***
Месяц. Уже целый гребаный месяц, как меня игнорируют. Да, меня всегда игнорировали, но не Юра. Я стою на крыше, ветра сегодня почти нет, ярко светит солнце, да и в целом погода неплохая, но мне это не на руку, если бы шел дождь, или бы просто было пасмурно, было бы проще. Почему так, а не таблетками? Все просто — это ведь наше место. Еще всего один шаг — и все кончено.***
Нет, это не может быть правдой, это точно была очередная, неудачная попытка Соболева пошутить. Не может Дима покончить с жизнью таким способом. Да и никаким другим тоже. Не может! Только бы не опоздать.***
Около трех минут назад Коля сказал Хованскому, что прямо сейчас, на той самой крыше, Ларин. И он собирается прыгать. Кто-нибудь, скажите, что это была шутка. Юра не хочет верить ему, но он уже поднимается по лестнице, вот та самая дверь, она открыта настежь, значит там кто-то есть, Хованский выбегает на крышу и первое, что он видит, это Дима. Тот стоит на самом краю восьмиэтажки и даже не замечает его.***
— Уткин! — он резко поворачивается ко мне, — Не смей! — пытаюсь подойти ближе, но он останавливает меня. — Еще шаг, и я прыгну. Не шевелись. — Блять, Дима, не страдай хуйней, слазь, — от собственной беспомощности становится плохо. — Прости, Юра, я уже все решил, — он смотрит прямо на меня и отходит еще чуть-чуть назад, недостаточно, для падения, но вполне хватает, чтобы мое сердце пропустило удар — Сволочь. Иди ко мне, — делаю небольшой шаг навстречу, но этого мало, между нами еще пять-шесть метров, а между краем крыши и Уткиным сантиметров пятнадцать. — Почему? Скажи, почему ты так поступил со мной? — у Димы уже истерика, еще один полу-шаг. — Ебнутый, ты же понимаешь, что я прыгну следом? Не ты один тут депрессивный подросток, — с этими словами подхожу ближе. Ларин сдается, идет ко мне. Я хватаю его за руку, на всякий случай, а вдруг, тяну к двери, но до нее мы не доходим, прямо на крыше прижимаю его к стене, впиваюсь поцелуем. — Больше... Никогда... Так... Не делай... — безуспешно пытаюсь отдышаться. — Если каждый раз меня ждет такое, то не могу ничего обещать, — я удерживаю его за запястья. — Так, Уткин, во-первых это не смешно, во-вторых, ты, сука, мог умереть, а в-третьих, если еще раз ты хоть подумаешь о таком — лично прибью. — А вот это уже смешно. Может, тогда поцелуешь меня без этих прелюдий? — он тянется ко мне. Я отвечаю, но почти сразу отстраняюсь, — Обещай, что это больше не повторится. Он молча смотрит на меня несколько секунд, но потом все же выполняет мою просьбу, — Только, если ты будешь рядом, — еще один поцелуй, далеко не последний за этот вечер.