Мне не нужно, чтобы ты освобождал меня, Не нужно, чтобы помогал, Мне не нужно, чтобы ты вел меня сквозь свет, Ведь я всегда буду падать. In This Moment — The Fighter
Наплевав на риски и запреты лишний раз показываться в гостиной гарема без особой на то надобности, Джейд всё равно спешит туда, желая немного посплетничать и приодеться перед моментом своей демонстративной казни. Несмотря на время на часах жёны Нигана уже на ногах — то, что произойдёт сегодняшним днём волнует и их тоже, хотя они оставят свои задницы в безопасном Святилище и ни на дюйм не приблизятся к эпицентру. Всё они пялятся на Джейд с удивлением, мол что это она тут забыла, некоторые наверняка перемыли ей все косточки после столь яркого «разрыва» с Ниганом — от повисающей неловкости спасает Таня, которая хватает её под локоть и молча тянет в коридор. Её влажные глаза широко распахнуты, а на лице гипсовой маской отпечаталась необъяснимая решимость. Пальцы на локте Джейд сжимаются так крепко, что дискомфорт проникает даже сквозь ткань свитера. — Больше половины людей уезжает!.. — сбивчиво и возмущённо произносит Таня. Джейд не знает, это вопрос или утверждение, но на всякий случай кивает и рассказывает всё, что стало известно ей; делится своими мыслями о том, что задумал Ниган в отношении её. Таня ахает и, немного помедлив, с осторожностью интересуется, что Джейд теперь собирается делать. Ответ явно её не радует, ведь Джейд собирается просто плыть по течению. Таня долго молчит, с каждым мгновением хлопая ресницами всё более растерянно, а после шмыгает носом и протирает уголки глаз, признаваясь: — Как же это всё! Ты, Майк… Другие люди, которым вообще никак не сдалась эта резня, — она шипит сквозь зубы, — чёрт, как же это несправедливо! Джейд не хочет поддаваться унынию — на это у неё ещё целых часа три-четыре в дороге до Александрии, поэтому сухо кивает и предполагает: — Майк задумал что-то? Он же хотел. Таня боязливо оглядывается по сторонам, как ребёнок, опасающийся, что его секрет услышит кто-то из взрослых; с намёком смотрит Джейд прямо в глаза и говорит: — Нет, — а сама кивает, говоря «да». Это выглядит так нелепо и забавно, что заслуживает хотя бы мысленной усмешки. Партизанская война всё ещё в деле. Революционный кружок «Долой Нигана Нахрен» — не забыт. Знать бы, что Майк задумал, глядишь Джейд смогла бы ему помочь, но раз никакой информацией никто делиться не хочет… что ж, придётся продолжить делать то, что она собиралась. А именно — ничего. Это тоже в некотором роде план. С горем пополам разобравшись со всеми целями своего визита, Джейд спускается вниз и выходит на улицу. Снаружи солнечная безветренная погода, и так ярко, что темнеет в глазах. По правде говоря, лучше бы темнело с концами, ведь на творящееся во дворе сложно смотреть. Остановившись и замерев, разглядывая перемещения Спасителей, можно ощутить, как под грудиной нутро клокочет от эмоций. Лица у всех нервные, безрадостные, разговоры ведутся на пониженных тонах, а последние приготовления осуществляются больно уж суетливо. У всех, кто находится в поле зрения Джейд, с собой оружие. Разнокалиберное оружие. Такое чувство, что они идут не на войну с себеподобными, а на охоту — хоть на слонов, хоть на куропаток, готовые ко всему. Страшно ли хоть кому-то? По незнакомым ожесточённым лицам мечется взволнованность и местами — обречённая решимость, но не страх. Джейд внимательно разглядывает всех и понимает, что только её из собравшихся охватывает праведный ужас. В отличие от всех этих людей, она точно не переживёт сегодняшний день. У них всех есть шанс. У неё его нет. И Александрия… Какое-то тяжёлое чувство, ввинчивающееся в межреберье, твердит, что для Александрии сегодня тоже будет всё кончено. Ниган растопчет Рика и всех его ближайших сторонников, не моргнув и глазом по камешку разнесёт всё, что оберегалось долгие годы. Это будет истинный триумф диктатора. Джейд зажмуривается, но это не помогает, ведь картинки, подсовываемые воображением, обжигающим клеймом отпечатываются на внутренней поверхности век. Любопытно узнать, как это всё будет выглядеть в реальности, и в то же время нет никакого желания быть участницей этих событий. Джейд бы вполне подошёл вариант, при котором назревающее столкновение сняли бы для неё на камеру, как сериал, а после показали, чтобы она могла сопереживать людям, запечатлённым там, не более, чем допустимо сопереживать персонажам. До странного важно узнать, чем вся эта эпопея закончится: Джейд присутствовала при её начале, и закономерно, что ей хочется видеть итог. И, хотя она ни грамма не привязана к людям, которые идут на бойню, от мысли, что крови сегодня будет пролито много, становится дурно. Дурнее, правда, лишь от осознания, что её кровь вероятно будет пролита одной из самых первых. В том, чтобы избавиться от неё, Ниган явно настроен серьёзно. Джейд по этому поводу обуревают смешанные чувства: смирение, зародившееся ещё в медблоке Святилища под проницательным взглядом Эмметта Карсона никуда не девается, и в то же время обида обгладывает её до костей. Пройдя путь от человека, которому отчаянно плевать на свою жизнь, до кого-то, способного быть серьёзно обеспокоенного потенциальной кончиной, паршиво оказаться в точке, где тебя собираются использовать как козырную карту из другой колоды, по-шулерски вытащенную из рукава. Как, будучи в начале обычным наблюдателем, в конце Джейд оказалась полноценным участником событий, чьё вечное промежуточное положение выходит теперь боком? Она не хочет в этом участвовать в такой роли. Быть набитой дурой из типичного фильма ужасов, которая умирает первой. Не хочет быть мученицей, которую убивают во имя ничего, а потом скорбят, горюя о случайности и ненужности этой жертвы. Она отступает назад, думая, что никто во дворе не заметит её побега. А даже если обнаружат пропажу — это будет чуть позже, когда все начнут спешить, и никто уже не станет её искать по огромному Святилищу. Она пятится, желая спасти себя. Но что-то твёрдое вжимается в спину посередине лопаток. Джейд замирает. Руки её опускаются — сразу и образно, и фактически, ведь одного взгляда на рожу Джейн Дуглас хватает, чтобы чутьё сработало как нужно, и необходимость задавать вопросы самой себе отпала. Собственное подсознание в лице Джейн Дуглас ожесточённо скалится, широко разводит руки в стороны и премерзко визжит на манер ведущей воскресной телелотереи: — Приз в номинации «Самое дибильное тактическое отступление когда-либо» получает… — галлюцинация вскидывает вверх ладони с оттопыренными указательными пальцами, симулируя то ли барабанную дробь, то ли пальбу. — Джейд! Пау! Поздравим победительницу! Признаться, она заслуживает призов в абсолютно всех номинациях с пометкой «дебильный». Джейд зыркает на эту дрянь, которую видит перед собой так, как если бы она была живым человеком, и закатывает глаза, не желая сталкиваться ни с призраком собственной шизофрении, ни с дьяволом за своей спиной. Они оба созданы для того, чтобы добить её. В конечном итоге приходится обернуться. Не потому, что так хочется, а поскольку твёрдое остриё промеж лопаток вжимается чуть сильнее, с прокрутом, намекая о нетерпении. Конечно, там Его Величество Ниган. Джейд не сдерживает злобы, смотрит на него исподлобья, уничижительно. А он, гад, улыбается. Широко, как Чеширский кот, подхвативший от Шляпника обаятельное безумие. Это тот Ниган, которого всегда стоило бояться, который выдумывал самые дикие вещи и творил ужасное, а никак не Ниган, которого Джейд удавалось увидеть порой. Он в ужасном настроении. Вернее, в прекрасном, воинственном. Именно с таким выражением лица он привык сносить людям головы. Люсиль, ещё мгновение назад упирающаяся Джейд между лопаток, начищена до блеска и удобно устраивается на мужском плече, подтверждая худшие догадки. — И куда это мы намылились, м? Джейд чувствует неловкость, которая бывает только между близкими людьми, которых много связывало, а после они расстались, и теперь, встретившись вновь, делают вид, что всё классно. Атмосфера натянутая, тяжёлая, странная. Он так весело беззаботен без какой-либо внятной на то причины, что Джейд приходится додумывать их самой. А в этом она всегда преуспевает: — Стоило догадаться, что