КНИГА 1. КРОВЬ СОЛНЦА
Глава 1
♬Setthra — Ulf ra Wulf♬ Пряный запах лежалой листвы бил в нос даже на бегу. Замшелое толстое бревно не ко времени перекрыло путь — пришлось перепрыгивать на полном ходу. Под левую ступню коварно толкнулся голыш, нога скользнула, и влажная земля бросилась навстречу. Комья и пожухлая трава — под колени, студёная вода ручья — под ладони и тонкие колкие ветки — в лицо. Рюкзак он потерял ещё на пустоши. С трудом приподнялся и зажмурился до слёз в уголках глаз. Левую ногу пронзило острой и цепкой болью, а потом только он почувствовал, как по коже под свободной штаниной побежало горячее. В спину ударило многоголосым воем. Хватило, чтоб тут же забыть о боли, выскочить из ручья и побежать дальше, не разбирая дороги. Сейчас казалось, что школьный автобус остановился у пустоши целую вечность назад. Наставник Квон позволил им погулять полчаса, чтобы после собраться у автобуса и продолжить путь к городку Юмма, где недавно в небо поднялся первый дирижабль в их краях. Из своего класса поехал смотреть на дирижабль только Чонин, остальные ребята были помладше, так что наставник Квон рассчитывал на Чонина как на помощника, потому Чонина и понесло на привале на заросший орешником холм. Оттуда удобнее было наблюдать за детворой, рассыпавшейся по пустоши. Некоторые заходили в лес, несмотря на запрет, и вот их Чонин и собирался отлавливать. Да только это его отловили. Стоило удобно устроиться на нагретом закатными лучами валуне, как из кустов высунулась клыкастая морда. Чонин слышал, что на дороге к Юмма хозяйничали волки уже третий год. Дикие. Нападали на людей. Наставник Квон потому ехал при коротком мече и с полным колчаном стрел. Правда, волки до того никогда не кидались на автобусы, но всё бывает в первый раз. Поскольку Чонин ещё не вышел из поры отрочества, ему не дозволялось касаться полноценного оружия, а прочее запрещалось носить открыто. Пятнадцатая зима висела на носу, потому становилось ещё обиднее, ведь отцовский подарок в нашитых на жилетку ножнах грелся под тёплой осенней курткой именно в тот миг, когда в нём возникла острая нужда. Волк смотрел на Чонина и не нападал. Чонин прикинул, что может успеть расстегнуть куртку и достать парные ножи, подаренные ему отцом в двенадцатую зиму на обряд малого возмужания. В старые времена мальчиков с этого возраста брали в оруженосцы и даже пускали в бой, хотя полноценными воинами признавали только после пятнадцати зим, пусть и "молчащими". Молчащие воины не имели права голоса и не считались взрослыми. Такое счастье светило только в восемнадцать, когда каждый человек становился полноправным и нёс ответственность за себя сам, выходя из-под опеки родителей. От мысли расстегнуть куртку и выхватить ножи Чонин здраво отказался, заметив другого волка в стороне. Ну а когда увидел несущегося по склону крупного зверя, скатился с валуна и припустил по узкой тропке к пустоши. Ещё умудрился пошуметь достаточно, чтобы привлечь внимание наставника Квона и детворы. Те кинулись к автобусу, а вот Чонину не повезло. Волки мчались наперерез, и Чонин не успел бы добежать до спасительной громады автобуса, где над кабиной из трубы уже вырывались клубы дыма. Наставник Квон забрался на крышу, умело наложил стрелу на тетиву, прищурив глаз. Он ни разу не попал. Волки ловко уворачивались от стрел и не пускали Чонина к автобусу, тесня к кромке леса. Там Чонин бросил мешающий бежать рюкзак и рванул в чащу, раз уж иного выбора не осталось. Он рассчитывал влезть на дерево и переждать, но волки нагоняли, не позволяя выиграть время и вскарабкаться достаточно высоко. Счастье уже, что догнать не могли. Не то чтобы Чонин был отменным бегуном. Скорее