***
Из комнаты Шипулина вышел Мартен. Ну, как вышел — почти выполз, держась руками и ногами за стены, затравленно озираясь. — Доброе утро! — весело поприветствовал француза Дима, оглядываясь в поисках своего соотечественника. Антон же лежал на полу, не шевелясь, явно изображая из себя дерево и делая знак другу, мол, — не выдавай, брат! Малышко усмехнулся и вновь переключил внимание на Фуркада, который шарил осоловевшим взглядом по номеру. — Водички? — участливо поинтересовался Дима, уже приготовившись вставать, но его остановил Мартен. — Нет, пусть мне принесет воды тот гад, что споил меня вчера! — и француз медленно сполз по стеночке, прикрывая глаза. — Эм… Пардон? — Малышко чуть не подавился, но вовремя взял себя в руки. Краем уха услышал отборный мат где-то со стороны пола и вновь отметил, что утро выдалось веселым. — Если твои ноги, Дим, не стали генетически модифицированными отростками мистера Бумера, — на удивление внятно произнес француз, открывая глаза и в упор глядя на россиянина. — Тогда, думаю, эта волосатая пара за кроватью принадлежит одному-единственному человеку, кто мог здесь находиться. — И, усмехнувшись, неожиданно заорал во все горло: — Я тебя вижу! Не спрячешься! — Это с какой такой радости у меня волосатые ноги? — обиженно проворчал Антон, поднимаясь с пола. — И я не прятался, просто прилег отдохнуть. И не ори, а то голова взорвется! — Я так и понял, на полу-то мягче и теплее отдыхать, — со знанием дела кивнул француз, — но ты мне должен воды! — С какой такой радости-то? — фыркнул Шипулин, усаживаясь на кровать и проводя ладонью по лицу. — С такой! — парировал Фуркад. — Это твоя вина, что я напился, как сторож Эйфелевой башни! — Почему, как сторож? — теперь пришла пора Димы удивляться. — Потому, — отмахнулся Мартен, поднимаясь и оглядывая всю шайку-лейку, собравшуюся в номере. Антон, сгорбившись, с болезненным видом сидел на постели, рядом Малышко, с интересом переводящий взгляд с одного спортсмена на другого. Ну и, само собой, сам француз, стоящий в одних трусах с трясущимися руками. — Короче так, если ты сейчас же не принесешь мне стакан вкуснейшей и ароматнейшей воды, то я все расскажу твоему другу! — пригрозил Фуркад и скрылся в соседней спальне. Антон тут же поднял голову и посмотрел туда, где секунду назад стоял француз. После чего перевел взгляд на Диму, который уже откровенно веселясь пялился на несчастного перепившего друга. — Антош, ты не спеши, — мягко проговорил парень, — мне, знаешь ли, очень интересно послушать историю Мартена. Шипулин, как ошпаренный подскочил на месте, нервно хихикнув. Он не знал, что такого может рассказать француз, но в голосе была явная и очень даже прямая угроза. Безусловно, он бы и сам хотел узнать новости из первых уст, но только не в присутствии Димки. А то мало ли… что с пьяну мог натворить… да еще и с Фуркадом на пару! — Я пойду, — дернулся Антон в сторону гостиной, — а то ж Мартен помрет там без водички, бедолага. Пойду. Я пойду. И быстро попятился к двери, мучительно пытаясь хоть что-то вспомнить из прошедшей ночи. По какой причине он оказался в одной постели с этим французом — загадка века, почему ушел от него — уже не совсем тайна. Жарко ведь было! Все в порядке. Это же нормально, да? В конце-концов, он в трусах, и даже майка на нем. Когда Антон проходил обратно со стаканом воды в руке, то встретился с убийственно-веселым взглядом друга, который поднял вверх руки с оттопыренными большими пальцами: — Давай, брат! Я верю в тебя! Ты узнаешь все тайны. — Да иди ты! — зашипел на него Антон. — Лучше бы помог мне с восстановлением памяти, а то только издеваться можешь. — Прости, но никак не могу отказать себе в таком удовольствии, — улыбнулся Малышко, падая обратно на подушку и укрываясь одеялом, — а вот тебе теперь и думать особо не нужно, как заманить Мартена в тот дом. — Почему? — застыл у дверей Шипулин, глядя на друга. — Ну, как же, — загадочно прищурился парень и, не выдержав, расхохотался, добавляя сквозь смех: — После того, что было между вами, мне кажется он и на край света готов за тобой… — Да пошел ты! — разозлился Антон. — А еще друг называется. — Где моя волшебная вода? — закричал из-за двери Мартен. — Да иду я! — буркнул Шипулин. — Вот же, свалился на мою голову французский алкоголик!***