идея избавиться от меня будет связана с Александрией, — прямому ответу на вопрос она предпочитает упрёк, предназначенный для Нигана и её самой в равной мере. Джейд говорит это очень тихо, растерянно, но расправляя плечи и стараясь казаться хоть чуть-чуть уверенной. Брови Нигана взлетают вверх, а в глазах загорается искорка азарта, но жёсткая улыбка всё так же неизменна. — И что же помешало тебе догадаться? — хрипло, будто томно спрашивает он, но Джейд чувствует ожесточение в его голосе и опасную нетерпеливость в том, как он берёт её за подбородок, поднимая лицо так, чтобы она могла смотреть ему только в глаза и никуда более. Снова чувствуется какая-то пропасть. Из глубины зрачков Нигана на Джейд взирает что-то пренебрежительно-настороженное, звериное — это взгляд человека, которого ничего с тобой не связывает и в то же время связывает слишком многое. — Я думала, ты не планировал меня в это втягивать, — произносит она. — Ты ведь говорил, что не собираешься. В действительности: после того, как Ниган сказал, что не подпустит её совершенно ни к чему, что касается грядущей войны, Джейд свято верила в это, ведь он в тот момент казался ей больно уж непоколебимым. Речи о том, чтобы убить её в качестве урока для александрийцев, тогда не шло, как и о том, чтобы подпустить её на пушечный выстрел к эпицентру сражения. Правда, всё это было до того, как Джейд наговорила Нигану кучу лишнего, кучу гадостей, которые намеренно складывала в сомнительные факты и наугад вытаскивала из его поведения. — Как же можно тебя во всё это не втягивать, если ты сама раз за разом лезешь на рожон? — риторическое любопытство наполнено пренебрежением, насмешкой. Ниган снова это делает — пытается выставить Джейд виноватой, хочет сказать, что выпустит ей кишки потому, что она заслужила это. Потому что своей додельностью напросилась сама. На плечи наваливается такое сильное отторжение, что едва удаётся стоять прямо, хочется высказать абсолютно всё, накопившееся за долгое время. Он держал её взаперти, травил и дрессировал, как животное, жёг кожу и поддевал слабые точки словами, что были острее ножа, а теперь якобы он просто заложник ситуации, принимающий единственное решение из тех, что остались. Решение, на которое его вынудили и против которого он выступал с самого начала. Что за галимое «благородство»! Мерзкое чувство, будто ты упал во что-то липкое, пахнущее гнилью, заполняет Джейд всю до краёв, и это оказывается кстати, ведь Ниган отпускает её подбородок и с пониманием кивает головой — приятно, когда некоторые вещи ты можешь транслировать буквально кожей, и они будут поняты и истрактованы верно. — Прощальный поцелуй? — как можно было ожидать, понимание быстро перестаёт быть пассивным, превращаясь в оружие. Выразительно подмигивая, Ниган расставляет руки в стороны, как если бы предлагал объятия, но это ничто, кроме как издёвка. Такое самонадеянное поведение заслуживает пощёчины, но Джейд привыкла. Она держит себя в руках, когда спокойно объявляет: — Я не хочу, — затылком чувствуя, с какой укоризной смотрит Джейн Дуглас. По правде говоря, она держит себя в руках из последних сил, но галлюцинации не нравится и это. Ей вообще ничего не нравится. Ниган фыркает, и с видом, будто Джейд потеряла самое дорогое, что только могла иметь, огибает её по дуге, бормоча что-то вроде «твоё право». Ему так наплевать, что это даже смешно, особенно в контрасте с тем, как непросто было ей смириться с волнением за его жизнь. Кровь, которую она без вопросов отдала в момент сильнейшего эмоционального коллапса, была белым флагом; ниткой, связывающей их в единое звено; весами, призванными уравнять их хотя бы в общении наедине. Как итог — глухая стена, в которую Джейд бьётся только со своей стороны, а Ниган в свою очередь всё подкладывает и подкладывает кирпичи. — Для тебя ничего не поменяется, если я подохну, правда?! — это импульс, сводящий всё тело щелчок нервов, слабина, которую она снова демонстрирует. Это первосортное отчаяние, перемешанное воедино с горечью абсолютной ненужности. Джейд не то, чтобы орёт на весь двор, но по сравнению с громкостью предыдущих фраз — это уже крик. Чтобы взглянуть на Нигана, она разворачивается так резко, что бьёт себя по лицу волосами, теряет воздух на вдохе. Внутри всё дрожит, будто… страшно, очень, — на нервной почве тошнотой выкручивает желудок, а в груди колыхается сгусток креплёного беспокойства. Ниган останавливается и поворачивается вполоборота: губы его снисходительно искривлены, как бывают обычно искривлены, когда кто-то называет себя докой в области, в которой на деле ничего не смыслит; а взгляд… Будь проклят этот надменный взгляд оценщика! Тягучий и неприятный, холодный, как змея, спускающийся от макушки до пяток — Ниган осматривает её всю, будто видит впервые, и вообще видит на полке в магазине, и никак не может решить, стоит ли эта безделушка своих денег или нет. Джейд готова поклясться, что так смотрят только на то, что хотят купить или продать. Она сжимает кулаки, молча выдерживая это унизительное любование, и вздрагивает всем телом, когда с выражением абсолютного равнодушия Ниган выносит вердикт: — Абсолютно верно, кексик. Сегодня ты не находишься в сфере моих интересов. Конечно же. Блять. Джейд обнаруживает свою уязвимость слишком поздно, это дестабилизирует, проходится по рёбрам судорогой смутного согласия — подсознательно она знала, каков будет ответ. И она с ним согласна. Нигана ничего с ней не связывает, даже в роли его жены Джейд задержаться не удалось, о чём ещё можно говорить, на какое снисхождение уповать? В попытке поставить Рика Граймса на колени он с лёгкостью от неё избавится, сделает это со спокойной душой и рукой, что не станет дрожать. — Глупо было думать, — парирует Джейд голосом, что звучит так, будто она говорит впервые за долгие годы, — что там хоть когда-нибудь находился кто-то, кроме тебя самого и Люсиль. Она не собирается конкретизировать, о какой именно Люсиль говорит — о той, что сейчас лежит на плече Нигана, или той, что давным-давно лежит в земле. Это ни к чему. Сейчас не время для их излюбленного словесного пинг-понга, боксёрского ринга и выяснения отношений. Это просто факт: Нигану плевать на всех, кроме него самого и Люсиль. Всё. Очевидность и лаконичность такой претензии похоже делают её более ядовитой, чем можно было предположить — Ниган как-то странно кивает, пугая своей реакцией до кома в горле. Что-то неоформленное, мелькнувшее в его глазах, заставляет Джейд пожалеть о сказанном, и она не может объяснить, как настолько неподходящая эмоция оказывается в этот момент настолько кстати. Не стоило вообще ничего говорить!.. — Идиотка, — соглашается Джейн Дуглас с такой интонацией, будто резюмирует научную статью, — и это уже не лечится. Джейд почти срывается, намереваясь послать её к чёрту прямо при Нигане, — и плевать, к чему это приведёт, — но лидер Спасителей сбивает с толку, когда жестом подзывает к ним одного из своих. — Бен, — обращается к парню он, а сам глядит на Джейд обжигающе, уничижительно, хитро, — проследи, чтобы вот это чучело добралось до пункта назначения и ничего не выкинуло по дороге. Хоть какая-нибудь, блять, внештатная хуйня случится по её вине, и ты будешь отвечать за это своими булками. Я самолично пущу тебя по кругу самых голодных до этого дела наших парней, а для предварительного «разогрева» засуну тебе в анал горячую кочергу. Усёк? По побелевшему лицу этого самого Бена и тому, как надломился его голос во время по-армейски отчеканенного «да, сэр», Джейд понимает, что в дороге с неё не спустят глаз.***
