Глава 10
20 мая 2017 г. в 19:44
2024 год
Я бегу по коридору и, так как не смотрю вперед, то почти сталкиваюсь с миссис Роудс. Она окидывает меня суровым взглядом, чтобы напомнить, что по школе бегать запрещено. Думаю, она хорошая, потому что она должна была еще и накричать на меня, но она этого не сделала. В любом случае, бедная миссис Роудс не имела ни малейшего представления о том, что у меня есть веская причина бежать так быстро. Во-первых, мне нужно пойти в школьную библиотеку, чтобы насладиться тишиной, читая последний выпуск журнала «Прикладная Физика», а, во-вторых, что важнее, Алекс Фишер вместе со своей компанией опять чуть меня не побил. Мне все говорят, что я должен рассказать об этом миссис Роудс, или учителю, или моим родителям, но, знаете что? это совсем не помогает. Когда я сказал миссис Роудс, она позвонила родителям Фишера. Его родители забрали у него телефон, а он забрал мой. Но это не так важно. Это был просто телефон. А Фишер просто хулиган. Он даже не лидер.
Нет, лидер у них это гадкая лицемерка, Дебби, которая буквально играет со всеми, будто бы они куклы. Играет отвратительно и никогда не получает наказание за это, просто потому что все говорят, какая она миленькая. Что ж, я этого не вижу, но я просто еще не интересуюсь девочками, так что может они и правы. У нее светлые волнистые волосы и большие карие глаза. Но я все равно ненавижу ее больше всего на свете. Самое ужасное, что я вынужден видеться с ней не только в школе, но и на выходных. Мои мама с папой и ее родители друзья, и мы всегда собираемся компанией по выходным, так что я застрял с Дебби и по субботам тоже.
Дебби всегда берет в союзники мою сестру Дороти. В принципе, Дори можно вытерпеть, но в те дни, когда она с Дебби, я точно также ненавижу ее. Может, она и такая же гениальная, как вся наша семья, но она еще совсем мала, чтобы понять, что происходит на самом деле и как ужасно Дебби ко мне относится, поэтому она обожает ее, как и все в школе. Когда мы, то есть я и Дебби, попали в один класс, она пригрозила мне, никому не говорить, что мы проводим время вне школы, а потом, спустя несколько месяцев сама всем рассказала. По понедельникам все ее окружают, и она начинает рассказывать смешные истории обо мне, которые она слышала от своих родителей или от моих. Большинство из них — обновленная версия того, как я один раз в детском саду намочил штаны. Но они все еще слушают ее и смеются.
Настолько же, насколько я ненавижу Дебби, я люблю проводить время с Джастином. Он еще мал, чтобы стать для меня настоящим другом, но он хороший. Джастин и Дори одного возраста и ходят в один детский сад, также как я с Дебби раньше, но они друг другу нравятся, потому что ни один из них не хулиган. Но то, что Дори и Джастин дружат в детском саду, не имеет значения, ведь все равно когда мы с родителями, я всегда объединяюсь с Джастином, а Дори — с Дебби. В любых играх или загадках мы всегда побеждаем их, так как я умный, а Джастин тоже неплохо развит для своего возраста. Малышки Майя и Хлоя тоже всегда с нами, но они еще слишком малы, чтобы играть с нами, Хлое два года, а Майе всего один, так что они пока вместе с взрослыми. Хлоя — сестра Дебби, а Майя — Джастина. В общем, субботы у нас шумные.
Пару лет назад меня очень раздражали громкие звуки, поэтому мне приходилось прятаться в шкафу. Мама с папой часто за мной приезжали, но мне больше нравилось, когда это делала тетя Пенни. Тетя Пенни — мама Джастина и Майи, и я считаю, что она очень красивая, особенно если учесть, что она уже очень старая. Когда она находила меня в шкафу, она всегда пела мне песенку про пушистого котенка. Это очень простая колыбельная, но тетя Пенни сказала мне, что это всегда помогало успокоить моего папу. Тетя Пенни потрясающая, и я всегда краснею, когда она целует меня в щеку. Может, меня все-таки интересуют девочки. Но сейчас я старше и я нормально отношусь к тому, что дети шумят. К тому же я не хочу, чтобы Дебби рассказывала всем в школе, что по субботам я прячусь в шкафах.
