ВТОРНИК
Персиваль Грейвз
Геллерта не было рядом, когда я проснулся, но чашка кофе, как и вчера утром, — была. Тосты, сыр, джем — тоже. Должно быть, меня разбудил шум текущей воды... Нет, было ещё — до этого — ощущение легкого прикосновения губ к щеке, а после звук закрывшейся двери в ванную… Геллерт просил прощения? Или… ухаживал? Я сел, свесив ноги с кровати. Внутри было странное чувство. Фатализм. Как будто мы плотно вошли в игру, и все мосты сожжены. Ни один из нас не будет прежним. После этого. Но вот только что — это? В любом случае, позавтракать не мешало… — Прости меня, Перси, вчера я был не в себе, — раздался бодрый голос Геллерта, вышедшего из ванной. Мокрые волосы, капли воды стекают по бледной коже. И придерживает полотенце, обматывая его вокруг бедер. А выглядит явно лучше, надо же… — Пришлось тебе со мной повозиться, да? — Не беспокойся, я уже привык, — прожевав последний кусочек тоста и запив его кофе, ответил я. Потом заметил нечто необычное: — Что с твоей шеей, Геллерт? — А что с ней? — удивился он. — Всё в порядке, ни царапины… — я встал, чтобы разглядеть повнимательней, и даже прикоснулся рукой. Кожа гладкая. Никаких повреждений. Старый шрам за ухом выглядит… действительно старым. — Перси, милый… Ты до сих пор не знаешь всей своей силы? — Геллерт улыбнулся и довольно зажмурился, как кот, наслаждаясь прикосновением. — Ты исцеляешь одним своим присутствием. По крайней мере, меня… и, раз ты уже позавтракал… Принесешь вещи из моего номера, м? Сам я, как видишь… — он развел руки в стороны. Полотенце, к счастью, осталось на месте. Я отвел взгляд, успев заметить довольную ухмылку мага. — Спасибо тебе, — тихо и серьезно раздалось за моей спиной, когда я уже готов был выйти из номера. Я, помедлив, кивнул и шагнул за порог. В номере Геллерта явно кто-то побывал. Вещи раскиданы по полу, столик опрокинут, подушка изорвана на куски, а простыня исполосована — словно длинные и острые когти рвали её, не найдя того, что они искали. Или — кого… Кажется, Геллерт вчера не бредил… Я собрал разбросанные вещи в сумку и вернулся к себе. — Нам придётся оплатить счёт за порчу имущества. — Ты снова сделал это, Перси. — Что? — То, что я так люблю. Сказал «нам». Как будто мы семья… или что-то вроде этого, — быстро добавил Геллерт, когда я швырнул сумку на кровать. — Если ты соберёшься за то время, пока я принимаю душ, это будет действительно то, что я люблю, Геллерт: пунктуальность. Он приподнял бровь. — Охотник на привидений любит пунктуальность? И как часто тебя посещают призраки по часам? — Сейчас здесь грозит появиться только одному призраку — администрации отеля. Тебе лучше сходить и уладить всё с ними. Честное слово, мне необходимо было хоть несколько минут без Геллерта. Хотя, что тут говорить, мы провели вместе уже двое с лишним суток. И ни один из нас не был убит другим. Геллерт хмыкнул и взялся за полотенце. Я ретировался в душ. — Ты… — Я всё уладил, Перси. Мы уже направлялись к выходу из отеля, Геллерт, бросив лукавый взгляд в сторону ресепшена, приобнял меня за плечи. — Но почему портье смотрит... так?.. — Мм, Перси, ты действительно хочешь это знать? — Наверное, уже нет... — А зря! — он наклонился к моему уху и зашептал. — Я сказал, что мой мужчина бывает очень... темпераментным. И наши с тобой ролевые игры часто выходят из-под контроля... — Что?.. Геллерт! — Не беспокойся, я щедро возместил им... — Геллерт скользнул языком по шее, быстро поцеловал. — Геллерт... — я дёрнул головой, отстраняясь. — О’кей, — он осклабился. — Они изначально знали, с кем имеют дело. Мы же заполнили анкету. Они видели моё имя. Так что были готовы, в принципе, к чему угодно. Даже к трупам в ванне… Вот наконец и улица. — К трупам?! Твоё имя настолько знаменито? — Это фамильное имя, Перси. А наша семья до сих пор имеет важное значение в Салеме. И связи, — погрозил Геллерт пальцем. — И вообще… неужели ты считаешь, что им следовало рассказать правду о демонических атаках?.. Это же простые смертные, Персиваль! Плебс! — А вот я бы послушал, как ты это делаешь… — Все ещё мне не веришь? Или считаешь, что номер разгромил тоже я? Разгромил