Три сорок пять — если верить часам Рика, что по-прежнему болтаются на запястье Джейд, именно столько времени уходит на дорогу от Святилища до Александрии за вычетом пары непродолжительных остановок. Колонна из машин оказывается на удивление манёвренной и почти на всём протяжении движения придерживается одной скорости. Джейд едет вместе с другими Спасителями в одном из грузовиков, как назло в том, в котором нет ни одного знакомого лица, кроме, разве что, Бена. Он и впрямь всю дорогу не сводит с неё глаз. Буквально. Первые минут сорок Джейд, наверное, только и делает, что проверяет границы дозволенного, испытывая своего надсмотрщика, но это быстро надоедает и, чтобы немного разгрузить голову, она вынуждена погрузиться в себя, позабыв обо всех вокруг. Когда это всё только начиналось, в точно таком же грузовике она уезжала из Александрии, не догадываясь ни о чём, что ждёт впереди. А теперь она возвращается туда, прекрасно зная, что её ждёт. Оба варианта одинаково неприятны. Даже злость берёт от того, насколько в её жизни всё однотипно — грядущее ожидание окончания какого-то невероятного масштабного периода отзывается бегающими по всему телу вибрациями волнения. Когда мотор грузовика глушат, Джейд надеется, что это очередная остановка ради какой-нибудь мелочи, — чёрт его знает, зачем они вообще останавливались ранее, — но народ энергично вскакивает с мест, хватая то пистолеты, то автоматы. Стало быть, это конечная точка их маршрута. Отстёгивайте ремни безопасности, не забывайте в салоне личные вещи и не толпитесь у выхода, за бортом — Александрия. Джейд не торопится выбираться наружу, она бы и вовсе просидела здесь целую вечность, но Бен буквально волоком тащит её на выход, получая в ответ порцию первосортной ругани. Джейд изводится на пределе возможностей, но довольно очевидно, что этого толстокожего парня куда больше пугают вполне конкретные угрозы Нигана, нежели её смутные возмущения. Из-за того, что в колонне их машина была чуть ли не замыкающей, особо ничего разглядеть, кроме толпы вываливших на улицу Спасителей и железных ворот Александрии, не удаётся. От родных пейзажей наглухо спирает дыхание и звонко, оглушительно шумит в ушах. — Ого, а какими судьбами сюда затесались жёны нашего la cabeza? Удивлённый оклик кого-то справа заставляет Джейд повернуть голову, и она видит, как к ней сквозь толпу пробирается Сара. Женщина с аванпоста, на котором они с Ниганом однажды «гостили». Её растрёпанные волосы частично стянуты в какое-то подобие прически, но вид всё равно несколько неряшливый, не от мира всего. — Что ты тут делаешь, в самом деле? — изумлённо и с неизменным испанским акцентом спрашивает она, напрочь позабыв о приветствиях и этикете. — Я конечно говорила, что мужика своего нужно всячески поддерживать, но не настолько же, чтобы заявиться за ним в пекло! Джейд кривит губы совершенно машинально. Сара — это просто что-то с чем-то. Её непосредственность и прямолинейность выводят из себя, вечное стремление докапываться до правды и лезть с непрошеными советами так и вовсе бесят до трясучки. — О, боюсь ты не так поняла, — жёсткая усмешка прекрасно подходит для этой ситуации, — я тут не как группа поддержки. Скорее так, болванчик для отвлечения внимания. Сама-то что тут делаешь? В самом деле, среди прибывших к воротам Александрии очень мало женщин, это в основном те, кто всегда отличался тягой к каким-нибудь заварушкам, известные бой-бабы Святилища, вроде Реджины. Сара же, как и сама Джейд, выглядит простушкой, не рвущейся в бой ради самого боя. — Я же электрик, — напоминает она, отмахиваясь от вопроса, как от надоедливой мухи. — Нужно было кое-что перепаять по пути. — Перепаять? Уперев руки в бока, Сара наклоняет голову и смотрит на Джейд с неоднозначной эмоцией, в которой прослеживается доля сомнения. — Кое-что для детонаторов, — словно нехотя признаётся она, — клянусь, эти уроды сделали всё как зря, оно никогда бы не бахнуло, если бы Ниган вовремя это не проверил и не позвал меня! У Джейд такое чувство, будто ей за шиворот вылили ушат ледяной воды. Подумать только, этот ублюдок собирается сравнять всю Александрию с землёй. Стало быть, он хочет убрать всех — и плохих, и хороших, без разбору. И да, — да, хорошо, — на войне все средства хороши, но пускай Ниган никогда больше не заикается о том, что он спасает людей и приносит только необходимые жертвы. Какой вздор, говорить о целесообразности в отношении жизни других и тут же разбрасываться ими всеми! Будто прочитав каждую из мыслей, что световым импульсом проскакивают в голове Джейд, Сара добавляет: — Это, вроде как, на крайний случай, — она пожимает плечами, — но согласись, будет лучше, если план «В» и следующие за ним будут хотя бы работоспособными. От мысли, что какой-то второстепенный электрик Спасителей осведомлён о плане нападения куда лучше, чем она сама, Джейд готова поддаться обиде, которая так и норовит откусить от неё лакомый кусочек. — Теперь мне даже интересно, какой буквой Ниган решил обозначить свой план тотального геноцида. План «А»? Чтобы не мелочиться, — Джейд вымещает свою злость на Саре, поскольку больше банально не на ком, никто тут не станет её слушать. Эта же мадам воспринимает негодование как приглашение к дискуссии, разводит руками, как бы намекая, что не хочет сказать ничего против, а потом открывает рот, невербально сообщая, что всё же собирается. К счастью и несчастью одновременно, сказать ей ничего не удаётся: гул Спасителей резко стихает, будто кто-то нажал на кнопку отключения звука, и в резко обрушившейся тишине даже болтушка Сара не решается сказать что-то. Она хмурится и становится на носочки, силясь поверх голов разглядеть, что происходит впереди, почему все так резко умолкли. Выглядит она буквально как фанат на концерте любимой группы, оказавшийся на галёрке и пытающийся оттуда урвать хоть кусочек происходящего на сцене. — Совсем же ничего не видно! — раздосадовано шепчет она, а в следующее мгновение, не подумав спросить разрешения, уже хватает Джейд за руку и тянет её в гущу, ближе к середине. Благо, она не пытается вырваться в первые ряды — такой наглости точно перенести бы не удалось. Новая точка обеспечивает хороший обзор для Сары и совсем нехороший — для Джейд: отсюда, немного приподнявшись, уже видна не только верхняя часть ворот Александрии, но и нижняя, а ещё свободное пространство перед ними, по которому туда-сюда вышагивает Ниган. Очевидно, что он и стал причиной тишины в рядах Спасителей, и Джейд совсем не понятно, зачем им было пробираться поближе, чтобы в этом убедиться. — Мы должны победить. La cabeza сегодня в ударе и особенно хорош, — всё так же шёпотом заключает Сара, за что получает от Джейд неодобрительный взгляд. Нет, подобные мысли наведывались и к ней в голову, но чтобы сказать, что он хорош вот прямо сейчас, в таком состоянии, когда каждый, стоящий здесь, чувствует исходящие от него волны звериной маскулинности… Волны такой силы, что хочется убежать и спрятаться при одном взгляде на него. Этот Ниган — живое воплощение слова «перебор». Перебор всего: пафоса, воинственности, злобы. Он не «хорош»; он — Дьявол в своём истинном обличье. А во всех нехороших историях, к коим явно относится и их, Дьявол всегда побеждает, только в этом Джейд безоговорочно с Сарой согласна. — Выходите, поросята, злой волк пришёл бить вам ебало! Становится очевидно, что первая стадия встречи — переговорная. Джейд не знает, какие условия хочет выдвинуть Ниган со своей стороны, но сам факт, что он даёт Александрии ещё один шанс сдаться добровольно, смотрится странно, особенно в контрасте с бомбами, что он заготовил. Сложно сказать, чего тут больше — благородства или мразотности, но если поставите на второе, точно не ошибётесь. Совсем плохо дело становится, когда со стороны Александрии на помост поднимается Рик. Его лицо и плечи, показавшиеся поверх линии ворот, своим появлением бьют Джейд в самое сердце, наносят самый точный и самый смертоносный удар в её жизни. Рик Граймс. Здесь. Он наверху, она на земле, как в том сне. Ситуация один в один, за исключением толпы вокруг. У Джейд поначалу даже не хватает мужества, чтобы задержать взгляд, оценить состояние Рика или осознать каждую из своих эмоций — она резко, явно стыдясь, разворачивается на сто восемьдесят градусов. Прижимает поледеневшую ладонь к лицу, закрывает ею глаза, чувствуя, как на виске пульсирует вена и как загорается переносица, предвещая скорые слёзы. Прошедшие события вихрем переживаний разметало по голове, поэтому приходится прикладывать силы, чтобы уложить их в хронологическом порядке заново. Она поцеловала Рика, это было взаимно, потрясающе, спасительно. После обманула его из благих побуждений, в которые никто не поверит. Он лишился руки, в чём с лёгкостью прослеживается её вина. Совсем недавно Джейд вымаливала его прощения