sketchbook

      — Бросай кости.       Ровный голос акустическим эхом разлетелся под куполом темноты и растворился в фонящей, разрывающей барабанные перепонки тишине.       Хань сидел на деревянном стуле и неотрывно смотрел в раскосые кошачьи глаза ярко-желтого цвета, которые светились в темноте бумажными фонариками, отражая пламя свечей.       — Бросай кости, — вкрадчиво повторил молодой человек.       Звуковая дорожка не сходилась с картинкой. Губы шевелились, звук запаздывал. Незнакомец дождался, когда отзвучит последнее слово, и только потом кивнул головой на кости, лежащие в центре стола. Три белых кубика с чёрными точками, не дешёвенькие, какие вкладывают в любые настольные игры, а тяжёлые, цвета слоновьей кости, со спиленными углами.       Хань послушно протянул к ним руку, но замер, так и не коснувшись пальцами. Он перевёл взгляд на незнакомца и принялся внимательно его разглядывать, словно пытаясь по нему определить границы реальности. Вот только никак не мог для себя понять, в чём заключаются эти границы. Чтобы их определить, нужна была точка отсчёта, мир, который бы он взял за основу. Однако ничего этого он сделать попросту не мог. В голове была пустота. Ни одного воспоминания, словно до этого Ханя и не существовало вовсе. Ни в этой, ни в какой-либо другой плоскости. Даже когда Хань решил сравнить незнакомца с собой, чтобы понять, насколько внешне они похожи или отличаются, осознал, что не помнит собственного лица. Всё, что у него было, — это темнота, обрывающаяся столом, за которым он сидел в компании незнакомца, две тлеющих свечи по краям, кости и еле различимый отзвук собственного имени.       Лу Хань. Единственный якорь. Пароль. Точка отсчёта.       Значит, он существует дольше, чем находится здесь. Но как определить, сколько это «дольше», если он даже не знает, как долго он пробыл здесь? И где вообще это «здесь»?       — Бросай, — снова повторил незнакомец, напоминая о своём присутствии.       Хань почти коснулся пальцами кубиков, но снова остановил руку. Слишком сомнительно было происходящее, чтобы он мог бездумно подчиниться. Это ведь какая-то игра, а если она, то он должен знать правила. Что он должен делать? Какие условия победы? Какие ставки? На что и для чего они играют?       Незнакомец внимательно наблюдал за Ханем, постукивая пальцем по щеке. По его застывшему выражению лица сложно было понять, чего он хочет и как относится к происходящему или конкретно к Ханю. Лишь в жёлтых глазах отражалась бесконечная скука, отличая его тем самым от каменной глыбы.       — Бросай, — прерывая метания парня, приказал незнакомец.       Хань торопливо отдернул руку, будто испугавшись, что ещё секунда промедления — и кости сами прыгнут ему в ладонь, не оставляя выбора.       — Зачем? — он неосознанно спрятал руки под стол, складывая их лодочкой.       Под пристальным, но беззлобным взглядом жёлтых глаз, голова заполнялась свинцовой тяжестью, не давая мыслить. Хань был дезориентирован. Он не чувствовал агрессии со стороны незнакомца, однако тревога сдавливала тонкими холодными пальцами грудь. Всем своим существом Хань ощущал, что перед ним находится что-то гораздо больше, могущественнее, опаснее, чем он сам. И дело было не в витых козлиных рогах, не в тьме, клубившейся вокруг незнакомца, из которой будто была соткана ткань жилета. Даже не в жёлтых кошачьих глазах, а в том, что было за ними. Безграничное спокойствие силы, находившей отражение в каждом жесте, взгляде, слове, движении губ.       — Ты ведь хочешь жить? — скучающе протянул незнакомец, и губы его растянулись в пугающей улыбке, обнажая клыки.       Хань напрягся. На этот вопрос у него не было ответа. Он не знал, в чём заключается это «жить».       — А сейчас я?..       — Мертв ли ты? — незнакомец вскинул бровь. — Вовсе нет. Лежишь на обочине дороги в луже собственной крови. Умрешь ты или нет — решит случай. Бросай кости, и мы узнаем, что тебя ждёт.       