и порезал себя. Или наоборот. Какой же я мазохист! С выдумкой, стоит признать. — Я этого не говорил. — Но подумал, Персиваль. Ты подумал... — Ещё и мысли читаешь? И что я сейчас думаю? — Ты думаешь обо мне, милый. Ты думаешь обо мне... И это — главное. — Что-то ты больно бодрый… — Здоровый сон рядом с любимым… лайф-коучем… который в кои-то веки не отпихивает тебя, творит чудеса. Так мы дошли до авто. Я передал Геллерту ключи, и он первым делом подошел к багажнику. Открыл его, заглянул внутрь. Шкатулка. Я настороженно замер. — Сегодня мне больше не понадобится, — усмехнулся Геллерт, захлопывая багажник, и пристально посмотрел на меня. — Твоя магия сильнее. — И как это понимать? — мы сели в машину. Геллерт положил руки на руль, пробежался пальцами по его поверхности, помолчал. — Ты удивительный, Персиваль. И очень-очень сильный. Пять лет питать инкуба… собой. Своей силой, телом, эмоциями, чудесным светом… И не понять этого? —Гриндевальд повернулся ко мне, с интересом взглянул, склонив голову. — Неужели Криденс никогда тебе не говорил? — Он… говорил… не в этих выражениях, правда. Не как о «пище». Я бы сказал, что у нас взаимодействие… — Какой молодец. Знаешь, тебе повезло, что ты паранормал. И даже маг, обладатель такого огромного… потенциала, — Геллерт засмеялся. Затем скользнул ладонью на моё колено, словно бы невзначай огладив его. — Обычного человека мой демонический племянничек давно бы уже съел. Выпил. Употребил. — Так значит, это действительно сын твоего брата? Сон был правдой? — Да. Я подозревал… А Виктор подтвердил. Но, как видишь, родственные чувства ему чужды. Он и у собственного сына готов забрать большую часть его жизни, оставив выживать, обессиленного… Как он поступил со мной, — проговорил Гриндевальд, с силой сжав руку на колене. Это было чувствительно. Я попытался убрать его ладонь. Геллерт ослабил хватку. Рука никуда не делась. — Зачем ему это? — Он боится умирать. Слишком много нарушил законов, и давно уже должен был сдохнуть. Но провёл ритуал... Жизнь кровного родственника может продлить твою, если знать, как. Даже если её отбирают насильно… Моей жизни и силы у меня тогда осталось немного. Мне повезло, что за пару лет до рождения Криденса, до того, как Виктор ушёл в подполье, у меня уже была одна добровольно отданная жизнь… его звали Никлас, если тебе интересно, — Геллерт, наконец, очнулся и завёл мотор. — Мне нужно было выживать. Нужно, Персиваль! Я хотел жить… Он плавно выруливал с автостоянки. — Потом я встретился с Альбусом. На первых порах он помог мне… но… его методы, знаешь ли, не всем подходят, — Геллерт скривился. Я вспомнил свою давнюю беседу с профессором Дамблдором и то, что слышал о нём от Константина. Да, что и говорить, профессор не выдаёт готовых ответов… что угодно, но не «фэст-фуд» от магии. Геллерт продолжал свою внезапную исповедь. — Я никого не хотел убивать, Перси. Были люди… не только Никлас… дорогие мне люди. Отдавшие свои жизни мне добровольно. Это был их дар. Их выбор… Но они не были родной кровью. И лишь давали отсрочку… А те дети… Я… не собирался их убивать. Но я не мог остановиться. Их сила, переработанная в «магию» — энергия жизни, чудесный эликсир... И это помогало мне жить, оставаться собой, творить потрясающие, невероятные вещи… Эта «магия» заглушала мою связь с тем миром… миром тьмы… Он отвлёкся ненадолго от дороги, чтобы поймать мой взгляд. — Но это меня поглотило, в итоге… я тонул… Пока не встретил тебя. И увидел, что есть другой путь. Есть ты. Ты… Такой сильный, прекрасный, понимающий, уверенный в себе, готовый помочь. Помочь всякому, даже мне… — Геллерт замолчал, будто боролся с собой. С тем, что хотел сказать. — А теперь я помогу тебе, любимый. Пусть даже это и будет значить… Я не желаю никому такой участи, которая досталась мне. Тем более, твоему Криденсу. Нашему Криденсу. Семья, Персиваль, семья — это главное. И её, оказывается, можно выбирать. Геллерт неожиданно быстро и остро улыбнулся. Я молчал. Что мне было ответить на подобные излияния? Это было примерно как слушать покаяние хищного зверя. «Простите, святой отец, но я не мог иначе… эти