по рации, но в самый главный момент отказалась слушать. А теперь они оба здесь. Здесь, по разные стороны. — Эй, что с тобой? — Сара кладёт руку на её плечо, вся такая из себя обеспокоенная, что тошно. Джейд качает головой и молча стряхивает с себя чужое прикосновение. К чёрту, Сарочка, это история совсем не для тебя. Твои впечатлительные ушки завянут нахуй от таких перепетий. — Ри-и-к, — удовлетворённо тянет Ниган где-то на фоне. Удовлетворение это злое, неприятное, искажённое чем-то порочным. — Надеюсь, ты хорошо пошевелил своей одной извилиной и обдумал всё, что я тебе предложил. В самом деле, лучшее, что ты сейчас можешь сделать — сдохнуть первым и не доставлять своим чудесным людям хлопот. Потому что из-за тебя, дятла, от рук моих ребят они будут умирать весьма мучительно. Джейд дёргается, словно слова эти обращены к ней, и они ранят. Это какой-то невозможный, новый уровень прессинга, психологическое давление весом в тонну, такого ранее не случалось. Под аккомпанемент сердца, стучащего в ушах и явно захлёбывающегося кровью, приходится переселить себя и обернуться. Лишь для того, чтобы как-то разделить этот момент с Риком. Он выглядит усталым — это первое, что бросается в глаза. Лицо, утяжелённое неухоженной бородой и сероватыми отёками под глазами, хмурое, застывшее. Даже издалека легкоразличимы напряжённые плечи, что на ощупь наверняка как камень — Джейд, к своему ещё большему стыду, хотела бы прикоснуться. Хотела бы обнять его крепко-крепко, стиснуть почти намертво, чтобы хрустели кости; сказать что-нибудь ободряющее, прошептать какие-нибудь глупости, поглаживая его по волосам. Но всё, что она может — это стоять и смотреть. И дело тут вовсе не в том, что вокруг куча народу, что ситуация приобретает хреновый оборот или Ниган шляется совсем рядом; дело в том, что Рик больше никогда не примет её утешений. Она, не без причины, зло для него. — Наши люди подвергаются равному риску, — так спокойно и вместе с тем так вызывающе твёрдо возражает Граймс, что Сара, стоящая по левую руку Джейд, цокает языком и вроде бы даже едва-едва кивает своим мыслям. — Ты ведёшь их в наступление, чтобы свести свои личные счёты со мной, когда каждый в Александрии берётся за оружие ради безопасности друг друга. Ты видел, на что мы способны. Так почему бы тебе не отступить ради сохранности ТВОИХ людей? — Нигана никогда не взять на понт, — с неподдельным переживанием заключает кто-то из толпы. Видимо, ввиду своей любви быть вовлечённым в дела общественные, он говорит это достаточно громко, чтобы некоторые Спасители, стоящие рядом, услышали это и согласно зашептались. — Это не понты, — единственная из всех Джейд понимает, к чему произнесено каждое слово Рика. Она возражает беззвучно, одними губами, для себя. — И речи о том, чтобы дать кому-то уйти, на самом деле не идёт. На такой стадии, после всего произошедшего дерьма, в мирный исход уже не верится. «Отступить» здесь уже просто не существует. И Граймс, как бы великодушен и мудр не был, ни за что не упустит своего заклятого врага. Не после того, как кучу раз обещал, — обещал! — убить его. Слова, что он говорит, лишь способ обозначить расклад, отразить направленную претензию и, возможно, выиграть время. В этом не приходится сомневаться. — Изви-нахуй-ните! — Джейд ещё не приходилось слышать, чтобы Ниган так низко рычал. Он обманчиво весело подкидывает Люсиль, отточенным движением ловит её, продолжая: — Что за блядская подзалупная мыслишка, Рик! Яйца ты себе может и отрастил, а вот с мозгами дела обстоят пиздец как плохо. Хочешь замудохаться? Ладно, не вопрос, с удовольствием. Только перед тем, как мы начнём, одно маленькое допущение. Кексик, иди сюда. Джейд готова поклясться, что её лицо приобретает такое же выражение, какое обычно свойственно людям, разбуженным в середине ночи и не осознающим, чего от них хочет этот большой непонятный мир вокруг. События развиваются слишком быстро. Слишком. Ещё мгновение назад это была классическая перебранка двух врагов, а теперь это чёрт пойми что, где требуется её участие. Неужели именно сейчас Ниган покончит с ней? Это будет быстро, эффектно, коротко и ясно обозначит, у кого в руках истинная власть, кого ничего не сдерживает. Но неужели вся её участь — это в духе древнегреческих драм погибнуть от руки диктатора в самом начале, не увидев, на чьей стороне окажется перевес сил? Сдвинуться с места равносильно тому, чтобы добровольно шагнуть в пропасть. Джейд не может на это решиться — она давно лишилась того безумного запала, двигающего её в омут приключений, навстречу собственной смерти. Побуждает пошевелиться лишь одна вещь: это голос Джейн Дуглас, который звучит в голове отрывисто и впервые — напряжённо. — Иди, — советует она. — Не пытайся выяснить, как ситуация обернётся при непослушании. Это срабатывает только благодаря наличию рационального звена в словах и благодаря тому, что Джейд вкусила горечь достаточного количества последствий своих необдуманных, абсурдных решений. Она не хочет усугублять всё и в этот раз. К Нигану приходится пробираться, не отдавая себе отчёта. Это страшит и само по себе, так вдобавок прикованные к ней взгляды делают ноги ватными, непослушными, а тело — каким-то громадным, чужим. Джейд отдала бы многое, чтобы просто исчезнуть. — Смелее, тут никто тебя не съест, — так легко, будто играючи подначивает Ниган, когда замечает, как нерешительно она притормаживает на уровне первых рядов Спасителей, не желая делать больше ни шагу. Оказавшись прямо по центру импровизированной сцены, совсем рядом со своим некогда мужем, Джейд долго мучает себя, убеждая взглянуть на Рика, ведь точно знает, что он на неё смотрит. Она поднимает глаза, пересекаясь с ним взглядом на сотую долю секунды. Это так невыносимо, боже, как же это больно! Прикосновение металлического ремешка его часов в момент обжигает кожу, как раскалённая кочерга. Словно ей вообще непозволительно носить его вещи, словно она недостойна и обязана вернуть их как можно скорее. К сожалению, отсюда так же не видно, как обстоят дела с рукой, что Граймс потерял, но взгляд всё равно приходится отвести ещё раньше, чем можно было бы рассмотреть что-то. Это правда слишком тяжёлое испытание для её нервов. — Не хочешь ли ты что-нибудь сказать, Джейд? — голос Нигана елейный и приторный. Забивает глотку тошнотой, как осклизлый крем на давно испорченном торте. Джейд закрывает глаза и пытается посчитать хоть до скольки-нибудь, чтобы выровнять своё физическое и психическое состояние, но не выходит, счёт не идёт на ум, а цифры путаются, меняя свой порядок на хаотичный. Она должна сказать… что? У неё нет не малейшего представления об этом, как и нет слов, чтобы облечь хоть одну мысль в форму, понятную другим. Ниган намекает, что хочет услышать от неё что-то конкретное? Вроде бы да, только что? Почему вообще перед своей смертью Джейд должна продолжать плясать под его дудку? Злость от собственного бессилия клокочет в каждой клеточке её неугомонного тела. Всем корпусом развернувшись к лидеру Спасителей, полностью игнорируя присутствие всех вокруг, включая Рика Граймса, Джейд выплёвывает персональное и весьма честное: — Великодушно с твоей стороны дать мне последнее слово. Но засунул бы ты его себе в зад. Это то, что хочется говорить ему всегда, обрывать на корню всё эти киношные замашки, отказываться следовать за нитью, которую тянет могучий кукловод. Всё внимание Джейд замыкается на Нигане, только на нём — хочется запомнить его лицо в мельчайших деталях, ведь точно так же будет выглядеть её смерть. Он, вроде бы, такой же, как и Рик, уставший — это интуитивно чувствуется, обнаруживается где-то под маской абсолютной уверенности в себе и графитовой твёрдости. Сложно сказать, его утомляют сами переговоры или то, насколько они бесплодны, не приносят никакого результата. На неё по началу Ниган даже не смотрит, но потом опускает глаза, и видна в них какая-то такая странная осознанная опустошённость, что Джейд даже и не знает, что это может значить. А следом пустота загорается. Словно кто-то разлил в недрах его зрачков бензин и чиркнул спичкой. — Кексик, мы же договорились, что об экспериментах в нашей постели мы говорим только в самой постели. Тупые смешки