Тропа в небо

Глава 11

♬ Catharsis — Танцуй в огне ♬ Чонин просидел под замком всю ночь и часть дня, пока не поскрёбся в стену Тао. — Братишка, ты там ещё живой? — громким шёпотом вопросил Тао. Его голос доносился откуда-то снизу. Чонин перебрался с лавки, на которой лежал, к стене и опустился на колени. — Что случилось? Тебя тут не увидят? — Там кузнец и Ора. Ора нарочно шумит и ругается, чтобы я успел поговорить с тобой. — Так что случилось? — Матриарх бросал кости. Они указали на тебя. Ты должен танцевать в ночь праздника. — И только? — Если бы. Чонин, это танец Солнца. — И что? — Солнца. Чонин, танцевать надо босиком. На углях. Не холодных, сам понимаешь. Матриарх считает, ты не справишься. Для этого готовили другого волчонка. Но кости указали на тебя. И нельзя отказаться. Болтают, Советник ещё бросал кости. Результат тот же. Они сомневаются, что ты сможешь пойти на угли. Но ещё больше они волнуются о танце. Танец должен быть идеальным, а тебя не готовили. Ты ничего не знаешь, а учить тебя поздно. И ты не готов. Уже этой ночью, понимаешь? Они не знают, как быть, но заперли тебя тут по обычаю. Тебя выпустят только для танца, Чонин. Раньше никак. И кормить не будут. Чонин молчал, потому что не знал, что тут вообще можно сказать. Им о церемонии с танцем ничего не говорили. Им вообще ничего не говорили об изменениях в празднике, связанных с сорокалетним солнечным циклом. Или они это прослушали. — Я немножко поразведал тут. Старики точили лясы утром. Упоминали, что для танца Солнца всегда готовили самого даровитого волчонка. Кости обычно указывают на самого чистого, смелого и сильного. Старики говорят, что волчонок должен быть непорочным. А ты не подходишь. Ну, они там отца твоего вспомнили, вспомнили, что ты от собаки, слабый, мол... А Патриарх молчит, понимаешь? Никто до сих пор не знает, будешь ты танцевать или нет. Ты должен, на тебя указали кости. Но ты вроде как не сможешь. Но если танцевать будет другой, то это неслыханно, потому что нарушение. И так, и эдак плохо. И Патриарх молчит, а ему решать. А ты тут сидишь. Вроде по обычаю, как и полагается перед танцем. Но... Чонин, ты ведь сможешь, да? Чонин осторожно улёгся под стенкой на боку и задумался. Хотя смысл? — Мы всё время босиком, не думаю, что танцевать на углях будет так уж сложно. И это же просто танец. — Угу... — Тао тихо шмыгнул носом и снова поскрёбся в стенку. — Прибывают даже одиночки, знаешь? Сегодня уже четыре раза встречали и проводили в главный дом. Советник сказал, ещё семь должны прийти — ночью отчитывались с дальних холмов по длинному уху. Длинным ухом волчата пока почти не умели пользоваться. Разбирали сигналы на голом чутье, заложенном природой. Лучше понимали их, когда надевали шкуру. Наставник Ун говорил, что потом их обучат тонкостям и расскажут, откуда и как надо выть, чтобы вой был слышен в нужном месте и на большом расстоянии. Говорил, что надо ещё рассчитывать условия. Что ветер тоже учитывают. И что в пасмурные дни и ночи под низким небом вой идёт не так, как при ясной погоде. Чонин пока наловчился отличать по вою просто охотников и защитников, Патриарха и Матриарха, волчат, стариков и учеников. Советника вот не слышал ни разу. Самый мощный и длинный вой был как раз у Патриарха. Низкий, густой. После воя Патриарха всё мгновенно стихало, замирало. Наставник Ун говорил, что Патриарха слышно на всей земле Рода и нейтральных территориях. Ни один другой волк так не может выть откуда угодно. Вой Матриарха был чуть выше и короче. Все прочие волки и волчата выли намного слабее, а для длинного уха взбирались на определённые холмы и выли оттуда. Волчата и ученики, разумеется, не взбирались никуда и не выли. Так, если только дурачились или пугались. Их и отличали всегда именно поэтому — по бестолковому вою. Воет бестолочь — волчонок куда-то