***
Сердце гулко билось в груди в ожидании встречи, ладони вспотели, а ноги тряслись так, что усидеть на месте не было никакой возможности! Женя поднялся из-за столика и принялся расхаживать по пустому залу ресторана, то и дело бросая тревожные взгляды на входную дверь. Антон сказал, что три часа Жан будет здесь. Друг даже ресторан забронировал — полностью! — только для того, чтобы никто не мог помешать встрече двух «голубков», как выразился сам составитель убийственных планов. Вот только Гараничев с каждой минутой все сильнее сомневался в верности выбранного им пути. Не проще было все оставить так, как есть? Ему ведь раньше было достаточно просто быть рядом, изредка перебрасываться ничего не значащими фразами, видеть его улыбку и лелеять надежду, что когда-нибудь и ему так улыбнется этот обаятельный француз. Однако, стоило признать, что благодаря Антону за последние пару дней он гораздо больше получил внимания со стороны Беатрикса, чем за все эти месяцы. Может, планы друга действительно работают и не стоит ставит на них крест? — Привет, Жень! Вздрогнув, парень обернулся на звук знакомого голоса и облегченно выдохнул. Пришел. Все-таки пришел. Теперь у него есть несколько часов, чтобы качнуть этот неприступный маятник в свою сторону. Как там говорил Антон? «Меньше слов — больше дела». Но не кидаться же Жану на шею в эту же секунду? — А как хочется! — улыбнулся Гараничев, махнув рукой французу. — Привет! — Ого! — присвистнул Беатрикс, окидывая взглядом столик на двоих, накрытый и ожидающий своих посетителей. — Целый ресторан для нас двоих? На таком свидании я еще не был! Очень оригинально и мне, черт возьми, нравится! — Это не сви… Постой, что?! — россиянин во все глаза наблюдал за мужчиной, что с не меньшим интересом и любопытством разглядывал его самого. — Да ладно, — рассмеялся Жан, усаживаясь за столик, — я ж пошутил! Ну что ты так серьезно все воспринимаешь? — Ну… Я просто… — покраснел Гараничев, не зная, что ответить. Действительно, чего это он надумал тут себе? Жан его не воспринимает в том смысле, в каком хотелось бы. Именно поэтому и понадобился весь этот план. И сейчас придется очень постараться, чтобы хоть немного заинтересовать этого человека. — Не ожидал, если честно. — Антон сказал, что ты будешь здесь, — сказал Беатрикс, просматривая меню. — И я решил присоединиться. Подумал, что тебе должно быть одному скучно обедать. А почему здесь никого нет? Вроде, время не позднее… — Сам не знаю, — соврал Женя, вновь краснея. Подняв меню, отгородился от своего собеседника и чертыхнулся. — Я ведь совсем не умею врать, Тох! Зачем ты подговорил меня на эту авантюру! — Ты там сам с собой общаешься? — Жан протянул руку и опустил карточку меню, которую держал Гараничев. — Может, со мной поговоришь, раз уж мы тут вдвоем? — Прости, — опять смутился россиянин, совершенно не понимая о чем можно вести беседу с этим человеком. Ему было вполне достаточно того, что они просто сидят рядом, и никто им не мешает. Сидеть и слушать его приятный голос, смотреть в эти глаза и понимать, что время принадлежит только им. — Расскажи мне немного о себе, — улыбнулся Беатрикс, откидываясь на спинку стула и с любопытством разглядывая собеседника. — Мы не так часто общались на этапах, и я практически ничего не знаю о тебе. За исключением того, что ты совсем не умеешь готовить завтраки.***
Мартен сверлил злобным взглядом спину россиянина, и тот с трудом удерживался, чтобы не втянуть голову в плечи и не закрыть глаза. Сразу возникло дурацкое жаление убежать отсюда подальше, но вместе с тем, он прекрасно знал, что делать этого нельзя. Яхта уже миновала «горлышко» бухты и медленно шла вперед, унося с собой двух мужчин в открытое море. — И где же мой брат? — громко зашипел Мартен, приближаясь к стоявшему к нему спиной россиянину. Тот крепко вцепился в рулевое колесо, да так, что аж костяшки побелели. — Соврал? Зачем? Неужели хотел побыть со мной наедине? — Не льсти себе! — вспыхнул Антон, поворачиваясь, наконец, к своему спутнику. Глубоко вздохнув, он решил не оттягивать объяснения в долгий ящик. — Не выдумывай там лишнего! Я просто хотел, чтобы Женя и Беатрикс побыли наедине, без твоего вездесущего носа, который ты так любишь совать в чужие дела! — Что за бред? — на лице мелькнуло удивление, а следом опять вернулся гнев. — Жан никогда не станет встречаться ни с кем из русских! — Ты что-то имеешь против моей страны? — зло прищурился Антон, закипая от одного только воспоминания событий прошлой зимы. — Да перестань уже вспоминать тот случай! — психанул француз, подходя еще ближе, медленно, словно хищник к своей добыче. И от этого сравнения у Антона закружилась голова. — Я сейчас говорю о том, что твой Женя совсем не пара моему другу! И Беатрикс никогда не посмотрит на него иначе, чем как на друга. — А с этим заявлением я бы поспорил! — словно бросая ему вызов, громко произнес мужчина. Он заглушил двигатель лодки и сейчас их судно плавно дрейфовало