и улюлюканье в рядах Спасителей выбивают из колеи даже больше, чем сам факт как всегда дебильных острот Нигана. Он может каламбурить, сколько душе угодно, украшать лицо едкой ухмылкой и пялиться на всех так, будто он король ёбаного мира, не меньше, но Джейд видела в его глазах что-то, что никак не даёт ей покоя. Это было похоже на… какое-то исконно взрослое выражение отчуждённости. Не брезгливой, как обычно, и даже не насмешливо-отстранённой, а несколько печальной, давшейся без удовольствия. Неужели ему всё же будет хоть чуточку неприятно резать её у всех на глазах, словно свинью? Ниган предупредительным коротким взмахом Люсиль заставляет своих людей умолкнуть. Раздражённо закатывает глаза и возвращает свой взгляд обратно к Рику — неизвестно, как стоя внизу он умудряется смотреть настолько свысока. — Она планировала ползать у тебя в ногах и умолять взять её обратно под своё крыло, просто стесняется. Дадим ей время. От услышанного челюсть Джейд готова повстречаться с пыльным асфальтом. Сказано это тоном сварливой мамаши, которая пиздецки недовольна тобой, и дома тебя ждёт та ещё трёпка. Тоном мамаши, которой нужно на людях нужно хоть как-то выгородить своё глупое непутёвое чадо, чтобы самой прослыть не такой дурой. Ниган только что… Нет, это не укладывается в голове! Это галлюцинации, бред, Джейд придумала это сама и сама же теперь пребывает в шоке. Самонаёбка или что-то вроде. Он не мог в самом деле сказать такое, никогда стал бы спихивать её Рику, не подал бы таких противоречивых сигналов. — Что происходит? — пересохшее горло воспроизводит лишь сиплый шёпот. Ниган явно слышит, но не отвечает. Джейд проклинает его за эту чёртову внезапность, сбивающую с толку загадочность и отстранённость. Почему именно сейчас, почему именно так? Что за странная «горячая картошка» с нею заместо мяча? Хоть бы кто-нибудь ответил, подкинул одну-две идеи, но молчит как внутренний голос, так и доселе говорливая Джейн Дуглас. Джейд остаётся одна против огромного войска непонимания, несущегося на неё. — Мы примем всех, кто пожелает присоединиться к нам, — внезапно заявляет Рик, чем ещё больше вводит в ступор. Он удивительно спокойно, без экспрессивности обычных агитаций, обращается к толпе, считай в никуда: — тот, под чьим началом вы пришли сюда, отстаивает лишь своё эго, он перешагнёт через каждого из вас и даже не заметит. Стоит ли такой человек того, чтобы за него умирать? — Сказал тот, кто отказался чинно получить пулю промеж глаз и этим уберечь всех остальных в этом клоповнике, — саркастичная ремарка Нигана звучит логично, но странно, словно попытка уравнять противоположное. — Я сражаюсь за свою семью. Мы все здесь встаём друг за друга плечом к плечу, так у нас принято. — Стало быть, твоё эго не оказалось задето тем, что я пару месяцев жуть как хорошо жарил твою бабу и отчекрыжил вдобавок твою левую «подружку для дрочки»? Кому ты пиздишь, дружище. Может твои слюнтяи в это и верят, в эти тупые оды о семье и братстве, но мои ребята соображают и способны понять, в чём тут соль. Ниган, отвергающий идею семейности и братства как «национальной» идеи Александрии — просто верх карикатурной иронии. Джейд до сих пор придерживается того мнения, которое осмелилась высказать только в момент обезумевшего отчаяния: Нигану нужно именно это. Он увидел уклад в общине Рика, в частности то, как все относятся к самому Граймсу, как боготворят его и делают ради него сумасшедшие вещи, и захотел того же. Захотел семьи. Нормального, не патологического обожания. Захотел быть не просто оторванной от реальности мессией, а получить ту роль, которую имеет Рик, сочетающую в себе черты лидера, отца, друга. Так что теперь, когда Ниган стебёт всё это — его собственный разум мегаэпично троллит сам себя. — Заканчивай думать за других людей, Ниган, — неожиданно смешливо произносит Граймс, кивая чуть в сторону. Джейд прослеживает взглядом направление этого кивка и замечает двух Спасителей, шагнувших вперёд в кристально очевидном намерении покинуть своего прежнего лидера. Краем глаза видит, как Майк тоже делает шаг вперёд, и её посреди этой говённой ситуации распирает весьма неподдельным, живым ликованием. Хоть у кого-то здесь ещё есть шанс всё поменять, и он пользуется им, а не бездумно растрачивает впустую. Она гордится каждым из осмелившихся. Они — образец здравого смысла, решительные и такие умные, что для неё это даже немного за гранью. Не все теряют рассудок, затуманенные влиянием Нигана. Не все натягивают шоры на глаза и затыкают уши. Кто-то по-прежнему умеет анализировать и делать выводы, видеть, кто в конфликте большее зло, а кто — меньшее. — Джейд? Голос Рика настигает её внезапно, судорожно цепляет рёбра и тянет их на себя, норовя выдрать вместе с мясом. Он… Неужели после всего он готов принять её обратно? Джейд поднимает голову, несмело встречаясь с ним взглядом, и видит лишь подтверждение этому. Он готов. Он примет её. Сердце заходится до боли в грудной клетке, сердце рвётся навстречу и требует сделать шаг, прийти к тому, к чему она давно мечтала прийти, но разум — хитрый маленький засранец в лице Джейн Дуглас — просыпается так некстати. На этом перепутье внутренние войны обостряются, становясь бессмысленным побоищем с нотками внутреннего геноцида. Отвергнуть предложение, остаться — значит признать, что уклад последних месяцев был ей по нраву, что Ниган и его методы истязания стали ей близки, что предельно далеко от действительности. Вернуться же к Рику, куда так зовёт сердце — решение вроде бы неплохое, но пропитанное сиюминутным желанием, без намёка на здравый смысл и рациональность. Неизвестно, насколько вообще правдив и искреннен его порыв взять её обратно. В отличие от ситуации с Ниганом, Джейд не ждёт, что Граймс обязательно сделает с ней что-нибудь плохое, но не хочет принимать предложение, если оно — это чистая подачка из жалости. — Хватит думать о всякой херне, — врывается в размышления нетерпимость Джейн Дуглас. Она, пускай неимоверно бесит, всё же подходит к вопросу с участием, которое располагает. — Ты не можешь пойти к Рику по совсем другой причине. Он-то тебя может и примет, но все остальные — чёрта с два. Хочешь поиграть в игру, где каждый александриец попытается воткнуть спицу тебе в глаз? Не хочется этого признавать, но галлюцинация снова оказывается права. Обезоруживающе права — Джейд приходится согласиться без единого возражения. Дэрил, Мишонн, Карл и ещё бог весть сколько людей, которые весь этот долгий тяжёлый период были рядом с Риком, все они наверняка захотят отомстить. Не упустят такой возможности. Они стояли стеной за него ещё до того, как Джейд познакомилась с Риком, стоят на его стороне сейчас и будут стоять после. Она для них — враг, с этим ничего уже не поделаешь. Вопрос смены стороны становится более разветвлённым, но в противовес этому ответ — более лёгким. Потому что опция «вернуться к Рику» — это безоговорочное, стопроцентное «да»; вернуться же в Александрию — точно такое же уверенное «нет». Джейд не будет там жизни. С высоты ворот Граймс смотрит смиренно, выжидающе, без грамма лишних эмоций. А Мишонн, приоткрывающая ворота для тех Спасителей, кто желает примкнуть к их войску, зыркает на Джейд и Нигана неодобрительно, так, словно хочет впиться им в глотки, а после довести дело до конца своей катаной. Вот вам и ответ. Джейд в который раз ловит взгляд Рика, настраивается с ним на одну телепатическую волну, рассчитывая ощутить в груди привычное дуновение тепла, но вместо этого чувствует лишь, как иней выстилает лёгкие. Грустно улыбаясь одними уголками губ, она ведёт головой сначала в одну сторону, потом в другую, делая свой отказ тихим, но очевидным. Сбоку слышится удивлённый вздох — Джейд готова поклясться, что такого Ниган не ждал и знатно охеревает. — Ахуительный поворот, — его удивление быстро прячется под толщей наигранного веселья, а из горла рвётся бархатистый смех, — просто, блять, восхитительный. Эта малышка не перестаёт меня удивлять. Джейд едва стоит на ногах, так ещё тяжёлая рука Нигана приземляется ей на плечо, вроде приобнимая, но по факту скорее пытаясь прибить к земле. Это снова театр одного паршивого, но весьма целеустремлённого актёра. Она же — подвернувшийся