овечки были такие аппетитные…» Есть вещи, которые невозможно оправдать — например, отобранные жизни всех этих детей… …мне пришёл на ум наш разговор с Криденсом где-то на пустынной дороге Аризоны. Тогда я пообещал ему, что мы будем работать над его проблемой вместе. Могу ли я дать подобное обещание Геллерту? Говорит ли он мне всю правду? Верю ли я ему? Одно я знал точно: в этой ситуации я по самые уши. А, значит, работать придётся. Потому что другого выхода нет… Геллерт молчал тоже. Мы выехали за город и вскоре притормозили у кованых ворот, за которыми виднелся парк и множество цветущих розовых кустов. Ворота открылись. Геллерт, помедлив, повёл машину дальше. — Добро пожаловать в «Вороний лес», — нервно усмехнувшись, прокомментировал он. — Наше замечательное родовое гнездо… Мы остановились на дорожке, посыпанной гравием, напротив каменного крыльца. «Криденс, где же ты…» — мысленно позвал я, выбравшись из авто и разглядывая высокие стены строения в готическом стиле. Не дом, а настоящий замок… Тяжёлые входные двери распахнулись. — Ну что же, рискнём? — обернулся ко мне Геллерт. И я не мог бы с уверенностью сказать, что выражало его лицо: отчаяние? азарт? торжество?..Криденс
Он не знал, что сейчас — всё та же бесконечно продолжающаяся ночь или уже утро? Выяснить это тоже не было никакой возможности: Криденс до сих пор находился в подвале. Одно, правда, изменилось, и это не могло не радовать: хватка ошейника как будто несколько ослабла. Значит, усилия не пропали даром. Криденс мысленно поставил себе ещё один плюсик в тетрадку «внутренняя работа». Подобная была у Персиваля, что его временами изрядно веселило. Только недавно он, наконец, понял, насколько это — эта «внутренняя работа» — важно. Удивительное дело. Прожить пять лет вместе — и до последних дней не замечать очевидных вещей… Криденс вздохнул. Он всегда больше полагался на свою «тёмную» половину. Она никогда не подводила его. А тут, оказывается, есть ещё и другие способы. Как раз те, что уже давно успешно использует Персиваль. Ладно. Попытки ещё не окончены… то есть, не попытки: действия. Криденс принялся за прерванный (кажется, крысиным писком) процесс взлома. Нет. Сила никуда не делась. Вот она, внутри. Но словно отсутствует притяжение между отдельными частицами, всё рассыпается, как песок. Нужно чем-то связать их, скрепить, объединить в цельную структуру. Нужен ключ. Общий импульс. Что-то, что может мгновенно мобилизовать разрозненные клочки. Шоковая терапия. О’кей, Криденс. Если ситуация с этим чёртовым жертвоприношением не будет для тебя подходящим шоком — огорчаться будет уже некому. Только Персивалю. И Модести. И ещё — Мерси, Черити и миссис Грейвз. И, наверное, Вилли Магу. Хотя он всегда сможет найти другого продавца в свой музыкальный магазин… И Кей Джею, Эдгару и Алану. А вот Дэвид наверняка только обрадуется. Дэвид Криденса не слишком любит. Хм. Дара Диксон, пожалуй, огорчится тоже. Джон Константин? Купит бутылку «Ардбега» и выпьет… за упокой… семья Скамандеров? Ковальски? Чёрт возьми, сколько же людей вокруг… тех людей, которым небезразличен Криденс. И Персиваль. Важнее всех — Персиваль. Криденс скрипнул зубами. Внутренняя инертная взвесь начала потихоньку клубиться, сгущаясь с туман.Дара Диксон
Конечно, он не собирался торчать безвылазно в этом адском райском уголке. Он произвёл разведку. Он выяснил ситуацию (охранники — «дырки», но ощущались и поля определённо человеческие —обслуживающий персонал, вероятно). Он был уверен, что Криденс внутри, но не мог уловить ни единого сигнала от него. Дара осторожно покинул территорию парка, отыскал свой байк и поехал обратно в город. Если что-то и будет происходить — а оно будет, это точно — то явно не сейчас: затишье перед бурей. На следующий день Дара снова занял свою наблюдательную позицию и не особо удивился (наоборот, даже пробормотал что-то вроде «наконец-то»), увидев серый «Опель», из которого выбрались Персиваль Грейвз и Геллерт Гриндевальд. Гриндевальд чуть только челюстями не щёлкал и смотрел на Персиваля более чем плотоядно. А тот держался неплохо, хоть и выглядел несколько утомлённым. Но это понятно: дорога, за Криденса переживает, да ещё рядом этот крокодил.Геллерт Гриндевальд
