Когда опадают листья

Баки сосредоточенно смотрел на тарелку давно остывшего вока и лежавшую рядом фотографию Пегги и Стива. Понимание прокатилось по телу обжигающей волной, однако не было ощущения, что пазл собрался и все наконец встало на свои места. Да, теперь Баки видел картинку целиком, но, к его стыду, в голове крутились только два вопроса: «какого черта ему никто ничего не сказал?» и «почему именно сегодня?». Голова раскалывалась так сильно, что глазам было больно. Наверное, стоило съесть злополучный вок, но казалось, поднеси Баки вилку ко рту, и затошнит еще сильнее. Слишком длинный и кошмарный день. Боже, как же хотелось понедельника. — Мне пора возвращаться, — Баки потер переносицу и слез со стула. Пегги, молча сидевшая по другую сторону стойки, подняла голову. — Я оставил Наташу одну в больнице. Он неуверенно переступил с ноги на ногу, размял затекшую шею, но не придумал, что добавить. Да и говорить что-то еще не хотелось. Баки чувствовал себя паршиво. В основном, потому что не догадался сам: столько лет смотрел на странные отношения между Пегги и Стивом и находил этому абсолютно другие объяснения. Не задумывался, не пытался копать глубже. Болван, слепец. Или жуткий эгоист. В любом случае, по всем фронтам отвратительный друг. Стив и Пегги, видимо, придерживались такого же мнения, раз никто ему ничего не сказал. Зато Энджи была в курсе. Наверное, стоило радоваться, что Пегги нашла, с кем это разделить, вот только у Баки не особо получалось. Он потянулся за курткой и услышал, как Пегги стремительно отодвинула стул. — Джеймс, пожалуйста... — она прислонилась плечом к стене и сделала глубокий вдох. Затем устало посмотрела на него и покачала головой, будто он был неразумным ребенком, которому долго не могли разъяснить что-то до жути элементарное. Баки ощутил нарастающее раздражение. — Пожалуйста что? — резко переспросил он. Пегги выдержала взгляд, но промолчала. Прекрасно. Просто охренительно. Баки зло усмехнулся, развел руками в неопределенном жесте и вышел за дверь. Вечер был морозным и непривычно тихим — квартира Пегги располагалась на оживленной улице, и обычно здесь все кишело машинами и людьми даже в преддверии ночи. Баки сделал несколько бесцельных шагов то в одну сторону, то в другую и остановился на краю тротуара. Нужно было собраться с мыслями, но мозг отказывался работать и подкидывал непрошеные обрывки недавнего разговора. — Иисусе... — простонал Баки и с остервенением потер ладонями замерзшее лицо. Пегги была немногословна и кратка. Все началось на последнем году старшей школы, когда Баки практически жил на два дома и постоянно уезжал к матери в Германию. Пегги со Стивом не встречались в прямом смысле этого слова, но вместе гуляли, ходили в кино, и, скорее всего, это переросло бы в нечто большее, если бы под Новый год капитан Джозеф Роджерс трагически не разбился на вертолете. Стив пытался справиться с горем как мог, но первое время выходило не очень успешно. Баки отлично помнил, в какие скверные передряги пару раз попадал друг, связавшись с компанией ребят-задир. Пегги действительно написала Стиву то письмо. Оно не было любовным — откровенно говоря, Баки и представить не мог, чтобы Пегги Картер выдала нечто подобное, — просто те придурки в школьной раздевалке, новые дружки Стива, вырвали фразы из контекста, а некоторые переврали до неузнаваемости. Стив ничего не предпринял, чтобы на корню пресечь эту абсурдную и унизительную шумиху, поднявшуюся вокруг анонимного письма. Смалодушничал, или неожиданное внимание вскружило голову — Пегги это не интересовало. И дело было даже не в том, что в итоге Стив все-таки впутал ее в ту историю с письмом, и вся школа вплоть до выпускного считала ее автором. Просто... Просто Стив оплошал и никак не попытался этого исправить. Баки понимал, о чем она говорила, и мог живо