под руку реквизит. Маленький рычажок, который «а почему бы и не потянуть?», и только. У лидера Спасителей с Риком особая неприязнь к друг другу, очевидно, что в ход тут пойдёт всё, но Джейд не хочет быть частью этого. Слишком долго она была игрушкой, застрявшей в червоточине между двумя взрослыми детьми, и теперь, когда якобы определилась с расстановкой приоритетов, не станет плясать под старую дудку, под одну и ту же мелодию. Шагнув в сторону, Джейд убирает с себя мужскую руку и спешит убраться сама: разворачивается и быстро, так, что едва-едва ноют мышцы ног, бросается в толпу, просачивается меж людей, не желая больше ни видеть, ни слышать никого из них. Всё, баста. Осточертело. К моменту, когда она останавливается метрах в двадцати от столпотворения, там, где оставлены грузовики и пара легковых машин, из глаз уже во всю льются слёзы. Иногда они такие жгучие, что за пару секунд могут выжечь тебе глаза — как можно догадаться, это именно такой случай. Притом Джейд плачет не из-за чего-то конкретного, не из-за своего действия или бездействия, как это было ранее, а из-за общего нервного потрясения, переворачивающего всё с ног на голову. Она ведь только что отрезала себе последнюю возможность быть с Риком, быть на его стороне и в его команде, и ни капельки не жалеет об этом! Это вообще ей не свойственно. Принятое решение — из числа неприятных и болезненных, но необходимых. Для выживания. Жизни. Возможно однажды — свободы. — Александрийские шавки сожрали бы тебя, не подавившись, — соглашается Джейн Дуглас, и в выражениях, которые она выбирает, слышна озлобленная эмоциональность, примешавшаяся от Джейд. Она ненавидит александрийцев. Они обе их ненавидят. Это открытие впервые заставляет Джейд взглянуть на свою галлюцинацию, как на равную. У них одно лицо, но совершенно разное выражение на нём. Одинаковые руки, за исключением резанных шрамов на запястье и предплечье Джейд. Что-то неуловимо общее в том, как они злы и растеряны сейчас. Только эмоции Джейн Дуглас созидательны, находятся под полным контролем, подпитывают её умственные центры, вместо того, чтобы сбивать с толку. Они точно две вариации одного человека, которым есть чему поучиться друг у друга. Джейд даже успокаивается от этих мыслей. Она ладонями вытирает мокрое от слёз лицо и массирует виски, пытаясь унять резкую, как удар из слепой зоны, головную боль. Главное — просто перетерпеть сегодняшний день. Завтра всё наладится. Обязательно. Пускай она чёртов шизоид с неисправной психикой, пускай гнилая внутри, как дерево, стоящее под непрерывным дождём всю свою жизнь, завтрашний день должен принести с собой что-то хорошее для неё. Иначе она не вывезет. Сомнения привычно грызутся изнутри, но какой от них прок, если всё уже решено: Джейд облокачивается о капот одной из легковушек, окидывая незаинтересованным взглядом всё в области своей досягаемости. Вдоль дороги тянутся деревья и кусты с пыльными болотно-зелёными листьями — это дальше, там, где собралась основная масса людей, местность совсем открытая, здесь же какой-никакой лесок, пускай и совсем хилый, почти теряющийся в куче машин. На четыре грузовика, похожих на военные, тут всего две легковые Тойоты, но выглядят они почти так же внушительно — высокая посадка и массивные колёса обеспечивают хорошую проходимость, а тёмная глянцевая краска, явно полированная незадолго до отъезда — презентабельность. В старом мире на такой тачке обязательно бы разъезжала бы какая-нибудь важная шишка. Впрочем в новом дела обстоят точно так же, ведь на одной из Тойот свою задницу наверняка вёз Ниган. Джейд фыркает себе под нос и, словно это способно как-то помочь разогнать мысли, решает разогнать кровь в теле. Она прогуливается до задних колёс последних припаркованных грузовиков, но обратно не идёт. Не потому, что резко перехотела, а из-за одной весьма щекотливой и весьма внештатной ситуации. Сзади автоколонны Спасителей обнаруживается Карл Граймс собственной персоной. Заметив её, пацан аж подпрыгивает на месте, пятится, но в какой-то момент становится недвижимым, замершим. В позаимствованной у отца шляпе он выглядит старше своих лет, но выражение замешательства на его лице совсем детское, так было всегда. И это при том, что он будто бы несколько вытянулся ввысь с того момента, как Джейд видела его в последний раз, но утверждать она не берётся — в ту самую их встречу Карл был распластан на полу в доме Рика, а Ниган играл в гольф с его шляпой. Джейд тогда точно было не до чьего-то роста. Да и сейчас, собственно, тоже. За спиной у Карла набитый рюкзак, в руках — прямоугольная коробка, перемотанная скотчем и проводами. Не нужно семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Джейд хочется рассмеяться от идиотизма происходящего, но в таком случае этот смех рискует обернуться истерическим плачем, так что она обрубает его на полпути постукиванием по трахее. Рик, сам того не зная, полностью зеркалит ход своего врага. Хочет подорвать транспорт, а вероятно и Спасителей, в нём находящихся. Никаких слов, кроме матов, на ум не идёт — в самом же деле, разве можно мыслить настолько одинаково, будучи такими разными?! Оба твердят, как высоко ценят человеческие жизни, и оба позволяют себе маленькое допущение в виде взрывчатки, сооружённой и отгруженной, видимо, с неимоверной любовью. Мальчишки, как это им свойственно, просто играют в войнушку. Им вообще побоку. Карл — такой же мальчишка, но в масштабах партии он пока всего лишь пешка, которая медлит не просто так. В его взгляде читается явное метание. Он не знает, к худу или добру встретил Джейд, а она готова дать голову на отсечение, что может почувствовать общий вектор его мыслей. Проблема в том, что пацан не располагает данными. У него не сложился её образ, он знает, чего ожидать. Сначала она была просто тёткой, что хвостом ходила за его отцом, перебрасываясь с самим Карлом словом настолько редко, что это даже не считается; потом резко впряглась за него, когда Ниган пытался прикончить его или разыгрывал спектакль с таким сюжетом. Ну, а потом началась вообще вакханалия — она вроде как официально и окончательно закрепилась в стане Спасителей. Едва ли Рик рассказал сыну, по чьей вине и в каких обстоятельствах потерял свою левую руку, но младший Граймс явно слышал, как перемывали Джейд кости другие. Да, малыш Карл, всё и правда очень сложно. Джейд не собирается ничему препятствовать. Не собирается, и всё тут. Все, желающие подорвать кого-то, вправе это сделать. Вот такое у неё сегодня настроение. Она бросает взгляд на толпу у ворот Александрии и отступает назад, ближе к легковушке, у которой стояла ранее. Карл хмурится, всё понимая, но осторожничает, не спеша залезать под днище грузовика со своей самодельной бомбой. Некоторые качества, такие как осторожность и холодный ум — неизменно граймсовские. Джейд всё ещё обожает их за это. Примерно через две минуты одна проблема сменяется другой. Сменяется проблемищей, если не приуменьшать. Толпа Спасителей у Александрии начинает гудеть, перешёптываясь и обмениваясь мнениями, а из неё отделяется Ниган, целенаправленно идущий к Джейд. Она готова молить Вселенную о передышке; она не ждёт ничего хорошего или плохого, но нутро её всё равно предательски сжимается от страха, предвкушения очередной склоки. И чем ближе он подходит, тем более неизбежной эта склока становится. Даже человек, краем уха не слышавший о физиогномике, сказал бы, что Ниган движется, как разъярённый бык, а лицо его непроницаемое и ожесточённое, будто он идёт убивать. — В машину, — командно рычит он, приблизившись. Джейд смотрит на него в упор. По-хорошему стоило бы повиноваться, чтобы прикрыть Карла, который в паре метров от них занимается тем, за что по головке его точно не погладят, но сегодня она очень принципиальна и не движется с места. Люди — не игрушечные солдатики, которых можно своими чёртовыми приказами засунуть куда угодно, даже в унитаз или сливную яму. Интересно, Ниган сам осознаёт неуместность своего командного тона или это на какие-то мысли его наталкивает что-то из выражения её лица? В любом случае, он склоняет голову набок, и тише, но не менее злобно цедит: — Будь так добра сесть в ёбаную машину, — это всё