, запустила руку в Юлины волосы. Отношения у Плисецкой с литературой были сложными. Юля любила читать и исправно знакомилась с произведениями по школьной программе. А вот Ольгу Петровну, учительницу русского языка и литературы, не любила, впрочем, у них это было взаимно. На уроках они часто притирались друг к другу из-за разницы во взглядах, и Ольга Петровна неизменно поддавалась по-детски глупому чувству гордости, отстаивая свое мнение, что делало ее похожей на обычного конфликтного подростка. Ну а Юля никогда не упускала случая высказать свое мнение. Юля заварила чай и достала из хлебницы батон, а из холодильника банку сгущенки. Юри разложила на кухонном столе тетради, ища, в какую впопыхах записала темы для сочинения. - По "Войне и миру"? - Да, там про Пьера, про Болконского и всех этих... вот, нашла, - Юри развереула к Юле страницу черновика, показывая темы. - Нравится что-нибудь? Юля пробежалась глазами по строчкам. - Может, про Болконского? С ним вроде все понятно. По скучающему тону Юри поняла, что Юле ничего не приглянулась. Впрочем, она понимала: темы на самом дели были скучными. - Вот бы про мамзель Бурьен написать. - Тебе нравится Бурьен? - Юри заинтересованно посмотрела на Юлю. - Нет. Она стерва. Просто у всех персонажей есть концовка, а у нее нет. Ну, ты понимаешь, о чем я. - Напиши свой конец про Бурьен. - И напишу, - глаза у Юли заблестели. - Только после сочинения. Юри знала этот блеск. Он означал, что Юля воодушевлена и всерьез собирается осуществить какую-нибудь безумную или просто глупую идею. Писать про Бурьен казалось Юри абсолютно безнадежным занятием, но ей нравилось видеть ожившую Юлю. - Думаешь, ты бы смогла? Ну, написать концовку для Бурьен? - Не знаю. Я пробовала когда-то сочинять, только стихи. Юля зарделась и уткнулась в черновик, поняв, что сболтнула лишнего. Юри изумленно смотрела на подругу, а ее губы сами собой растягивались в широкую улыбку. Больше всего Юля боялась, что Юри... - Дашь почитать? Вот этого она и боялась. - Ну дай, ну Юль, - Юри состроила самую жалобную мордашку, на какую была способна. Наверное, получилось не очень, потому что Юля прыснула, весело поглядывая на Юри из-под отросшей челки. - Когда-нибудь потом. Может быть. Или не... ауч, - Юля согнулась и взвизгнула от тычка под ребра. За ним последовал второй, третий. Юри была одной из немногих, кто знал страшную Юлину тайну: она до смерти боялась щекотки. Юри осторожно высвободила руку из-под Юлиной головы, юрко оседлала ее колени и прошлась пальцами по бокам. Юля, давясь криком и хохотом, извивалась под Юри. Ее волосы разметались по полу, толстовка задралась, обнажая два симметричных белых шрама на боку. Юри нахмурилась, провела по ним подушечками пальцев, едва прикасаясь, а Юля поспешно одернула толстовку. - Откуда они? - Юри остановила Юлины руки и снова задрала ткань вверх. - В детстве с велика упала, прямо на битое стекло. Ерунда. Не смотри. Юри хотела сказать, что ничего не ерунда, что все, связанное с Юлей, не может быть ерундой, но стоило ей только открыть рот, как раздался скрежет ключа в замочной скважине и звук открывающейся двери. - Это деда пришел, - Юля многозначительно изогнула бровь, - может, слезешь с меня? Не думаю, что хочу совершить каминг-аут именно так. Юри смутилась и поспешно встала, неловко отряхнула брюки на коленях, нервным движением поправила косы. Юлин дедушка показался в дверном проеме. Он оказался высоким, с широкими плечами и суровым взглядом. Юри, стеснительная и пугливая, смущенно улыбнулась и перевела взгляд на Юлю. Юлино лицо, напротив, осветилось такой нежной и искренней улыбкой, что внутри Юри все скрутилось в узел и сладко вздрогнуло. - Привет, деда. А это Юри, я тебе про нее рассказывала, - Юля положила руку Юри на плечо и приблизила к себе. - Не скучаете тут, девчата? - Неа, домашку по литре делаем - не соскучишься. Юля, все еще улыбаясь, подошла к дедушке и ловко стащила с него мешковатый черный плащ. Юри улыбалась Николаю Степановичу - так, кажется, его зовут? - а в голове билась мысль, что она уже видела эту теплую ласковую улыбку на Юлином лице. Юля иногда так улыбалась, глядя на нее. От этой мысли было приятно и страшно одновременно. Они подруги, напомнила себе Юри, она не должна наслаждаться этим чувством. И тут же поймала себя на том, что лжет себе. Юри нравилось, когда