Добежав до конца коридора и повернув налево к библиотеке, я вижу Дебби, которая стоит у меня на пути со злобной ухмылкой. Я знаю, что для меня это может означать только что-нибудь ужасное. И я не ошибаюсь. В следующую секунду я чувствую, что на меня что-то падает. Это мусор из двух мусорных корзин, которые держат двое моих одноклассников. Далеко не самая умная проделка, но Дебби и ее компания никогда не хотели сделать что-нибудь умное, их вполне устраивает обижать меня и таким образом. Я пытаюсь убежать, но поскальзываюсь на чем-то, вытекшем из мусора, и падаю. Они смеются.
— Это не смешно, — Я знаю, что это не самый остроумный ответ, но понятия не имею, что еще сказать. Это, правда, не смешно.
— Еще как смешно. Удачно тебе отмыться, Ники. Помни, если у тебя не получится, мы можем окунуть тебя с головой. — Мое настоящее имя Николас Купер, и меня обычно называют Ник, но эти предпочитают Ники. Я встаю и бегу за ними. Мне хочется догнать Дебби и убить ее, но я настигаю Калеба первым. Он был вторым, кто держал мусорную корзину. Я толкаю его на бегу, и, к несчастью, он был прямо перед лестницей, так что, он падает. Дебби и Алекс останавливаются и смотрят на меня. Калеб начинает реветь, сидя внизу на лестнице и держась за свою руку. Я трясу головой и убегаю. Дебби и Алекс, видимо, очень удивились, потому что они не смогли сказать ни слова. Я знаю, что у меня будут большие неприятности, но я не хочу оставаться там и смотреть на это. Надеюсь, с Калебом все в порядке, но он не ударился головой или чем-нибудь серьезным, так что с ним все должно быть хорошо. Прошел всего лишь обеденный перерыв и у меня еще есть два урока, но мне все равно. Я открываю дверь, прежде чем кто-то смог что-нибудь мне сказать и просто ухожу из школы.
После десяти минут бега у меня перехватило дыхание, поэтому я замедлил бег. Я бежал очень быстро. Вокруг ничего не было видно. Окраина города. Кругом большие дома. Наш еще только через четыре мили, но я не хочу возвращаться домой так рано. Когда я был маленьким, у нас не было большого дома, мы жили в квартире на Лос-Роблес. Я продолжаю представлять, что сейчас происходит в школе. Уверен, что они уже в кабинете директора. Директор Альварез — пожилая женщина, ей, скорее всего, далеко за пятьдесят. Когда она говорит, по ее интонации всегда понятно, что она беспокоится. Может быть, они вызвали миссис Роудс, так что, возможно, она сейчас пытается меня защитить. Это не имеет никакого значения. Дебби даже там нет, я уверен. Я пытался рассказать все моим родителям, что она всегда причина и источник, но у меня не получается доказать это, и они мне не верят. То есть, они знают, что Дебби иногда проказничает в школе, и что я ее недолюбливаю, но на этом все. Какими бы умными и гениальными они не были, они также могут быть слепыми и глухими иногда.
Мои мама с папой много разговаривают, или, лучше сказать, спорят о возможности пропуска классов для меня или перевода на домашнее обучение, но они очень заняты на работе, чтобы обучать меня, к тому же мама хочет, чтобы я ходил в школу с ровесниками и "социализировался". В Лос-Анжелесе есть несколько элитных школ, но ни одна из них меня не примет, так как все мои документы скажут, что у меня проблемы с поведением. Так что хороших школ для меня нет, только поганая эта.