представить, каких размеров трещина пролегла между Пегги и Стивом. Понимал, но значительная и далеко не рациональная часть мешала отрешиться от произошедшего, неустанно подливала масла в огонь, не давая обиде и раздражению успокоиться. Два его ближайших друга сперва практически сошлись, а затем навсегда разорвали между собой какие-либо отношения, а он все эти года не имел об этом ни малейшего понятия. Баки с досадой ковырнул носком выбоину в тротуаре, вернулся к дому и уселся на нижние ступеньки. Он чувствовал потрясение, обиду и раздражение. А еще дикое, тяжелое одиночество. Как если бы вдруг все невидимые ниточки, связывающие его с дорогими людьми, разом оборвались. Нет, бред. Гиперболизированная чушь. Баки поморщился и мотнул головой, точно пытаясь отогнать глупые мысли. — Ты большой эгоистичный ребенок, Барнс, — невесело поведал он сам себе. Баки просидел на ступеньках по ощущениям минут десять, не меньше. Достал телефон и быстро перечитал сообщения, которые Наташа прислала ему полчаса назад: «Ты там не передумал возвращаться? Не забудь предупредить, если решил меня тут кинуть», «Серьезно, все в порядке? Как Пегги?». «Как Пегги?» Хороший вопрос. Ей только что пришлось раскрыть давнюю и неприятную тайну человеку, от которого у нее, как раньше считал сам Баки, не было секретов. Наверное, ей тоже паршиво. В каком-то смысле Баки выведал это нечестным образом — буквально заставил Пегги все рассказать. Но неужели он должен был сделать вид, что треклятая коробка не падала? Он все еще был слишком на взводе, чтобы вернуться в квартиру Пегги, однако встать и поехать в больницу тоже не мог. Как бы ему хотелось, чтобы волею небес Пегги спустилась, села рядом, и они нормально обо всем поговорили. Баки криво усмехнулся, еще раз перечитал сообщения Наташи и набрал ответ. На душе сделалось чуть теплее, а затем он нахмурился. А ведь Баки сам ни разу за эти три месяца не поделился с Пегги постыдным бардаком, в который превратилась его жизнь. В большей степени, потому что до последнего времени ни черта не понимал, что происходит и как теперь со всей этой хренью справляться. Но еще он не представлял реакцию Пегги, когда она узнает, что он запал на девушку лучшего друга. Пускай на данный момент уже бывшую. Какими бы ни были причины, факт оставался фактом: не сказал. Баки глубоко вздохнул, в который раз за последнее время пожалел, что бросил курить, и хорошенько, с силой взъерошил волосы. А потом направился обратно в квартиру. — Ты могла мне все рассказать, — выпалил он, стоило Пегги открыть дверь. — Понятия не имею, что тогда ответил и что подумал бы, но черт... Ты можешь рассказать мне о чем угодно, ты же знаешь. Я всегда на твоей стороне. На задворках сознания мелькнула мысль, что в голосе звенят отчаянные нотки. Плевать. Баки во все глаза смотрел на Пегги, и ему было до безумия важно это сказать, удостовериться, что она понимает: он в самом деле был и всегда будет на ее стороне. Вне зависимости от ситуации. Что-то неуловимо изменилось в выражении ее лица — словно смягчилось. — Я знаю. — Тогда почему? — Он твой друг, Джеймс, — она медленно покачала головой, и Баки с потрясением понял, что у нее влажно блестят глаза. — Твой самый лучший друг. Неужели ты думаешь, что я могла заставить тебя метаться между нами? — Баки хотел возразить, но Пегги предостерегающе выставила руку перед собой. — Я знаю, что ты всегда меня поддержишь. Но ты не представляешь, насколько это может быть сложно, окажись на другой чаше весов Стив. Твой Стив, — чуть повысив голос, напомнила она. — Ну почему я должна объяснять тебе это, Барнс? Мы с Роджерсом могли разобраться сами, и мы разобрались. К чему, бога ради, мне впутывать тебя в эту историю? Баки молча смотрел на нее, затем с неожиданной болезненной ясностью осознал, сколько лет Пегги хранила от него эту частичку