Между нами

      Сухая ветка громко хрустнула под ботинком, и Адам поморщился. Так задумался, что перестал обращать внимание на дорогу. Условную, конечно, потому что вот уже полдня он тупо наматывал круги по лесу. Август был жарким, комары вампира не беспокоили, а лес Адаму нравился. Хотя и успел уже подзаебать. С куда большим удовольствием Адам сейчас бы повалялся в кровати или полежал в теплой ванне. В крайнем случае посмотрел бы какой-нибудь фильмец. В их подборке просмотренной оказалась едва ли половина.       Но Адам бродил по лесу. Тупил, гонялся за белками и пугал зайцев. Еще камешки в реку побросал.       Когда Богдан попросил погулять где-нибудь часиков десять в первый раз, Адам просто удивился. Даже обидеться не успел — Богдан сразу все объяснил. Он был одиночкой, и сейчас, при всей безграничной любви к Адаму, ему порой требовался отдых. Богдан иногда хотел побыть в одиночестве. Это звучало логично, и злость прошла. К тому же взгляд у Богдана был такой виноватый — щен, а не грозный волк-оборотень. Адам и не стал накручивать себя. Ну хочет побыть один — пусть побудет. Честно говоря, он думал, что со временем Богдан привыкнет и одиночество начнет его тяготить. Но каждый месяц гребаный засранец снова и снова просил дать ему отдохнуть. И сейчас, спустя почти год совместной жизни, мотыляния по стране и периодической чистки вампирских отбросов, Адам уже крайне плохо сдерживал раздражение.       Было скучно. Адам почитал бы, но сидеть на бревне не хотелось — жестко и колется через тонкие штаны. Вдобавок ко всему пару раз его в такие моменты кусали муравьи, и теперь Адам предпочитал гулять.       От нечего делать он решил сгонять до ближайшей деревни, где имелась связь. Стоило войти и поймать сеть, телефон зазвонил. Адам даже отшатнулся с постным лицом. Пусть он и просил дядюшку что-нибудь узнать про Карателей, но сделал это исключительно от отчаяния. Потому что дядюшку он побаивался и по возможности обходил десятой дорогой. Так-то тот был классическим вампирским омегой — изящным, воздушным и ослепительным. Но стоило только начать разговор — и хотелось продолжить его в сортире. Дядюшка размазывал только так. Всех, независимо от отношения к собеседнику. Просто ненавидел все живое, и делу конец. Но больше ниоткуда информацию было не получить. Громовы снисходительно отшили Адама при первых же попытках что-то вызнать, ни в одной библиотеке не нашлось ничего глубже общих сведений. Остался только дядюшка.       — Пробегись до нас, — и голос-то приятный — медовый колокольчик, а аж мороз по коже. — Пять километров к райцентру. Разомни конечности.       — Здравствуй, дядя.       — Ой, — проворчал тот и повесил трубку. Адам прямо видел, как он закатывает глаза.       Пришлось бежать. С дядюшки сталось бы и упилить домой, если бы Адам опоздал.       На самом деле, был еще один момент, из-за которого Адам старался встречаться с ним пореже. Этот же момент был причиной, почему он сразу почти не боялся Богдана, хамил ему, если требовалось. И он же — почему Адам позвонил дяде сразу после Громовых и библиотеки. Момент сидел на капоте внедорожника и внимательно разглядывал приближающегося Адама.       — Возмужал, — пророкотал он, спрыгивая.       Подошел и потрепал Адама по голове. А Адам понимал, что прежнего страха нет. Причиной, скорее всего, был Богдан, с которым он так долго был один на один. На фоне московских изнеженных волков Бажен всегда смотрелся устрашающе, а после Богдана… Ну подавлял, конечно, но не до подгибающихся колен.       А Бажен вдруг хмыкнул:       — Даже настолько!       И оскалился. Просто улыбаться он, как Адаму казалось, вообще не умел.       Тут открылась дверь внедорожника, и из него лениво выбрался дядюшка. Подошел к Адаму и принялся его осматривать, недовольно поджимая губы:       — Господи, какой же худющий! И похож на бомжа! Что этот с тобой делает?       — Он не худющий, — забасил Бажен. — Просто поджарый. Как гончая. А при их работе в дизайнерской одежде не походишь. Чего ты, Валь?       — Вот сейчас тебе бы заткнуться, да? — огрызнулся дядюшка. — Это вообще-то мой племянник. Логично, что я буду за него переживать. Он хорошо с тобой обращается? Этот твой… Богдан.       — Очень хорошо, — выпалил Адам и закивал.       Дядюшка скептически осмотрел его с ног до головы и закатил глаза:       — Сделаем вид, что это звучит убедительно. Теперь спрашивай. Что именно ты хочешь узнать?       Адам спрашивал целый час. Частил, перебивал, был дотошным настолько, что становилось даже неудобно. Но дядюшка, раздражительный, как змея, спокойно отвечал и даже ни разу не огрызнулся. Разжевывал, если Адам не догонял, и пару раз улыбнулся. С ним таким было спокойно, приятно общаться, поэтому Адам совершенно не заметил, как пролетело время.       — Ладно, на основные вопросы я ответил, в следующий раз обговорим остальное, — закруглился дядюшка и пошел к машине. — Заводи тарантайку, — бросил он Бажену.       Раньше Адам не понимал этого. Как Бажен терпит, почему проглатывает, несмотря на свое героическое прошлое и славу Палача, которую переплюнул только Богдаша. Но теперь он видел — даже скорее понимал — больше. Понимал, от чего дядюшка отказался, навсегда отдав себя бесплодному одноглазому волку. Понимал, почему тот проехал столько исключительно ради этого разговора. Адам быстро догнал его и крепко обнял со спины, все же немного побаиваясь огрести.       — Спасибо, — прошептал он.       Дядюшка замер, прерывисто вздохнул и похлопал Адама по руке, враз став маленьким и хрупким. А потом резко развернулся и, схватив Адама за щеки, строго приказал:       — Кушай хорошо. Пусть даже этого своего. И обязательно звони, если что.       И быстро утопал к машине.       — Он скучает по тебе, — одними губами проговорил Бажен. — Приезжайте, как время появится. Мы наконец-то пирс обустроили, — продолжил он в полный голос. — И вот еще что! Пусть Богдан все-таки пьет таблетки. Похуй, что реабилитация затянется, но так мучиться — тоже хреновый расклад.       — Хорошо, — пробормотал Адам, силясь удержать лицо.       Он не стал даже дожидаться, пока отъедет машина, а припустил сразу в лес, максимально срезая путь.       «Сука мохнатая!» — билось в его голове.       Теперь-то все складывалось. Вскользь оброненная фраза успешно наложилась на дядюшкин рассказ. Палачей пичкали химией всю жизнь. Естественно, тратиться на дорогостоящие препараты для вышедших в утиль Прокуроры не видели смысла. Но организм уже был в зависимости. И выбирался из нее, по всей видимости, с большим трудом. Либо с помощью таблеток, которые Богдан, ясное дело, не принимал, либо…       Адам подбирался, подкрадывался к домику, где оставил своего пришибленного волчишку, и старательно принюхивался. О! Этот запах он знал очень хорошо! Он заполнял его ноздри каждый раз, когда клыки пропарывали разрисованную кожу. Адам заглянул в окно.       Ебаный чистоплюй, оскальзываясь непослушными руками, затирал лужу крови на полу. Безуспешно, потому что одновременно выхаркивал новую. Адам зарычал и влетел в дверь, почти вышибая ее.       — Псина ты сраная! — заревел он. — Убью нахер!       