Bow

Она не строит Чужому алтари и не собирается. Она не ведьма, добивающаяся его благосклонности и прикосновения его запястья к своим губам хоть раз. Никаких тайных уголков на «Падшем доме», которые зовут его, поют ему, чтобы он пришёл на землю и благословил того, кто зовёт. Он редко, если вообще когда-нибудь, делает это. Но в минуты утомления, когда нет стражников, идущих по её следу и луна погружает Карнаку в смутный сон, она ищет обветшалые здания тех, кто когда-то хотел, чтобы Чужой посетил их. Бедный вдовец, главарь банды, капитан гвардии злоупотребляли этим. Она сидит перед каждым алтарём, и он приходит к ней, зовет её, как всегда. Её дыхание иногда кротко, глаза устают и поникают из-за предателей, что должны были защищать её, уставшую и истрепанную. В эти моменты, когда она находится на грани чего-то большего, он видит тревогу, прячущуюся под её кожей. Но она — Императрица, и поэтому она прижимает ногти к своим ладоням, пока они не истекут кровью, пока костяшки её пальцев не станут грубыми и белыми. Алтари призывают его, привязанные к нему, как и он к ним, и эти места приближают его к грани, отделяющую зеленый и красный Империи от пурпурного, от чернильно-чёрного Бездны. Они приковали его к чему-то знакомому однажды, давным-давно, и поэтому в эти моменты он обхватывает её изнемождённую талию и кладет тяжелый груз её головы на своё плечо. Это красный на её ногтях, грустная музыка Карнаки, просачивающаяся в окно, когда Паоло сидит внизу, и он шепчет в её кожу возможности. Шепчет ей в волосы, кто она, кем может стать, и он чувствует, как её тело прижимается к нему.  — И что, если я его убью?  — Его кровь будет гнить и превращаться в крыс. Чума, которую ты знала однажды, полетит по воздуху и заразит тех, кто хочет использовать это в своих целях. Она хмыкает, опасно близко к его горлу.  — А если останется жив? Что тогда? — голос у неё ровный, спокойный.  — Всегда есть другой способ спустить шкуру с твоих врагов. Её ноги вытянуты перед ней, неспешно сплетающиеся с его, и он сосредоточенно наблюдает за ними, вслушиваясь в её медленное и спокойное дыхание. Паоло не вернётся сюда в этот момент, его жилы наполняет жажда убивать, и он не удовлетворит это желание сегодня ночью, но попытается. И вот он позволяет ей прислониться к нему, смотрит, как трепещут ресницы над её скулами. У неё есть шрам под щекой — след от шальной пули удачливого гвардейца. Он никогда не заживёт, испортит бледную кожу, но он не принадлежит к её злобному осуждающему двору, и он ловит себя на том, что смотрит на него. Он присоединится к ней в Бездне, но сейчас позволяет себе сделать глубокий вдох.