своей жизни. Хранила в памяти и в старых фотографиях, спрятанных в железной коробке вместе с письмами и бог знает с чем еще. Там были вырезки из газет про службу Стива, значит, эта история в каком-то смысле продолжалась и после школы. Пегги не забрала коробку с собой в Чикаго, но, тем не менее, так и не избавилась от содержимого. — Потому что тебе было плохо и тяжело, а я ничем не мог помочь, — ответил он. — Даже не догадывался. Мне очень жаль, Пег. Хотел бы я все это исправить. Пегги поджала дрогнувшие губы и отвернулась, как если бы не хотела, чтобы Баки видел выражение ее лица. — Вечно ты драматизируешь, — с укором фыркнула она. В ее голосе послышалась улыбка. Затем Пегги добавила уже серьезнее: — Нечего тут исправлять. Это старая история и сейчас не имеет абсолютно никакого значения, — она строго посмотрела на него. — Я понимаю, что ты узнал только сегодня, но мы с Роджерсом во всем разобрались и давно оставили это позади. Ты можешь принять произошедшее как факт и не возвращаться к вопросу? Баки сделал глубокий вдох. Это будет чертовски непросто. — Я постараюсь. Баки стащил из вазы апельсин, устроился в удобном кресле и потер шершавую кожуру. — Да уж, — хмыкнул Стив. — Не так я думал провести День благодарения. Принесешь мне завтра праздничную индейку? Он поднял взгляд на Стива, но не придумал остроумного ответа. В голове творился полный бардак, и Баки с трудом умудрялся выуживать оттуда более-менее логичные мысли, чтобы хоть как-то общаться с окружающими в последние дни. Опция юмора сейчас точно была недоступна. С утра во вторник, когда он собирался договориться со Старком о встрече, было ощущение, что предел исчерпан — еще одна неожиданная новость, и внутри точно перегорит к чертям какая-нибудь важная лампочка. А затем Старк сообщил, что взорвали машины, на которых люди подполковника Роудса ехали в аэропорт. Баки откровенно недоумевал, откуда взялись силы переварить эту чудовищную информацию и продолжить ходить на работу, встречаться с людьми — в общем, не нарушать привычного ритма жизни. Даже зная, что в минувший понедельник погибло четверо человек, а одиннадцать, включая друга Старка, госпитализированы в тяжелом состоянии. И что в одной из этих машин должен был ехать Стив. Господи Иисусе. Мир определенно свихнулся. Баки невольно в который раз за эти дни представил, что было бы, не попади Стив под машину в воскресенье, и вздрогнул. Стив, будто угадав его мысли, неодобрительно нахмурился. — Прости, — Баки откинул со лба отросшую челку и с силой сжал волосы у корней. — Не могу перестать об этом думать. — Это страшная трагедия, — Стив помрачнел сильнее. — История с Земо зашла слишком далеко. Столько невинных жертв... Я тоже постоянно думаю об этом. Хотел бы я хоть как-то помочь остановить этого безумца. Баки не сдержал невеселого смешка. В этом весь Стив, черт возьми, Роджерс — того больше беспокоят чужие жизни, чем собственная, которая недавно могла неожиданно оборваться. — Считай меня бесчувственным эгоистом, но я рад, что сейчас ты в Бруклине, а подполковник Роудс — где-то на Манхэттене. Не знаю, как у тебя, а у меня уже глаз дергается от мысли, что ты постоянно рядом с парнем, на спине которого гребаная мишень. — Бак, — Стив наградил его укоризненным взглядом, но тему развивать не стал. — Роудса перевезли в Колумбийский медцентр. Старк знает там хорошего врача; говорит, тот работал и с более сложными случаями. Баки откинулся в кресле и прикрыл глаза. Подполковник Роудс выжил, но по прогнозам вряд ли когда-нибудь восстановится и сможет нормально ходить. Стив прав: страшная ситуация. На месте Старка Баки точно слетел бы с катушек. Наверное, будь он менее измотан, ему было бы жутко стыдно за сказанное минуту назад. Но Баки чувствовал лишь всепоглощающую усталость. И облегчение, потому что Стив лежал живой и