"Ледяной цветок"

— Эй! Ты чего тут валяешься? Пожалуй, этот голос Антон ни с чьим другим никогда бы не перепутал. Противный до зубного скрежета и так резко контрастирующий с тем тихим, приятным тембром, с каким разговаривал с ним выдуманный Мартен. — Поднимайся давай! Тебя вся группа уже часа два ищет! Шипулин почувствовал теплое прикосновение к своим плечам, а потом резкую боль, когда его дернули вверх, заставляя принимать сидячее положение. С губ непроизвольно сорвался громкий стон. Разлепив веки, россиянин оглянулся — он до сих пор находился в пещере, но теперь совершенно точно не один, и даже не с очередной галлюцинацией. Сейчас рядом с ним его враг, его соперник, человек, которого Антон ненавидит… По крайне мере, должен ненавидеть. — Как ты здесь оказался? — прошелестел его голос, едва различимый в оглушающей тишине. — Почему один? — Я не один, — оценивающе посмотрел на него Фуркад. Он сидел перед ним на корточках, осторожно ощупывая плечи и руки. — Остальные сейчас подойдут. Просто я первым пролез сюда. — Взгляд француза, и Антон мог бы поклясться на чем угодно, был взволнованным и нервным, а каждое движение резким и чересчур показушным. — Еще и валяется на холодном камне. — Неужели волновался за меня? — хмыкнул Шипулин, окончательно придя в себя и теперь с неменьшим интересом следя за реакцией своего спасителя. — Вот еще! — фыркнул Мартен, отдергивая руки и отворачиваясь, но не настолько быстро, чтобы Антон не успел заметить, как при этих словах тенью мелькнул на лице испуг. — Просто не хочется тащить твою тощую задницу на своих сильных плечах. Я, конечно, могу, но мне не доставит это особенного удовольствия. — Ты в своем репертуаре, — со вздохом произнес россиянин, поднимаясь и стараясь не подавать виду, что ему больно. Ладони, щека, грудь и нога — все пострадавшие при падении части тела невыносимо ныли, и сейчас хотелось только одного — поскорее оказаться в вышеуказанном заведении. Первая помощь не была бы лишней, но просить об этом Мартена он уж точно не собирался! — Но спасибо за непроизвольную заботу о моей заднице! Через секунду появились и остальные участники экскурсии. Выслушав в свой адрес много нелицеприятных эпитетов о срыве такого интересного и высокооплачиваемого мероприятия, Антона соизволили доставить на поверхность. А вот там уже все оттянулись по полной, благо половины текста россиянин разобрать не смог, ибо ругали его в основном на французском. Где-то через пять минут линчевания над ним решили смилостивиться, и первым изъявил желание отвезти его в больницу никто иной, как сам зачинщик казни. — В конце концов, — назидательно произнес Мартен, усаживаясь в машину и заводя мотор, — это будет удар по моему имиджу, когда местные СМИ прознают, что я бросил умирающего русского биатлониста, даже не попытавшись спасти ему жизнь. — Ты изрядно преувеличиваешь мои страдания, — поморщился Шипулин, — как бы сильно тебе ни хотелось, но жить я точно буду. К тому же, меня мог бы подвезти и Франсуа. Это избавило бы тебя от моей персоны, а меня от твоего чрезмерного эго! — Вот и спасибо заработал, — возмутился Фуркад, сворачивая с горной дорожки на заасфальтированное шоссе, ведущее прямиком в город. — А где благодарность за то, что привел целую команду спасателей по твою душу? — Кого-кого? — воскликнул пораженный Антон, всем корпусом разворачиваясь к водителю и уставившись на него во все глаза. — Спасателей? Да эти твои, как ты выразился, «спасатели», чуть не убили меня из-за того, что им пришлось прервать занимательный экскурс в подземный мир! Я пять минут стоял и слушал, какой я плохой мальчик, что отбился от стада баранов! — Они не это говорили, — вспыхнул француз, которого задели слова Шипулина. — Да, мы все ругались на тебя, но лишь потому, что