Двери распахнулись. Ворота в мой личный, персональный ад, из которого когда-то мне удалось чудом бежать. И вот теперь я сам, снова готов спуститься туда… Впрочем, я не обольщался: откажись я приехать по своей воле, Виктор приволок бы меня силой. Не сам, конечно, для этого у него были люди. Вот как этот безликий костюм, что стоял у дверей, сканируя своим взглядом. В детстве мне казалось, что это и не люди вовсе. Теперь я это точно знал. — Мистер Геллерт, добро пожаловать домой. Правильно, ведь «мистер Гриндевальд» — это сейчас Виктор. Конечно, только так — и никак иначе. Гриндевальд, глава семьи, один. Всё остальное — не настолько важно. В любом случае, количество членов семьи непременно уменьшится — это я мог сказать точно. Уж я постараюсь… — Для вас и вашего спутника подготовлена ваша комната, мистер Геллерт. Ваш брат ждал вас. Прошу пройти… — Где он сам? Почему не встречает меня… и моего спутника? Определенно, я был рад тому, что Виктор не почтил своим присутствием прямо сейчас. Но возмутиться стоило. — Патрон занят. Он примет вас позднее. Ваши вещи? — он протянул руку к сумке, которую нёс Персиваль. — Справимся сами, — бросил я и, приобняв своего «спутника», через холл направился к лестнице. Я ощутил, как спина Персиваля напряглась под моей рукой. Милый, тебе неприятны мои прикосновения? Это вряд ли. Ты так нервничаешь? Больше похоже на правду. Он осматривался, а я уже точно мог сказать, что почти ничего здесь не изменилось. Все те же цвета: темное дерево, багровый — повсюду, тусклая позолота… И тьма — по углам. Моя комната была на третьем этаже. Виктор, определенно, решил поиздеваться. Заставить ждать, когда он соизволит меня принять. Интересно, кровь тогда отмыли как следует? Хотя, за столько лет, следы от нее остались только в памяти. — Впечатляет, правда? — не мог больше молчать я. Мы поднялись по лестнице, по которой я когда-то ходил каждый день, и шли по коридору. Мрачному, темному коридору. Что с освещением? Экономишь, Виктор? Или хочешь меня напугать? Я так боялся темноты… Но сейчас со мной Перси, что отгоняет ужасы и кошмары лучше всех, сам не зная того. Такой светлый Перси в этом черном замке тёмного колдуна Виктора… Ты не создан для всего этого дерьма, но без тебя, любимый, я бы сюда не сунулся никогда. Впрочем, здесь у тебя свой интерес, твой ненаглядный Криденс. И я нужен тебе. Хотел бы я всегда быть нужным тебе… — Ужасает, — негромко ответил мне он, передёрнув плечами. — Чувствуешь, да? — и я этому даже не удивлюсь. Всё-таки он очень сильный. И такой вкусный. Его энергия, весь он… весь. — Ощущаю. Отвратительно. Столько грязи, крови, боли и смертей… — Таков уж семейный бизнес, Перси. Поэтому я и ушёл. Если не упоминать ещё и о том, что меня только и делали, что использовали. А когда захотел сбежать от этих ужасов — и сбежал!— меня вернули. И признали негодным для дальнейшего использования — уж я постарался. Но Виктор радостно применил меня в ритуале… Который хочет провести вновь. Ненавижу! — прошипел я сквозь зубы. Тут еще было можно. А вот в комнате наверняка прослушка… Да, Виктор подготовился. Даже о розах позаботился. Черных розах, что были расставлены в вазах по всей комнате. Хочет напомнить мне о смерти? Или намекнуть на скорое возрождение? Или же издевается, выражая свое «восхищение» моим мятежом? Спокойно, спокойно, это просто розы… Ничего из того, что было здесь раньше моего. Все оказалось обставлено по вкусу братца, весьма архаичному, отвратительному вкусу. Он всегда считал наш дом — замком, а себя, должно быть, не меньше, чем императором. Отец прекрасно внушил ему эти чувства, хотя он и сам никогда не страдал от каких-либо комплексов. Разве что комплекс бога… Я взял у Персиваля сумку, аккуратно поставил её на кровать, застеленную чёрным с серебром покрывалом. Наверное, перестелили, чтобы с розами сочеталось… Мерзость. Серый ковер, серые стены, картины. Что на них? А, неважно. Кажется, я не предупредил Перси… — Как думаешь, где он? Нужно найти… — Да-да-да! Себя, смысл жизни, прямой канал