относительно невредимый. По крайней мере, врач обещал выписать Стива дней через десять. — Ты выглядишь так, будто это тебя в выходные сбила машина. Баки приоткрыл один глаз и хмыкнул. — Это ты прохлаждался на операционном столе, а некоторые, знаешь ли, места себе не находили. Беспокоиться за тебя — жутко утомительное занятие. — Ради твоего душевного равновесия я постараюсь быть осторожнее. — Они дружно усмехнулись, затем Стив не без труда приподнялся на руках, пытаясь сесть ровнее, и внимательно посмотрел на Баки. — Что еще тебя беспокоит? Ты хотел о чем-то поговорить до моего отъезда. Баки напрягся. Первой мыслью было отложить разговор — не то место, не то время. «Для такого не существует подходящих места и времени», — тут же напомнил он себе. Да и кто знает, может, паршивые разговоры лучше вести в паршивых местах. — Хотел, — кивнул он. — Уже пару недель как, но все не знал, с чего начать. Да и сейчас без понятия. — Баки прошел к окну, взглянул на длинную череду припаркованных машин, давая себе последние секунды, чтобы собраться с духом. — Ладно, — он обернулся к Стиву. — Я влюблен в Наташу. Не знаю, как давно, но сейчас... Я в этом абсолютно уверен. Стив выглядел больше сосредоточенным, чем удивленным. — А она? — спросил тот спустя несколько секунд. Баки озадаченно нахмурился. — Мы об этом не говорили. Последние недели были странными, — нехотя признал он. — В одном я уверен: между нами что-то есть, и это точно не дружба. Стив склонил голову к плечу, не сводя с Баки пристального взгляда, а затем вдруг тихо прыснул со смеху. — Почему я чувствую себя так, будто ты просишь у меня благословения? — Я... Черт, Стив, — он поморщился и потер рукой переносицу. — Не прикидывайся, что не понимаешь. И без того сложно. — Тот недоумевающе приподнял брови, и Баки зверски захотелось пнуть ножку больничной кровати. — Хочешь — назови меня кретином, прочти мораль на тему: «Что положено, а что нет делать хорошему другу». Имеешь полное право. Но прошу, не заставляй... — Баки запнулся, попытался подобрать слова и выдохнул. — Не заставляй проговаривать все это вслух. Я... Я понимаю, это нужно обсудить, но я правда не знаю как. Иисусе. Ну почему это так дьявольски трудно? Баки казалось, что в груди накачивают огромный мяч, который с каждым мгновением все больше мешает сделать вдох. — Бак, — в голосе Стива отчетливо слышалось изумление, — почему ты говоришь об этом, словно сделал что-то дурное? Мы с Наташей расстались. Мы оба оставили это позади, и если у вас с ней что-то намечается... — Стив ненадолго задумался. — Это ведь хорошо. Неужели ты решил, что я не порадуюсь за вас? — и добавил с кривой усмешкой: — Обидно даже. Баки вздрогнул, осознав, насколько неправильно услышанное. Слишком хорошо он помнил, как близко они с Наташей стояли друг к другу в тот день, после праздника Колумба. Как сильно, до умопомрачения хотелось ее поцеловать. Тихий голосок — подлый, малодушный, — предложил согласиться со Стивом, сделать эту версию единственно верной и спокойно двинуться дальше, но Баки стало мерзко даже от одной мысли. Он и так непозволительно долго держал это в тайне от Стива. Если открываться, то честно и до конца. — Я говорю так, потому что поступил действительно плохо. Вернее, не то что бы поступил, но думал... О чем-то таком явно думал, — Баки отвернулся и мысленно выругался, ведь еще накануне твердо решил, что будет смотреть Стиву в глаза, чего бы ему это ни стоило. Слабак. — Я начал что-то испытывать к Наташе, когда вы еще встречались. В городе тысячи других женщин, я в курсе, и клянусь, я бы загнал эти мысли куда подальше, но вы с Наташей расстались и... — Дьявол. Как же, должно быть, отвратительно это звучит со стороны. — Да уж, выходит так, будто я поспешил занять освободившееся место. Без понятия, как все объяснить, не скатившись в попытки