Пройдя полчаса пешком, я оказался в маленьком парке. Я присел на скамейку и провел остаток времени, рисуя атомы носком ботинка на песке. Я всегда надеюсь обнаружить что-нибудь интересное, и частенько у меня это получается, но, когда я рассказываю об этом родителям, они мне говорят, что мои догадки верны, но другие люди уже решили их десятки лет назад. Вскоре мне становится скучно, так как я оставил все мои вещи в школе. Я пытаюсь найти простые числа. До ста тысяч мне легко, потому что я прочитал книги о простых числах и все запомнил. У меня фотографическая память, как у папы. Но после ста тысяч становится веселее. Я довольно долго думал, какое идет после 1299821, но я, конечно же, справился. Я уже начал размышлять над следующим, как услышал, как мне сигналит машина.
Это мама. Конечно же, они и ей позвонили. Я встаю и вижу, что мне сегодня повезло: папы с ней нет. Отец всегда очень сильно расстраивается, когда случается что-то подобное. Один раз он закатил такую сцену в школе: мне было очень стыдно. Отец хочет убить всех, кто обижает меня, и пытается сделать все, чтобы моя жизнь была счастливее, например, проводит беседы с хулиганами, говоря им, что научно доказаны их шансы стать наркоманами, тогда как я буду господствовать над людьми, но это, конечно, делает все только хуже. После всех этих ужасных сцен, он остается раздражительным целую неделю. Так что, отчасти это и есть причина, по которой я не люблю говорить о моей проблеме.
Вторая причина это, конечно же, мама. Она реагирует спокойнее, чем папа, но я вижу, какой грустной она становится. Теперь я снова сижу рядом с ней на переднем сидении и замечаю ее красные глаза и нос. Она опять плакала. Прекрасно. Я веду себя, будто мне все равно, но на самом деле я чувствую вину. Иногда я пытаюсь завести друзей просто для того, чтобы избежать всего этого, но как-то не получается.
— Я волновалась за тебя, — с упреком в голосе говорит она, но все равно обнимает меня. Я не отвечаю ни слова, просто сижу и смотрю на нее. Не думаю, что смогу ей сказать что-нибудь новое. — Я забрала твою сумку, так что сегодня тебе не нужно возвращаться. Но ты должен рассказать мне, что случилось.
Я вздыхаю. Опять все повторяется.
— Думаю, ты знаешь, что случилось. Они же тебе поэтому звонили. Чтобы рассказать тебе все.
Мама отрицательно качает головой.
— Пожалуйста, Ник. Конечно, мне все рассказали, но я хочу это услышать от тебя.
— Все по-старому. Как Калеб?
— Он сломал руку. А в остальном он в порядке.
Я знаю, что так думать плохо, но мне совершенно наплевать на Калеба, я не могу перестать думать о том, как дорого мне это обойдется.
— Я прошу прощения, — говорю я маме, но это не так. Я немного боюсь наказания, которое получу от Дебби и других ребят, но я не прошу прощения. Калеб это заслужил. Хотя бы раз в жизни они тоже должны пострадать.
— Ник, я, правда, хочу тебе помочь, но если ты не расскажешь мне, что происходит…
— А что будет, если расскажу? Ты сможешь что-нибудь с этим сделать?
Мама опять вздыхает.
— Ну, я могу тебя выслушать. А потом…
— А что потом? — спрашиваю я. Я совсем не хочу ее провоцировать, но сейчас я очень зол. У нас уже миллион раз был этот разговор, и так как у меня еще и эйдетическая память, и я помню их все слово в слово, они уже начинают мне надоедать.
— Ты прав. Я не знаю. Но я знаю, что, если ты сбежишь и откажешься поговорить со мной, ты сделаешь только хуже.
Наверно, мама права, но мне сейчас не хочется разговаривать. Она продолжает.
— Послушай, я уверена, что это не настолько твоя вина, насколько те двое убеждали директора Альварез. Но ты все равно не должен был этого делать. Учителя вроде как все понимают, так что тебя никто не наказывает. Но ты должен завтра сходить к школьному психологу, чтобы поговорить обо всем, а потом ты будешь видеться с ней регулярно.
— Звучит, как наказание, — отвечаю я.
— Это не так. Ты должен решить, сам скажешь отцу или мне это сделать.