связи с астралом, — быстро перебил его я. — Поверь мне, он тут есть. И обвел комнату взглядом. Надеюсь, что многозначительно. — Нас… — «прослушивают» беззвучно спросил он. — Да, нас примут вечером, — я кивнул. — Воспринимай все это как знакомство с… семьей. Персиваль смерил меня долгим нечитаемым взглядом. Что же ты думаешь сейчас, м? Хотел бы я знать! — Хорошо. Тогда я помедитирую, — наконец, выдохнул он, садясь прямо на ковёр. — Поищу… себя. — Удачи, любимый. Только возвращайся потом ко мне. Я буду скучать. Я уже скучаю… Эта кровать слишком большая для меня одного. Он только укоризненно покачал головой в ответ на мои слова. И закрыл глаза. Такой смешной. Сел в эту свою позу. Хотя в других он мне нравился больше, гораздо больше… Его голос звучал здесь музыкой, которую хочется слушать вечно, своим светом он разгонял мрак и воспоминания. Я цеплялся за него, он был моим якорем, здесь и сейчас. — Геллерт… — не открывая глаз, протянул Персиваль. — Да? Тоже соскучился? — Хватит пожирать меня взглядом. Я это чувствую. Это… отвлекает. — А пожирать тебя по-другому ты мне разрешаешь? — Да, только прекрати мне мешать. — Как скажешь, сладкий, как скажешь… Ну что ж, разрешение получено. Могу пить его вкусную силу и дальше. Хотя нужно ли оно было? Что бы он там ни говорил, он совсем не против отдавать её добровольно. Отдавать всего себя. Почему бы и не мне? Персиваль… Он нервно дернул уголком рта, и я отвел от него взгляд. Что ж, и мне есть чем заняться.Персиваль Грейвз
Каменные стены не только делали дом похожим на замок — они ещё и сдерживали всё то, что находилось внутри, всю старую, перегнившую за поколения, тёмную родовую силу. Войти в холл было, что погрузиться в глубокий пруд со стоячей водой. Даже прикосновение Геллерта по ощущению напоминало касание чего-то холодного и мёртвого… рыбы, быть может… он представил меня как своего спутника — видимо, это имело смысл, хотя разобраться в семейных играх до конца мне сейчас не представлялось возможным. Пройдя через мрачный холл, мы поднялись по поскрипывающей лестнице, тёмное дерево казалось почти чёрным, миновали второй этаж, затем — ещё пролёт, и вот мы на третьем. Неуютный коридор, потолок более низкий, чем в холле и на втором этаже — не знаю, когда был построен этот дом, но третий этаж явно имитировал помещения для слуг. Несмотря на конец мая, здесь дули промозглые сквозняки. От стен веяло застарелым ужасом и насилием, меня передёрнуло. Я тихо отвечал на реплики Геллерта, стараясь не упускать внутреннего чувства целостности, которое этот дом, похоже, хотел разрушить во что бы то ни стало. Если Геллерт и правда вырос здесь… чему удивляться?.. Его ладонь скользнула мне на поясницу. Нет, он не был мёртвым. Мёртвым было всё остальное, но не Геллерт. Мы вошли в комнату. Всё то же ощущения затхлости и гордыни: чёрные розы в серебряных вазах, чёрное покрывало на большой кровати чёрного дерева, серые стены, картины… какое-то подражание мрачным работам Фридриха — кладбища, развалины, тёмные рощи, фигуры монахов… Я решил, что могу, наконец, поговорить с Геллертом, но он оборвал первую же мою фразу многозначительным взглядом. Неужели — банальное прослушивание?! Я вздохнул. — Хорошо. Тогда я помедитирую, — я сел на ковер. — Поищу… себя. Кожей я ощущал горящий взгляд Геллерта. — Хватит пожирать меня взглядом. Я это чувствую. Это… отвлекает. Как странно звучал наш вымученный обмен шутками в этом месте! Криденс. Криденс здесь. Сосредоточься на нём, Персиваль. Твою голову они не смогут прослушать… …не знаю, сколько прошло времени, но, в конце концов я и правда поймал то самое ощущение — ощущение волны «Криденс» — поймал и ухватился за него, понимая, что сомневаться нельзя, что другого шанса может и не быть; словно бы его глазами я увидел… мрак. Криденс здесь. Заперт. Что вообще происходит? Его руки в наручниках… И кольца чего-то невозможно-зловещего вокруг. Я начал задыхаться… …у меня возникло сильное чувство дежа вю, когда я ощутил, как руки Геллерта гладят меня по плечам, приводя в сознание, возвращая в «здесь и сейчас». Были, кажется, и поцелуи, если только я их не навоображал. Когда