Когда нас не стало

2015, январь Когда приехал к Геночке под конец января, были морозы без солнышка, мокрый снег под ногами и вода в волосах, сушил кроссы под батареей, напихав сортирки: у Гены не было газет. - У тебя губы синие. - Зябну так, что прозябаю. Зубы стучали, грелся водочкой, заваривал чай, Гена позвал с утра пожрать в тцшку, но у эскалатора потянул за рукав, не пошли в фудкорт: - Это куда это мы направляемся, например? - Например, подожди. - Например, таинственное что-то творится тут, меня мама учила – - Ну сюрприз будет, чего ты. - …что вот так вот идешь с дяденькой за сюрпризами, а потом это очень скверно кончается все. Геночка тебя не просто одел и обул, Геночка, когда ты мерил новые ботинки, присел на корточки перед тобой, чтобы выправить язычки, и помог дошнуровать, а его теплые ладони лежали у тебя на предплечьях, когда ты смотрел на себя в зеркало, и он выкинул чек от парки, раньше, чем ты рассмотрел ценник. Игра в догонялки у дверей магаза. Вроде как по приколу, вроде как баловались, но ты жалел потом, что не влез за чеком в ведро. Он тратил бабки легко и потом не спросил с тебя ни словом, но насколько было бы проще, если бы ты по крайней мере знал, сколько ему должен и чем вернуть. Когда сели хавать, тебе своих денег впритык хватило на ебаный бургер. Он спросил: - Добавить? Расхотелось есть, была странная смесь унижения с бабьим всратым тщеславием, не знал, хорошо или плохо то, что у вас происходит, не знал, беречь или прибить в зародыше это чувство робкой гордости, оптимизма, прости господи, узнавания, как будто началось что-то, чего ждал давно, как будто дело пошло наконец, как положено. Мысль только-только наклевывалась, сформировалась она потом, после этой поездки, после того, как успел обосрать с испугу вообще все, на год вперед, если вдуматься. И между тем эта мысль была совсем проста: ты в то утро почувствовал, каково будет стать Гениной телкой – в тупую, по всем статьям и со всеми зашкварами, чтобы все хуевые шутки про сосок и пидоров разом стали про тебя, - и тебе подошла эта роль, как новые боты, тебе в ней понравилось, уютно было и тепло, и ты боялся, что он заметил, а еще боялся, что эта твоя часть окажется сильнее тебя остального, и для того, чтоб себя уважать, не останется даже смутных, даже шуточных поводов. К трем часам дня был уже в жопу. Гена кодил. Ты валялся на разложенном диване голый. Багира пришла, устроилась под рукой. Ты смотрел в потолок, перед глазами плыло. Тело было вареное и пустое, но ему всему было так хорошо, бездумно, беспредельно. Ты проснулся, когда Гена закончил и сел рядом с тобой, он убрал у тебя со лба челку, а ты поцеловал его пальцы, и он наклонился медленно, время растягивалось, пока целовались. В последние секунды сна перед глазами пролетают сюжеты длинной с полнометражное кино. В ту зиму фаза быстрого сна длилась, не прерываясь, и так быстро так много так безвозвратно пролетело мимо тебя, но тем днем едва ползло за горизонт желтое солнце, золотой мед тянулся сплошной нитью, целовались с Геной, пока медленно-медленно опускался за окном снег, и ты кончиками пальцев вел по влажной коже у него на шее, возле ворота футболки, и не мог поверить, что тебя не прервут и не разбудят, что он не оставит тебя, растрогался, тоже совсем, как телка, обнял его ногами и гладил по волосам, он все не хотел снимать футболку, а когда ты его переупрямил, закрыл глаза, и не открывал, пока ты целовал его мягкий живот и розовые маленькие соски, гладил Геночку по бокам, и текла под ладонями молочная река, и ты пропал в ней. А потом тебя выдернули на поверхность, Геночка уже переоделся, сказал, чтобы ты поднимался, из теплой постели вставать не хотелось, он вызвал такси, и ты заснул по пути, приперлись на концерт Алфавита, оказывается, и