Тропа в небо

Глава 4

♬ Стары Ольса — Там за холмом ♬ Пока все натужно выводили карандашами на листах обязательные правила, Чонин незаметно наблюдал за седым как лунь наставником Уном. Писал Чонин быстрее всех и точно не обливался потом, выводя с тщанием каждое слово, потому мог себе позволить отвлекаться. Наставник Ун относился ко всем волчатам ровно и никого не выделял. Не только среди отстающих, но и среди других. А ещё он умел рассказывать. Его часто звали даже в главный дом по вечерам, чтобы он рассказывал предания старины. Наставник Ун слегка хромал, но держался достойно для старца. Чонин даже полагал, что он мог бы схватиться с молодыми охотниками и выйти победителем из боя, потому что до сих пор наставник был сухим, крепким и жилистым, несмотря на немощную ногу и почтенный возраст. — Дедок — кремень, — шепнул ему на ухо Тао, когда Чонин впервые увидел наставника Уна в учебном доме, похожем на веранду под навесом. — Все взрослые волки обязаны защищать Род от чужаков, — важно произнёс наставник, и волчата тут же дружно закорпели над листами, записывая его слова. — Волчатам запрещено покидать селение без сопровождения взрослых. Покидать земли Рода — намного более серьёзный проступок для волчат и сурово наказывается. Чонин закусил губу, чтобы не хмыкнуть, когда рядом другие волчата мучительно засопели, сражаясь с длинной фразой. А после он замер, потому что наставник Ун смотрел на него. Не поленился и фразу повторить, чтобы затем перевести столь же выразительный взгляд на Тао. Учитывая, что за Чонином и Тао следил чуть ли не весь Род круглосуточно... — Ученики не имеют права охотиться в одиночку. За ученика отвечает всегда охотник или защитник, которому доверили обучать ученика. Охотники охотятся для всего Рода. Охотиться только для себя запрещено. Советник отвечает на вопросы Патриарха и вопросы всех волков в Роду. Тревожить Советника в его жилище запрещено. Задавать вопросы или говорить при Патриархе и Матриархе дозволено только охотникам. Остальным полагается просить дозволения и говорить только после того, как дозволят. Чонин сразу припомнил выражение покорности Чанёля в ту ночь, когда волки его догнали, и Чанёль заговорил без разрешения, обращаясь к Патриарху. Легко отделался, судя по всему. — Защитники обязаны сторожить на своих постах скрытно. Покидать пост запрещено. Дозволяется только по уважительной причине с немедленным докладом Матриарху. Защитники могут выходить за границы Рода на разведку, если почуют угрозу. Защитники обязаны останавливать чужаков на границе. Одиночкам можно проходить по землям Рода, если они не изгнанники и им не запрещено. В следующий раз поговорим о правилах в Роду и отношениях. Вопросы? Чонин немедленно поднял карандаш выше плеча. — Ну, дурачьё? — Наставник Ун смотрел строго и ждал. — Как определяют, у кого должен учиться ученик? Наставник Ун поднял брови в недоумении. — Никто ведь не знает, кем станет ученик в день Определения, правильно? Откуда тогда знают, приставлять его к охотнику или к защитнику? — А, это... — Наставник прикрыл глаза мясистыми веками и вздохнул. — Обычно в первое время половину учеников приставляют к защитникам, а другую — к охотникам. По способностям, дурачьё. Потом меняют на середине срока. Ученик должен знать, как выполнять обязанности в Роду вне зависимости от того, кем он станет в итоге. Охотникам положено знать, как и где несут службу защитники. А защитникам положено знать, как проходит охота или бой, и какими путями возвращаются охотники. — А по каким способностям определяют сначала, куда отправить ученика? — не унялся Чонин, всерьёз обеспокоенный предположениями, о которых рассказал ему накануне Тао. — Обычно можно отличить, кто из учеников станет охотником, а кто защитником