***
Сказать, что Жан был в шоке, — ничего не сказать. В шоке. В ярости. В недоумении. Наверное, это просто сон. Или какие-то придурки вкололи ему сильный наркотик, пока он спал. Нет, ну в самом деле! И ещё этот титан недоделанный мирно спит неподалёку. Наверняка, это его рук дело! Жану очень хотелось обматерить недомерка. Жан уже открыл рот, чтобы это сделать. И заржал. Нет, по-настоящему. По-лошадиному. Это уже ни в какие рамки не лезло. Ну хоть недомерок проснулся. Хотя судя по его озирающемуся (и даже немного напуганному, что не преминул не без удовольствия отметить про себя Жан) виду, он может быть такой же жертвой чьего-то глупого розыгрыша… Или так хорошо притворяется? Кстати, где они? Незнакомый лес, ни души кругом… Хорошо, деревья не гигантские, а то не дай как их за Стену кто-то вышвырнул. Жан постарался отогнать эти мысли: придурки в их отряде, конечно, имелись, но всё-таки не настолько же двинутые. Наверняка, они все прячутся где-то поблизости и зажимают рты, чтобы не заржать. «Как-то неполиткорректно теперь использовать слово "ржать"», — невесело усмехнулся про себя Жан. Тут его внимание привлёк Эрен, с ненавистью, но почему-то в полной тишине пинающий ни в чём не повинное дерево. Он… не может говорить? Не то чтобы он сам был в лучшем положении, но Жан за… засмеялся.***
Если какие-то сильно остроумные придурки его сюда закинули, они должны были понимать, что Эрен захочет оглядеться. «Похрену!» — подумал он и укусил себя за палец.***
В этот раз Жан был так удивлён, что даже не сразу сообразил заржать. Засмеяться. Пофиг. Вообще не до того. Он уже ожидал увидеть пятнадцатиметровую громадину, грозно стряхивающую поехавших товарищей, устроивших всё это, с ветвей, на которых они, как пить дать, прячутся. На худой конец — это подтлевающее скелетообразное нечто, которое периодически возникало вместо более полезной (и более симпатичной) версии. На самый худой конец — всё того же Эрена с прокушенным пальцем («Куда же великим героям без великой цели!»). Но уж никак не это. На лесной лужайке перед Жаном сидел… Эрен. Наполовину. С немного отросшими волосами — к чему не привыкать. И с рыбьим хвостом. И матерился.***
Эрен даже не знал, радоваться ему или плакать. С одной стороны, он наконец вернул голос. Что было плюсом. Зато потерял ноги — и отрастать по-титаньи они вряд ли планировали. А они на данный момент были, пожалуй, более необходимы, чем возможность обматерить ситуацию в целом и высказать коню, что Эрен о нём думает, в частности. — Твою мать, если кто-нибудь не объяснит мне, какого чёрта тут происходит… Лошадиная морда (ну, а почему бы не называть его так?) согласно, с тихим ржанием закивала. — То есть ты меня на полном серьёзе понимаешь, да? Конь снова закивал.***
С одной стороны, Жану очень не хотелось, чтобы кто-нибудь его видел… ну… конём. С другой стороны, похоже, пришло время решать что-то сообща, потому как по отдельности оба были в данный момент более чем бесполезны. Поэтому он, как мог, постарался заткнуть брыкающуюся («Так, тоже вычеркиваем по причине неполиткорректности») гордость и забил копытом, привлекая внимание новоиспечённой русалочки. Когда последняя уставилась в его сторону, Жан начал выводить копытом на земле своё имя. — Если ты такой умный, то мог бы и догадаться, что мне отсюда не видно, что ты там пытаешься мне рассказать, — равнодушно заметил Эрен. Ему было уже всё равно, что он всерьёз на равных говорит с лошадью. Абсурдность ситуации это вряд ли увеличивало. Жан подошёл поближе и продолжил корябать своё имя. Какое счастье, что оно у него такое короткое!***
Эрену было уже глубоко начхать, что конь на полном серьёзе утверждал, что он и есть Жан Кирштайн. Он просто будет решать проблемы по мере их поступления. Интересно, а техника вылезания из русальего хвоста сильно отличается от его титанического опыта?