Осколки.

Со скалы открывается потрясающий вид на деревню, купающуюся в свете заходящего солнца. Ветер гуляет над Конохой, вздымая прибитую за день пыль, шурша в кронах деревьев и донося запахи жареной рыбы и свежей выпечки. Тихо, спокойно. Так спокойно, как ещё не было в моей жизни. Это место значит для нас обоих гораздо больше, чем может показаться постороннему человеку, ведь именно отсюда много лет назад начался наш совместный путь. — Ты чувствуешь? Ветер изменился. Сложив на груди руки, с гордой улыбкой созерцаешь новорожденную Деревню Листа. Так смотрит наставник на первые шаги учеников, на их успехи и достижения, готовый подсказать и направить. — Да, потянуло чьим-то самодовольством, — в привычной манере отвечаю я, а ты заходишься в громогласном смехе, заставляя улыбнуться в ответ. — Ты как всегда, Мадара! Ведешь себя, как древний старик. — А ты как идиот! Право слово, иногда ты жутко меня раздражаешь и бесишь, но сейчас я смотрю на тебя и не могу понять — ты убивал не меньше каждого из нас, давил врагов побегами Мокутона, травил ядовитой пыльцой и срубал головы… Так почему в тебе до сих пор столько света? Почему, встречая тебя на улице, люди не стремятся перейти на другую сторону, не прячут глаза, как это бывает со мной, почему они тебя не боятся? Почему ты сияешь, как Изанаги, и даже я не могу устоять перед искушением погреться в твоих лучах? Почему, стоя рядом с тобой, накатывает непонятное успокоение, словно ты — часть меня самого. Лучшая часть. Несмотря на наши жестокие битвы, я всегда знал, что не смогу убить тебя, что рука дрогнет в последний момент. Помнишь, как ты хотел лишить себя жизни в обмен на мир? Я знаю, это не было игрой на публику, и ты, долбанный сумасшедший, действительно хотел это сделать. Осознание было мгновенными и оглушительным — потерять такого друга, как ты, нестерпимо. Я бы предпочёл, чтобы умер Тобирама, но ты слишком любил этого альбиноса, ты не мог допустить и тени мысли, что близкий тебе человек умрёт. Я остановил твою руку на глазах сотен наших воинов и с тех пор ни на миг не пожалел. Это стало поворотной точкой, с которой началась новая история. Внезапно в мозг вклинивается ощущение чужого присутствия, отчего кулаки сжимаются сами собой. — Хаширама! Опять ты здесь прохлаждаешься? Что ж, твой надоедливый проныра братец никак не желает угомониться. Смотрю на него, на его надменную рожу, на руки, убившие моего брата, и воспоминания отзываются режущей болью в груди. Никто не знает, как сильно я желаю отомстить, и как тяжело мне сдерживать свои порывы, ведь сейчас гораздо важнее сохранить с трудом достигнутый мир. — Что тебе нужно? — смотрю прямо в суженные глаза, в которых читается презрение и скрытая ненависть. — Хаширама всё-таки Хокаге, — Тобирама подчёркивает последнее слово, будто желая поддеть, напомнить, кто из нас двоих пользуется истинным доверием и любовью народа. Но меня таким не пронять. — И никто не отменял его обязанностей. Раздражающе правильный, желающий контролировать всё и вся ублюдок. Пусть горит в аду! — Ладно-ладно, уже иду, — с виноватой улыбочкой покидаешь меня и исчезаешь в компании братца. Тишина и спокойствие вечера кануло безвозвратно, визит моего самого ненавистного врага взбудоражил нервы, выпотрошил душу и заставил сгорать от невозможности ничего сделать. Изуна, почему в тот день погиб именно ты и почему я не сумел прийти тебе на помощь? Ты умер слишком рано, но мне пришлось смириться. Я заставил себя это сделать. Все мы рано или поздно уйдём, такова судьба воина и вообще человека. Но как стало пусто, словно внутри что-то отмерло, покрылось коркой льда, и я больше не могу разделить с тобой свои мысли и эмоции. Не смогу защитить. Ты всегда ревновал меня к Хашираме, считая себя единственным достойным моей дружбы и доверия, но, как бы я не был привязан к Сенджу, брата он не заменит. Ничто не сможет заглушить боль от потери, и время не лечит, лишь продляет агонию. Ты умирал тяжело и мучительно, до последнего не желая отходить в руки Шинигами, а я провожал тебя в этот путь. Часы у смертного одра до сих пор являются мне в кошмарах, но тогда я не показывал своей слабости, считая, что должен проводить тебя достойно, преподнести последнюю дань уважения, как воин воину, и как брат брату. А ты, в свою очередь, подарил мне свой шаринган. Ветер усилился, швырнул в лицо пригоршню пыли, взлохматил волосы. Сумерки уже наползали на деревню, готовясь погрузить её в ночной мрак. Я подошёл к самому краю обрыва и вдруг почувствовал — ты здесь. За моей спиной. Рядом. Я буду смотреть на мир твоими глазами — это единственное, что осталось мне от тебя, младший брат. Но я знаю, рано или поздно мы обязательно встретимся, и ты увидишь наш новый мир без боли. Даже если для этого мне придётся погрузить его в Вечное Цукиёми.