переживали! Между прочим, с тобой там могло случиться все, что угодно! Ты мог упасть и сломать себе что-нибудь, или надышаться ядовитыми газами, или сорваться в глубокую яму, или… — Ты волновался за меня! — утвердительно кивнул Антон, весьма довольный своими выводами. — Польщен. — Не обольщайся на свой счет, — процедил сквозь зубы Мартен, который настолько сильно сжал руль, что костяшки пальцев побелели. — Я никогда не буду волноваться за такого придурка, как ты. Много чести! — Да и плевать, — устало произнес Шипулин, откидываясь назад и закрывая глаза. Слишком устал, чтобы спорить. И непроходящая боль во всем теле заставляла забывать обо всем. Сейчас была только она. И гневный голос Фуркада, периодически протискивающийся сковь эту плотную пелену, но на него россиянин решил пока не реагировать. И только одна мысль сейчас оказалась настолько важной, что озвучить ее он решил сразу: — А как же Женя и Жан? Они будут искать нас, наверное. — Не волнуйся, я отправил Беатриксу сообщение. Подробно расписал о том, как ты, испугавшись темноты, с криками бросился к выходу, при этом подскользнулся и упал, расшиб коленку и плакал, как маленький ребенок. А добрый я решил отвезти в ближайшую больницу и прилепить тебе пластырь. — Ну ты и урод! — беззлобно ответил Антон, которому сейчас было не до споров. Ребята не пропадут, а вот его несчастное тело нуждалось в быстром лечении. И он очень надеялся, что до города они доберутся быстрее, чем у него вновь появится желание придушить этого лягушатника.

***

Женя молча вышагивал рядом с Беатриксом, стараясь одновременно и рассматривать открывающийся с горы пейзаж, и слушать веселую болтовню своего спутника. Настроение было на высоте, ведь все, о чем он мечтал начинало сбываться! Конечно, не без помощи Антона, который нашел французов, притащил сюда, и дал такой необходимый шанс. Не воспользоваться им было бы верхом кощунства. Но Жене не давала покоя навязчивая мысль, что он делает что-то не так. Возможно, где-то внутри проснулся червячок сомнения и теперь грыз себе путь наверх? Но что именно шло не по плану? Он вдвоем с Жаном, смотри на него, слушает его голос, идет рядом, и он счастлив… Ну, почти. — Точно! — дошло, наконец, до россиянина. Теперь он разобрался, что его так волновало все это время. — Ты чего? — удивленно покосился на него француз, слегка улыбаясь и прищуриваясь от яркого солнца. За одну его улыбку можно было умереть. Забыть бы обо всем, и просто наслаждаться моментом, а еще лучше сделать важный шаг к достижению своей цели. Антон дал четкие инструкции на этот счет, и будет строго спрашивать их реализацию. Однако, до конца все выполнить вряд ли получится. Слишком страшно и волнительно. Аж сердце замирает в груди! — Я все думаю о Мартене с Антоном, — пояснил Гараничев, медленно оглядываясь по сторонам. — Как они там? Боюсь, что поубивают друг друга. Может, все-таки вернемся? — Вот за кого, а за этих двоих ты можешь не волноваться, — загадочно улыбнувшись, произнес Жан. — Ты что-то знаешь? Рассказывай, я тоже хочу быть в теме. — Да об этом все знают! — удивленно всплеснул руками француз, вновь переводя взгляд на своего собеседника. — Неужели ты не в курсе, что между ними произошло в том году? — Нет, — медленно протянул парень, — знаю только, что они раньше дружили, потом поругались из-за Сашки, а потом и вовсе стали ненавидеть друг друга и плеваться ядовитой слюной при каждом удобном случае. — Ну, ты почти угадал, — рассмеялся Беатрикс, сворачивая с тропинки к небольшому валуну на краю обрыва. Они уже дошли до побережья, откуда до города было рукой подать. Усевшись прямо на траву, Жан указал рукой на место рядом с собой, приглашая Женю последовать его примеру. — И чего же я не знаю? — Они встречались в прошлом