Юля смотрела на нее, как на самую важную драгоценность. Она всегда ловила эти взгяды и втайне обожала быть центром Юлиного внимания, правда, раньше она не знала его природы, но теперь все было иначе. Можно ли Юри и дальше так эгоистично воровать Юлину нежную улыбку? Юри не знала, она просто хотела слепо идти на поводу своих желаний и позволять им с Юлей плыть по течению. Но еще она боялась, как бы это течение не вынесло их в болото. О Юлином дедушке Юри поняла две важные вещи: он любит внучку до беспамятства и просто помешан на ее безопасности. Слушая, как Николай Степанович читает Юле лекцию о правилах проветривания комнаты, Юри вспоминала все те истории о сумасшедших ночных погонях на Милином байке и вечеринках с пьяными студентами. Узнай Николай Степанович, что вытворяет его внучка, его тут же хватил бы удар. Юля любила дедушку, это Юри точно знала, но еще она любила нарушать правила и обходить запреты. Тетрадки были убраны с кухонного стола и перемещены в спальню. Николай Степанович придвинул к себе сгущенку, пока Юля снова ставила чайник. - Не ешь сладкое перед ужином, деда, а то аппетит перебьешь, - Юля строго глянула на дедушку, и тот, испустив тяжелый вздох, послушно передвинул сгущенку с батоном на другой конец стола. Юри, перехватив его смешливый взгляд, нервно переплела пальцы под столом. - Что, девчата, кавалеры вас в школе не достают? - Деда! - возмущенно запыхтела Юля, а Юри вспомнила Витю и вдруг поняла, что совсем не думала о нем в последнее время. Он ворвался в ее жизнь, как яркое дурманящее наваждение, а ушел из нее водой сквозь пальцы - сначала вроде мучаешься от жажды и досады, а потом находишь новый источник. Юри даже не осознавала, скорее чувствовала, кто был этим новым источником, и инстинктивно к нему тянулась. - Черный или с лимоном? - Юля расставила чашки. Юри с Николаем Степановичем отозвались одновременно: - С лимоном. - Черный. Они еще посидели на кухне, допивая чай, а Николай Степанович все-таки смог выпросить свою долю сладкого. - Только немного, - Юля сама отлила в маленькую чашку сгущенку и отрезала ломоть батона. - Хозяйственная ты больно, - посмеивался Николай Степанович, - но это хорошо, будешь мужа в ежовых рукавицах держать. С мужчинами только так и надо. - Буду-буду, только давай не сейчас об этом, - Юля спрятала лицо в чашке. Коротенькие волоски на лбу и у висков потяжелели от пара и завернулись в забавные колечки. Юри впервые задумалась о том, что у Юли, возможно, никогда не будет той семьи, которую желает ей дедушка. Понятно, что Юля может влюбиться в девушку, но может ли она так же любить мужчину? Юри не знала, и они никогда не обсуждали это прежде, а после Юлиного признания обсуждение сексуальной ориентации казалось последней темой для разговора. Юри попыталась представить Юлю рядом с мужчиной, с ребенком на руках, но не смогла. Может быть, это оттого, что Юля сама как ребенок, за которым время от времени надо присматривать. - А ты что скажешь, Юри? Парни пристают? Юри, резко выдернутая из своих мыслей, не придумала ответа лучше, чем скромное "да нет". - Деда, мы пойдем, нам еще сочинение писать. Юля наспех сполоснула свою кружку, забрала чашку Юри, хотя она была пуста только наполовину, и почти бегом направилась в спальню. - Хух, - сказала она и достала из шуфлядки пенал и чистые листы в клетку, - только разговоров про парней не хватало. - Бодрый у тебя дедушка, - заметила Юри, припоминая его ехидную улыбку. - Ага, боевой. Он у меня военным был, а сейчас сантехнику чинит. Он классный. Юля щелкнула ручкой. - Юри, а ты про кого писать будешь? - А я уже написала дома. Про Болконского. - Юри! - Юля смешно надула губы. - То есть, мне одной сейчас писать? А покажешь свое сочинение? - Обойдешься, - Юри деланно холодно отвернулась, Юля изобразила руками разбитое сердце. А потом застрочила что-то в черновике. У Юли это всегда получалось быстро. К ней внезапно приходила идея, и она сразу бросалась ее воплощать, пока мысль не ускользнула. - Болконский? - тихо спросила Юри. - Наташа. И Юри больше не проронила ни слова. Через несколько дней Юри, хихикая, несла все еще больной Юле ее проверенное сочинение. Там красивым каллиграфическим почерком была выведена цифра три. Ольга Петровна долго злилась, как это "та Плисецкая нашла в великом романе намеки на гомосексуальные отношения".