до дня Определения, дурачьё. — Кто крупнее и сильнее, тот охотник? — засмеялись волчата помладше, с которыми и занимались отстающие. — Очевидное не всегда верное, дурачьё, — степенно возразил Ун. — В своё время я был самым мелким и слабым волчонком, но в ученики меня отдали к лучшему охотнику Рода. По способностям. Ладно, дурачьё, что важно для защитника? В светлом помещении с терпко пахнущими свежей стружкой тонкими стенами воцарилась тишина. Волчата вертелись на циновках и поглядывали друг на друга, но молчали. — Как есть дурачьё, — подытожил наставник. — Защитник на посту должен быть зорким, внимательным, подмечать любую мелочь, запоминать. Слух, обоняние, зрение, память и живучесть. Интуиция ещё. Потому защитники и вынашивают волчат. Они сильнее. Они должны выжить и дать сигнал об опасности в любом случае. Что бы ни было. И они должны защитить вас, дурачьё. Не позволить никому вас обидеть и выжить, чтобы воспитать вас толковыми волками. Они защищают самое ценное для Рода. И они дают жизнь самому ценному. Их тела сильнее, поэтому они способны выносить каждого из вас и выдержать роды. Что важно для охотника? Наставник Ун требовательно осмотрел всех волчат, и Чонин рискнул поднять зажатый в пальцах карандаш. — Ну давай, поздник. Что же? — Терпение. Выслеживать. Скорость. Догнать. Точность. Быстро убить. — Пожалуй. Охотник должен быть быстрым не только в лапах, но и тут. — Наставник постучал себя пальцем по лбу. — Соображать. Пользоваться всеми преимуществами, какие есть. И выносливостью, чтобы после погони силы не растерять и кинуться в бой свежим, а не бороться с одышкой. А после боя дотащить добычу, чтобы накормить весь Род. Потому что охотники отвечают за защитников и волчат. Первая линия обороны. Охотник должен быть вёртким, шустрым и внезапным. Он может не обладать такими отточенными слухом, нюхом и зрением, как защитники, но зато обязан уметь пользоваться ветром себе на пользу и делать всё, чтобы оградить Род от опасности. На этом закончим, а ты постой, любопытный волчишка. Чонин остался на месте, как ему и велели. Всё равно он не знал, куда идти после занятия, да и особого желания бегать босым по холодной земле у него тоже не возникало. Утром лужицы прибило ледком, а ветер за стенами зло кусался. И Чонину ничего не дали, кроме свободной рубахи и простых брюк на верёвке. Прочих волчат такой наряд не смущал, но Чонин дома в похожем виде только спал в особенно холодные зимние ночи или же бегал по лужайке в жаркие дни. В прочее время у него хватало на выбор обуви и всякой одежды. Может, он в самом деле избалованный? Но он же не один такой... — Пойдём, любопытный волчишка. Советник Ри хотел тебя видеть после занятия. Наставник Ун тяжело поднялся и захромал к выходу. Чонин с кислым видом сунул карандаш и исписанные листы в ящик стола — выносить их из учебных домов запрещалось, поднялся с циновки и на носочках двинулся следом за Уном. Шёл он так отнюдь не из осторожности, а чтобы всей ступнёй не лезть в холодное. Они и до моста через узкую речушку дойти не успели, а у Чонина пятки отмёрзли так, что он их и не чувствовал вовсе. Злой ветер дёргал за одежду и норовил сорвать её с озябшего тела. Чонин обречённо подумал, что уж точно сляжет скоро с жестокой простудой. Попадавшиеся им навстречу взрослые и ученики подмечали, как Чонин ёжился и передёргивал плечами. Смотрели на него после с липким презрением. Только деревянной таблички не хватало с надписью "жалкий слабак", чтобы повесить её Чонину на грудь. Чонин под этими неприятными взглядами не испытывал желания забиться в тёмный угол. Наоборот. Он уже привычно вскидывал подбородок, упрямо выдвигая его вперёд. Да, холодно, но он же не жаловался и не ныл. И не просил, чтобы его тут оставляли. По