влип или что-то натворил, надо разбираться и выручать. Чонина так и крутило неудержимым желанием попробовать повторить вой взрослых, но здравый смысл останавливал. Вой-то точно услышат. Как ни таись, услышат, а потом за ухо оттаскают и подзатыльников отвесят. Это ерунда, конечно, но ещё ведь и выволочку утроят с наказанием в нагрузку. Наказание Чонина тоже не пугало. Хуже всего были именно выволочки, когда и отца вспомнить могли недобрым словом, а Чонин терпеть этого не мог. Ну и, если бы у него что-то получилось, то это тоже вышло бы Чонину боком. Поэтому он просто запоминал, кто и как выл, при каких обстоятельствах, а после старался почаще вспоминать и пытаться прокрутить в голове, чтобы не забыть. Вой одиночек Чонин не слышал ни разу, а хотелось. Жаль, что проспал ночью. — Всё будет хорошо, — тихо пробормотал он, чтобы успокоить Тао. — Это просто танец. — Поспи, может? — после паузы предложил Тао. — Всё равно до ночи не выпустят, наверное. Пойду, Ора уже притихла. За Чонином пришли поздним вечером. Матриарх и два защитника. Увели во владения Матриарха, сунули в чан с тёплой водой, отмыли до блеска, насухо вытерли и поставили посреди общего зала, где чаще всего волчата слушали легенды. Матриарх с мрачным видом и недовольно поджатыми губами разбирал спутанную гриву Чонина, расчёсывал пряди и собирал их после в хвост. Хвост перетянули ремешком с кусочком янтаря. Дальше на лице и коже рисовали пальцами, испачканными белой глиной. Из одежды только набедренную повязку выдали. После Матриарх оглядел результат и нахмурился ещё сильнее. — Слушай сюда, волчонок. Ты выбран для танца Солнца. Танца ты, конечно, не знаешь, но делать нечего. Запоминай теперь. Сейчас тебя отведут к Роду. Тебе надо будет поднять руки вот так. — Матриарх ухватил Чонина за запястья, чтобы поднять руки перед грудью с раскрытыми ладонями. — Советник должен будет коснуться ладоней металлом. Потерпишь. Но сдвинешься с места — сам тебя загрызу. Потом Советник даст тебе выпить зелье. После — пойдёшь танцевать. Всё запомнил? — А после танца что делать? — спросил Чонин и огрёб подзатыльник. — После танца тебе уже будет всё равно. Пошли! Чонин невольно помедлил, пытаясь понять, какой смысл вложил в последние слова Матриарх. Его тут же толкнули в спину и чуть ли не волоком потащили из дома. Род собрался неподалёку у моста. В свете от костров Чонин различил тех самых одиночек, которые пришли на праздник, поискал взглядом Тао, но найти не успел. Матриарх бесцеремонно развернул его носом к ровной площадке, от которой тянуло жаром. Тут убрали пласты дёрна, а выемку в земле засыпали тлеющими углями из жаровен — до толстого ковра, пепельно-серого в оранжевых прожилках, среди которых время от времени вспыхивало красным, когда ветер сильнее дул с реки. Иногда вверх летели россыпями крошечные искорки. Под мерное звяканье и негромкие глухие удары подошёл Советник, сменивший привычную куртку с рогатым капюшоном на роскошный плащ из шкурок разных зверей. На деревянном подносе он держал нож с костяной рукоятью. Матриарх ощутимо пихнул Чонина в спину, напомнив, что полагалось делать. Чонин нервно облизнул губы и поднял руки перед собой так, как ему недавно показали. Металла он не боялся, просто недоумевал. Матриарх сказал, что Советник прикоснётся металлом к ладоням, но Чонин сомневался, что так легко отделается. Не зря. Советник остриём ножа провёл по правой ладони Чонина, оставляя длинный порез. Ещё раз. Крест-накрест. Так же поступил и с левой ладонью. Чонин слегка вздрагивал от боли, но терпел. Кровь медленно и неохотно вытекала из порезов и сбегала к запястьям. Советник протянул руку за чашей, что всё это время держал Чондэ. Чонину пришлось понюхать остро пахнущее зелье и под требовательным взглядом проглотить противную горечь. До дна. Советник забрал у него