я открыл глаза, Геллерт просто смотрел на меня, и его лицо было очень близко. А я лежал на ковре. Вот тебе и медитация… — Геллерт, — прошептал я. — Что это было? Он приблизил губы к самому моему уху. — Это была защитная магия, любовь моя. — Не это… Криденс… — Тшшшш! — Я понимаю… — Нет, ты не понимаешь, — с грустью сказал Геллерт. Он помог мне встать, мы вместе сели на краешек кровати, вернее, я думал, что мы действительно просто сядем, но Геллерт увлёк меня за собой, и мы снова оказались рядом. Лёжа. — Это из соображений безопасности? — предположил я, вживаясь в роль, выдохнув слова Геллерту в ухо. Он сощурился, как кот. — Я думал, ты умнее, Перси… секс в одежде, без прикосновений почти — безопаснее некуда… Геллерт начинал меня раздражать своими играми. Действительно ли стоило ломать всю эту комедию? Я сел. Затем встал. Он остался лежать, бледная кожа, светлая одежда, серебристые волосы — всё это смотрелось, как вызов в этой мрачной комнате. Словно лунный луч упал на чёрное покрывало. — Перси, — жалобно сказал Геллерт. — Не бросай меня. — Почему ты решил, что я тебя бросаю? — я понятия не имел, что мне делать, куда пойти, но инстинктивно направился к двери. Хоть по коридору поброжу, что ли. — Всё, что мне было нужно от тебя… и нужно сейчас — это немного любви… ты помнишь прошлый октябрь? Я обернулся. — Тогда это было другое. — Это всегда одинаково, Перси. — Геллерт, — я снова подошёл к кровати. — Ты ведёшь себя, как испуганный подросток. Но ты маг. И в тебе есть сила. Я её вижу. Я её чувствую. Сила, не нуждающаяся в допинге. Сила, которая, будучи неверно направлена, разрушает тебя. Подумай над этим. И я вышел из комнаты. Мне и правда было некуда идти, так что я мерил шагами коридор. И думал о том странном взгляде, которым меня наградил Геллерт после моих последних слов. О том, что он сказал до этого. Про любовь. Потому что если это так… то его можно спасти. Потом Геллерт тоже вышел в коридор. Отворил окно и закурил сигарету. На меня он не смотрел, и сейчас я понятия не имел, что происходит у него в голове. Он словно вглядывался вдаль, видел новые варианты развития событий. — Значит, ты меня… не любишь? — неожиданно, всё так же глядя в окно, спросил Геллерт. — По-моему, наши отношения несколько другого плана… — Ага. По-твоему, — с нажимом произнёс он. Раздался далёкий звон колокола, Геллерт выкинул окурок в окно, повернулся ко мне, уголки губ вздёрнулись в холодной быстрой улыбке. — Обед подан, друг мой, — сказал он и протянул руку. Когда я проигнорировал этот жест, он вздохнул, приблизился вплотную и прошептал: — Не будь глупцом, любовь моя. Мы сейчас одни, но за нами постоянно наблюдают. Не показывай вида, что ты здесь из-за Криденса… — он закончил фразу, прикасаясь губами к моему уху, целуя его. Я закусил губу. — Хорошо… — Тогда… обедать? — на этот раз я взял его руку, мы направились вниз. Это было нелепо… огромный стол, накрытый белой скатертью, серебро, фарфор, хрусталь… люстры в виде подвесных канделябров, только вместо свечей — электрические лампочки… деревянные панели стен… всё дышит чопорностью, от всего веет поджатыми губами, шлепками по детским рукам, тягомотным церемониальным молчанием. Прислуживающая женщина, по-видимому, была глухонемой. Она напряжённо вглядывалась в наши лица, читая по губам. На моей тарелке лежал огромный стейк. Геллерт уже принялся за свою порцию, а я всё смотрел на кусок мяса с кровью и думал о том, что не ел ничего подобного вот уже несколько лет. — Прости, милый, — в голосе Геллерта явно слышалась ирония. — Блюд из риса и тофу здесь не знают. Как бы я ни был голоден, сам процесс принятия пищи в этом месте казался мне чем-то… неестественным. Я отодвинул тарелку. Взял кусок хлеба и решил его пожевать. Хлеб был вкусным. Геллерт на этот раз не привередничал и съел всё. Он откинулся на высокую спинку стула и смаковал красное вино. Я улыбнулся горничной. — Можно воды? — стараясь артикулировать как можно чётче, спросил я. В ответ она просияла, кивнула и принесла кувшин. Я пил воду. Геллерт пил вино. Бутылка рядом с ним быстро пустела. — Вот так вот, дорогой, — неожиданно