уж наоборот. Но в последние месяцы он и впрямь стал бегать так хорошо, что его никто не мог догнать. Правда, мать причитала постоянно, что он заметно исхудал. Странно тоже, потому что аппетит у Чонина вырос против прежнего втрое. — Ничего, это Ин-и просто немножко солнца в крови перепало. Погляди, как его опалило, — смеялся отец и гладил Чонина по смуглой щеке. Мать обычно начинала после таких слов шептать молитвы, иногда даже плакала. Отец тихо её утешал и напоминал, что старших сестёр Чонина тоже солнце зацеловало, и ничего ведь. Прямо сейчас Чонин отчаянно полагался на свои ноги и старался отгонять подальше неуместные воспоминания, потому что толку от них будет немного, если волки догонят и загрызут. Сумерки сгущались, и это не помогало бежать быстрее. Местность Чонин не знал, попал сюда впервые и бежал всё это время на одном голом чутье и страхе. Ну а в густеющем сумраке и вовсе глаза не помогали. Чонин снова оступился, и пострадавшая не так давно нога тут же напомнила о себе. Заодно он расслышал хлюпанье в левом сапоге с подвёрнутым голенищем. Ну точно распорол ногу суком или ещё чем, когда сверзился в ручей... Чонин пробежал по лужайке, влетел в ельник и дальше уже поковылял. Земля была чистая, усыпанная иголками, но то тут, то там коварно проступали крепкие и гибкие еловые корни, запнуться о которые ничего не стоило. Их и разглядеть сразу не получалось в неверном свете звёзд. Хотя ковылял Чонин не столько из-за этого, сколько из-за усилившейся боли в ноге. Подвернул, вывихнул или просто мышцу потянул? Нога не слушалась и отзывалась стреляющей болью на каждом шагу. Ещё и кровь текла. И боль достигла той степени, когда Чонин не мог не обращать на неё внимания. Ещё он знал, что волки загоняют жертву широким фронтом, стало быть, надежды вырваться почти нет. Но можно прорваться. Наверное. У копытных иногда получалось же, так почему бы... Из ельника Чонин вывалился в небольшую лощину, съехал вниз по сыпучему песку, вскарабкался вверх и похромал к соснам. Всё. С такой скоростью убегать нельзя. Он даже толком и не слышал ничего из-за грохота в висках и собственного тяжёлого дыхания. Добравшись до ближайшей сосны, Чонин привалился спиной к надёжному стволу, перевёл дух, торопливо расстегнул куртку и вытянул из ножен отцовский подарок. Широкие лезвия тускло блеснули в слабом свете звёзд. Чонин крепче сжал пальцами шершавые рукояти и прищурился, всматриваясь в кромку взрыхлённой земли, за которой начинался спуск в лощину. Тени он различил сразу, как и хищные огоньки. Один, два... семь... двенадцать. На двенадцать волков Чонина точно не могло хватить. Даже со здоровой ногой не хватило бы. Двенадцать — это слишком много и для взрослого опытного бойца. "Убью столько, сколько смогу", — обречённо решил Чонин. Если уж умирать, то в чужой крови, и явиться на тот свет при параде и с достойной свитой. Волки ещё немного помаячили тенями у песчаной насыпи, потом двинулись к Чонину. И тени их росли, менялись. Чонин с хрипом сделал вдох и облизнул пересохшие губы — вот теперь стало ещё страшнее, потому что волки были не дикие. Отец никогда не болтал о таком зря, но в семье знали, что он из Детей Солнца, ушёл из стаи, женился на обычной женщине из приморского Россина и остался в городке Нанман среди людей, которых Дети Солнца называли собаками или бетами. Не такая уж редкость. Люди и Дети Солнца не враждовали уже несколько столетий после того, как собранную армию людей буквально само Небо расстреляло молниями накануне решающей битвы. Потом к людям иногда приходили вестники от Детей Солнца и изъявляли волю, которую люди считали за благо выполнять. Наставник Квон рассказывал, что лет сто тому