оправдаться. Я просто хочу, чтобы ты знал: вышло паршиво, но я этого не хотел. Стив молчал, и Баки, прождав несколько мучительных секунд, все же повернулся. Тот смотрел на него внимательно и хмуро. — Ты не сделал ничего плохого, — наконец упрямо произнес Стив. — И в каком бы свете тебе это ни виделось... — тот покачал головой. — В жизни бывает всякое, и есть вещи, которые мы не контролируем. Пожалуйста, перестань говорить, словно ты передо мной извиняешься. Иначе я запущу в тебя лампой, — Стив кивнул в сторону прикроватный тумбочки и криво улыбнулся. Баки сухо сглотнул, до боли сжал пальцы в кулаки. Повисло молчание. Он стоял так ровно, что лопатки начинало сводить от напряжения. Никак не получалось сделать полноценный вдох. Баки не знал, что добавить. Он долго готовился к этому разговору, но реакция Стива застала врасплох. Загнала в подворотню и дала под дых, если уж на то пошло. Если он вправду не сделал ничего дурного, почему, ну почему ему все это время было так хреново? — Баки, — голос звучал мягко, точно Стив говорил с ребенком или сумасшедшим, — давай не будем рассматривать гипотетические ситуации, о которых ты, возможно, задумывался, но так и не осуществил. Мы все каждый день выбираем, как нам поступить, и в итоге важны не столько варианты, над которыми мы размышляем, а наши действия. Ты согласен? Он растерянно потер лоб и опустился обратно в кресло. — Если ты хочешь пофилософствовать, пусть это будет монолог. Серьезно, я сейчас абсолютно не в форме для высокоинтеллектуальной дискуссии. Стив усмехнулся и покачал головой. — Я удивлен, что ты рассказываешь обо всем только сейчас. Но то, как ты это преподносишь... У тебя, конечно, может быть свое видение этой ситуации, но я считаю, тебе не за что извиняться. Все получилось самым лучшим из возможных образов, ничьи чувства не пострадали. И знаешь, с учетом всех обстоятельств, — Стив со значением поднял брови, — я думаю, нам в принципе крупно повезло. Хотя «удача» не совсем подходящее слово. Я бы назвал это судьбой. — Ты вообще о чем? — Баки непонимающе скривился и через секунду распахнул глаза. — Боже, только не говори, что ты имеешь в виду то идиотское предсказание в Таксидо-Парке. Стив, она же актриса! Ты своими глазами читал досье на эту девушку. — Я хочу сказать, — невозмутимо продолжил тот, — что, не остановись мы с Наташей в воскресенье у той дороги, двадцатого ноября я наверняка ехал бы вместе со всеми в аэропорт. «И мог оказаться среди погибших», — Баки передернул плечами, почувствовав, как эта мысль прокатилась по телу ледяной волной. — С этим я спорить не стану, — уклончиво пробормотал он. — Просто я верю, что все идет своим чередом и в итоге складывается должным образом. — И что некоторым вещам, независимо от наших поступков, непременно суждено случиться? — повторил Баки слова, которыми однажды Наташа ответила на вопрос, верит ли она в судьбу. — Именно, — Стив перехватил его взгляд. — И это я не только к тому, что меня сбила машина. Стив сильно упростил ситуацию и разве что не переложил всю ответственность на Госпожу Судьбу, с чем Баки был категорически не согласен, но прежде чем он собрался с силами и аргументами, тот неожиданно спросил: — Так когда ты собираешься рассказать о своих чувствах Наташе? — Баки удивленно моргнул, и Стив нахмурился. — Ты же в курсе, что мой знакомый предложил ей работу в Вашингтоне? Мне показалось, она всерьез задумалась над переездом. Вашингтон. Иисусе, долбаный Вашингтон, о котором Баки умудрился почти забыть. — Надеюсь, я успею это сделать до того, как она упакует вещи. Если честно, я пока не задумывался над этим. Сперва мне нужно было поговорить с тобой. Стив смотрел на него так, будто Баки сморозил самую тупую вещь на свете. — Я готов быть шафером на вашей свадьбе хоть завтра. Но это все не имеет никакого значения, если Наташа не