это был обоссанный клуб на сто человек, но Гена был такой серьезный и загнавшийся, как будто его пригласили на гик в Олимпийский крутые ребята, у служебки даже взял тебя за руки. - Слав. Мне это очень важно. - А? - Ты…ну. Если чувствуешь, что невнятно говорить начинаешь. Тебе, может, не начинать? И это был Геночка, в его пухлые щечки хотелось впиться зубами, он весь был как булка со сливками, и снежинки падали ему на ресницы, и ты улыбался, как дегрод, и кивал, и он не то, чтоб поверил тебе, но повел тебя внутрь, и с этого момента ни разу за вечер не заговаривал с тобой и не смотрел на тебя. - Чо-кого, салют, нигаз! Ты старался, правда. Очень важно Геночке, ладно. Даже на эту хуету ничего не сказал тупому казаху. Пухлое кресло в тесной гремерке пернуло пыльным воздухом, когда упал в него. Там стоял вискарь, и раз больше никто за бутылку не брался, ты решил, что для тебя. Они пиздели, ты слушал в пол-уха. Приехал Джубили, увидел тебя, и у него нервно рот задергался. Ты заржал, а Гена так тщательно на тебя не смотрел и даже не поворачивался к тебе, хотя повернулись все остальные, что намек, в общем, не понять было сложно, и ты встал на ноги, оперся Юбилею на плечо, когда проходил мимо, он поджал очко и помалкивал, пока ты не вышел, а потом дверь захлопнулась, и до тебя донеслось: «Этот уебок маргинальный вообще откуда здесь?» Ты спустился в зал, на баре спиздил чужой стакан. Разъебывался и плясал в первом ряду, как в последний раз. Шевелил губами на угад, как ебучий Вараб, делая вид, что знаешь текста. Пару раз разглядел Гену у входа на сцену. Хима вышла на подпевки, жалел, что свалил раньше ее прихода в гримерку и не успел познакомиться. Тянул к ней руки, упал на школьника. Она тоже старалась не смотреть в твою сторону, ходила с микрофоном очень аккуратно мимо того края сцены, возле которого ты тусовался. Ты прыгал и выбрасывал в потолок руки под «Никто нас не знает». Потом Гена спустился, ты поймал его у толчка, затолкал в кабинку. Его лицо плыло перед глазами, сжимал его плечи так, чтоб он не вырвался. - Я молодец? Да? Хорошо себя вел? - Слава… Впечатал его в стену, был жуткий грохот, кабинку тряхнуло. Перегнул немного. - А поцелуй меня. - Ты очень сильно выпил. - Я люблю тебя. - Посиди тут пока, ладно? Пока с ребятами попрощаюсь. - Геночка меня стесняяяяется… - Я заберу тебя. И ты хотел сказать ему еще что-то, но его уже не было, а из зала шла музыка, Алфовитова уебищная читочка, и какое «попрощаюсь», Геночка, концерт же еще не закончился, ты никуда не уедешь. Со второй попытки опустил седушку на толчке, сел и пьяно плакал с открытой дверью, слизнул слезы языком, подумал, что они на вкус должны быть, как спиртяга, но были обычные, соленые, поржал с себя, потом поржал с мемасов на мобильнике, утерся рукавом, отряхнул жопу, помыл руки, пошел в бар, там тихо ждал Гену, послушно, еще час, гиг закончился, народ разошелся, перед глазами мелькали цветные пятна, Генина футболка в темноте, голоса, Алфавитова джихадистская борода, мудовый гогот, не повернулся язык позвать Гену, когда он серьезно пошел искать тебя в толкан. На обратном пути в такси ты уже не спал, только смотрел в стекло, лицо онемело, но приятно было, что он поехал с тобой, а не сунул тебе ключи и не съебался на афтепати. У водителя по радио ебашила Комбинация. - Я играю на балалайке, это самый русский инструмент… Ты заржал. Гена сказал, вроде как задумчиво: - Знаешь. Там не самые последние ребята были. Ну и, как бы. Тебе никогда не хочется? Познакомиться с кем-то полезным? С кем-то, кто попиздаче тебя, Славик. А то такое говно только в толкане оставить и смыть, чтоб наверняка. - Бля, соска тупая, ты чо несешь вообще? Не говори такие слова даже, вообще никогда. Ты улыбался, и поначалу Гена улыбался тебе в