чашу, отступил в сторону и кивнул, после чего Чонина снова толкнули в спину, заставляя сделать шаг и оказаться ближе к насыпанным на землю углям. Чонин беспомощно обвёл взглядом толпившихся вокруг волков. Он не знал, что ему делать и как. Слышал удары по натянутым шкурам, стук дощечек, тихие напевы, что доносились с той стороны, где сидели старики. Остальные шушукались и глазели на него. Чонин выдохнул и поглядел на ковер из углей. Завороженно пялился минута за минутой, что растягивались в вечность. Смотрел на пляску искорок, и как вверх взмывали невесомые хлопья пепла. Красиво. Так красиво, что Чонин окунулся с головой в тишину и поднял ладони перед собой, заставляя пепел лететь и липнуть к царапинам вместе с крошечными искорками, управляя их танцем. Быстрый стук и тихий гул, и непрерывный шелест становились всё громче, складываясь в музыку. Чонин развернул ладони внутренними сторонами вверх, чтобы пепел и искорки плясали над ними и поднимались всё выше и выше. Смотрел сам вверх и невольно улыбался. Улыбался, пока не понял, что шелест — это ток крови в его жилах, стук — колотящееся в груди сердце, а тихий гул — его выдохи и вдохи. Прикрыв глаза, Чонин шагнул вперёд и потянулся руками за улетающими в небо искорками. Смотрел сквозь веки и видел облака, скользящие к далёкому горизонту по тёмной бесконечности звёздного неба. Вплетал пальцы в гриву ветра и чуял горячие запахи, пытаясь обнять время и пространство. Чонина с головой накрывало той самой эйфорией, которую он ощущал при беге в шкуре. Когда в полную силу и с нужной скоростью. Когда лапами по пушистым облакам — и в небо. Так высоко, чтобы дух захватывало. Чтобы видеть весь мир у себя на ладонях. Вверх поднимались искорки и пепел, а под ногами плясали язычки пламени. Лизали ступни, но не обжигали. И сквозь веки Чонин видел лепестки цветов яблони. Нежными хлопьями они кружились прямо над ним. Чонин тянулся в струнку от носа до кончика хвоста. Вслед за едва уловимым манящим ароматом. Яблони давно отцвели, но это было неважно. Совсем неважно. Чонин чувствовал себя волчонком, что носился по траве, пытаясь поймать все лепестки разом. Взвивался вверх в попытках дотянуться. Лепестки скользили по самым кончикам пальцев и взмывали ещё выше. До звенящей тишины, в которой Чонин растерял и дыхание, и стук сердца, и шелест крови в венах. На время. Он сидел на ковре у кровати, на которой лежал и болтал ногами худенький парнишка. — Круглая форма лучше подходит для одноместного транспорта, хотя подъёмная сила... — Парнишка с хрустом впился зубами в спелое яблоко и снова поболтал ногами. Чонин потоптался у кровати, напружинился и запрыгнул на мягкое покрывало. Осторожно примял лапами ткань и устроился возле плеча парнишки, продолжавшего хрустеть яблоком. На покрывале перед ним лежал роскошный сборник с плотными глянцевыми страницами. Отец обещал купить Чонину похожий, когда ему только исполнилось четырнадцать. На гладких листах цветным великолепием реяли снимки аэростатов и дирижаблей. Разных. Самых-самых. Чонин осторожно придвинулся ближе к сборнику, чтобы втянуть в себя особенный книжный запах. А ещё — запахи чистой кожи и зелёных яблок, разбавленные горчинкой полыни. Мальчишка тронул кончиком пальца страницу, обвёл символ на дирижабле и тихонечко вздохнул. — Так красиво... Как будто они ненастоящие. Интересно, насколько высоко можно подняться? Парнишка медленно перевернул страницу, и они с Чонином залюбовались средним дирижаблем дальнего следования, рассчитанным на двадцать кают. Рядом был снимок Небесной Пристани, где готовились к запуску несколько дирижаблей разом. Кусочек вселенной, где до неба удавалось дотянуться рукой. На этом Чонин уснул, чувствуя прохладную ладонь, что гладила по меху между ушами. Выбираться из сна отчаянно не хотелось, но по лицу непрерывно скользили