Мужчины медленно вышагивали по безлюдному переулку, каждый думал о своем, не нарушая тишину, установившуюся между ними. Первым не выдержал Женя. Резко остановившись, он повернулся к другу, стараясь просверлить в нем дыру своим возмущенным взглядом: — И что это сейчас было такое, а? Почему ты не дал мне поговорить подольше с Жаном! Я, конечно, понимаю, что тебе не очень приятно видеть Мартена, но я-то здесь при чем? Почему я должен страдать из-за вашей с ним войны? — Хочу напомнить тебе, друг мой, — медленно, с расстановкой, протянул Антон, глядя куда-то в другой конец переулка, — что, если бы не я, то ты сейчас раскатывал свои лыжи на каком-нибудь стадионе в Норвегии. Ты вообще руки мне должен целовать за то, что я так страдаю, но не отступаю назад! Из-за тебя, между прочим, мне предстоит нелегкий бой с этим оленем. — Ты прав, — тут же сдулся весь пыл у Гараничева, — но я так хотел подольше побыть с ним! — Еще успеешь, поверь мне. У нас целых две недели, чтобы завоевать сердце твоего Жанчика. И уже завтра мы приступим к активным действиям. — Каким? — с любопытством воззрился на своего друга парень. — Что будет завтра? — Утром узнаешь, — ухмыльнулся Шипулин, чем изрядно заставил нервничать и причитать Женю всю оставшуюся дорогу до отеля. …У Антона было достаточно времени, чтобы разобраться в себе, проанализировать все свои ошибки и прийти к какому-то выводу. Иногда он был неутешительным, иногда слишком мрачным, но чаще вполне справедливым. Он молча соглашался с самим собой, уверяясь в правильности решения. Да, было. Да, прошло. Да, больно. Но с этим можно жить. Любовь. Странное слово, которое будоражило сознание, заставляя мир вокруг сиять другими красками. Она всегда приходит внезапно, ломая и подчиняя себе, сминая хрупкое сопротивление и растаптывая в пыль всю гордость. Любил ли он? Возможно. Но это чувство давалось ему с огромным трудом. Он оказался не готов к подобному испытанию, хоть и стремился к нему всей душой. Любовь. Для Антона она звучала громче, чем вопль раненного зверя, но тише шепота ветра в кронах деревьев. Она — невесомое облако, до которого он дотронулся, ощутив сырость и холод, но вместе с тем и мягкость, что скользнула по кончикам пальцев. Он помнил каждый день с ней, каждую минуту. Как искал ее, находил и терял, потом снова бросался на поиски, и снова она оказывалась рядом, каждый раз все сильнее затягивая на его шее петлю. Держа кончик веревки в своих нежных руках, отдаляясь, она тянула его за собой, не позволяя дышать в свое отсутствие. Он никогда не сможет ее увидеть, не сможет взглянуть в ее глаза, не услышит трепетного голоса, что каждый раз выдуманной мелодией разливается по всему телу. Лишь одна мысль в голове — она не может быть злой, она не обидит, не убьет все самое лучшее в душе. Нет. Он не верит. Не хочет и не может. Любовь. Только она способна разорвать душу в клочья, когда придет ее время уходить. Только благодаря ей в сердце острой иглой торчит обида, привнося боль и смятение. И все же… Только с ней можно искренне улыбаться. Только она способна уничтожить, растоптать, сожрать как цветок тля, но в тот момент Антон справедливо рассудил, что лучше уж сдохнуть от разочарования, от боли