ещё не та формулировка, которую хочется услышать, но Джейд подумывает поумерить свою наглость и подчиниться. Но терпение Нигана не бесконечное — скажем так, оно весьма, весьма лимитированное. Ждать, пока она протупит, соберётся с духом и сдвинется с места он явно не хочет, поэтому решает вопрос так, как привык всегда решать вопросы непослушания. Силой. Джейд не успевает сообразить, как грубая хватка мужских пальцев сжимает её больное плечо в тисках, зато вполне может осознать ту боль, которая быстро делает её согласной на всё и покорной, как никогда. Ожог не беспокоил так много времени, что она и забыла, как от прострелов нервных окончаний импульсами подгибаются ноги и темнеет в глазах. Одно такое затемнение — и Джейд уже в машине. А стёкла дверцы, которую с силой захлопывает Ниган, аж протестующе звенят от такого неподобающего обращения. Вот на это она променяла возможность быть с кем-то единой, нужной. Вот такое обращение с собой предпочла чуткости и тактичности Рика Граймса. Да она же и вправду не в ладах с собственной головой… Дверца рядом хлопает — это Ниган оказывается в салоне. Волны слепой ярости, исходящие от него, ощущаются всем телом, от кончиков пальцев до кончиков волос. — Ну и хрена ли ты бесишься? — Джейд не хотела бы, чтобы её голос звучал столь пренебрежительно и вызывающе, но время назад не отмотать, как и не вернуть сказанного. — Что на этот раз я сделала не так? Ниган зыркает на неё таким взглядом, что сразу пропадает желание выяснять что-либо: это долгий, гипнотизирующий взгляд змеи, поймавшей кролика и решающей, с какой стороны подступиться к добыче, заглотить её целиком или отрывать по кусочку. Манится обвинить его в этом беззвучном истязании, но шестым чувством Джейд понимает, насколько это плохая идея — если продолжать в том же духе, то александрийцам не понадобится взрывчатка, в этой машине они подорвут друг друга сами. Вот удивится Карл, когда вместо грузовиков, на которые он лепит бомбы, рванёт легковая тачка! Приходится отвернуться к окну, прячась от звериного взгляда за волосами. Повыделовались, как говорится, и хватит; тормозим, не то расшибёмся в лепёшку. Тактика осаждения себя несколько в новинку, но Джейд и не дают посмаковать её в полной мере — Ниган всё равно возвращает к себе внимание, когда спрашивает: — Что это, к иисусьим яйцам, было? Ты пизданулась головой, пока мы ехали? Его грубость привычна уже как чашка кофе по утрам в мире до нашествия ходячих, без этого ритуала не обходится ни один день. Если лидер Спасителей не аппелирует ни к чьим яйцам и не сыплет маты налево и направо — то это не лидер Спасителей вовсе, всё, тушите свет, его похитили инопланетяне и заменили блёклой копией. С сидящим рядом с ней, стало быть, всё в порядке, да как-то не очень: Джейд не может найти подтверждения своему предчувствию, но какая-то маленькая, весьма уверенная в себе часть её твердит, что Ниган в растерянности. В такой, которую опасно признавать, которая делает тебя лёгкой мишенью, обнажает слабо защищённые участки. — Ты пытался сплавить меня Рику, — не отвечает на вопрос, а встречно упрекает Джейд. — Мне тоже хотелось бы знать, что это было. Зачем это тебе? Она не понимает его мотивов, хотя из кожи вон лезет, пытаясь придумать внятное оправдание такому поведению. Сделать это, нужно сказать, непросто, ведь в без того сложную игру «найди логику в ублюдском бывшем муже» вступает уязвлённая гордость. Ниган предпочёл скинуть её, как балласт — вот, что отравляет все рассуждения уже в самом начале. Джейд как мешок с дерьмом, который перекидывают через забор, прекрасно осведомлённые о его содержимом. — Ты первая тёлка с отрицательным IQ, на которую у меня встаёт, — после долгого молчания вздыхает Ниган, и это тоже не ответ на заданный вопрос, а сугубо личная удручённость. — Пиздец, ирония. — Ирония тут лишь в том, что в любой ситуации ты пытаешься простебать меня за умственные способности, и тебе до сих пор не надоело одно и тоже. — Эволюция дала тебе способность думать, но ты ебала в рот все её подачки. Очевидно же, что эти умственные способности уходят в минус, как это может надоесть? Это чуть ли не единственный случай, известный науке. Ниган не подтрунивает, даже не огрызается — в тоне его голоса звучит усталость и смирение, которые вдвойне обидней из-за того, как быстро выражение злобы на его лице сменяется разочарованием. Его взгляд — взгляд преподавателя на завалившую сессию студентку — несёт в себе упрёк и недовольство, что гораздо глубже слов. Что-то не так. Джейд хмурит брови, пытаясь понять, в чём причина именно этого молчаливого укора в его взгляде — остальное и то, что он говорит, на фоне этого становится совсем неважным. Ниган, словно чувствующий этот мозговой штрум, хмыкает и глядит сквозь лобовое стекло на своих подопечных, которые разбредаются от ворот Александрии. Оставляет Люсиль на коленях, скрещивает запястья на руле. Его гложет и беспокоит грядущее сражение, но это не то открытие, к которому Джейд стремилась. — Подожди, — в самом деле, нужно немного притормозить, чтобы она могла оценить ситуацию и по намеченным ориентирам выйти к однозначному выводу, — идея «избавиться от меня» с самого начала заключалась в том, чтобы передать меня Рику? — Типо того, — он усмехается чуть нервнее ожидаемого, но внешне сохраняет абсолютное хладнокровие. — Только не «передать», а пнуть так, чтобы ты летела, пердела и радовалась. Джейд смотрит на него с удивлением и негодованием. Последнее возникает оттого, что из-за этих слов вся система её координат перестаёт соответствовать действительности, окружающая реальность деформируется и изменяется прямо на глазах. Выходит, его ночной визит был не издёвкой, не попыткой напоследок прокатиться в поезде, что завтра пустят на металлолом, а прощанием. Которое она всеми силами пыталась испортить. Сегодня Ниган и вовсе прямым текстом предложил ей прощальный поцелуй, но Джейд, так зациклившись на своей надуманной мысли о казни, даже не услышала истины за мнимой издёвкой. Или он взаправду издевался? Или издевается прямо сейчас? — Ты не собирался убивать меня? — голос некстати ломается, и теперь очередь Нигана глядеть на неё удивлённо. Это тот взгляд, на который хочется ответить: «Ты типо убиваешь людей, чувак, конечно, я думала, что ты захочешь убить и меня!» — вот настолько не к месту смотрится оскорблённость таким предположением. Но она же говорит куда больше, чем хоть один из них отважился бы произнести вслух. Блядство. Джейд вообще ни разу не сдались все эти открытия, от которых сжимается горло и свербит в переносице. — Что, так задолбала, да? — подкалывает она, хотя ситуация совсем не заслуживает веселья. За всеми этими нюансами скрывается что-то такое, знать чего она не желает, но хуже чем бабочка, летящая к огню, рвётся к правде. А правда, похоже, в том, что Ниган планировал сделать для неё что-то хорошее. Отчаявшись бороться и противостоять её рвению выслуживаться и всеми фибрами души тянуться к Рику, он предпочёл махнуть на всё рукой и отдать её. Спихнуть туда, куда она так отчаянно рвалась всё это время. Тем объяснимее его растерянность, этот укор во взгляде и неопределённость, повисшая между ними — Ниган пытался сделать доброе дело, а оно оказалось нахрен никому не нужно. Джейд досконально известно это чувство. В тишине очень сложно уложить эти мысли и привести их в соответствие со всем, что происходило ранее. Столько дерьма в их отношениях, столько боли и выворачивания наизнанку, а потом это всё оборачивается благими намерениями без капли внятности. Ниган — стратег, у всех его поступков есть цель, и этот случай не исключение. Джейд не готова поверить, что он ни с того ни с сего стал таким добрым. — Ты думал, что я вернусь к Рику, — как-то ошарашенно обозначает очевидное она. Ёрзает на сидении и поворачивается к Нигану, осмеливаясь задать короткий, но очень важный вопрос: — ты хотел этого? — Началось, — он закатывает глаза, демонстрируя вполне привычную форму раздражения. — По-хорошему прошу, Джейд, отъебись от меня нахуй. Вообще ни разу не до твоих игрищ в психолога. Интересно, о каких игрищах он говорит? Джейд не играется, ей не по приколу — ей необходимо перестроить своё восприятие происходящего, но