ту сторону моста стало ещё холоднее. На открытом пространстве ветер гулял над камнями и водной гладью вовсю, даже звучно завывал. В лесу среди деревьев порывы хотя бы ощущались не так остро. Наставник Ун уверенно шагал по узкой тропе, заметно припадая на покалеченную ногу. Одежда у него была не теплее, чем у Чонина, только на ногах мягкие мокасины — вся разница. Но наставник не дрожал и не ёжился. Чонин держал взглядом его спину и старался изо всех сил расправить плечи и совладать с ознобом, но мышцы всё равно сводило холодом. Не получалось ничего. Наставник коротко глянул на него поверх плеча и досадливо проворчал: — Дурачьё, никогда прямым взглядом не смотри, если не хочешь, чтобы этот взгляд заметили. Любой зверь почует прямой взгляд тут же и убежит. Останешься без добычи, дурачьё. Даже собаки прямой взгляд чуют, пущай и обделены нюхом, зрением и слухом. — А каким тогда смотреть? — Краем глаза. Самым уголком. Краем глаза лучше подхватывать самые мелкие движения к тому же. Есть и такие мастера, которые с закрытыми глазами видят всё. Вот их почуять почти невозможно. Такие охотники ценятся больше всего. — Я так понимаю, никто не ждёт, что из меня охотник выйдет. — А то Солнцу лишь ведомо, дурачьё. Можешь и охотником выйти. Хорошим или плохим вот, зависит уж от тебя. Чонин продолжал задумчиво пялиться в спину наставнику Уну, а после вдруг подумал, что тот вёл себя примерно как дедушка Сон, который в младшей школе присматривал за детьми после занятий, пока их не разбирали родственники. Дедушка Сон тоже никогда не разделял детей и не выражал ни симпатии, ни неприязни, но с Чонином вот так ворчал и поучал время от времени. Поначалу Чонина это злило, пока не дошло, что он дедушке Сону пришёлся по душе. Вот и теперь наставник Ун вёл себя похоже. Стоило этим воспользоваться, поскольку связями в роду Чонин точно не мог похвастать. Конечно, симпатия старика мало что давала, поскольку старики в Роду особым влиянием не располагали. Но это хоть что-то. Чонин в своём нынешнем положении уж точно приязнью разбрасываться не мог, учитывая то презрение, с каким на него смотрели прочие. Тао верно сказал, как видно, — в Роду никто не горел желанием брать к себе ещё одного волчонка, но деваться всем им было некуда. Ещё Чонину пришло в голову, что зима на носу, а землю волки возделывали так себе. Жили в основном за счёт охоты. И лишний волчонок — это лишний рот, который надо кормить. Приятного ещё меньше. Советник Ри жил в пещере, как оказалось. Наставник Ун подвёл Чонина к закрытому плотной бычьей шкурой проходу и строго велел стоять на месте и не заходить внутрь, пока Ри сам не выйдет. — Советника запрещено беспокоить в его жилище, — повторил правило Чонин. — Правильно, — довольно кивнул Ун. — Придётся ждать. Я пойду. Обратно тебя сам Ри отведёт. Или не отведёт. И ты бы глаза опустил, как всем волчатам полагается, дурачьё. Хотя такие глаза опускать грешно, но я этого не говорил. Чонин скучно смотрел вслед наставнику и ёжился. Про глаза наставник верно сказал — все волчата глаза опускали перед защитниками и охотниками, подчёркивая разницу в статусе. Чонин вообще отметил, что волки предпочитали "говорить" позами. Если младший провинился, то он редко извинялся словами, вместо этого он опускал глаза и голову, топтался на месте и вёл себя так, будто поджимал хвост. Провинившийся при этом отчётливо напоминал побитую собаку всем видом, и Чонин не представлял, как Детям Солнца удавалось добиваться подобного, имея в распоряжении вполне обычные человеческие тела. Он перевёл взгляд на левую ступню, пальцами правой потёр онемевшую кожу и слегка задрал штанину. От недавней раны на ноге почти ничего не осталось, но Чонин уже устал ломать себе голову, пытаясь объяснить