Подскочил к вздернувшемуся Богдану и, ухватив его за шиворот, поднял на ноги. Тот был слабым, как щенок, весь обмяк, и Адам, скрипя зубами, подхватил его на руки и оттащил на кровать. В горячке почти аффекта веса он и не заметил. Стянул с Богдана грязную футболку, впихнул в руки относительно чистое махровое полотенце и достал со шкафа аптечку. Естественно, все препараты были на месте. Адам зло зыркнул на Богдана, и тот быстро отвел взгляд, сучара виноватая! Еще бы! Адам примерно представлял, почему Богдан не тронул ничего. Наверняка это была какая-то поебень вроде конспирации или, что более вероятно, забота о нем, Адаме. Расчет на их минное будущее, где никогда не знаешь, не придется ли завтра зачищать очередную «ферму». Вот только…       Адам вскрыл несколько капсул и запилил их в шприц-пистолет. Богдан глядел на него больными глазами и даже вякал что-то. Адам ухватил его за затылок и уткнул лицом в подушку. Потом склонился и прошипел на ухо:       — Оклемаешься — я живого места на тебе не оставлю. Будешь заново забиваться. С ног до головы.       А потом стянул с Богдана штаны с бельем и всадил укол. С душой, с огоньком. Немножко кайфуя от того, как Богдан дернулся. Ну так наказание сладким и не бывает.       Препараты были сильные. Их достало лично руководство и попросило не особо налегать — ввиду дефицита и заоблачной стоимости. Но Адам сейчас, глядя на абсолютно обессилевшего Богдана, готов был лично выгрызть почку у господина Громова. Короче, ему было решительно похуй.       Видимо, действенными они тоже были, эти препараты. Силы к Богдану начали возвращаться довольно быстро. Он задышал глубже и ровнее, тело налилось силой. Он повернулся, грустно посмотрел на Адама и спизданул:       — Не стоило на меня их тратить.       В какой-то другой момент, в обычной ситуации, Адам просто искусал бы его хорошенько, но сейчас кровь тратить было нельзя. А изнутри драло бешенством, почти неконтролируемым. Лезли клыки, хотелось рвать и метать — в прямом смысле.       И тут — совершенно случайно! — Адамов взгляд упал на неприкрытую Богданову задницу. К слову, очень аппетитную, которую он не раз кусал и вообще любил полапать. От одной мысли все внутри сжалось в предвкушении. Хотя раньше мысль о смене ролей только очень призрачно чесалась где-то на периферии. А теперь аж обожгло. Адам вытащил тюбик смазки и потряс им перед лицом Богдана.       — Ты был очень, — зашипел он ему на ухо, — очень плохим мальчиком. Пиздец тебе.       Богдан изумленно распахнул глаза и попытался вывернуться. Но не в этот раз. Адам навалился на него и уткнул лицом в подушку:       — Даже не думай.       Бажен был прав — Адам прокачался. Вампиры редко выглядели внушительно, но их мощь иногда была сопоставима с оборотнической. Особенно когда оборотень потерял столько сил. Адам клыкасто улыбнулся и выдавил смазку Богдану на копчик. Стояло колом. Адам прихватил Богдана за волосы на затылке и потянул вверх, приподнимая голову:       — Будешь послушным мальчиком?       Тот тяжело сглотнул и кивнул.       — Тогда расслабь попку.       Он был ужасно тугим и часто-часто дышал, пока Адам, не жалея смазки, проталкивал в него пальцы. И в какой-то момент злость утихла. Ну в самом деле, что за херня… Адам уже собирался вытащить пальцы, как-то замять все, может даже извиниться, но тут Богдан тихонько застонал и чуть подался навстречу. Адам недоверчиво сунул руку ему под живот и нащупал стояк — едва ли не крепче собственного.       — Ха-а-а, — выдохнул он Богдану на ухо и ощутил, как тот вздрогнул, — кажется, ужасный прокурорский Палач сейчас станет моей сучкой.       Богдан сдавленно всхлипнул и уткнулся в сгиб локтя. Адам вытащил пальцы и коленом раздвинул безвольные ноги. Приставил член — естественно, без презерватива! — и толкнулся, срываясь на стон.       Потому что он и забыл почти, насколько же это охуительно — трахать кого-то. Вдвойне оттого, что не нужно сдерживаться, не нужно строить из себя нежного и деликатного, когда хотелось тупо ебать. Втройне — оттого, что это был Богдан. Сильный и независимый волчара, страх и ужас. Адамова личная покорная стонущая сучка и совершенно неземная любовь.       — Мой, — прохрипел он, вгоняя узел, и впился в загривок клыками.       