году, — произнес француз, задумчиво глядя на море, раскинувшееся перед ним. — Кто? — протупил Гараничев, но уже через секунду удивленно присвистнул. — Опа! А я-то все гадал, с кем тайком бегает встречаться Антон! А это Мартен был! Но все равно не понимаю, с чего тогда они сейчас грызутся? — Да никто не знает, — поделился Жан, слегка пожимая плечами. — Иногда мне кажется, что и они сами этого не понимают, просто выплескивают друг на друга всю злость, и ходят потом довольные. Придурки! — Антон ничего мне не говорил, — сокрушенно покачал головой россиянин. — Совсем ничего. — Мартен первое время тоже молчал, — признался Жан, задумчиво переводя взгляд на своего собеседника. — А потом его словно прорвало. Говорил много, часто бессвязно, но всегда об Антоне. Жалел, что у него нет возможности объясниться с ним. И себя ругал за необоснованную ревность. А еще говорил, что упустил свой шанс и не знает, как вернуть его. — Но это не повод, чтобы себя так вести. — Мне кажется, что эта ненависть скорее напускная, для того, чтобы не подпускать друг друга близко. Видимо, боятся опять наступить в одну и ту же реку. — Да ты философом заделался? — улыбнулся ему Женя. — С Мартеном станешь, — закивал головой француз. — Просто мне очень жаль его. Он изменился с того дня, и не в лучшую сторону. — Ясно. Около получаса они просто сидели и смотрели на открывающийся вид. Никто больше не произнес ни слова, задумавшись каждый о своем. Писк телефона, возвещающего о получении смс, заставил обоих вздрогнуть от неожиданности. Беатрикс быстро достал мобильник из кармана и прочитал сообщение. — Похоже, ты все-таки был прав, — мрачно изрек француз, поворачиваясь к парню. — Мартен везет твоего друга в больницу.

***

Иногда Антон мог позволить себе задуматься над причинами их с Мартеном ненависти. Редко, но анализировал свои поступки и слова, чаще не находя ответов на многочисленные вопросы, и еще чаще не находя оправданий действиям Фуркада. Сколько раз он мысленно переигрывал тот день? Менял и удалял ненужные фразы, сказанные в порыве гнева и отчаяния, полностью переигрывал их последний разговор наедине, когда еще можно было сделать шаг назад и не доводить до финала пламенную речь. Но ведь, не только он должен был пытаться спасти то, что уже начало разрушаться. Разве только ему нужны были эти обреченные на крах отношения? А что думал обо всем этом сам Мартен? Очень хотелось спросить, получить объяснения, услышать оправдания, но все равно боялся. Вдруг у Мартена иные мысли на этот счет? Вдруг тот даже рад, что все так обернулось? В конце концов, ведь эта ненависть выросла не на пустом месте. Антон вышел из палаты и наткнулся на француза, сидевшего на стульчике и мирно посапывающего. Устал, видимо, проведя почти четыре часа в приемном покое, ожидая, пока подлатают его спутника. Присев рядом с ним, Шипулин тоже закрыл глаза и прислонился спиной к прохладной стене. Ладони ему обработали перекисью и забинтовали, сказав, что через пару дней все заживет. Ушиб грудной клетки тоже пройдет достаточно быстро, как и нога, которую он подвернул в пещере. Единственное, что заставляло волноваться — порез на щеке, рана была достаточно глубокой и могла оставить шрам. Не хотелось бы всю жизнь глядя в зеркало вспоминать этот случай, но здесь уж, как получится, поэтому жаловаться Антон не собирался. В конце концов, сам ведь виноват в случившемся. Не стоило ворон считать… — Ты в порядке? Тихий голос француза вернул в реальность, заставляя снова примерить на себя маску. Тяжело на душе, но не легче сердцу. Так хочется спасти себя от пронизывающего взгляда, от холодных фраз, спасти от той пропасти, в которую он неизменно падал весь последний год. Долго и мучительно. Настолько, что стало уже почти все равно. — Да, — не открывая