ответ, неуверенно и невесело, но стабильно, когда ты нес такую хуйню, не знал, чем еще тебе ответить. Он расплатился, ты до подъезда от такси прыгал подскоками и орал «Американ Бой». На лестнице по пути наверх вис на нем, оттягивал ворот его куртки, губами мазал по его губам. - Уеду с тобой, уеду с тобой, Москва, прощаааай… Так развеселился, что под хихиканье осел на площадку, пока он доставал ключи. - Слав, соседи услышат. - Американ боооой, ой-ой… У него были сильные руки, вздернул тебя вверх так, что твоя новая парка затрещала нахуй. - Иди спать. - С тобой. Обнял его за шею, навалился всей тушей. Терся лбом о его капюшон, тот шуршал. Гена втянул тебя в квартиру. Багира вышла встречать, мяукала, лезла под ноги. Ты уронил его вещи с вешалки, когда раздевался, кое-как скинул боты посреди коридора. Гена сказал сам себе, у тебя за спиной: - Ладно, похуй. Так, как будто изо всех сил пытался себя успокоить, уболтать. Ты заглянул в сортир, чтобы выблевать излишки. Гена пошел кормить кошку, потом молча разделся и погасил свет. Ты прополоскал рот, более ли менее пришел в кондицию. Хотелось ебаться, шуметь и въебать говна как следует, еще хотелось медальку и вкусняшку: ты же так хорошо себя вел, так здорово постарался, не видно тебя было, не слышно, и разве Геночка не задолжал тебе за этот вечер, разве Геночка не должен был как-то отблагодарить тебя, за понимание и поддержку? Ты выглянул в комнату, он лежал на животе, нога с крупной, крепкой ляжкой торчала из-под одеяла. Ты смотрел на плавную, волшебную линию его жопы. Намылил гелем ладонь в ванной, полез на диван. - Слава – Он так здорово пах, был теплый и сладкий, Геночка твой, твой, разве он не позвал тебя сюда, разве вы тут не целовались утром, ты же сделал ему хорошо, теперь была твоя очередь, ты бы ему показал, насколько ты полезный, какой ты отличный, как здорово мужиком тоже можешь быть, дай бог, что лишних тридцати штук на карточке не завалялось, Геночка, и кабаки Московские пока не собираешь, ну извини, ну что теперь, но хуй-то у тебя ничем не хуже, чем у Алфавита ебучего, сейчас увидишь, Геночка, лежи смирно только… - Слава! Прижал его к дивану, схвтил руки, когда он хотел обернуться, мыло размазалось, жалко как, терся об него, вдавливал сильнее, лапал его всего, круглого, славного, Геночка, не перетрогать, мягкая попа, нежные бока, прохладный живот его. - Сисечки второй размер у Геночки… - Пусти! Слав, пусти! Слав, больно! Слав! Горячий внутри, хороший, тесновато, но покатит, чуть-чуть нажать – и целочкам запихивали, а Геночка ж не целочка у нас, Геночка вон сколько всего умеет, Геночка специально под твой хуй сделан был. Сука тупая жирная. А поросеночек визжит? А если волчок покусает? Ты чуть не кончил, когда ему вставил. Он заорал – ну что такое, ну чего, ну потерпи, все терпят, разъебут, полегче станет, чо, как в первый раз, - дернулся под тобой, но ты не пускал, вот теперь он поймет, теперь он почувствует, что ты тоже можешь, что ты мужик, что ты здесь не просто так, тебе есть, что дать – чо так плохо принимаем, Геночка, расслабься, иди сюда, в эту жопу влезет три таких хуя. Шмотки он тебе купил, надо же. Призовая кошка, отдельная хата, Слава, мы тут с полезными людьми знакомимся. Ничего, он почувствует, ты докажешь ему, ты по праву здесь, ты можешь, ты его так отжаришь, что он, нахуй, не встанет… - Слава, нет, прекрати, пре – Со второго раза отпихнул тебя, ты ударился о стенку головой, Гена придавил своим весом, ударил в лицо с кулака, перед глазами стало совсем темно на секунду, потом понял, что кровь пошла, в грудь прилетело, не мог вдохнуть, в солнышко еще раз, пытался закрыться, глухой удар по спине, ты закрыл голову и сгруппировался, как будто тебя на улице толпой пиздили, но больше ничего не было, за адреналином