Бабуля

      — Ключа нет, — пожаловалась Авдотья Павловна Сашеньке, когда разгребали вход в подвал в прошлогоднем бурьяне.       Журналист оглядел всё ещё крепкую конструкцию с насмерть проржавевшим замком, который и ключ бы не отпер.       — Я в кино видела, как в дверь стреляют и замок отворяется потом, — сообщила бабуля, многозначительно косясь на оттопыренный подол Сашенькиного плаща.       — У меня нет, — отозвался Журналист задумчиво, потом, отследив взгляд Авдотьи Павловны, нахмурился: — Это не то, о чем вы подумали.       — Да я и не подумала ничего, — Авдотья Павловна заговорщицки сощурилась в ответ, — мое какое дело, что у тебя есть, а чего нет. Я и отвернуться могу, и за угол сходить пока.       — Авдотья Павловна... — с укоризной покачал головой Сашенька. — Вот и отвернитесь тогда, попробую сломать.       — Только не сильно, — попросила бабуля и правда отошла недалеко и стала спиной к месту действия.       Журналист, зная натуру человечью, подождал минуту — Авдотья Павловна послушно стояла, честно не оборачиваясь — распахнул плащ, расправляя левую руку. Подцепил — хоть и не с первого раза — плотный люк, раскрошив деревянный косяк, словно долотом, своей клешней. Оглянулся на бабулю, та даже не вздрогнула, когда завизжало железо, разрезаемое хитиновым острием, словно консервным ножом. Еще повозиться пришлось, пока язычок замка не увидел свет и крышка люка не бренькнула о землю.       — Ой-ой-ой, — Авдотья Павловна уже стояла рядом, прижав к морщинистым щекам ветхие ладони, — кто же тебе такое присобачил-то? Это ж где видано такое?       — Я же просил не подсматривать, — убирая клешню под плащ, строго нахмурился Сашенька.       — А как удержаться? — честно призналась бабуля. — Невозможно же. Так ты тоже «из этих»?       Уточнять, из кого «этих», Журналист не стал. Авдотья Павловна смотрела на него снизу вверх, как пятилетние девочки смотрят на Деда Мороза — с недоверием и восторгом.       — Ты мутант, да? — спросила девяностолетняя девочка тоном, каким могла бы спросить: «ты единорог?», «ты всамделишный Дед Мороз?».       Обычно «Деды Морозы» давали подергать себя за бороду таким недоверчиво-любопытным детишкам, тут Журналисту пришло в голову только осторожно расправить свою богомолью клешню в сторону от Авдотьи Павловны.       — Чудеса, — зачарованно пробормотала бабуля, но хоть не полезла руками трогать, надо отдать должное — сдержалась.— Траву косить ей можно, — не меняя мечтательный тон, продолжила практичная пенсионерка, — сучки рубить на дрова...       — Авдотья Павловна, — прервал Журналист бабулю, осознавая, что ему только что предложили план работ на день, — не желаете ли взглянуть на подвал?       Подвал и правда хорошо сохранился, но воняло там изрядно, так что у Журналиста даже глаза заслезились. Авдотья Павловна опознала протухшую и давно сгнившую капусту да картошку. Жить внутри такой вони в ближайшее время было невозможно и, оставив проветриваться запечатанное годами помещение, грустная Авдотья Павловна вернулась на крылечко: погоревать и подумать.       Псевдоплоть бормотала издалека, стараясь не попадаться на глаза Журналисту, где-то стреляли короткими очередями, на другом краю деревни лаяли одичавшие собаки. Жужжали мухи, очнувшиеся в теплые весенние дни. Урчало в животе, требовавшем еды и попить.       — Авдотья Павловна, — Журналист наклонился к бабуле, — колодец ваш почистить надо, но я один не справлюсь. Продержитесь денек?       Авдотья Павловна кивнула:       — Конечно, у меня еще бутылка воды есть.       — Ведите себя тихо, — предупредил Сашенька, — если псевдоплоть кинется прятаться, то и вы с ней вместе прячьтесь. Я постараюсь скоро вернуться.       