ответит тебе взаимностью или вообще ни о чем не узнает. Господи, Баки, если бы ты сказал мне раньше, я и не подумал бы предлагать Нат работу в Вашингтоне! Извини, — Стив болезненно поморщился и потер пальцем висок. Баки не понимал, каким образом они пришли к тому, что Стив просит у него прощения. Он начинал закипать, негодуя на упрямство Стива — ну неужели тот в самом деле не понимает, почему Баки не мог просто сказать, что запал на Наташу? — но вместе с этим невольно ощущал зарождавшееся облегчение. Ему больше не нужно скрывать это от Стива и избегать правды. Баки пораженно выдохнул, только сейчас осознав, какую изнурительную борьбу с собой он вел все эти недели. И как чертовски хорошо не чувствовать тяжести этого груза. Мысль о Вашингтоне снова всплыла в сознании, и Баки сжал подлокотники кресла — хотелось выскочить из больницы и отправиться прямиком в Квинс. Увидеть Наташу, отговорить от переезда или сразу рассказать ей обо всем. Баки тряхнул головой, пытаясь остановить разрастающийся вихрь из обрывков идей и толком несформированных желаний. Он взглянул на Стива, и тот понимающе усмехнулся. — Иди. Вечерний обход начнется через двадцать минут. Доктор Палмер вряд ли обрадуется, если узнает, что сестра Тэмпл разрешила тебе так долго находиться в палате. — Конечно. Не хочу терять ее расположение — я надеюсь завтра пронести с собой не только кусок индейки, — Баки похлопал себя по карманам и проверил наличие бумажника и телефона. — Поправляйся быстрее. И, Стив, — он положил руку на изножье кровати и слабо улыбнулся. — Спасибо. Баки шел по оживленной вечерней улице и с трудом удерживал себя, чтобы не перейти на бег. Сердце колотилось и, казалось, качало по венам не кровь, а бешеную энергию, одновременно и воодушевлявшую, и сводившую с ума. Сидеть в застрявшем в пробке автомобиле было сродни пытке, поэтому Баки, торопливо рассчитывались с таксистом, выскочил наружу и преодолел оставшиеся несколько кварталов пешком. У него не было плана или хотя бы идей, что именно он ей скажет. Все, что он знал, — Наташа сейчас дома, и ему до смерти нужно ее увидеть. Баки уже почти позабыл это чувство, когда в голове легко и пусто, словно после алкоголя, а изнутри бьет энергия, заставляющая бросаться вперед, прямиком в омут с головой. Непередаваемое, потрясающее ощущение. Баки взбежал по лестнице и позвонил в дверь. — Привет, — Наташа открыла спустя долгую минуту и посторонилась, пропуская его в квартиру. — Быстро ты. Я надеялась успеть убраться до твоего прихода. — Краем глаза Баки заметил на ее руках ярко-желтые резиновые перчатки. Наташа сдула со лба рыжую прядь, встретилась с ним взглядом и нахмурилась. — Что? — Баки на ощупь отыскал за спиной дверь и захлопнул. Он все еще не мог восстановить дыхание и смотрел на Наташу в надежде, что нужные слова просто всплывут в голове. — Что-то случилось? Черная футболка под горло, волосы собраны в растрепавшуюся косу, щеки раскраснелись после уборки. Такая красивая... Баки растеряно улыбнулся, вдруг осознав, что от сковывавшего все эти месяцы грудную клетку чувства не осталось и следа, и ощутил себя невероятно счастливым. А затем шагнул к Наташе и поцеловал. Ее шея напряглась под его ладонью; в следующую секунду Наташа чуть отстранилась и перехватила взгляд Баки. Она прерывисто выдохнула, скользнула по его лицу и, будто отыскав там ответ на непроизнесенный вслух вопрос, вновь прильнула к его губам. Целовать ее было невероятно. Какая-то часть сознания по-прежнему отказывалась верить, что все происходит взаправду, однако Баки крепко прижимал Наташу к себе, чувствовал тепло ее тела, аромат кофе вперемешку с цитрусовым запахом моющего средства, ее дыхание и мягкие губы. Даже если бы ему сказали, что это сон, Баки было бы плевать. Откровенно говоря, в эту секунду ему было плевать почти на что угодно — мир