назойливые капли. Чонин наугад повёл рукой, пока его пальцы не сжали в ладони и не опустили руку на грудь. — Лежи уже. Здоров спать вторые сутки... Чонин слабо улыбнулся, опознав ворчание Тао. — Ну-ка... — Его чуть приподняли и поднесли к губам ковшик с чистой прохладной водой. Чонин расправился с ней в два глотка и жадно облизнул губы. — Ещё? Вылакал пять ковшиков один за другим. Пить хотелось всё равно, но больше не лезло. Разлепив веки, Чонин не сразу, но опознал их домик. Две циновки пустовали, а в распахнутую дверь из каморки задувало прохладой, и виднелся залитый солнечным светом проём. — Уже за полдень, — подсказал Тао, помогая сесть. — Ну как? Соображаешь? Всё хорошо? — А может быть плохо? — Чонин сам едва слышал собственный голос — ломкий и пропадающий. — Ну... — Тао отвёл глаза в сторону и "поджал хвост". — Рассказывай. — Чонин потёр лицо ладонями, подумал и всё-таки опять растянулся на циновке. Ощущал в теле одновременно лёгкость и слабость. — Ты натворил много чего... — Тао подтянул колени к груди. — Матриарх целый день никому не показывался — злился. Чуть не сцепился с Советником, хорошо, что мозги отшибло не настолько сильно. Патриарх тоже рвал и метал, но сдержанно. Мол, как это никто и ничего не заметил, а Советник — в первую очередь. Тут же тебе припомнили несчастную птичку из бумаги и твою беготню по деревьям. — Так праздник сорвался? — не понял Чонин. — Да если бы. Всё прошло как по маслу и даже лучше. Из стариков никто не вспомнил, чтобы так здорово молились танцем Солнцу. Ты бы видел, что там творилось... А ты не помнишь? — Яблочные лепестки. — Что? — Тао глупо заморгал. — Там были яблочные лепестки. Кружились. Надо мной. — Зелье у тебя в башке кружилось, придурок! Какие ещё яблочные лепестки? Ты весь пепел облаком поднял на ладонях. Ещё и лыбился. Как только рожа не треснула? Ты полез прямо на угли, в самый центр. А вокруг тебя всё летало, как в вихре. И ты танцевал в огне, дурень. Вот прямо в огне! Волчата думали, ты сгоришь там к псам. Но хоть бы волосок занялся. Ты даже кончики волос не опалил. И ни одного ожога. Чонин задумчиво пошевелил пальцами на ногах. И впрямь ничего не болело. — И из-за этого столько шума? — Шум из-за того, что ты поднял в воздух весь пепел и с ним танцевал. В огне. После тебя там вообще ни пса не осталось. Обожжённая чистая и ровная земля. Там даже кристаллики есть. Чонин, ты там почти что летал, понимаешь? Где ты вообще летающих волков видел, а? Дураку последнему понятно, что ты не мог такое отмочить вдруг — ни с того ни с сего. Они все поняли, что ты скрывал от них. Если б не кости, они б даже не узнали, вот и бесятся. Только наставник Ун сидел весь праздник ужасно довольный и щедро во все стороны раздавал своё "дурачьё". Они там злые до сих пор, что какой-то волчонок их за нос водил. Меня мучили раз пять и всё спрашивали, не делал ли ты чего странного втихаря. — И? — Я дурак, что ли? Ну, они, наверное, подумали, что дурак, но им можно. Когда совсем хвост крутили, я вонял. Со всей дури. А Матриарх сейчас в поре, ну и его чуть не выворачивало кишками наружу, так что они отцепились от меня. А ты готовься. Они и тебя мучить начнут, как только им скажут, что ты проснулся. Будить тебя было нельзя. Советник сказал, ты сам должен проснуться. А мне велели сидеть с тобой и смывать пот. Тебя прошибло неслабо. Всё время мокрый был, как цуцик. Циновку хоть отжимай. Советник сказал, пока солнце в крови не уймётся, будет влагу из тела вытапливать. Я пытался тебя поить, но бесполезно было. Ты в руки не давался, вертелся, спал беспокойно, но не просыпался. Только вот сейчас... — Ясно. — Чонин прикрыл глаза, немного полежал в тишине, затем сел. — Так что они там надумали? — Решили, что у тебя тяга к духам ветра. Ну и птица та... Советник сказал, ты умеешь духов ветра заклинать. И