странности. — Осваиваешься, поздник? Чонин вскинул голову и уставился на Советника Ри. Тот выглянул из пещеры в неизменной куртке из оленьей кожи с рогатым капюшоном. Вот уж кому мёрзнуть не приходилось. Советник одёрнул полог за собой, повернулся к Чонину и осмотрел с головы до ног и обратно. — Скоро привыкнешь бегать босиком даже по снегу и не мёрзнуть при этом. — Закалка входит в обучение? — буркнул Чонин. — Да нет, не в ней дело. Просто обращаться будешь же. Не у всех выходит с одеждой. Кто-то просто не способен. Да и после тело ведёт себя иначе. Сам поймёшь тонкости со временем. Ну и чем лучше будешь контролировать обращение, тем лучше будешь контролировать тело в любом обличье. — А зачем нужно было... — Чонин помедлил. — Если бы волки за мной не гнались, я ведь мог остаться... — Нет, — ледяным тоном отрезал Советник, даже слегка покачал головой. — Ты и так попал в Род очень поздно. Если Солнце в крови есть, оно всегда проявится. Но ты прав. Если бы мы не решили забрать тебя сейчас, несколько лет ты вполне мог не меняться. Но это неизбежность. Это случилось бы. Но если бы это случилось позднее, тебя пришлось бы убить. Или ты умер бы сам. Чем позднее Солнце просыпается, тем опаснее. К счастью, бывает такое очень редко. Я могу понять твоего отца, волчонок, но всё равно осуждаю. При первых же признаках он должен был сам отдать тебя в Род. Правда, он поклялся, что заметил только в конце лета и не был уверен, но он мог попробовать твою кровь, чтобы убедиться и знать наверняка. Но он этого не сделал и тянул до предельного срока. Чонин насторожился, уловив смутное обещание и намёк, и вцепился вопросительным взглядом в лицо Советника. — Да, он здесь. Я позвал тебя, чтобы отвести к нему. Ты можешь поговорить с ним. Недолго. К закату он должен быть на расстоянии перегона от границы Рода — так велел Патриарх. Патриарх запретил ему ступать на землю Рода и не отменил запрета. Поэтому ты увидишь отца всего раз до дня Определения. Это единственный раз, когда Патриарх позволил ему ступить на ничейную землю вблизи границ Рода для встречи с тобой. — Почему? Мой отец ушёл из Рода по собственной воле. Разве после этого ему нельзя просто прийти и... — Ты узнаешь. В своё время. Твой отец ушёл сам. Но Патриарх запретил после ему возвращаться. Была причина. Твоему отцу разрешили бы ступить на землю Рода только в том случае, если бы он привёз тебя сам и попросил оставить до дня Определения. Единственная уважительная причина, чтобы нарушить запрет. Патриарх оказывает ему любезность, позволяя увидеть тебя, дерзкий волчишка. Хотя Патриарх мог бы и отказать — он вправе. Теперь идём. Времени мало. Чонин напряжённо шагал за Советником, от волнения почти позабыв о холоде. В груди жгло нетерпением. Чонин тихо злился, что Советник ступает размеренно и не спешит. Чонин и побежать не отказался бы. Потом забеспокоился о матери. О ней ничего не сказали, значит, её не будет? Хотя, конечно... Кто знает, как далеко земля Рода от дома, да и Чонин ещё хорошо помнил слова Патриарха, что мог и не выжить. Отец не позволил бы матери поехать. И Чонин всё-таки побежал, когда различил до боли родную фигуру среди жидких тонких стволов осинника. Налетел с разбега и уткнулся носом в знакомый белый свитер из мягкой шерсти. Мама связала три года назад. И пахло так вкусно — домом. — Маленький мой... — Отец гладил его по голове широкой ладонью, ворошил спутанные пряди и прижимался сухими губами ко лбу. Потом опустился на колени и снова крепко обнял. — Прости, Ин-и. Прости, что мне духу не хватило... Она всё спрашивала, всё ли хорошо с тобой, точно ли не... И я не смог ей лгать, зная наверняка. Пока не знал, было легче... Хотя отвёз бы тебя к весне, но... Получилось всё так нелепо. Прости, мой