Тропа в небо

Глава 3

♬ Hevia — Fandangu los Lobos ♬ Чонин не любил откладывать важные дела в долгий ящик, так что сбежать попытался на четвёртый день. Сразу же, как ему дозволили вставать и гулять вокруг дома. Далеко уйти он не успел — нарвался у реки на защитника-омегу в патруле, и тот без особых церемоний приволок его к Матриарху, заодно отчитавшись по поводу службы. Матриарх отправил омегу обратно на пост, наградил Чонина подзатыльником, почти силком влил одно из зелий Советника Ри, и Чонин благополучно отчалил в мир снов опять. С того дня за Чонином по пятам ходил Чондэ — ученик, которому до дня Определения оставалось около года. Чондэ сам считался волчонком, но статус ученика позволял ему помогать защитникам-омегам в патрулировании территории Рода или охотникам-альфам в добыче пищи и военных походах. Это означало, что Чондэ обращался без проблем и мог унять мятежного волчонка при необходимости. Или же дать сигнал, если бы Чонин умудрился улизнуть от него. Чондэ следил, чтобы Чонин ел вовремя и пил зелья, отдыхал столько, сколько велел Матриарх, и не отходил от владений Матриарха, обнесённых плетёной изгородью, дальше пары метров. — Пока тебя не представили Роду, — важно пояснил Чондэ. — Ты чужой пока. Вот представят, тогда сможешь ходить со всеми к наставникам и гулять по селению, но не дальше. Волчатам запрещено без разрешения выходить за пределы селения. А за границы земли Рода без разрешения и взрослых — тем более. — Но ты же ходишь. — Хожу. Как ученик. Мне можно выходить в первый круг. Дальше только со старшими. Чонина представляли Роду через неделю. Матриарх утром отволок упиравшегося на каждом шагу Чонина в дом на окраине, где в передней каморке уже нагрели воду. Чонина раздели в несколько рук, сняли повязки, затолкали в дубовый чан и принялись драить так, словно надеялись стереть его смуглоту вместе с кожей. Отмыли и высушили жёсткими рушниками. Не помогло. — Тёмненький, — вздохнул Матриарх, пощупав плечо Чонина. — В отца пошёл. Но тощий — смотреть больно. Не кормили совсем, что ли? Чонин счёл ниже своего достоинства отвечать на подобный вопрос. — Смотрит как бирюк. Дикий какой. — Глаза опусти, — шепнул Чонину один из помогавших таскать воду волчат. Почти такой же смуглый, как сам Чонин. — Так положено. Матриарх же. Покажи покорность. Вот ещё. Чонин вскинул подбородок и глаза опустить даже не подумал. Ну и закономерно отхватил подзатыльник. — Гонор поубавь, наглый волчишка. Мал ещё, чтобы что-то там из себя корчить. Ты и так приблудный, считай. Слишком долго был там, где волчонку быть не положено. И отцовский позор на тебе. Из Рода ушёл, а свой так и не завёл. И даже, раззява, волчонка под носом не заметил и в Род не отправил. Признаки слабые были, ясное дело, но ведь можно было испытать. Или нарочно время он тянул... И порченый ты. Как только дошёл вообще, не пойму? Доходяга. Обернуться даже не в силах. Толку с тебя, никчемный? Отповедь пользы не принесла. Чонин не собирался опускать глаза и выражать покорность чужим ему людям. Да и людям ли? Матриарх одел его в некрашеную льняную одежду, завязал на шее грубую ворсистую верёвку, дал по рукам, чтоб верёвку не трогал, и расчесал деревянным гребнем непослушные волосы. — Без слёз не взглянешь, — подытожил Матриарх и потащил Чонина, как козу на верёвке, к большому дому, сложенному из толстых брёвен. Внутри собрался весь Род. На возвышении в крепких креслах сидели Патриарх До и Советник Ри, и пустовало кресло для Матриарха До. По правую сторону толпились охотники-альфы, по левую — защитники-омеги. Из-за их спин любопытными глазёнками сверкали ученики и младшие волчата. У самого входа прислонился плечом к стене крупный высокий мужчина с добродушным лицом, подле которого Чонин увидел единственную женщину в селении. Позднее он узнал, что это кузнец Мун и его супруга Ора — люди-беты в селении, примкнувшие к Роду. Дети Солнца не ладили с металлами, поэтому каждый Род старался найти себе кузнеца среди людей — всякий раз не набегаешься к людям