глаз, ответил Антон. — Спасибо, что привез меня сюда. — Это была минутная слабость, — по-прежнему тихо произнес француз, и на минуту Шипулину показалось, что он вернулся в прошлое. В то время, когда они могли общаться одним только взглядом, понимая друг друга без слов. Когда проводили любую свободную минуту рядом, просто слушая тишину. — И сейчас ты должен сказать, что такого больше не повторится, — хмыкнул россиянин, нехотя возвращаясь из своих приятных воспоминаний. — Само собой, — пожал плечами его собеседник, и, улыбнувшись одними уголками губ. добавил: — Не хочу, чтобы ты еще раз заблудился в пещерах. А то в следующий раз меня может не оказаться рядом. — В следующий раз тебя точно не будет рядом, — печально констатировал Антон, прекрасно осознавая, что потом они снова вернутся к неизменной ненависти, и ни о какой заботе даже речи быть не может. То, что произошло сегодня, всего лишь случайность, совпадение, и действия этого мужчины были обоснованы не огромной любовью и волнением, а, как ни грустно признавать, обычной солидарностью. — Действительно, я не подумал об этом. — Вернулся грубый, холодный тон, словно по мановению волшебной палочки, или кто-то щелкнул переключателем, превращая Джекила в Хайда. Минутная тишина, тяжелое дыхание рядом и все тот же голос, от которого по коже мурашки: — Зачем ты приехал сюда? — Не твое дело. — На сердце вырос ледяной щит, не пропускающий света и тепла. Снова перегородка, снова надо учиться защищаться. Открыв глаза, посмотрел на свои забинтованные руки. — Я, конечно, жизнью тебе обязан, но это по-прежнему ничего не меняет, и я уж точно не собираюсь делиться с тобой своими планами на вечер. Но, спасибо, что переживал за меня все это время, — ехидно добавил россиянин, не удержавшись. — Ну, про «переживал» это ты сильно преувеличил. — Голос стал звучать громче, немного более резче, чем того хотелось бы. Сам же Мартен смотрел на стену, словно увидел там что-то очень интересное. — Просто, не бросать же тебя одного в незнакомом городе! — Ах, какая трогательная забота о ближнем своем! В священники уже успел записаться? — парировал Антон, начиная злиться. Почему этот человек неизменно вызывал в нем приступы гнева было загадкой. Вроде сидят спокойно, разговаривают. Выяснить бы сейчас все их проблемы, но вместо этого они снова ощетиниваются друг против друга, включая красные стоп-огни. — Ты постоянно испытываешь мое терпение! — Мартен повернулся к Шипулину, сверкнув яростным взглядом в его сторону. — Даже сейчас, когда я пытаюсь быть дружелюбным и не ругаться с тобой, ты снова кидаешься на меня, словно собака на кость! — Вот, про собаку ты точно подметил. У меня уже аллергия на твое присутствие, — произнес россиянин. Их взгляды встретились в молчаливом поединке, стараясь выяснить кто из них прав, а кто виноват. — Я тоже не особо рад сталкиваться с тобой каждый день! И не думай, что я сюда прилетел лишь для того, чтобы с тобой на свиданки бегать по темным закоулкам пещер! — Какой ты изобретательный! — удивленно протянул француз. — Значит, таким странным образом хотел побыть со мной наедине? В интимной обстановке? — Ты больной?! — искренне поразился Антон, во все глаза таращась на своего собеседника. — Я вообще не об этом! Ты глухой? Или у тебя разжижение мозга случилось из-за долгого пребывания под землей? — У меня-то все нормально, — сжал руки в кулаки Фуркад, — у тебя спросить надо. И вообще, не хочешь ли свалить обратно в свою деревню, а? Чего ты ошиваешься тут? Это моя страна! — А где написано, что это твой личный город, в котором запрещено находиться без вашего святейшего согласия? — состроил ехидную гримасу Шипулин. — Может, ты купил это место, чтобы решать кому можно сюда приезжать, а кому нет? Теряешь хватку, Фуркад! Твои