Он говорил спокойно и буднично, будто вовсе не жизнь стояла на кону, а безделушка, не имеющая ценности вне игры. Что-то настолько малое, что даже проиграть не жалко. Хань же не был так равнодушен. Его охватил страх, вставая комом поперек горла. Сердце забилось раненой птицей, отдаваясь барабанным боем в ушах.       — А если я откажусь?       Хань уже прикинул шансы на успех. Как ни крути, они были невелики. Как и в любой азартной игре, чистая победа была делом случая.       — Тогда ты проиграешь, — уголки губ дрогнули. — Советую тебе хотя бы попытаться.       — И каковы правила? — Хань поджал губы, тяжело выдыхая через нос, чтобы унять волнение.       — Довольно простые, — незнакомец указал пальцем на кости, — выкинешь три шестёрки — победишь.       — Сколько у меня попыток?       — Одна.       Хань почувствовал, как в груди похолодело от страха. Невозможно. Это просто невозможно. Вероятность выкинуть три шестёрки ничтожно мала.       — Почему только одна? — тихо произнес юноша.       — Одна жизнь — одна попытка. Максимально приближено к реальности.       — Но… — забормотал Хань, — это ведь почти невозможно.       — Почти. Кому-то повезло, может, и тебе повезет.       — Может, — эхом отозвался Хань, обреченно глядя на кости. — Выходит, жизнь мне не спасти…       — Если бы это было так просто, — мотнул головой незнакомец, — в чём бы тогда была ценность жизни? У тебя есть всего лишь крохотный шанс, но он есть. Ты можешь спастись. Бросай кости.       Хань придвинулся к столу, прикусывая ноготь на большом пальце, а второй рукой начал нервно отбивать дробь по столу. Откажется — умрет, не откажется — тоже умрет. Так себе перспектива. Он должен что-то придумать, как-то выкрутиться, но как? Единственное спасение — три шестёрки. Выпадут ли они — дело случая. Если бы у него было чуть больше попыток, если бы он притёрся к костям, попробовал на вес, кинул их пару раз для тренировки, может быть, что-то и вышло, но чтобы вот так сразу — и нужную комбинацию… гиблое дело.       — Время идёт, Лу Хань, — насмешливая улыбка тронула губы незнакомца, — тик-так, тик-так. Не сомневайся, лучше от этого не будет. Возьми в руки кости и бросай по одной.       Выбора нет. Хань порывистым движением сгреб кости в кулак, нервно потрясывая рукой. Ему нужен всего один шанс и немного удачи. Пожалуйста, пусть выпадет три шестёрки. Он не просит о большем. Только в этот раз пусть ему повезет.       Хань поднес руки к губам, торопливо шепча молитву. Он взывал ко всем существующим богам в надежде, что его услышат. Он был готов пообещать всё что угодно. Три шестёрки не такое уж и большое дело для всемогущих, но большое для Ханя.       Незнакомец с насмешливой улыбкой наблюдал за его действиями. Разве это не заставляет ценить жизнь? Как бы сильно люди ни ненавидели свою жизнь, как бы часто ни разбрасывались обещаниями от нее отказаться, за этим столом все просят лишь о том, чтобы выпало три шестёрки. Что это? Человеческая глупость или азарт?       Хань замолчал. Глубокий вдох. Он несколько раз потряс рукой в воздухе и выбросил первый кубик. Тот покатился по столу, из-за скошенных углов двигаясь по непредсказуемой траектории.        «Шесть. Шесть. Шесть, — только и мог думать Хань. — Пожалуйста, пусть это будет шесть».       Парень напряженно замер, вглядываясь в кость. Кубик качнулся последний раз, замирая на ребре, и рухнул на стол гранью с шестью точками вверх.       Хань облегченно выдохнул. Он думал, что его сердце остановится. Поражение было близко. Если бы этот кубик выпал не той гранью, надежда была бы уничтожена. Тем не менее, напряжение нарастало. Страх усиливался. Ещё два кубика.       — Что ж, — протянул незнакомец, сверкая глазами, — хорошее начало.       