ради починки чего-нибудь или приобретения всяких необходимых в быту мелочей. Своего кузнеца кормить было выгоднее и дешевле. Чонина поставили перед возвышением и развернули лицом к собравшимся. — Это сын Кима Молнии от женщины, — коротко заявил Патриарх. — Теперь он будет в Роду. Волчонок глупый и ничего не знает. Совсем. Избалованный. Смотреть в оба глаза и всё объяснять как маленькому. Учиться будет вместе с отстающими. Проявите понимание и братскую заботу, чтобы из него вышел толк. Хоть какой-нибудь. Чонин не знал, где взял силы, чтобы сдержать дрожь и пережить унижение. Мало того, что его притащили сюда насильно, так ещё и оскорбляли. Да и многие смотрели на него либо с раздражающей жалостью, либо с откровенным презрением. — Он очень слабенький, — продолжал Патриарх невозмутимо, — обращаться сам пока не умеет, поэтому ведите себя аккуратно. Чонин уловил тихий смешок слева и скосил глаза, чтобы различить весёлую мордаху ушастого Чанёля, отиравшегося рядом с невысоким пареньком примерно того же возраста, что и Чонин. При всей изысканности и миниатюрности паренёк держался примерно так же, как Патриарх, да и обладал с Патриархом несомненным сходством — черты лица те же, только мягкие и выразительные, от пухлых губ до крупных глаз. Смешками речь Патриарха сопровождал именно он и даже не глядел на Чанёля, словно того нет. Чонин отвёл взгляд, но посмотреть на парнишку хотелось ещё. Он запретил себе это и постарался выдержать церемонию представления до конца. Патриарх снял с его шеи верёвку и заставил сделать шаг вперёд, чтобы босая ступня опустилась в неглубокую плошку с жидкой глиной. После Чонину требовалось оставить отпечаток ступни на испачканной глиной старой потрескавшейся доске с резным узором — "вступить в Род", что он и проделал, мечтая о скорейшем завершении пытки. Всё-таки пол был холодный, как и земля, а Чонину обувь не дали, вынудив ходить босиком. Церемония завершилась обедом на всех под открытым небом у большого костра. Чонин переступал с ноги на ногу и не чувствовал пяток, пока на костре готовили тушу лося. Зато потом ему выдали здоровенное блюдо, нагруженное мясом, и велели угостить каждого члена Рода. Чонин едва не опозорился, позабыв об иерархии внутри Рода. Помог тот самый смуглый волчонок, вовремя подтолкнувший Чонина к Патриарху. Тут-то Чонин и вспомнил очерёдность. После Патриарха он шагнул к Матриарху и Советнику, дальше обошёл охотников-альф по старшинству, двинулся к защитникам-омегам, после угощал учеников, затем — волчат, напоследок остались старики-наставники и беты — кузнец с женой. Чонина, разумеется, никто в расчёт не взял, так что ему полагалось истекать слюной, облизываться и терпеть голод, продолжая трястись от холода. Вскоре о нём и вовсе забыли, и тогда тот самый тёмный волчонок тихонько увёл его в знакомый уже домик на окраине, плеснул нагретой воды в бадью и придвинул к испачканным подсохшей глиной ногам. — Грейся давай, а то сляжешь завтра и снова угодишь в когти к Матриарху. Вон уже и из носа течёт. Сейчас принесу тебе что-нибудь перекусить... Мальчишка умчался, но скоро вернулся с миской наваристого бульона. — Держи вот. Да не дёргайся так. Они ещё шуметь будут часа два и не вспомнят о тебе до того времени. — За два часа можно далеко уйти, — пробормотал Чонин и припал к бульону. Ноги приятно жгло горячим. — Ну и дурак, — подытожил парнишка. — Ты волчонок. Любой это сразу поймёт. А по закону волчата должны быть в Роду и под присмотром старших. Даже если уйдёшь, тебя любой волк развернёт и пинком отправит обратно. Потому что нельзя волчат одних оставлять. Хочешь уйти? Терпи до дня Определения. После дня Определения никто не посмеет тебя удерживать, если ты пожелаешь покинуть Род. А будешь противиться и вести себя плохо, могут и вовсе посадить на цепь или ещё как наказать. Или приставят постоянную охрану, когда даже поссать один не сходишь. Оно тебе надо? Ты же слышал, что Отец сказал. Будешь давать повод, станет хуже. Хуже? Чонин отстранённо подумал, что у него даже