для этого не хватает деталек, и конструкция рассыпается. Правда из первых уст — вот, что ей необходимо, чтобы не надумать ничего лишнего в который раз, чтобы верно реагировать и верно думать, без уклона в свою излюбленную мнительность и истеричность. — Ты злишься, что я не ушла? — продолжает сыпать вопросами Джейд, рассчитывая хоть на каплю снисхождения. — Я думала, это не в твоём стиле — делиться с другими тем, что принадлежит тебе?.. Неожиданно Ниган начинает смеяться — не насмешливо ржать и не издевательски хмыкать, как он это умеет, но выходит всё равно несколько обидно. Только этот человек умеет сделать обидным абсолютно всё. — Видал я такой тип собственности, — фыркает он, картинно утирая с глаз несуществующие слёзы. — Оно мне нахрен не надо. И, может быть, не так очевидно, что это шпилька укора в её сторону, но Джейд слышит её столь отчётливо, что в груди в одно мгновение начинает клокотать злость. Привязанность по типу владения — это единственная привязанность, на которую способен Ниган, и, когда он отрицает её, речь явно идёт не об общей тенденции, а о частном случае. Таким выбором слов он лишь подчёркивает, насколько незаинтересован в самой Джейд и её компании. Не то, чтобы она надеялась на обратное, но осадочек всё же остаётся. И конечно же эмоции выбираются наружу, проходя навылет через все внутренние преграды, выстроенные наспех, но со всем доступным старанием. — Выходит, я свободна, ты меня не держишь? — дребезжаще звонко заключает она. — В таком случае прощай, было очень НЕприятно познакомиться, но в целом терпимо, так что живи долго и богато, держи хвост пистолетом и всё такое. — Хуёдна, — Ниган блокирует двери быстрее, чем Джейд успевает дёрнуть за ручку. Грёбаный проницательный кусок говна! Как только удаётся ему так легко читать чужие порывы? — Сейчас ты с Сарой возвращаешься в Святилище и ждёшь меня там, как хорошая жена. Джейд громко сопит, ведь взять под контроль раздражение не так просто. То Ниган говорит, что ему абсолютно, архикосмически похуй на неё, то пытается загнать в свою чёртову тюрьму, где в ближайшие часы будет безопаснее всего. Она даже хочет пошутить, мол не знает, у кого из них двоих на самом деле биполярка, но кусаться хочется гораздо больше, чем предаваться фальшивому веселью. — Но я не твоя жена, — глядя на Нигана напоминает Джейд. Делает это с несомненной гордостью, словно озвученный факт — главное достижение последних нескольких месяцев. — И вообще, то, что я отказалась от перехода на другую сторону, не означает, что перестану болеть за Рика и начну — за тебя. Глаза Нигана вспыхивают средней по интенсивности злобой — это как жёлтый сигнал светофора, требующий подготовиться к опасности. Джейд ждёт эту опасность с вызовом, но последующие слова разбивают вдребезги всю оборону: — Не помню, чтобы у нас был развод, — пожимая плечам, небрежно объявляет он. Ах, в самом деле? Эта беззаботность триггерит Джейд похлеще, чем весь разговор вместе взятый. То есть… Это были его чёртовы слова! Он первый заикнулся об этом, первый разорвал на ней чёрное платье, которое в той ситуации по сути было белым флагом — Ниган отказался идти на примирение и смягчать конфликт, Ниган демонстративно «отпустил» её, хотя распорядился чуть ли не пристрелить позднее, а теперь делает вид, что «развод» ей почудился. Нет уж, так не пойдёт, Джейд слишком хорошо помнит события того дня, чтобы купиться на это. Интересно, с чего вообще эти метаморфозы? Они крупно повздорили тогда, он сказал ей проваливать, но живой отпускать явно не собирался. Сегодня же он был готов отдать её сам — живую, целую и невредимую, без царапинки. Что поменялось за это время, какая муха укусила Нигана, что он изменил своё мнение на диаметрально противоположное? Неужели дело в том, что Джейд после той ссоры первой пошла на контакт, принесла извинения? Или тот разговор с Риком по рации, о котором она так неподдельно молила его, что-то тронул в пустой холодной груди? Так много гипотез навечно лишёны шанса быть доказанными или опровергнутыми — Ниган никогда не признается, что сподвигло его на столь странный шаг. — Почему ты отправляешь меня в Святилище? — пытается косвенными путями прояснить это Джейд. Злость и раздражение вытесняются, как по мановению волшебной палочки, сменяясь робостью: — Я… Я думала, что останусь здесь. Своими глазами увижу, как всё закончится. — Нет, — заявляет Ниган таким тоном, что сразу становится ясно — спорить с ним бесполезно. Для надёжности он припечатывает ещё и сверху: — Это не обсуждается. Он кивает каким-то своим мыслям и, не говоря больше ни слова, разворачивает корпус, чтобы уйти. — Стой, подожди, — Джейд ловит его за предплечье в тот момент, когда он уже разблокировал двери, но ещё не успел шагнуть на улицу. — Чего тебе ещё? Своё намерение она предпочитает обозначить его же словами: — Прощальный поцелуй? Упрашивать Нигана не приходится — в конце концов, он не такая психованая сучка, как Джейд, и не накручивает себя лишний раз из-за подтекста в словах. Его губы прижимаются к её с напором, требовательно и настойчиво, но без грубости. Это грань между обладанием и потребностью так в новинку, что кружит голову — Джейд отдаётся процессу целиком, пробуя на вкус свежесть этих ощущений. Её руки без ведома мозга оказываются у Нигана на шее, сминая красный шейный платок под пальцами, и вообще она даже немного злится, что их разделяет коробка передач и чёртов ручник. Передние сидения автомобилей совсем не предназначены для того уровня близости, которого бы ей хотелось. И, как видно, не одной ей. — Вернусь в Святилище выебу так, что стоять не сможешь, — обещает Ниган, — можешь пока идти искать свои шоколадки или что ты там жрёшь после секса. Её почему-то трогает тот факт, что он помнит такие мелочи — это вполне свойственно для человека, который набивается на роль твоей пассии, но у Нигана, на минуточку, огромная куча жён и ещё небось парочка интрижек на стороне. Он погряз в женском внимании, делах Спасителей и собственных демонах родом из прошлого, но не отдаётся ничему из этого целиком, ведь помнит. Это оказывается приятно, Джейд не думает юлить и врать самой себе. Она, хотя не жаждет играть во флирт сейчас, когда совершенно на него не настроена, всё же делает над собой усилие и произносит: — Ловлю на слове. Прежде, чем Ниган уходит, закинув Люсиль на плечо, Джейд замечает на его губах чеширскую улыбку, и это вызывает в ней противоречивый отклик. Вроде бы пока всё идёт своим фатальным, но неспешным чередом, Спасители готовятся выступить против Александрии, а их отношения с Ниганом впервые выстраиваются в слегка усложнённую, но в целом весьма определённую модель, да только тревога поскуливает внутри, как раненая собака. И дело тут не только в том, что сегодняшний день решит всё, нет… Дурное предчувствие уходит корнями намного глубже. Ощущение, что «прощальный», названный так лишь в шутку, поцелуй станет прощальным в самом деле слишком сильно и странно. Оно одновременно воодушевляет и негодующе скребётся о рёбра. Джейд всё ещё не в команде Нигана, и к его смерти отнесётся, наверное, никак, но что-то в ней ломается и барахлит, когда она думает об этом. Эта мысль ведёт прямиком к тому, что окончанием войны станет смерть одного из лидеров противоборствующих сторон. Словно в казино, где на колесе смешалось чёрное и красное, Смерть сегодня сыграет чужими жизнями, имея на выбор лишь два варианта. Ниган или Рик. Александрия или Спасители. Джейд передёргивает дрожью, что словно ток проходит по всему телу. Двести двадцать внутрикожно, пожалуйста, у нас тут моральный мертвец, который только что осознал, как во время решающих мгновений противостояния будет сидеть в четырёх стенах Святилища и не знать ни о чём. Рика могут убить, а она не будет знать. Нигана могут убить, а она не будет знать. Вернее — будет, но потом, по слухам и россказням, где не найдётся и четвертины правды. Это несправедливо, но идей, как бороться с этой несправедливостью, у Джейд нет: она без возражений позволяет подошедшей Саре завести двигатель и сдать назад, увозя их всё дальше от места, где сегодня будут решаться чужие судьбы. Если бы она только знала, насколько этот крюк пустая трата времени.