Оставшись одна, бабуля задремала. Усталость, накопившаяся за последние дни, дала свое: задремала крепко.       Проснулась от звенящей, непривычно гнетущей тишины. Мир вокруг словно обесцветился, солнечное утро иссякло под бурыми низкими тучами, затянувшими небо.       Авдотья Павловна привстала, ухватившись за разнывшуюся, как перед дождем, поясницу.       — Неужто гроза будет, — загоревала бабуля, спохватываясь, что надо искать крышу над головой. Старый дом совсем не годился для этого.       Из травы показалась морда Кривой, перекошенная еще страшнее, чем уже привыкла её видеть Авдотья Павловна. Псевдоплоть завизжала истошно:       — Посмотрим, кудааа!.. — и заметалась между бабулей и подвальным лазом. — Кривая выведет! Выведет! Посмотрим!       Небо залило румянцем, треснула вдалеке молния, алым, словно рана на живом. Авдотья Павловна потянула за собой сумку с увядшей совершенно помидорной челкой сверху.       — Что такое? — заторопилась она за Кривой к люку, внезапно пугаясь.       Потянуло ветром, неожиданно горячим и сухим.       Кривая с визгом сиганула в отверстие, словно в омут с ледяной водой. Авдотья Павловна заторопилась следом, замешкалась с увязшим в мусоре колесиком. Накрыло её густым красным ветром у самого входа, загрохотало, забормотало вокруг неясно и мерзко тысячей голосов, непонятно, в голове или в ушах. Ударило снизу, словно пнул кто-то землю под ногами.       Бабуля упала навзничь, ошеломленно уставилась на завораживающие пляски стихии вокруг. Тучи осветились изнутри и обрушились на Авдотью Павловну, успевшую подумать, что мечта её сбылась — померла на родной земле.       Ещё подумалось, что, наверное, сад погибнет теперь совсем. Потом ещё подумалось, что Кривая как будет выбираться-то из подземелья. А Сашенька: придет и увидит бабкин труп с задранным подолом — срам какой. Мысль сменилась другой, что Сашенька тоже может под раздачу попасть, как и она. И колодец нечищеный остался.       Померла.       Открыла глаза в раю, а ведь не верила же никогда ни в рай, ни в ад. Небо голубое, солнце в зените. Ангел склонился над ней, покойницей, чистый ангел — солнце в светлых волосах золотилось нимбом.       — Авдотья Павловна? — обратился к ней ангел.       — Я в раю, — утвердительно отозвалась бабуля, складывая на груди ручки крест-накрест.       — Не могу с вами согласиться, — ответил ангел ласково.       — Я живая, что ли? — удивилась бабуля, проморгавшись и различив ниже светлого лика совсем не ангельскую, военного образца, одежку.       — Удивлены не меньше вашего, Авдотья Павловна, — над бабулей нависла еще одна голова, в которой узнавался вполне живой Журналист. — Уникальный вы экземпляр.       — А что такое случилось? — Авдотья Павловна уселась с помощью трех крепких рук и огляделась.       Тележка лежала брошенная у подвала, из которого доносились жалобные завывания Кривой.       — Случился выброс, — подробно объяснил Сашенька.       — Все потом, потом расскажем, — уверил ангел. — Давайте я помогу вам встать.       Оба мальчика не спускали глаз с бабули, пока та поднималась и отряхивалась от налипших на одежду сухой травы и мусора.       — Сашенька, — обратилась к своему покровителю Авдотья Павловна, — ты не представишь своего друга?       Друг-ангел заулыбался обаятельно, провел ладонью по золотым кудрям.       — Ну надо же — Сашенька, — хмыкнул он, покачав головой.       — Это Юрий Семецкий, Вечный Сталкер, — отозвался Журналист, принявшийся уже строчить что-то на своем планшете.       — Юрочка, — повернулась к нему Авдотья Павловна, — очень приятно. Достаньте, пожалуйста, псевдоплоть из подвала, она уже извелась там.