ты отпирался, но нагло врал. — И всё? — А тебе мало? И ведь правда же. Ты знаешь уйму волков, умеющих заклинать духов ветра? Они вот таких не знают. Говорят, были такие, но редко. Дескать, твой отец такого не отмачивал, но кто теперь знает... Может, тоже брехал, как собака. Кёнсу ходит мрачнее тучи. Мне кажется, до него теперь тоже стало доходить, чей именно знак у него на шее. Тоже бесится. А ещё середина срока. Тебя отдадут в ученики охотнику, а его — защитнику. Чанёль ещё ржал, чтобы он учился получше — пригодится. К Советнику Чонин угодил вечером. Как ни странно, его ни о чём не спрашивали. Дали выпить горького зелья, потом отвели в главный дом. Патриарх тоже ни о чём не спрашивал, просто назначил наставником ему отца Чанёля, а Чанёля приставил присматривать. Ну и остригли волосы, как и полагалось. Советник собрал все пряди и сжёг в очаге. Чонину было непривычно легко с короткими волосами. Так легко и бездумно, что не сразу дошло — за ним теперь по очереди присматривали Чондэ и Чанёль. Ходили всюду тенями. Оторваться от них не удавалось. Даже вместе с Тао они не могли спрятаться и пошалить. Оторваться от Чондэ и Чанёля получалось только в доме кузнеца. Туда они не заходили, а Ора их ещё и гоняла, чтобы не толклись под воротами или чуть поодаль. Чанёлю раз прилетело скрученным мокрым полотенцем по заднице. Больно. Он потом шарахался от Оры и держался не менее чем в пяти шагах от неё. Следующим летом Чонин впервые поцеловался. Без намерения. Просто повернул голову и ошеломлённо застыл, потому что Тао прижался мягкими губами к его губам, отчаянно зажмурился и тут же отпрянул. А потом невинно поинтересовался: — Ну как? — Что... — Зато теперь можешь говорить всем, что уже целовался. Просто было любопытно. У тебя губы твёрдые. — Нормальные, — огрызнулся Чонин и потрогал губы пальцами. Злиться на глупую выходку Тао не получалось. Особенно после того, как накануне они вновь помогали при родах, и Чонин в который раз благополучно вырубился в самый ответственный миг, а Матриарх разошёлся. Тао тогда на себе утаскивал бесчувственного Чонина, рискуя ушами. Чондэ всё сокрушался, что Чонин совсем бестолковый волчонок, который даже ни разу роды не увидел нормально. Зато после праздника старших волчат интересно учили длинному уху. И на занятиях можно было выть от души и как угодно, лишь бы ко дню Определения толк был. Осень вышла безрадостной, потому что все волчата, которым полагалось зимой определиться, мучились кто чем. Внешне это не бросалось в глаза. Они выполняли всю работу, какую им поручали, следовали за наставниками и выглядели нормально, но прихватывало иногда. Тао скручивало несколько раз по ночам, и Чонин бегал то за водой, то за мясом. Как ни странно, Чанёль и Чондэ не делали ему замечаний, когда он воровал мясо с общей кухни ближе к рассвету. Сам он тоже несколько раз трясся на циновке, сворачиваясь в клубочек, потому что под рёбрами болело зверски. Однажды даже на охоте прихватило, когда он был в шкуре. Ткнуло в бок, как раскалённой спицей. На бегу. Чонин на полной скорости врезался в дерево, несколько раз кувыркнулся и затих в овраге — такого вот уж точно с ним ни разу не приключалось раньше. Чанёль почти сразу его нашёл, оттащил в селение и заставил выпить много воды. Но Советника не позвал. — Полежи немного. Сейчас пройдёт. Чондэ после объяснил, что это нормально. Со всеми так накануне определения. — Вы меняетесь. Сейчас и с полгода или год после Определения. У кого-то проходит легче, у кого-то сложнее. Но это нормально. Наверное, у Чонина проходило легче, потому что больше он так не мучился. А вот Тао мучился. Кёнсу иногда тоже пропускал занятия. А Чонин считал дни. Считал и пересчитывал и не находил себе места. Ему нестерпимо хотелось приблизить тот день, когда он, наконец, перестанет чувствовать слежку и...