сузился до крохотной прихожей и них двоих. Ее руки опустились на его спину поверх куртки, и Баки, углубив поцелуй, прижал Наташу к стене. Он хотел стянуть куртку, в которой моментально сделалось жарко и тяжело, к чертям собачьим, но Наташа остановила его, мягко уперев ладонь ему в грудь. — Говорят, набрасываться с поцелуями прямо с порога — дурной тон, — ее улыбка выглядела невозможно дразнящей. Впрочем, Баки подозревал, что сейчас он готов искать скрытые смыслы в любом ее жесте или слове. — К тому же, нам обоим не помешает помыть руки, — Наташа метнула красноречивый взгляд на свои перчатки и, когда он с трудом заставил себя ее отпустить, выскользнула из прихожей. Баки резко вздохнул, уткнулся лбом в стену и зажмурился. Черт, о чем он вообще думал? Они могли быть дома не одни. В памяти всплыло сказанное Наташей в баре: она отказалась занимать комнату паренька и осталась спать в гостиной. От этой мысли Баки стало и смешно, и дико. Да уж, ничего такого он точно не вытворял со времен первых курсов. Баки сделал еще несколько глубоких вдохов, пытаясь обуздать творившийся в голове беспорядок, повесил куртку в шкаф и отправился на поиски ванной. Квартира, к слову, выглядела пустой. Наташа развешивала сушиться перчатки на краю корзины для белья, когда он подошел к раковине. Баки хотел сказать, что у нее славная квартира, или какую-нибудь другую вежливую банальность — лишь бы не молчать, — однако язык отказывался слушаться. Он поднял взгляд и увидел в зеркале, что Наташа смотрит на него. С интересом и в то же время пристально, испытующе. Вниз по позвоночнику будто устремился легкий электрический заряд. Баки почувствовал, как жалкие крохи самообладания ускользают. Он обернулся и взял протянутое полотенце. Наташа стояла в шаге от него, в желтом свете ламп ее глаза отливали золотом, завораживали. Баки медленно поднес руку к ее лицу и отвел назад несколько выбившихся из косы прядей, которые, судя по всему, не слишком-то ей и мешали. Он сухо сглотнул. Если Наташа хочет его остановить, сейчас самое время. Вместо этого она откинула голову чуть назад, и Баки осторожно, ощущая, что в груди вот-вот зазвенит от напряжения, наклонился к Наташе и поцеловал ее в уголок губ. Скользнул носом по ее щеке, уху, прижался губами к горячей шее. Он целовал ее медленно, изучая каждый не скрытый воротом футболки дюйм кожи, иногда возвращаясь к губам Наташи и ловя глубокий взгляд ее полуприкрытых глаз. Его сердце стучало так оглушительно громко, что, казалось, было слышно Наташе. В восхитительном хаосе, воцарившемся в сознании, Баки едва улавливал отдельные мысли — ему нравился запах ее кожи, то, как Наташа отвечает на его поцелуи и целует сама. Ее мягкие волосы, в которые он зарывался пальцами, и теплые ладони, скользящие по его спине. В какой-то момент ее дыхание сделалось заметно тяжелее, и осознание этого ударило в голову похлеще крепчайшего виски. Он рывком снял свою кофту и помог Наташе избавиться от футболки. Баки замер на мгновение, любуясь плавными изгибами плеч, груди и талии Наташи, и вместе с тем пытаясь осознать, что именно он творит и к чему это приведет. Однако внутренний голос молчал, а паскудное чувство, будто он делает что-то неправильное, которое столько недель его преследовало, не всколыхнулось. Наоборот, впервые за долгое время Баки ощущал, что все в его мире оказалось на своих местах. Наташа лениво выбралась из его объятий и принялась расплетать почти развалившуюся косу. Баки переместил руку на горячее бедро Наташи и снова прикрыл глаза. Они лежали на неразложенном диване в гостиной; за окном окончательно стемнело, и комнату освещали лишь свет из распахнутой двери ванной и уличные фонари. — Как давно? — задумчивый голос Наташи выдернул из полудремы, в которую Баки едва начал возвращаться. — Как давно ты хотел это сделать? Баки неловко