Bizzare

Я заставил себя принять ванную. Отмокал долго, пока вода не остыла настолько, что меня стала бить дрожь. Когда Макс ушел, моим первым желанием было разорвать конверт, запереть дверь на все замки и посмотреть, сколько я смогу продержаться, никому не открывая и не отвечая на звонки. Усилием воли я отбросил это желание. Я не могу поступить так с ним. Я пообещал, значит поеду. Хотя бы для того, чтобы проверить, не станет ли мне лучше? Не найду ли я что-то, ради чего появится желание жить? Я вылез из ванны, закутался в теплый халат. Вспомнил, что я до сих пор ничего не ел, почистил два банана, помыл три яблока и заварил еще кофе. Включил комп. Зашел в Скайп. Замер. Тео был онлайн. Зеленая точка напротив его имени казалась иголкой, воткнувшейся мне в мозг. Какого черта я так реагирую? Может, это реакция на то, что при разговоре с ним я впервые за долгое время ощутил хоть что-то? И теперь это словно цепная реакция. Мозг говорит - эй, это было приятно, давай еще! Но что именно значит это "еще"? Тем более Тео мне по-прежнему ничего не написал. Я сгрыз свои яблоки, съел бананы, выпил кофе, глядя на его имя. В комнате было тихо и я опять забыл включить обогреватель, так что становилось все холоднее. Я хотел написать что-то. Привет? Эй, это я, Алекс? Помнишь, вчера мы с тобой говорили ночью непонятно о чем? Помнишь, я тяжело дышал, а ты пил вино, а потом я пил вино и ты мне музыку включал? А потом я провалился в сон, словно в лихорадке. Идиот. Я вскочил, вытащил из под кровати рюкзак и стал собирать вещи. Я поеду в эту гребанную Францию, просто чтобы не иметь возможности сидеть перед монитором словно кретин. Будет странно оказаться в пределах одних и тех же границ, что и Тео, но какая разница? Я ничего про него не знаю. Может, он написал, что сам из Франции, а на самом деле сидит где-нибудь в хижине в Сомали. Может, он на самом деле не Тео, а какой-нибудь Казимир или Потап? Захотелось курить. Внезапно я понял, почему столько думаю об этом французе. Мне понравилось говорить с ним, потому что он не имел ни малейшего понятия, кто я и что со мной происходит. Я мог быть кем угодно, сочинить новую историю про себя, мог бы разыграть спектакль, в котором я был бы крутым парнем. Я просто мог говорить обо всем, не боясь услышать: "Бедняжка, ну как ты? Ты что, бросил университет? Как там твоя мама? Как умерла?!" Я вспомнил, что утром в магазине забыл купить сигарет. Взглянул на часы, до закрытия оставалось всего десять минут. Быстро оделся и выскочил в кедах на босую ногу на улицу. Успел купить две пачки Мальборо. Остановился перед магазином, глубоко затянулся, глядя в небо. Вокруг одни хмурые серые пятиэтажки. В окнах горит свет, слышится шум проезжающих на соседней улице машин. Откуда-то приглушенно играет музыка с Европы Плюс и слышится смех. В такие моменты одиночество накатывает еще сильнее. Все эти люди. У них работа, семья, дети, ипотека, ссоры по мелочам, гречка по акции, по вечерам пиво и встречи с друзьями, шумные соседи за стенкой, задержки зарплат, собаки, за которыми никто не убирает дерьмо, коты, которые ходят выпрашивать еду на соседний рынок. У всех этих людей какие-то цели, принципы, желания, мысли по поводу всего на свете.Я могу быть добр с ними, я могу поддержать с ними разговор, я в этом мастер. Но ощущение того, что я чужак на этом празднике жизни никуда не уходит вот уже лет десять. Я чувствую себя так, словно способен на все и внутри меня тикающая бомба, которая взорвется в любой момент, и даже я не знаю, что тогда произойдет. Я туземец, который раскрасился белой краской, чтобы смешаться с толпой. И никто не замечает теперь, что я не из этого племени. Сигарета обожгла мне пальцы и я закурил другую. Ноги и пальцы на руках замерзли. Вернувшись домой, я накинул на плечи одеяло с кровати и надел теплые носки. Было бы глупо свалиться с температурой перед вылетом во Францию. Жесть, я и Франция. Как так получилось вообще? Я двинул мышку, чтобы монитор включился и замер. Одно сообщение. Тео. "Мы