предательства, от мук одиночества, чем никого никогда не любить. Он не был готов к тому, что его ждало за очередным поворотом. Долгий путь к ней обрастал колючими цветами, которые острыми шипами впивались в босые ноги, раздирали кожу и прорастали в него, причиняя боль от каждого шага на пути к ней. Но Антон никогда бы не мог подумать, что в конце его длинного и тяжелого пути будет не лучик солнца, не теплая ладонь, протянутая ему навстречу, а ледяной взгляд ненависти, пронзающий до самых костей… — Ты уверен, что это хорошая идея? — с сомнением протянул Женя, оглядывая инвентарь, который еще час назад приволок откуда-то друг. — Что это? Фонарик? Крючки? Зачем? — Ты слишком много вопросов задаешь, — пропыхтел Шипулин, который увлеченно утрамбовывал в свой рюкзак очередную термокружку. — В пещерах нам может понадобиться все то, что здесь, в городе, ты бы никогда даже не заметил! — На хрена нам тащиться в эти пещеры? — схватился за голову Гараничев, с самым разнесчастным видом плюхаясь на кровать. — Почему нельзя придумать что-то менее опасное, а? Например, поход в кафе, прогуляться по улочкам города… — Это скучно! — отмахнулся Антон, впихивая в маленький кармашек рюкзака какой-то пакетик, вроде, с пластырями, а может и с таблетками. — И вообще, такое впечатление, что это все только мне одному надо! — возмутился парень, поднимаясь с пола и оглядываясь в поисках того, что мог забыть положить. — Как будто это я пытаюсь заарканить француза, который не обращает на меня никакого внимания! — А вот это обидно! — Женя отвернулся от него, разглядывая непонятную лабуду, разложенную на кровати. Взяв в руки какую-то плащевую ткань, он принялся с остервенением впихивать ее в свой рюкзак, заботливо приготовленный Антоном. — Да, я не такой решительный, как ты, и мне, возможно, не так везет в личной жизни, как тебе, но я стараюсь, между прочим! Иначе не прилетел бы сюда, вслед за твоей бредовой идеей. — Интересно получается! — пропыхтел Шипулин, который уже закончил паковать вещи и теперь стоял напротив друга, сворачивая огромную палатку в маленький комок. — С чего же ты взял, что у меня на личной фронте безоблачно и штормов не предвидится? — Наверное потому, что я никогда не видел, чтобы ты ходил печальный, — усмехнулся Женя, протягивая тому небольшую фляжку. — Злым — да, а вот грустным — никогда. Или ты так умело маскируешься? — Я так умело маскируюсь, — пробормотал Шипулин, — но обо мне мы говорить не будем. Я не настроен изливать тебе сейчас свою душу. — Ладно, — разочарованно выдохнул друг, — когда-нибудь ты мне все расскажешь. Я верю. — Надейся и жди, — хмыкнул Антон, заканчивая и с Женькиным рюкзаком. — Все! Осталось только взять с собой одежду, плюхнуться на сиденье машины и укатить в закат… — Ты хотел сказать в рассвет, — поправил его друг, — сейчас только пять утра. — Не перебивай полет моей фантазии! — возмутился Шипулин, беря в руки тяжеленный рюкзак и направляясь к двери. — Давай, поторапливайся, не то упустим наших французских коллег из виду. А я их маршрут досконально не помню, так что сегодня будем импровизировать… …Примерно через час ребята уже подъезжали к одной из площадок, откуда начинался экскурсионный тур по местным пещерам. Конечно, Антон никогда не любил подобные развлечения, считая их опасными и не особо интересными, но сегодня он пойдет на эту жертву ради друга. Спелеологом ему не стать, но хотя бы попытается. Выйдя из машины, он быстро осмотрелся в поисках тех, ради кого и была устроена вся эта вылазка. Шипулин помнил, что одним из пунктов в плотном графике Мартена значился поход к скалам. Что там было? Кажется, с 6:00 до 12:00 — пещеры, а после отдых на природе, купание в местном водоеме, или как там его… — Бред какой-то! — в очередной