— Ты хочешь сказать папе? — удивленно спрашиваю я. Мама обычно проще с этим справляется и редко рассказывает папе.
— Я должна. Школьный психолог хочет видеть нас обоих.
— Это нечестно. К тому же психология — жульническая наука.
— Твой отец должен знать, что происходит у тебя в школе, — отвечает она.
— Тогда почему ты ничего не рассказала ему, когда я недавно упал, когда убегал от них, и наставил синяков или когда все мои ручки внезапно сломались? — спрашиваю я, но она не отвечает. Конечно, мы оба знаем, почему она ничего не рассказала папе. Потому что он сразу злится и хмурится, потому что не может с этим справится, но мы не произносим ни слова остаток дороги до дома.
Как только мы приезжаем, я направляюсь в свою комнату, чтобы поиграть в видеоигры и побыть в тишине перед тем, как приедут папа с Дори, но мама меня останавливает. Она говорит, что, если мы не будем обсуждать школьные дела, мы можем весело провести время, поэтому она делает мне мой любимый напиток — горячее какао с ванилью, а потом мы играем в контрафакты. Это классная игра, мама рассказала, что они придумали ее с папой много лет назад. Она основана на теории о бесконечности параллельных вселенных, и мы начинаем спорить о том, как бы выглядел холодильник, если бы Пифагор родился мертвым. Мама смеется и щекочет меня, пока я говорю. Я плохо переношу щекотку, и она об этом прекрасно знает, так что я начинаю смеяться до того, как заканчиваю приводить все мои аргументы.
— Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, маленькая обезьянка, — говорит она. Ей повезло, что папа не слышит этого, потому что он всегда злится, когда она меня так называет. Не так пугающе злится, как когда узнает о том, что меня обижают, он скорее делает это забавно.
Когда папа, наконец, приезжает, мама начинает готовить. Я молча ем свой ужин, так что я могу слышать, что папа рассказывает маме о своем дне. Ничего особенного, меня забрали со школы, мои родители — известные ученые, и мы проводим вечер, как обыкновенная семья. Мы играем в контрафакты и 3Д-шахматы, а еще у нас есть канал на YouTube, который называется «Занимательные флаги». Мы выкладываем новые ролики каждый месяц, я в роли оператора, потому что не особо горю желанием появляться перед камерой. Дебби показала наш канал всем в школе, это было не таким уж и маленьким событием. Раньше мне всегда нравилось делать новые ролики, потому что я считал вексиллологию очень интересной и полезной наукой, но сейчас я делаю это просто потому, что не хочу отвечать родителям, почему я отказываюсь.
Еще у нас дома есть Нобелевская премия. Ну, технически, наш дом и есть сама премия, потому что мы его купили на деньги, полученные вместе с ней. Это было два года назад, и я был тогда дошкольником, но я все помню. Я знаю, что должен гордиться, но это не так. Я ненавижу эту чертову премию и проклинаю ее каждый раз, даже не могу вспомнить, сколько раз я это делал. Я ненавижу и этот дом, потому что мне кажется, наша жизнь была лучше на Лос Роблес. Папа очень хотел получить эту премию, даже я это понимаю, но она не его. Она мамина. Ее исследование о мозговых опухолях стало настоящим прорывом в лечении от рака, поэтому она ее получила. Они мне никогда об этом не говорили, но я знаю, что папа завидует ей. После того, как мама получила эту премию, он стал часто приходить поздно вечером. Именно после этой премии мама с папой стали не очень ладить. Они спят в одной кровати, но я не видел их целующимися или дотрагивающимися друг до друга. Я, может, еще мал, чтобы судить это, но я считаю, что работа папы тоже потрясающая. Надеюсь, что когда-нибудь он тоже получит эту чертову премию, и все наладится.
Итак, папа рассказывает о своей работе, а мама — о своей. Дороти рассказывает истории из детского сада, практически всегда это одно и то же: они с Джастином пытались построить что-нибудь, что сможет путешествовать либо в космос, либо сквозь время, и у них не получилось. Они не так уж плохи в этом: месяц назад они построили маленькую ракету, которая смогла летать, но она так и не достигла космоса.