в спокойном море. — Не стоит — проиграешь! — А я и не собираюсь что-то тебе доказывать, — пожал плечами Антон, проходя мимо Фуркада и спускаясь на нижнюю палубу. На небе ни облачка, и солнце нещадно палило, заставляя плавиться от удушливого воздуха, словно свечку в камине. Нужно уйти в каюту и там отсидеться, а желательно отлежаться. Ребра еще болели, и ладони напоминали о себе легкими покалываниями. Но мечтам не суждено было сбыться, потому что следом за ним спустился и Мартен. — Отдай мне ключи от яхты! — твердо произнес он, протягивая руку. — Не собираюсь торчать тут с тобой до самого вечера. — Я тоже не особо рад, — хмыкнул россиянин, — но готов потерпеть твое присутствие ради лучшего друга. — Боюсь, что я не настолько терпелив! — злобно бросил Мартен. — Боюсь стошнит от одного твоего вида! Антон отшатнулся, словно от удара. Стало очень больно от этих слов, хоть и не первый раз слышал подобное «признание», но именно сейчас, когда так устал от бесконечной ненависти, появилось желание поскорее закончить эти «нездоровые» отношения. Вернулась апатия. Отвернувшись, подошел к борту и ухватился руками за теплые перила, не обращая внимания на резкую боль в ладонях. Закрыв глаза, опустил голову. — Откуда в тебе столько яда? — громко и отчетливо спросил россиянин, резко оборачиваясь и заставляя теперь Фуркада испуганно отшатнуться. Взгляд Антона прожигал злостью и обидой, вытравливал все мысли из головы, оставляя там пустоту и острое желание забрать свои слова обратно. — Откуда столько ненависти? — Не понимаю, чего ты от меня хочешь? — нахмурился Мартен, не двигаясь с места и сверля темным взглядом собеседника, переходя из глухой обороны в активное наступление. — Это ты сюда прилетел со своим дружком. Это ты постоянно делаешь так, чтобы мы сталкивались! И это ты заставляешь меня ненавидеть… — Я? — задохнулся от возмущения Шипулин, скрещивая руки на груди и еле сдерживаясь, чтобы не ударить этого зарвавшегося выскочку. — Позволь мне напомнить, что именно ты первым начал устраивать весь этот цирк с ненавистью! По-твоему я идиот и ничего не понимаю?! — Именно так! — охотно закивал головой Мартен. — Только такой придурок, как ты, мог принять все за чистую монету. И я совсем не хотел разжигать между нами эту войну! — Да неужели? — притворно удивился россиянин, разводя руками. — Тогда что все это, Фуркад, а? Что это, как не война?! — Ты сделал фантазию реальностью! — разозлился Мартен. — Придумал себе врага и постоянно словно доказываешь сам себе, что выводы правильные. — Да неужели?! А разве только я так поступил? — Ты сделал меня таким, какой я сейчас! — Но ведь это ты бросил меня! — выпалил Антон, слишком поздно сообразив, что они затронули болезненную для них тему, которую старательно целый год обходили стороной. — Зачем мы вообще начинали, если не можем остановиться? — дышать трудно, воздуха не хватало, и перед глазами все поплыло. Чтобы не показать того, как ему плохо, Шипулин отвернулся от Фуркада и крепко схватился за перила. Они впервые говорили о своем расставании, и это было слишком больно, слишком неожиданно для обоих мужчин. Никто не был готов к откровениям. Но маятник уже качнулся, и его не остановить. — Ты ушел, так ничего и не объяснив, — продолжил говорить Антон, стараясь унять бешеное сердцебиение в груди. — Просто ушел. Если не хотел, то почему сделал? Почему на следующий день устроил этот спектакль с Логиновым? Зачем заставил меня поверить, что ненависть — единственный верный путь? — Ты прекрасно знаешь ответ на этот вопрос! Не стоит корчить из себя идиота и делать вид, что не понимаешь! — Фуркад подошел почти вплотную к нему, встав так близко, что можно было кожей ощутить его злость. — Да, ушел. Да, ничего не сказал, но только в этом была моя вина, а ты пошел дальше, Шипулин! Ты не остановился, а перешел ту самую черту, что отделяла злость от ненависти, обиду от мести. — Да о чем ты вообще говоришь?! — вот теперь россиянин окончательно запутался в хитросплетениях речевых оборотов француза. — Не хочу слышать весь этот бред. Я слишком устал от тебя, Фуркад! Тебя слишком много. — Вот как? — в глазах мелькнули обида и боль. — Так почему же ты до сих пор здесь? Назови мне настоящую причину твоего пребывания в этом месте? Антон молчал, прекрасно понимая о чем сейчас спрашивал Мартен. Признаться в том, что до сих пор тянется к нему, что летит на его свет, как мотылек в огненное пламя? Сгорит! В который уже раз сгорит, не понимая истинной причины для чего делает это. Но, может, в последний раз сделать то, что так требует сердце? Уступить своим желаниям хотя бы на мгновение? Пусть пожалеет потом, пусть еще сильнее начнет ненавидеть, но именно сейчас, в этот момент, когда в карих глазах напротив он видит немую просьбу — хочется наплевать на все. Сделать короткий шаг навстречу, крепко обхватить за шею и притянуть к себе, а потом… потом просто выдохнуть в приоткрытые губы: — Ни с тобой, ни без тебя жить не могу.