двое, как долго мы были обмануты, Мы стали другими, мы умчались на волю, как мчится Природа, Мы сами Природа, и долго нас не было дома, теперь мы вернулись домой, Мы стали кустами, стволами, листвою, корнями, корою, Мы вросли в землю, мы скалы, Мы два дуба, мы растем рядом на поляне в лесу, Мы, дикие оба, пасемся средь дикого стада, мы, вольные, щиплем траву, Мы две рыбы, плывущие рядом, Мы как соцветья локуста, мы благоухаем в аллее по вечерам и утрам, Мы перегной растений, зверей, минералов, Мы хищные ястребы, мы парим в небесах и смотрим оттуда вниз, Мы два яркие солнца, мы планетарны и звездны, мы две кометы, Мы клыкастые четвероногие в чаще лесной, мы бросаемся одним прыжком на добычу, Мы два облака, мы целыми днями несемся один за другим, Мы два моря, смешавшие воды, веселые волны — налетаем одна на другую, Мы, как воздух, всеприемлющи, прозрачны, проницаемы, непроницаемы, Мы снег, мы дождь, мы мороз, мы тьма, мы все, что только создано землею, Мы кружились и кружились в просторах, и вот наконец мы дома, Мы исчерпали все, нам остались лишь воля да радость. В этот час я с тобой говорю по секрету, этого я никому не сказал бы, тебе одному говорю". Я перечитывал трижды и у меня перехватило дыхание. Он написал эти строки и отключился. Он не поздоровался и не попрощался, он просто оставил меня сидеть наедине с этими словами, в этой пустой и тихой комнате. И я чувствовал, что за ними скрывалось что-то еще. Я почувствовал, что эти слова не принадлежат ему. Но это особенные слова. Он не пишет их всем подряд. В голове сам собой возник его образ, немного туманный, как он шагает по улице. В ушах наушники, в губах сигарета, руки в корманах, на голове капюшон, ветер дует ему в лицо и его губы немного обветрились, щеки раскраснелись, глаза сверкают. Я ведь даже не помню цвет его глаз. Он шагает в такт ритму, звучащему в его наушниках. Интересно, что он слушает? А в голове он прокручивает наш разговор, в груди у него жар и он немного ускоряет шаг. Он хочет скорее оказаться дома, он повторяет строчки, которые прислал мне, про себя. Он ведь знает их наизусть, почему нет? И вчера они вспомнились сами собой и он сразу подумал, что это те самые слова. Он не из тех, кто пишет избитые фразы. И он приходит домой и специально медленно делает все то, что должен сделать по возвращению. Он даже успевает прочесть главу книги. Интересно, что он любит читать? А потом он открывает ноутбук, заходит в Скайп, сидит довольно долго. Допивает бокал того кроваво красного и густого вина, выкуривает три сигареты, его пальцы и волосы пропахли табаком. А затем он пишет эти строки, сжимает губы в тонкую линию и нажимает "Отправить". И вот здесь сижу я. И эти слова расползаются в моем теле, словно вирус. И в моей груди тоже жар. И мне нужно что-то ответить, но все, что приходит в голову, кажется глупым и неподходящим. Я начинаю искать, кому принадлежат строчки, которые прислал мне Тео. Уолт Уитмен. Я читал о нем, когда давным-давно Макс принес мне книгу "Гиперион" и я все собирался потом прочесть "Листья травы" Уитмена. Руки так и не дошли, да и Гиперион я бросил. Зато теперь я читаю стихи около часа и почти докуриваю пачку сигарет. Нахожу одну строчку, на которой запинаюсь. "Я влюблен в растущих на вольном ветру..." Я произношу эту фразу вслух. Звучит странно, мой голос охрип и в горле пересохло. Я отправляю это Тео. Я влюблен в растущих на вольном ветру. Больше ничего. Я сам не до конца понимаю, что это значит. Но мне кажется, что только эти слова подходят. А затем я добавляю свой номер телефона. Просто так. Вдруг он решит позвонить. Я падаю на кровать, слышу, как отключается компьютер, гаснет экран и в комнате становится совсем темно. Постепенно глаза привыкают к тьме и я различаю очертания мебели, вижу тени от деревьев за окном. Ветви колышутся и тени ползут по стенам, словно пальцы ведьм или первобытных чудовищ. Но я не прячусь под одеяло, я не двигаюсь и даже не моргаю. А затем совсем неожиданно для себя я проваливаюсь в сон.