назад вестник приходил снова и требовал наложить запрет на оружие, которое плевалось свинцом. С тех пор такое оружие не изготовляли, а если кто осмеливался нарушить запрет, то расставался с жизнью по закону. Но испугался Чонин всерьёз не поэтому. Испугался, потому что не раз слышал о том, что Дети Солнца убивали щенков от союза волка с собакой. Убивали жестоко или приносили в жертву. А Чонин, как ни крути, именно что щенок волка и собаки, и Дети Солнца могли это почуять. Душа ушла в пятки, когда в неверном свете звёзд Чонин разглядел статного мужчину с собранными в хвост на затылке длинными волосами. В волосах без труда удавалось различить седые пряди, а на левой скуле темнели три полосы Патриарха стаи. Рода. Дети Солнца не делили своих на стаи — Чонин помнил. Они называли стаю Родом. Больше времени на разглядывание Чонину не дали. Он и не заметил ничего толком, просто тело толкнули рефлексы. Руки двигались сами по заученному с восьми лет образцу. Левая коварно ткнула клинком снизу. Тёмное с визгом отпрянуло, и Чонин непроизвольно наподдал здоровой ногой второй тени, одновременно полоснув зажатым в руке ножом. На этом силы иссякли, и левая нога подвела. Чонин сполз по стволу сосны, воткнул испачканный кровью левый нож в землю, правый нож взял обратным хватом и опёрся предплечьем о колено. Под слабым светом с неба стало заметно, что штанина на выпрямленной левой ноге промокла от колена и ниже. Вскинув голову, Чонин поискал взглядом Патриарха. Тот смотрел на него, но прочесть по неподвижному лицу ничего не удавалось. — Отец, с него пользы не будет. Он даже не обратился, — пробасили вдруг справа. — Зато пустил кровь твоим приятелям, глупый безголовый волчишка, — прогудел Патриарх и слегка скосил глаза вправо. Рослый парень с примечательными ушами тут же опустил голову. Был бы у него хвост в этом облике, непременно поджал бы, выражая покорность и признавая вину. Не охотник, значит. Ученик? И те двое, выходит, тоже ученики? — Собираетесь меня убить как щенка от волка и собаки? — мрачно спросил Чонин, постаравшись хоть подбородок вскинуть, раз уж встать в полный рост не удавалось. — Собачья брехня, — поморщился Патриарх. — Дитя, волки никогда не обидят ребёнка, чьим бы он ни был. Но волчонку место в Роду. — Я не волчонок. — Ошибаешься. — Мой отец ушёл из Рода по праву, — упрямо напомнил Чонин. — Я знаю, поэтому пришлось потратить немало времени, чтобы найти тебя. Волчонок не может расти вне Рода пёс знает где. Волчонку место в Роду. Твои сёстры останутся с псами, но ты... ты не останешься, потому что ты — один из нас. — Да уж, такое позорище. Он и обращаться не умеет, Отец, ну? Если он и волк, то совсем слабак. Там от волчьей крови... Глухое и низкое раскатистое ворчание заставило всех застыть, а вредного лопоухого парня — заткнуться. — Ученик прав, брат До, волчонок не умеет обращаться. Чонин зашарил взглядом по теням, а потом увидел его — высокого и тонкого человека с накинутым на голову рогатым капюшоном из оленьей шкуры. Этот держался с той же уверенностью и властностью, что и Патриарх. А капюшон с рогами чётко обозначал его статус Советника Рода, единственного волка в Роду, способного говорить вместо Патриарха, отвечать на вопросы Охотников и вести беседы с предками. Только вот Чонину стало ещё хуже от недоумения, потому что Патриарх и Советник почти никогда не покидали Род одновременно. По закону одному из них полагалось быть с Родом. Но прямо сейчас оба разглядывали Чонина с любопытством. А Чонин точно знал, что в окрестностях Юмма нет ни одного селения Детей Солнца. Почему же?.. — Будет ли из волчонка что дельное, так сразу и не сказать, — признал наконец Советник. — Он долго