имя никто не спросил, как будто у него имени никогда и не было. — Я Тао, — назвался парнишка, забрав у него пустую миску. — Я тоже чужой тут на самом деле. Как ты. Меня весной привезли из Тончжи. — Тончжи? — растерянно повторил Чонин и осмотрел Тао внимательнее. Этот волчонок, выходит, жил там, куда так хотел попасть Чонин. — Ага. Я мало что помню, если честно. Из того, что было в последний месяц моей жизни в Тончжи. Всё как в тумане. Даже не помню, как именно сюда добирался. Мне сказали, что я обращался. В городе. Вроде, ничего не натворил такого серьёзного, но шума было много. И у меня пока с обращением всё... не очень. В общем, тут оставили. Ты не думай, мне тут не сильно нравится, но убегать — плохая идея, я уже пытался. Проще подождать. Всё равно тут учить будут, так что мы оба ничего не теряем. А через три с хвостиком года — свобода. — Тао всучил Чонину полотенце и жестом показал, что держать ноги в остывшей воде незачем. — Кузнец, кстати, живёт у реки ниже по течению. Будешь вести себя хорошо, следить будут меньше. Тогда сможем улизнуть и сбегать туда. Госпожа Ора очень добрая и готовит так, что закачаешься. У тебя имя есть? Что молчишь? Имя Чонин назвал едва слышно, а после Тао отвёл его в новый дом, где спали отстающие волчата. Вместе с Тао и Чонином их было четверо. Сам дом внутри поделили на две части: каморку и спальню. Без печки, камина или парового отопления, так что Чонин не особо ощутил разницу, оказавшись внутри. В каморке складывали вещи и держали запасы растительной пищи. В углу на прочной подставке стояла огромная бадья с кусочками кремния и серебра на дне, наполненная водой из источника. Рядом лежал перевёрнутый вверх дном ковшик для питья. Возле этой бадьи Чонин застрял надолго, утоляя жажду. Тао предложил ему в спальне циновку рядом с собственной, ещё и поделился соломенным одеялом, которое они натянули поверх овечьих шкур. Тао поманил его пальцем в тусклом свете лучины, помог накрыться шкурой с головой так, чтобы их не смогли подслушать. — Знаешь, они не особенно хотели тебя брать в Род. Я слышал. Но им сказали, что признаки есть. Если ты выходил волчонком, то им деваться некуда. Твой отец из этого Рода. Чонин долго молчал, улавливая кожей на подбородке размеренные выдохи Тао. — Он ушёл. — И что? Ушёл, но этот Род — его, даже если он больше не тут. Одиночка, выходит. Он больше Роду не принадлежит, хотя захочет — может вернуться, наверное. Но ты — волчонок. По Закону волчата должны быть под защитой Рода. Несмотря ни на что. До дня Определения. После ты уже взрослый волк, и Род не может заставить тебя... — Патриарх, — одними губами напомнил Чонин. Он не знал наверняка, но слышал россказни, будто Патриарх Рода может подчинить любого волка в Роду. — Без веской причины не станет. Наставники сплетничали, что он пытался. Работало всегда. Когда уходил твой отец — нет. Надежда есть. И ещё многое зависит от результата Определения. Ты мелкий, конечно, они думают, что ты слабый и изнеженный, так что вряд ли из тебя получится альфа, да и омега выйдет худосочный. Никакой, в общем, бестолочь... Чонин задохнулся от неожиданности, потому что вот об этом он точно не думал вообще. Думать даже не получалось. Дома рядом с мужчинами были женщины, ничего другого Чонин никогда в жизни не видел. Он и Детей Солнца до этого видел только на двух больших ярмарках. Охотников. Попытался представить, как мужчины могут создать семью без женщины, и потерпел поражение. Вообще никак не представлял этого. И чтобы один из них рожал волчат — невообразимо. У Чонина даже голова закружилась от путаных мыслей по этому поводу. — Кто знает, захотят ли они оставить тебя после, — продолжал тем временем Тао торопливым шёпотом. — Считай, три года всего у тебя. А надо будет не только учиться, ещё и управляться с обращением. Ри говорил, что нас забрали очень поздно. Может и так выйти, что волки из нас получатся никудышные. Мол, никому такие омеги не нужны будут. В патруль не поставить, на ловы не взять, защиту волчат тоже