Он увлечённо следил за игрой. Очень интригующее начало. Хань выпрямился, потому что сидеть ему было неудобно. Из-за стола действия были скованными. Вполне уверенно на этот раз качнув рукой, юноша бросил второй кубик.       Незнакомец завороженно наблюдал за его движением, впрочем, как и Хань. Мгновения растягивались на вечность. Сердце было готово выпрыгнуть из груди. В этот раз кость покатилась по прямой, к противоположному краю стола, замирая лишь в сантиметре от него. Незнакомец удовлетворенно улыбнулся.       — Второе попадание, — заключил он, — мои поздравления. Осталась последняя.       Хань и сам знал, не нужно было говорить. Голова шла кругом. Осталась одна кость. Всего шаг от провала, бросок до победы. Один шанс. Пан или пропал. Слишком большая ответственность лежала на этой кости. Она была решающей, она определяла судьбу Ханя. Парень был на грани. Терял рассудок. Сердце начинало болеть. Чем дольше он тянул, тем страшнее ему становилось, тем сильнее он ощущал давление.       Руки дрожали, не слушались. Ноги были ватными, еле держали. Хань привычно потряс рукой, перекатывая кость в ладони, и уже собирался замахнуться, как кубик выскользнул из непослушных пальцев, с грохотом падая ребром на стол.       От ужаса Хань подавился воздухом. Кость перевернулась раз, второй, еле перекатилась в третий, словно в замедленной съемке, и упала гранью с единицей вверх.       Мир покачнулся. Земля ушла из-под ног. Хань глядел на единицу и не мог поверить в случившееся. Как же так? Он что… проиграл?       Всё же так хорошо начиналось. Почему? Если бы кость не выскользнула из руки, он бы мог выиграть. Он бы мог выжить.       Хань рухнул на стул, сглатывая. В голове не укладывалось. Это конец?       — Вот незадача, — протянул незнакомец, стараясь выглядеть раздосадовано. — А ведь почти получилось.       Хань не слышал. Не слушал. Уже было плевать. Он смотрел на кость, выпавшую не той гранью, сквозь пелену подступающих слёз, и просто молчал, кусая губы. Он проиграл.       Было обидно, ведь Хань почти поверил, что у него получится. Надежда в самый последний момент рассыпалась прахом. Хань утешал себя лишь тем, что с самого начала у него не было шансов. То, что выпало две шестёрки, уже огромная удача. Ничего не поделаешь. Он хотя бы попытался. Жаль, что победить не смог.       — Интересная вышла игра, не правда ли? — незнакомец неторопливо выпрямился, потягиваясь. — Ладно, тебе пора возвращаться.       — Куда? — тихо поинтересовался Хань, поднимая взгляд на юношу, который медленно двигался в его сторону.       — К жизни, разумеется.       — К жизни? — Хань, вцепившись пальцами в подлокотники, рывком подался вперед. — В каком смысле к жизни? Я ведь… проиграл.       Незнакомец остановился рядом, присаживаясь на край стола и насмешливо посмотрел на Ханя. В улыбке не было злобы, лишь мягкая снисходительность       — Разве я когда-нибудь говорил, что жить тебе или умереть — решает исход игры? Мы просто коротали время в приятной компании.       — Но… ты же сказал, что это дело случая.       — Все зависит от обстоятельств, а это дело случая. Если тебе оторвало голову, ты можешь сколько угодно кидать кости, но к жизни тебя это не вернёт.       Незнакомец наклонился, заглядывая в глаза. Инстинктивно Хань вжался в спинку стула.       — Удачи, Лу Хань, — мягко проговорил незнакомец, — ещё свидимся.       Хань почувствовал прикосновение чужих губ, жмурясь от неожиданности. Стул, стол, две свечи, кости, незнакомец — всё пропало. Лишь ощущение чужих губ осталось.       Непроглядная тьма клубом едкого дыма объяла Лу Ханя до самой души, вливаясь ядом вслед за поцелуем. Невыносимая боль пронзила тело в тот момент, когда неестественную тишину вспорол звук пролетающих автомобилей. Тьма рассеялась, уступая дорогу слепящему солнечному свету.       Две шестёрки и единица. Лу Хань всё ещё был жив.