бежал с покалеченной ногой, но обратиться так и не смог. Чонин крепче сжал рукояти ножей, отметив, как пристально смотрит на его оружие Советник. — Его никто не обучал. Он почти ничего не знает, словно ему всего неделя от роду. А отец был примечательным. Плохо верится, что у него слабый волчонок. — Я никуда с вами не пойду, — решительно отрезал Чонин и стиснул зубы. Он хотел увидеть дирижабль, окончить школу и отправиться в Тончжи далеко на юге, чтобы поступить в Высшую Академию и если не летать после на дирижаблях, то хотя бы проектировать их и строить. Отец никогда не был против, даже помогал запускать все воздушные игрушки, к которым Чонин с детства питал слабость. И Чонин лучше всех договаривался с духами ветра. Отец всегда говорил, что у него талант, и гордился им. Дети Солнца не летали и от земли не отрывались. Их вотчиной всегда были леса и горы. Чонина это не устраивало больше всего, не говоря уж о том, что он не желал идти ни в какой Род без семьи. И вообще, никакой он не волчонок. И он точно не умел обращаться. Дети от союза волка и человека редко получали в наследство кровь Солнца. Если бы отец выбрал парой мужчину, как и полагалось волкам, то это другое дело. Но отец выбрал женщину, так что топтавшиеся вокруг Чонина волки явно крупно просчитались. — Тебе никто и не предлагал. Пока что, — скупо усмехнулся Советник. — Брат До, решение тут только одно. — Знаю. — На миг на суровом лице Патриарха отразилась досада. — Что ж, слушай, волчонок. Ты в лесу, и ты не сможешь из него выйти. Ты должен пойти вслед за зовом предков, который приведёт тебя туда, куда нужно. Если услышишь и доберёшься живым, останешься в Роду до дня Определения. Если не услышишь... Мёртвому уже всё равно. Помогать тебе мы не можем. Обратись ты во время погони, было бы проще. Но ты не смог. Патриарх плавно повёл рукой, и все волки послушно отступили в густые тени. Патриарх смотрел на Чонина в течение долгой минуты, после едва заметно кивнул и тоже растворился во мраке. Чонин не видел их, никого, но испытывал странную уверенность, что волки ушли. То обстоятельство, что они бросили его одного в чаще леса, беспокоило Чонина намного меньше, чем их вероятное присутствие. К Детям Солнца Чонин точно не хотел. Если отец ушёл из Рода, значит, у него были для этого веские причины. И у Детей Солнца совершенно точно не водились дирижабли. Ноющая нога отвлекла Чонина от мыслей о дирижаблях и волках. Он сел удобнее, осторожно умостил пострадавшую ногу, очистил ножи от крови и распорол штанину. Снимать сапог казалось не лучшей идеей, потому что лодыжка безобразно распухла. Вряд ли Чонин смог бы провернуть это, не разрезав ножом подвёрнутое голенище. Да и толку-то, если он не смог бы ничего сделать с ногой. Он видел, как врачи решали похожие проблемы, но сам подобного никогда не делал. Помимо распухшей лодыжки на ноге красовалась длинная рана от колена до края голенища. Кровь до сих пор шла. Чонин с трудом поднялся, доковылял до спуска в лощину, сполз вниз и перебрался на сторону с ельником. Собирал паутину и мох, пока мог. Добычу он приложил к ране, отхватил ножом рукава куртки, порезал на ремни и постарался обмотать ногу надёжно, но не слишком туго. Идти куда-то в темноте не имело смысла. Да и сил на долгий пеший поход определённо не хватило бы, поэтому Чонин устроил себе лежанку на сухом месте из срезанных еловых веток, свернулся клубком и закрыл глаза. Всё вокруг мерещилось ненастоящим, будто он просто пригрелся в автобусе и уснул, а теперь смотрел дурной сон. В голове толклись тысячи мыслей, и он не успевал ухватиться толком ни за одну из них, так что постарался прогнать сразу все до утра и уснуть даже во сне.