прорезал тишину столовой его голос. — Кому-то мясо и вино, кому-то — хлеб и воду… каждый из нас делает свой выбор… Я не выдержал: — Не лучшее сравнение. — Почему же? — Геллерт встал, захватил бутылку и направился ко мне (мы сидели по разные стороны стола). — Выбор проявляется в любых мелочах. Ты мог бы пить вино. Но предпочёл воду… Он допил прямо из горлышка. Я попытался встать, но Геллерт неожиданно твёрдо меня удержал за плечо. — Не торопись, любимый. Заканчивай свой обед. Подкрепи свои силы… как это сделал я… — он как-то по-змеиному сполз, так, что его лицо оказалось напротив моего. Следующим его движением был поцелуй вкуса вина. Затем Геллерт поднялся. — Считай наше маленькое недопонимание в спальне решённым… ты делаешь своё, я делаю своё… вода и вино… хлеб и мясо… это почти причащение! — направляясь к дверям, Геллерт захватил ещё одну бутылку вина со стола и штопор. Обернулся. — Здесь мой дом, Персиваль. Здесь мои правила. Даже если Виктор считает себя богом. У нас с ним общая кровь. И не только кровь, Персиваль… не только… — закончив эту не очень вразумительную тираду, Геллерт вышел вон. Горничная, к которой всё это время Геллерт стоял спиной, снова улыбнулась мне. — А есть ли у вас… салат? — рискнул спросить я.Геллерт Гриндевальд
Замешкавшись для того, чтобы открыть бутылку и убедиться в соответствии её содержимого моей цели, я уверенно прошёл до конца коридора и остановился перед дверью, за которой начиналась, как я помнил, лестница в подвал. Здесь уверенность впервые начала меня подводить. И всё же я нажал на ручку и толкнул дверь. Ступени вниз. Я помедлил на самом верху. Волоски на шее встали дыбом, дыхание участилось. Спокойнее, спокойнее… Виктор спит, ты уже проверял… спит со всеми своими капельницами и пиликающими устройствами, с дежурной медсестрой рядышком на стуле… Не стоит показывать, что тебе страшно. Глотнуть ещё вина… Вот, так-то лучше. …Я снова спускался в ад. С бутылкой вина это всё же было веселее, чем без неё. Пока мой Перси пытается пообедать, продолжая переживать о своём демоне, я могу просто спуститься сюда, чтобы увидеть его прямо перед собой. Хотя нет, здесь был только один демон — Виктор, мой брат. И его я видеть снова пока не желал. А Криденс — всего лишь полудемон. Или, может быть, не наполовину. Может быть, на две трети… Или на четверть… И, всё-таки, человеческого в нём очень и очень много. Может, даже больше, чем во мне? Это и нравится Персивалю в нём? Ещё больше человеком мне не стать, в любом случае… Последняя ступенька. Словно из-под земли выросли двое. Нелюди, твари, тёмные создания, ведомые волей мага. Железный тон. Непререкаемое изъявление воли — на этот раз моей. — Я желаю проверить пленника. И только попробуйте меня остановить… Я Гриндевальд. Моя кровь ничем не хуже крови моего брата. Подчиняйтесь! Мне! Они склонили головы и застыли. Получилось? Или Виктор просто не запрещал мне этого?.. Призраки прошлого обступили меня со всех сторон. Жуткие,искажённые болью, оскаленные лица, мёртвые провалы глазниц, леденящий ужас… И некоторые узнавали меня… Каждый шаг давался с трудом. Я виновен. И виноват. Я знал это — знали и они. Мой дар — моё проклятие… В здравом уме я бы сюда точно не сунулся. Но у меня была цель. И бутылка. — Я покончу с этим и освобожу вас. Клянусь. Я убью Виктора, и вы возьмёте его кровь. Клянусь… Вы уйдёте в свет, вы будете отомщены. Я клянусь… — бормотал я под нос. А может быть, мне только казалось, что я произношу слова клятвы вслух. Но я продолжал твердить, пусть мысленно, вцепившись в чуть светящуюся в полутьме бутылку вина, словно утопающий за соломинку. И фантомы, наконец, прочли меня, увидели намерение, поверили — и отступили. Интересно, в какой из комнат Виктор запер Криденса?.. О, не глупи, Геллерт, ты отлично знаешь, в какой… ты сам провёл в ней не один час… Ещё один охранник стоял у самой двери. Комната подготовки… Меня передёрнуло. Как же мерзко, это же… сын, твой сын!.. А я был братом — и Виктора это не остановило. Тогда что меня удивляет?.. Мне открыли дверь, и я шагнул во тьму. — Криденс? Молчание. Потом тихий ответ: — Здесь есть