раз выругался Антон, которого уже начинало трясти от одной только мысли, что они с Мартеном столкнутся в узком пространстве, будут идти тесно прижавшись друг к другу, чтобы не упасть. — Блядь! Это уже ни в какие рамки не лезет! Скинув с себя рюкзак, он уже был готов бросить все и вернуться в родную страну, где сможет спокойно тренироваться, забыв на время об этом уродливом олене. Ну, сколько можно, в само-то деле?! Каждая его мысль сводится, в итоге, к одному человеку! — Надо же! И здесь у вас личные дела? — ехидный громкий голос, который мог принадлежать только одному недочеловеку, заставил вздрогнуть Антона и обернуться. — Какого черта делаем тут?! — рявкнул Фуркад, подходя к россиянам и останавливаясь всего в нескольких шагах от них. — Твое какое дело? — в тон ему спросил Шипулин, окидывая неприязненным взглядом вполне ожидаемого собеседника. — Чего вылупился, олень французский? Того и гляди пена изо рта пойдет! Ты куда-то шел? Вот и вали отсюда! — Немного полегчало, и Антон решил, что теперь всегда будет материть этого идиота, если особенно сильно достанет. Хотя, если присмотреться, то он очень даже ничего, когда злится. Может, на один процент больше?.. — Я-то пойду… — начал было Мартен, сузив потемневшие от гнева глаза, но договорить не успел. На короткое мгновение поток бурных ругательств был прерван появлением общего друга. — Привет, ребят, — махнул им рукой Беатрикс, подходя ближе и становясь рядом с Гараничевым. Антон и Мартен синхронно кивнули ему, а потом вновь вернулись к излюбленному занятию. — Жень, как дела? Смотрю, тоже решил исследовать пещеры? — Ну да, — растерянно пробормотал россиянин, никак не отошедший от перепалки Мартена с Антоном. — Люблю пещеры, горы, скалы и все, что с ними связано. — Да ладно? — рассмеялся Жан, обводя взглядом небольшую площадку, на которой уже понемногу собиралась группа, с которой им предстояло спуститься в пещеры. — А я и не знал, что кроме лыж, ты интересуешься еще и экстремальными видами спорта. — Не знал, что это настолько опасно, — улыбнулся Гараничев, не сводя пристального взгляда с объекта своих мечтаний. Он так близко, совсем рядом, кажется еще немного и можно просто протянуть руку, обнять, почувствовать его тепло. И в то же время он настолько далек от него, что поневоле сжимается сердце от тоски. — А я, если честно, не люблю подобное, — тяжело вздохнул Беатрикс, — меня Мартен заставил. А я бы лучше в кафе сходил, посидел в тишине и покое, без адреналина и экстрима. — Полностью согласен, — поддержал его Женя, — тоже признаюсь, что меня сюда Антон затащил. Я хотел по городу прогуляться. — Так чего мы ждем? — тихо, чтобы пререкающиеся Антон и Мартен его не услышали, воскликнул Беатрикс, наклонившись к своему другу. — Давай сбежим от них и будем целый день делать только то, что мы сами хотим! — Отличная идея, — улыбнулся Женя, зачарованно разглядывая лицо собеседника. Все-таки он удивительный! Такой… живой, настоящий, и с ним легко. Словно знакомы тысячу лет! Но уже через секунду взгляд потух, а настроение неизменно покатилось в пропасть, что не укрылось от внимательного Жана. — Ты чего? Не хочешь? Ну, мы можем и остаться, я ведь не настаиваю. — Да нет, — покачал головой россиянин, вновь возвращаясь к орущей невдалеке парочке. — Я бы очень хотел прогуляться с тобой наедине, но ты посмотри на них, — и он махнул рукой в сторону Мартена, который уже пятнами начал покрываться, и Антона, у которого лицо настолько сильно покраснело, что казалось еще чуть-чуть и его инсульт ударит. — Они поубивают друг друга, если мы оставим их наедине. — Ну, не знаю, Жень, — задумчиво протянул француз, и в его глазах заплясали озорные чёртики. — Может, им давно пора бы остаться наедине и выяснить все свои проблемы?