маленький, что всё пытался оттянуть разлуку. Отец коротко посмотрел Чонину за спину, и он оглянулся тоже. Советник Ри мрачной тенью маячил на краю лужайки у кромки осинника и подходить ближе явно не намеревался. Чонин повернулся вновь к отцу и облизнул губы, впервые отметив, как хищно и опасно отец мог смотреть. В самом деле волк. Настоящий. Отец перевёл взгляд на него и ласково погладил по щеке шершавой ладонью. — Ты совсем холодный, замёрз, поди. С тобой всё хорошо? Чонин кивнул — голос не слушался. Он ведь и не надеялся. Совсем. Думал, что увидеть отца сможет, когда сбежит и до дома доберётся, или уже через несколько лет только. А тут вдруг... — Она все глаза выплакала. Спит, обнимая твои вещи, и даже во сне плачет. — Отец бледно улыбнулся самыми уголками губ. — Три года, Ин-и. И пара месяцев сверху. Запомни хорошенько. Теперь ещё одно... Отец нахмурился и нервно закусил губу точно так же, как обычно это делал Чонин. Всё родное такое, что Чонину хотелось разреветься, потому что стремительно нарастало чувство, будто земля вертится под ногами, отдаляя его от отца и семьи, раскидывая в разные стороны. — Они ненавидят меня. Почти все, наверное. И эту ненависть могут обратить и против тебя, что хуже. Но Род должен быть дружным, поэтому Патриарх не позволит. Они могут выражать неприязнь, но нападать никто не станет. Ты принадлежишь сейчас Роду, как и они. Своих нельзя ненавидеть. Потому запомни — друзей среди них у тебя не будет никогда. Но и врагов не будет. Не должно быть. И мы оба с тобой знаем, что ты у меня умничка. — Отец снова крепко его обнял и горячо зашептал на ухо: — Это не те слова, которые я хотел бы сказать тебе, Ин-и. Но... Будь умным и очень хитрым. Сынок, будь очень хитрым. Тебя начинают учить поздно, но так распорядилась природа. И я немного рад этому, потому что тебе почти пятнадцать зим, и переделать тебя уже не выйдет. У них есть всего три года. Учись изо всех сил, но будь хитрым, как лис. Дети Солнца должны присматривать за людьми, но многие забыли об этом. Сейчас почти каждый Род держится особняком и ничего, кроме леса, не видит. Не так это должно быть. И люди вовсе не собаки, но это неважно. Ты у меня умничка, сам всё поймёшь и разберёшься. Теперь ещё кое-что... Отец крепко поцеловал его в висок и погладил по голове. — Мысли скачут. Надо тебе самое главное... Никогда не показывай все свои умения. Никому. Пусть считают, что ты слабее, чем есть. Ещё... железо. Они боятся его. Ты — нет. Будут предлагать коснуться металла, делай вид, что страшно. Погляди, как прочие делают, и веди себя похоже. Так... Да, помни — в день Определения ты можешь уйти. Как бы они ни уговаривали, сопротивляйся. Хотя... — Отец помрачнел. — Слушай внимательно. В день Определения всегда Род покидает хотя бы один альфа. Всегда. Если ты определишься омегой, запомни, у тебя будет право выбора. Ты можешь выбирать. Выбирай уходящего. Уйдёшь вместе с ним. Они будут бессильны. Вряд ли потребуется, но на всякий случай. — Почему вряд ли? — едва слышно уточнил Чонин, крепче ухватив отца за шею и не желая отпускать. — Природа неохотно отступает от своих привычек. Кровь у тебя очень древняя, Ин-и. Но мало ли. Обо мне тебе расскажут уже они. Когда-нибудь. Может быть. Тогда поймёшь. Сейчас нет на это времени, да и неважно это пока. Главное, знай, что они попробуют либо привязать тебя, либо подчинить. Наверняка, если будут знать, что ты можешь. — Зачем? Они считают, что я слабый и избалованный, и толка не будет. — И к лучшему. Потому что поздно ты попал в Род. Но они тебя не знают так, как знаю я. Нашу кровь никто так не знает, как мы сами. Постарайся соответствовать. Если будут считать слабым, могут и отпустить так просто. Но если не выйдет, будь хитрым и сопротивляйся. Потому