После этого мы следуем нашему расписанию пользования ванной. Я иду вторым, сразу после Дороти. Надев пижаму, я еще не хочу спать, поэтому читаю комиксы. У папы много комиксов, но если я хочу у него одолжить какой-нибудь, он это тщательно записывает: какой именно я взял и насколько дней. Если я не возвращаю вовремя или, что еще хуже, оставляю на нем пятна от еды, он заставляет меня покупать новый из моих карманных денег. Так что я предпочитаю читать мои собственные старые комиксы. Пока родители ругаются, я полностью погружен в историю о Бэтмене. Даже не знаю, что заставило меня вылезти из кровати и выйти из комнаты, чтобы лучше их слышать, но я так и сделал.
— Эти малолетние … Малолетние бандиты, — о, мама уже сбросила бомбу, и папа уже готов взорваться.
— Успокойся. В любом случае, нам нужно завтра утром прийти к школьному психологу.
— Я сказал тебе, что я никуда не пойду! — отвечает отец. Похоже он злится сильнее, чем я ожидал.
— Да, но ты все равно должен.
— А что если я не пойду?
— Ты расстроишь меня.
— Психология — жульническая наука, — спасибо, пап, я сказал то же самое. Сейчас я буквально могу слышать, как мама закатывает глаза.
— Это не так, и она может помочь Нику.
— Ты веришь в психологию? — спрашивает он.
— Я верю не в нее, а в экспериментальные результаты, которые она демонстрирует, — здесь, к несчастью, мама права. Но я совсем не понимаю, почему так злится отец. Это мне нужно ходить к психологу целую неделю, не ему.
— Ладно. Я схожу с тобой. Довольна?
— Нет. И ты это прекрасно понимаешь. Я чувствую себя беспомощной, — мама опять грустит. Снова.
— Надо было нам позволить ему пропустить несколько лет обучения, — говорит папа.
— И насколько сильно, думаешь, его будут обижать семиклассники?
— Может и сильно, но он сможет окончить школу через три года. Потом он мог бы поступить в колледж и изучать то, что ему интересно, — это уже не первый раз, когда они это обсуждают. Папа, похоже, разочарован.
— Ему всего восемь лет, как он может решить, что ему интересно? — спрашивает мама. Она иногда чересчур сильно меня защищает и хочет, чтобы я оставался ребенком. Чуть ли не всю жизнь.
— Ну, я решил это довольно рано, — сказал папа.
Мама странно кашляет, мне слышится «теория струн» вместо этого.
— В любом случае, я думаю, что твое убеждение, что он должен учиться со своими ровесниками, ошибочно, и я жду того момента, когда ты это поймешь, — отвечает отец.
— И что он будет делать в колледже в двенадцать лет? У него будут друзья? У тебя были в колледже друзья? — спрашивает мама.
— Нет, а ты дружила с кем-нибудь в этом возрасте в школе?
— Нет, но это делало нас несчастными. Ник не ты! Ник совершенно другой ребенок, и проблема в том, что он, в отличие от тебя и меня, отвечает на обиду и попадает в неприятности, — сейчас мама уже практически кричит. Она очень расстроена. Обычно они не ругаются так громко, чтобы не разбудить нас.
Я должен был остаться на том полу в школе, подождать, пока они уйдут, и подобрать весь мусор, который они на меня вывалили. Так нечестно, что единственный способ предотвратить ссору между моими родителями это позволить хулиганам победить.
— Хорошо. Как насчет интереса к науке? Если он начнет свои исследования пораньше, он сможет продвинуться дальше и дать нам лучшее понимание того, как устроена вселенная, — говорит папа.
— Как ты уже заметил, я окончила школу в обычное время, и у меня, как видишь, все прекрасно получается, — мама сделала ошибку, заговорив об этом. Они некоторое время молчат, потом мама, видимо, понимает, что только что сказала и пытается перефразировать. — Одна из тех вещей, которая волнует меня больше всего, это научный прогресс. Но о Нике я беспокоюсь больше. Я хочу, чтобы он был счастлив. Не успешен и умен, а счастлив.