выключатель. Справа от двери. Я пошарил рукой. Замигав, зажглась лампочка. — Ну, здравствуй, Криденс. Мальчишка — вернее, молодой человек, ему ведь двадцать пять уже… или около того — не знал, чего ожидать от меня. Это было забавно. Настороженно смотрел исподлобья, стоя у дальней стены, руки связаны, украшен ошейником. Не испуган. Не сломлен. «Настоящий Гриндевальд» — сказал бы Виктор. Но мне он напомнил Персиваля в плену, в моём плену. Такой же сильный, несгибаемый и непреклонный… Я смотрел на него и понимал, как он вырос. Физически, духовно, магически… Каким он стал, какую работу проделал Перси… Снова Перси. Всегда Перси… — Это невежливо — не отвечать на приветствие, — не мог не ухмыльнуться я, ожидая его реакции. — Это невежливо — не стучать в дверь перед тем, как войти. Я мог быть занят интимными делами, — голос хрипловатый, резкий, как у Виктора, как и у меня, но всё же более приятный. Словно чёрный кофе. Я почти ощутил его вкус. — Присаживайтесь же, дядюшка, — продолжил Криденс. И сам сел прямо на пол. Видимо, тоже у Перси научился. Я садиться не стал — здесь было слишком грязно. Только подошёл поближе. Чёрный кофе. Определённо. Где-то я даже понял Виктора: Криденса хотелось немедленно выпить, осушить до дна. Но это не входило в мои планы больше. — Если быть кратким… нас с тобой объединяют не только родственные узы, Криденс… Но и некоторые общие интересы. Ты же знаешь. — Интересы? — Интерес. Определенно, общий и такой близкий… Перси. Персиваль. Грейвз… И он здесь, Криденс. Он здесь. Понимаешь меня? — я не произнёс эти слова вслух, но Криденс понимал, это было видно по его глазам. Я оглянулся на закрытую дверь, ощущая за ней внимание нечеловеческой сущности, направленное сюда. Глотнул вина. Криденс понял и это. Как хорошо, что я тогда его не извёл на магию… хотя приход был бы забористый. — Магия, Криденс. В тебе её так много… Как когда-то было во мне. Хотя я был моложе… История повторяется. Только теперь ты на моём месте… А Виктор… Виктор на своём. Снова. — Так после этого можно жить? После ритуала? — пристально глядя на меня, поинтересовался Криденс. — Хотя, конечно, вряд ли твоё существование можно признать полноценным… Я проигнорировал его тон. — Как видишь, я выжил. Но тебе цена не понравится… — Ты убивал. Вот что я вижу… Много смертей, — покачал головой Криденс. Не обвиняя, нет… Понимая, может быть? Я присел на корточки, совсем рядом с ним. Криденс не отодвинулся, даже не пошевелился. Пускает на свою территорию? — Ты тоже убийца, Криденс. Ты тоже… У нас одна вина, общая, на двоих. Мы оказались рождены в этой проклятой семье, где каждый начинает свой путь с убийства… И продолжает бесчисленными смертями. И кстати… о вине. Будешь? Я протянул ему бутылку. Криденс смотрел на меня, и в этом взгляде недоверие постепенно уступало место чему-то другому. Более глубокому. Более значимому. В то же время это был юноша в джинсах и футболке с надписью Black Flag, с растрёпанными длинными волосами и острыми коленями. Мы не были похожи — сейчас, но все же он напоминал мне меня… Вот только в моём случае никто не мчался на помощь из другого штата. Никто не готов был терпеть рядом с собой такого, как я, только бы спасти… И никто не приходил ко мне, когда я сидел в этой же комнате, связанный, оглушенный. Ожидающий своей участи… Криденс кивнул, неловко принял закованными в наручники руками бутылку. Сделал глоток. И ещё один. Он выпил. Он доверился мне. Я забрал бутылку и, приложившись, вернул обратно. — Это поможет тебе снять… напряжение, — я указал на его оковы. — Подготовиться. Собрать себя воедино. В нужный момент. Пей ещё, Криденс. Пей ещё… Ритуал будет вечером. Виктор умирает… Он должен умереть, — добавил я шёпотом и, склонившись над ним, выжидающе посмотрел на Криденса. Он непонимающе уставился на меня. Криденс, а я-то думал, мы нашли общий язык… В его глазах зажглась искра: понимание. И изумление. Он глотнув ещё, зажмурился, отрицательно помотал головой. Ну что ж… Значит, честь убить Виктора выпадет мне. Мы передавали бутылку друг другу до тех пор, пока она не опустела. Так мы скрепили наш негласный договор.