что они попытаются непременно привязать тебя или подчинить. Думаю, они и говорят намеренно, что толка не будет, потому что они знали меня. А ты мой, Ин-и. Ты не можешь быть другим. Ещё об обращении. Чтобы надеть шкуру, надо поймать нужный миг и зацикленное воспоминание, особенное для тебя. Его ты должен найти сам — у каждого оно своё. Как найдёшь и запомнишь, будешь обращаться без труда туда и обратно. Три года, маленький мой, три года. Мы будем ждать тебя. Возвращайся, что бы там ни было. Вернёшься — будет всё так, как ты хотел, помнишь? И вот... Отец неохотно разжал руки и зашарил по карманам куртки, потом вложил Чонину в ладонь кожаный шнурок с металлической подвеской, где друг на друга наложили две восьмёрки, повёрнутые в знак бесконечности. — Мне от отца досталась, пусть теперь у тебя будет. Знак крови. Отдашь когда-нибудь своему сынишке. Кровь не вода, Ин-и, нельзя её разбавить. Запомни хорошенько. И возвращайся. Помни, твой выбор определяет всё. Никто не может выбирать за тебя. Только ты сам. Никто и ничто больше. Никогда. Сам выбираешь — сам платишь. По собственной воле. Так, как тебе хочется. Запомнил? — Да, папа. Чонин снова уткнулся носом в пушистый свитер, когда отец выпрямился. Глотал родной запах вместе с непролитыми слезами и ощущал каждый миг, утекавший сквозь пальцы. — Пора бы и честь знать — тебе тут не рады. Ты был быстрым, только времени осталось мало, — негромко, но звучно сказал Советник Ри, так и не сдвинувшись с места. Отец даже не глянул на него, погладил Чонина по голове, отступил назад, подёрнулся рябью и подступил уже на сильных лапах. Чёрный, как уголь, мех, вытянутая морда и уши торчком. Большой. Достаточно большой, чтобы пройтись языком по щеке Чонина, опалить горячим выдохом подбородок и ткнуться лобастой головой в раскрытую ладонь. Чонину показалось, что отец даже больше Патриарха в волчьем облике. Выше в холке, но поджарый, даже тощий, хотя лапы толстые и крупные. Чёрный волк одним стремительным прыжком отпрянул и бесшумной тенью помчался прочь, стелясь над пожухлой травой и россыпями прелой листвы. Будто стремительно плыл по воздуху, а не бежал. — Всё ещё самый быстрый, — с долей сожаления отметил приблизившийся к Чонину Советник Ри. — Нашим не угнаться. Идём. Чонин крепко сжал в ладони подарок, деревянно развернулся и зашагал следом за Советником. Теперь, когда отец не обнимал больше, снова было холодно. И глаза жгло, но Чонин не проронил ни слезинки. Вот ещё. Всего три года. Это немного. Пусть и с волками, но ведь отец тоже волк. И отца явно опасались. Советник Ри даже не рискнул подойти к ним и подслушать, что там отец говорил. И у Чонина забрезжили в голове смутные сомнения по поводу "любезности". Просто вдруг подумалось, что отец настоял. Он мог. Чонин помнил, как люди часто отступали перед отцом, шли на попятную. Отец никогда не давил на других и не стремился руководить, занимался своим делом и ремонтировал всякие разности, но когда он чего-либо хотел, он это получал непременно. Наставник Ун рассказывал им, что Патриарх мог добиваться покорности от всех прочих членов Рода. Если подумать о предупреждении отца, что в день Определения Чонина могли попытаться подчинить... Не значило ли это, что Патриарх пытался подчинить отца и заставить остаться? И не вышло? Чонину тут же стало любопытно, каковы пределы власти Патриарха. Что подразумевало это пресловутое подчинение? Насколько обычным или необычным было сопротивление? Наставник Ун сказал, что Советник обязан отвечать на вопросы, но Чонин решил отложить эти вопросы на потом. Вряд ли уместно было спрашивать прямо сейчас. Быть может, о таком не следовало спрашивать вовсе — Чонину. Отец велел быть хитрым, поэтому Чонин смирил любопытство и не спросил.