доводы бессмысленны, а речи бессвязны и лишены логики. — Не напрягайся, а то пупок развяжется, — не остался в долгу мужчина, поднимаясь со стула. — Знаешь, надоело. Ты все мои поступки воспринимаешь в штыки! Чтобы я ни сказал — я всегда плохой, самому-то не надоело делать из меня чудовище? Можно подумать, что ты у нас весь из себя такой ангелок, которого обидели, и он теперь злится на весь мир! — Ах, простите, — притворно ужаснулся Антон, тоже поднимаясь и вставая рядом с Мартеном, — неужели задел вашу тонкую натуру? Никогда себе этого не прощу! Готов упасть ниц… Хотя, нет, обойдешься! — Что ты несешь? — возмутился француз, нахмурившись и прожигая своего соперника взглядом. — Послушай себя, Шипулин! Мне все-таки кажется, что ты так сильно ударился головой при падении, что отшибло все мозги, я прав? Или их у тебя и раньше не было? — Теперь я тоже так думаю, — прошипел россиянин. — Но, знаешь, наверное я поумнел ровно год назад, в тот самый день, когда весь этот фарс с нашими отношениями закончился! — Антон задохнулся от собственных слов, но остановиться уже не мог. Слишком зол, слишком жива еще рана, слишком много в последнее время француза в его голове, чтобы связно думать. — Фарс? — глаза Мартена стали совсем темными от гнева. Было видно, что слова Шипулина задели его за живое. — Именно! — не останавливался россиянин, продолжая выплескивать всю обиду и всю ненависть, скопившиеся за целый год. — Ты уже забыл все? Я просто поражаюсь… — Не надорвись от собственных умозаключений! — перебил его Фуркад, еще крепче стискивая кулаки. — А ты не переживай о моем здоровье, а то лопнешь от переизбытка чувств! — парировал Антон. — Я взрослый дядя, и сам могу позаботиться о себе. — Заметно! А я и смотрю — похудел, побледнел, — ну, значит, точно самостоятельно жить начал! — Эй, ребята? — донеслось со стороны, но на оклик никто не обратил внимания. — Ой, смотрите, — рассмеялся Антон, — да у тебя чувство юмора проснулось никак? Хотя нет, откуда же ему взяться, если и раньше не было? — Зато ты у нас просто кладезь аргументов и изречений! — не унимался Мартен. — Словно всю жизнь провел с профессорами и академиками! — Хотя бы! — не остался в долгу Шипулин. — А вот про тебя такого и не скажешь! Отсталый, древний мамонт, пожирающий лягушек и который только и умеет, что квакать из-за угла! — Я лягушек не ем! — возмутился Мартен. — Я знал, что с остальным ты спорить не будешь! — Ребята?! — Да что?! — хором воскликнули ругающиеся, поворачиваясь на звук. Перед ними стояли Женя и Беатрикс, в ужасе наблюдающие за развернувшимся словесным побоищем. — Вы решили прямо в больнице поубивать друг друга? — осторожно поинтересовался Гараничев, оценивающе рассматривая ребят. — А что? Очень даже разумно! Далеко ходить не надо будет, чтобы оказать первую помощь, — поддакнул Жан, неодобрительно качая головой. — Вы с ума сошли так орать на все отделение? На вас же все смотрят! Антон и Мартен сконфуженно переглянулись. — Действительно, неловко получилось, — согласился Шипулин, отходя от француза на несколько шагов. Он был опустошен их спором. И тело, и душа нуждались в отдыхе.— Идем, Жек. Я устал и хочу вернуться в гостиницу. — А тебе не нужно остаться здесь, под присмотром врачей? — взволнованно оглядывал друга с головы до ног Гараничев. — Плохо выглядишь, да еще и руки, лицо… Что произошло? Вы с Мартеном подрались? — Я по дороге все расскажу, — быстро произнес Антон, беря его под руку и уводя прочь из отделения. На ходу обернулся и помахал рукой Беатриксу, явно игнорируя Мартена, который сверлил его своим острым взглядом: — Увидимся! — Ага, береги себя! — ответил Жан. — Позаботься о нем. — Это уже было обращение к Жене, и тот лишь успел улыбнуться, прежде чем скрыться за поворотом коридора.