навалилась боль, а потом ты услышал, как всхлипнул, растеряно, так несчастно, так плохо. Ты убрал руки от головы, сел аккуратно. Гена сидел, раздвинув колени, в полуспущенных трусах. - У меня кровь идет. Он смотрел на тебя ошеломленными, неверящими глазами, а потом повторил: - У меня кровь идет, свинья ебаная. От злости в его голосе стало как-то попроще. Ты утер свой разбитый нос. - Гена – - Не трогай меня, не смей даже. - Геночка… я – в аптеку, может? Я не знаю… - Уебывай нахуй отсюда. - Гена… - Уебывай, я сказал! Он дрожал, рука тряслась, когда он вытирал ее о простыню. Хотел встать, закричал от боли. Свернулся на матрасе, на боку. - Гена. - За что ты так со мной? - Просто, пожалуйста. Прости меня. Давай к врачу или что? Или я лидокаин сбегаю куплю? Сейчас нагуглю где, подожди. Я – я уйду, я сейчас, принесу и уйду, если хочешь, я не – я – - Хули тогда нажрался так? - Я – да. Я в жопу, ну извини меня… очень больно? Извини, я нечаянно, я не со зла – Но это все был пиздеж, и оставалось только надеяться, что он не сообразит, а он лежал, сжимая простыню за край, у него лицо кривилось, ты бы его губы целовал, от одного угла рта до другого, лишь бы они разгладились снова, ты бы на колени встал для него, но толку-то. Заказали лекарства с доставкой. Ты заваривал чай, он с тобой не разговаривал. - Хочешь, я на Ленинградском посплю? - Сиди уже. - Ген, я люблю тебя. Правда, очень люблю тебя. Он смотрел на тебя снизу вверх и ты не знал, как ему на этот взгляд ответить, не знал, как себя – как его – за этот взгляд простить. Всю ночь не спал. Благодарил непонятно кого, что Гена с тобой решился остаться в одной квартире. Тронул его за плечо с утра. - Встанешь? Или мне ну типа просто дверь прикрыть? Он хмурился со сна, медленно моргнул. Ты убрал руку, которой его трогал. - Мне стыдно очень, извини пожалуйста, ну честно. Он очень веско промолчал, а ты поперся на метро. Там была толпа, ты никак не мог справиться с зудящим ненужным возбуждением, чувствовал себя последним хуесосом за это, вспоминал его широкие бедра и мягкую кожу, хотел ебаться с ним вдвое сильней, чем раньше, потому, что наконец-то заляпал его, изгадил, оставил на нем свои следы – когда он не хотел, когда не разрешил, - внутри вроде бы тихо, но совсем без стыда радовался и праздновал грязный, зубастый, мразотный паразит, который набежал и урвал свое, пережевывал выдранный с мясом кусок, лыбился тебе, как родному, и так легко, так привычно было бы затусить с ним на двоих в чертогах твоего скудного разума, хихикать и торжествовать, вдвоем весело отплясывать, как просто и безопасно было на роли уебка, нечего было терять, незачем подставляться мягким пузиком, не перед кем унижаться. Сука, блядь. У Гены же правда кровь пошла. Ты же – ты его порвал, ты, пьяная тварь, что с ним сделать хотел? Хотел, очень, больше всего на свете хотел, один раз взять его целиком, проглотить и выблевать, и дальше пусть все горит огнем, пусть дверь навсегда захлопнет перед тобой, пусть больше никогда на тебя не посмотрит, главное - что не посмотрит. А если бы ему сил не хватило? А если бы все не кончилось вовремя? Что там кончилось вовремя? Что там кончилось? Он тебя просил, ну господи, ну Геночка, его глаза зажмуренные, у него плечи тряслись, и как же так с ним? А если бы он себя от тебя защитить не умел? Ты б продолжил, конечно? Конечно. Геночка. Всю неделю до него дозванивался, он один раз отписал – порядок, забыли, - но это ж нихуя не порядок был, ежу понятно, когда порядок - так не отвечают. А потом, перед баттлом со Сваном, Алфавит распиздел, что Геночка в больнице и тебе к нему нельзя: но ты приезжай, как можно будет, он о тебе вспоминает. Геночка в больнице. Из-за тебя. Больше не из-за чего. Из-за тебя. И больше ничего уже не будет по-прежнему.