не поручить. Дескать, со стариков больше толку. Разве что... для вынашивания волчат, если надо будет. А если нет... Тогда позволят уйти, думаю. У Чонина по вискам заструился холодный пот от таких новостей. — Зачем же тогда это всё вообще было? — Говорю же! Ты не слышал, что ли? У них нет выбора. Ты волчонок их Рода по крови. Если б они тебя не забрали, Род бы от позора веками не смог отмыться. Бросить своего волчонка — хуже нет ничего. Это против природы. Они костьми лягут, но уйти тебе не позволят, пока ты из возраста не выйдешь. А меня нашли охотники Рода. Я ничей. Сирот забирают те, кто нашёл. Тоже Закон. Думаешь, я очень хочу тут быть? Я вообще к волкам не хочу. Может, меня бросили намеренно, вот никто и не сознаётся. По Закону за такое... горло распарывают. Волчат нельзя бросать. — А ты... — Чонин напряжённо закусил губу, копаясь в памяти. — Разве они не могут определить, кто твои родители? Кажется... — Ри пытался. Даже приезжал Волхв с севера. Они не смогли. Сказали, со мной что-то не так. Ещё сказали, что меня вряд ли бросили. Мол, потеряшка. Меня нельзя найти. — Не понимаю, — честно признался Чонин спустя долгую минуту. — У меня нет запаха. Я ничем не пахну. Разве ты не чуешь? — спросил Тао, и Чонин отчётливо различил в его шёпоте грядущие слёзы обиды. Осторожно потянул носом, пробуя запахи. Они ощущались острее, чем прежде, но не так чётко, как в волчьей шкуре. Пахло сыростью, овцой, соломой, немного плесенью, дубильной жижей и псиной. Чонин честно всё это перечислил. — Это от циновки и одеял. Псиной — от тех двух, они сегодня обращались и плохо сушили шерсть после вынужденного купания. А ты пахнешь дымным вереском. А я — ничем. — Тао всё-таки тихонько всхлипнул. — Если запах не появится, то... — Появится. Не может от тебя ничем не пахнуть. Так не бывает. Придёшь в себя, освоишься, управишься с обращением — и всё будет хорошо с запахом. — Думаешь? — с неуверенностью уточнил Тао. — Конечно. — Чонин понятия не имел, так ли это, но мысль, что человек — тем более волк — может жить без запаха, выглядела просто бредовой. — Не трясись. — Холодно, — пожаловался Тао, сворачиваясь на циновке. Чонин нашарил его ладошку и сжал. В самом деле было зябко, и они комочились под овечьими шкурами. Душно, но выбираться из-под шкур не хотелось. Скоро оба пригрелись достаточно, чтобы не дрожать. Чонин продолжал чувствовать в ладони ладонь Тао. Тот доверчиво сжимал его пальцы собственными, и это немножко ободряло. Чонин так ничего пока и не придумал, да и не очень-то представлял, что можно придумать вообще. Он не знал, насколько далеко оказался от дома, но мать и отец наверняка с ума сходили. Хотя... если Чонину сказали правду, то отец должен был догадаться. Наверное, отец смог бы найти Род. Но мог ли он один забрать Чонина? Один волк против целой стаи, большой стаи... И против Закона. Тао сказал, что Чонина вернут обратно, если он сбежит. Любой волк вернёт. И теперь Чонин понимал, почему мать шептала молитвы и плакала, едва отец упоминал о солнце в крови. Они до последнего надеялись, что с Чонином обойдётся. Как с сёстрами. Заодно вспомнилось, что он в последние месяцы стал есть гораздо больше, чем обычно. И стал бегать быстрее всех. А если бы обошлось? Это ведь сущие мелочи. Подумаешь, аппетит и скорость. И он не обратился, хотя этого ждали во время погони. Сами волки и виноваты, выходит. Если бы не они, Чонин мог остаться обычным. Он зажмурился и сжал ладошку Тао крепче. Потому что стало обидно. Если бы не проклятые волки, он сейчас был бы дома. И знать не знал бы ни о каком Роде. Потом Чонину снились запахи чистой кожи и зелёных яблок, приправленные горчинкой полыни. И детский ломкий голос. И стук сердца только для него. И уютной ладошкой по меху между ушами. Ещё бы раз. Никакого Рода не надо. Хотелось уткнуться лбом в ладошку и так побыть. Немножко. И чтобы белые лепестки цветов яблони, кружась, поднимались в небо. Всё выше и выше. Чтобы облака снегом под лапы. Чтобы ветром ворошило мех... — Потерпи, волчик.