Богдан вскрикнул, дернулся — но Адам держал крепко, хоть его и рвало на клочки диким, выматывающим оргазмом. Адам протянул руку, чтобы подрочить, хоть как-то сгладить ощущения, но под Богданом все было влажным, липким, и он довольно заурчал, зализывая ранки.       Стоило опасть узлу, Адам аккуратно вышел и отодвинулся. Богдан тут же перекатился на бок и внимательно уставился на него. Было немного стыдно, но внутри все просто звенело от удовольствия. И еще хотелось повторить. Возможно, не в ближайшее время…       Богдан вздернул брови домиком, надул губы и сразу стал выглядеть лет на восемнадцать.       — Я был достаточно послушным… — он закусил губу и посмотрел несчастным взглядом исподлобья, — альфа?       Адам завалил его на подушки и принялся целовать куда придется, хохоча. Богдан фыркал, но послушно подставлялся под поцелуи. А потом скривился и взвыл:       — Фу, блядь! — и попытался вылезти.       Адам улыбнулся, сразу поняв, в чем дело, и попросил:       — Дай посмотреть.       Впервые он видел, как смущается Богдан. Тот, с кем рядом смущение вообще стоять не должно. Как краска быстро оттеняет смуглые щеки. И как Богдан осознает это.       Препараты оказались о-о-очень действенные — надо будет поблагодарить Даниила Васильевича. Потому что в следующую секунду Адам уже лежал на спине. Силушка у Богдана если не восстановилась полностью, то была близка к максимуму — Адам понял, что вырваться не получится, и даже двинуться оказалось весьма затруднительно. И он решил прояснить все:       — Почему не сказал? Почему один оставался? Ты до сих пор мне не доверяешь, что ли?       Это вполне могло быть правдой. Адам говорил не для красного словца. Просто так растили Карателей. В состоянии «не доверяй никому». Это было логично, понятно, но безумно обидно. Потому что Адам очень хотел заслужить доверие этого диковатого волка.       Богдан вздохнул и приоткрыл рот, но тут же снова перекосился от отвращения.       — Теперь только в презервативе! — пообещал он.       Но Адам не поверил ни на секунду.       — Ха! — отмахнулся он и подтолкнул Богдана к небольшой душевой.       Когда тот вышел, наверняка вылив всю горячую воду из нагревателя, Адам почти закончил жарить ему мясо. Так-то Богдан ел практически все, никогда не привередничал, даже если Адаму казалось, что есть вот эти помои невозможно. Но все-таки Адам старался кормить его прилично.       — Я просто не хотел, чтобы ты видел меня таким, — Богдан приобнял его сзади, не мешая двигаться около плиты.       — Каким? — не понял Адам.       — Слабым.       — Не понимаю. Ты все-таки не доверяешь мне? Удара в спину ждешь?       — Я не о том. Почему ты выбрал меня? Альфу, убийцу, оборотня. Ведь тебе бы любого позволили. Человека. Омегу. Почему я?       — Я не знаю. Потому что это ты.       — Потому что я сильный. Потому что подмял тебя, вытащил вампирскую сущность из очень сильного альфы. Что будет, если я снижу планку?       Адам показательно задумался.       — Что будет? Ну, я вот сейчас дожарю мясо, накормлю тебя, а потом еще разок выебу. Даже — так и быть! — презерватив надену. Как тебе такой план?       Богдан вглядывался в его лицо, и Адам цокнул, закатывая глаза:       — Наверное, ты прав. Ты оказался достаточно сильным, чтобы продавить меня. Но неужели ты в самом деле думаешь, что только это удержало бы меня рядом с тобой так долго?       Он выключил конфорку и обернулся.       — Я просто тебя люблю. Не за силу. Не за прошлые заслуги. Люблю, и все. У нас это семейное, наверно, выбирать самых отвязных Палачей.       — Глаз выкалывать не буду.       — Не надо. Обожаю твои глаза.       — Я не омега. Нехрен тут мне в уши лить.       — М? — пробормотал Адам, прикусывая Богдану ухо.       Он стянул с него полотенце и подтолкнул к столу.       — А как же стейки? — сдерживая смех, поинтересовался Богдан.       — Ну ты ведь не омега. Подождешь.