кашлянул. — Смотря что ты имеешь в виду. Наташа бросила на него смешливый прищуренный взгляд поверх обнаженного плеча. — Не конкретно то, чем мы занимались в ванной, а в общем. Баки подавил зевок, перевернулся на спину, заложил руки за голову и посмотрел в потолок. — Наверное, давно, — признался он. — До меня долго доходило. — Наташа коротко прыснула со смеху. — В свое оправдание скажу, что обстоятельства не особо располагали к таким озарениям. — Баки помолчал, однако она не стала ничего добавлять. — Я поймал себя на мысли, что хочу тебя поцеловать, в тот вечер в парке, в День Колумба. Но это желание точно возникло еще раньше. Не знаю, заметила ли ты, но несколько раз я чуть этого не сделал. — Трижды. По моим подсчетам, трижды. Баки повернул голову и с интересом взглянул на Наташу. — Значит, ты тоже этого хотела? — спросил он, но уже знал ответ. Наташа перекинула копну волнистых волос через плечо и пропустила пряди сквозь пальцы. — И как давно? — она медлила с ответом. Баки приподнялся на локте и попытался придать голосу непринужденность: — Я ответил — твой черед. — Мне действительно понравился Стив, — медленно отозвалась Наташа. — Когда он попросил мой номер, я не сомневалась ни секунды. Я и подумать не могла, что все выйдет вот так, — она посмотрела на него знакомым открытым взглядом, в котором спокойная уверенность мешалась с вызовом. — Как только я осознала, что ситуация принимает неверный оборот, я поговорила со Стивом, и мы расстались. «Она приехала в Дрезден, только чтобы поговорить со мной, — вспомнил он слова Стива, — а потом сразу вернулась в Нью-Йорк». — Да я тоже ничего такого не планировал, — пробормотал Баки, опустившись обратно на диванную подушку. Конечно, не планировал. Но сейчас, оглядываясь на минувшие месяцы, он понимал, что это было неизбежно. Наташа понравилась ему почти сразу — не с первой, так со второй встречи точно, — и если бы она тогда в торговом центре не сказала, что уже сходила на свидание со Стивом, Баки, возможно, пригласил бы ее куда-нибудь. Наверное, он смог бы довольно быстро выбросить ее из головы, не пересекайся они потом чуть ли ни на каждом шагу. Не узнай он ее ближе. И дело не только в ее красоте — они моментально нашли общий язык, и Баки казалось, что он давно с ней знаком. Его влекло к Наташе с невероятной силой, и Баки искренне недоумевал, как он умудрялся столько времени этого не замечать. Он потянулся к ее спине и накрутил на палец одинокий локон, не перекинутый через плечо. — Я проголодался. Может, закажем что-нибудь? Наташа с мученическим стоном уперлась плечом в спинку дивана. — Я бы сейчас многое отдала, чтобы валяться здесь с тобой и поедать пиццу или мясной пирог, но в восемь должна вернуться Мэй, так что... Баки расхохотался. — Нам словно по девятнадцать, и вот-вот нагрянут твои родители. — Наташа приподняла уголок губ в извиняющей полуулыбке, перебралась через него к краю дивана и двинулась к ванной. — Поехали ко мне? — она удивленно обернулась, и Баки, точно проснувшись, резко сел и повторил увереннее: — Поехали ко мне. Закажем пиццу, пироги — все сразу. Наташа весело хмыкнула и скрылась в ванной. — Ну давай. Раздался шум воды. Баки еще несколько секунд просидел, пялясь в стену и пытаясь осознать, что все эти разные, совершенно безумные события произошли за последние четыре дня. Он взъерошил волосы, сцепил руки в замок на затылке и глубоко вздохнул. Подумать только. Если бы утром кто-нибудь сказал, что уже к концу дня Баки будет чувствовать себя охрененно счастливым, он бы ни за что не поверил. Тем не менее... Баки улыбнулся и посмотрел в окно: парочка потемневших, еще не опавших листьев на ближайшем дереве подрагивали от ветра. Он не любил осень, но сейчас пустота и мрачность ноябрьских улиц его не смущала. Впервые за долгое время у Баки было хорошее предчувствие.