О, мама всегда пытается сделать меня счастливым. Но что вообще означает счастье? Мне сказали, что я намного лучше распознаю эмоции, чем мой папа в моем возрасте, но счастье — сложная штука. Все думают, что оно так очевидно, но это не так. Счастье нельзя измерить. Жизненное удовлетворение — можно, а счастье — нет… И еще его нельзя достичь путем изменения некоторых переменных. Так что мое научное мышление говорит, что счастья не существует. Папа, наверное, думает о том же, потому что он говорит:
— Пожалуйста, оставь эти хиппи-разговоры за пределами дома. Ты всегда пытаешься нас изменить. Ты хочешь загнать нас в рамки. Мы не входим в них. Прими это, наконец, Эми. Доверься своей разумной части сознания. Я скучаю по этому. И поверь, я тоже хочу для Ника только лучшего.
— Знаешь, что? Мне тоже этого не хватает. Но сейчас я мама, Шелдон, и я не могу все время принимать рациональные решения о наших детях, так же как и о тебе. И я думала, что счастье для тебя тоже реально, и ты счастлив со мной. Теперь я хочу, чтобы ты ушел, — отвечает мама, уже приготовившись заплакать.
Я думал, папа попытается ее утешить, но он не делает этого. Вместо этого я слышу его шаги к двери. Видимо, папа будет сегодня спать на диване. Я бегу в свою комнату, потому что, если они узнают, что я подслушивал, то придут в бешенство. Забравшись в свою кровать, я размышляю о том, что у них на этот раз все очень плохо, потому что я помню только два раза, когда такое происходило. Первый раз, когда мне было четыре, но тогда я не помню, почему папа спал на диване. Второй раз был два года назад, когда отец хотел провести все лето на Северном Полюсе, чтобы провести исследования. Единственная причина, по которой это не зашло еще дальше, это то, что университет отменил его поездку.
Лежа под одеялом, я пытаюсь понять, придет ли кто-нибудь из них поцеловать меня на ночь. Наконец, заходит папа. Я должен был догадаться, он не пропустит этот обязательный ритуал. Я хотел притвориться спящим, но не удержался, открыл глаза и посмотрел на него. Он попытался улыбнуться, но ему меня не обмануть, это всего лишь его улыбка для коал.
— Ну, у тебя был нелегкий день, да, Ник? — спрашивает он. Сейчас он говорит очень даже ласково.
— Да. Я неплохо развлекся с простыми числами. Но у меня не было времени прочитать статью, о которой ты говорил.
— Тогда мы обсудим ее завтра, — отвечает он.
— Пап… Все в порядке? — Мне не хочется, чтобы это прозвучало так беспомощно, напугано и по-детски, но слова сами сорвались с губ.
Одна из тех вещей, которые я люблю в своих родителях, это честность.
— Я не знаю. Может, и нет. Ты слышал нас из своей комнаты? — спрашивает он.
— Ну, я кое-что слышал, — я не хочу, чтобы он понял, что я специально подслушивал их.
— Прости, — просто ответил он. Затем мы сидим несколько минут в тишине, он целует меня в лоб, желает спокойной ночи и уходит.
Примечания:
Новые герои:
Ник Купер, полное имя: Николас Фрэнк Купер: 8 лет, назван в честь Николы Теслы и Фрэнка, дедушки Шелдона.
Дори, полное имя: Дороти Элизабет Купер: 5 лет, названа в честь Дороти Ходжкин (ученого) и Элизабет Беннет из «Гордости и предубеждения»
Джастин Хофстедтер: 5 лет, он тот самый красивый и умный :), назван в честь Джастина Тимберлэйка из NSYNC. Бедный Леонард проспорил )
Майя Хофстедтер: 1 год
Дебби, полное имя: Дебора Руби Воловиц: 8 лет, названа в честь Миссис Воловиц.
Хлоя Роза Воловиц: 2 года