Бабуля

      Пара недель насыщенной хлопотами деревенской жизни, и Авдотья Павловна помирать сначала передумала, а потом и вовсе забыла, для чего ехала в родные края. Надышалась свежим воздухом, напилась колодезной ядреной водицы и, как та томатная ботва, что воткнули в отдохнувшую за много лет землю — воспряла, взбодрилась, утвердилась на новом-старом месте. Не то чтобы болячки стариковские прошли и бабка вдруг омолодилась, нет, конечно. Колено как скрипело, так и продолжало скрипеть, но более не докучала немощность, забылся возраст. Жизнь только начиналась и обещала быть разнообразно интересной.       Под строгим надзором был перекопан огород, воткнут нещадно покромсанный ужасающими Димочкиными ножами картофель. Рэд не верил, да и как поверишь, что изрезанный на невнятные детали корнеплод в состоянии не то что прорасти, а и урожай к концу лета дать.       Авдотья Павловна объясняла городскому ранее жителю очевидные вещи с удовольствием.       — Видишь глазок? — спрашивала она Димочку, вертящего в руках картофелину. — Пупочку видишь, прорастает?       — Вижу, — отвечал Черный Сталкер, с удивлением рассматривая то, что обычно безжалостно выковыривал, если возникала такая редкая в жизни необходимость — чистить картошку.       — Росточек здесь будет, из каждого росточка кустик вырастет.       Это казалось невероятным. Он где-то слышал, что картошку бросают в ямку целиком.       Столкнувшись с дефицитом посадочного материала, Авдотья Павловна засадила мальчика делить и множить. Делить один корнеплод на кусочки и множить тем самым посадочный материал.       Разрезав первую картофелину, Черный Сталкер вертел в руках кусочки, каждый с обязательным глазком, и не верил, что из этой идеи что-то получится. Если так порезать плоть, ничего путного не вышло бы, очевидно же. Растительный мир поразил вдруг своей живучестью по сравнению с миром животным, в кромсании которого Рэд поднаторел.       Семецкий копал огород. Копал красиво, по-мужски, сражаясь с одолевшими землю сорняками и мухами, старавшимися прилипнуть к безупречному телу в самых щекотных местах. Оборачивался иногда на грозу Зоны, зависшую над пакетом с заданием Авдотьи Павловны, и посмеивался. Бесил жутко.       Они уходили часто, Рэд чаще, чем Семецкий, старавшийся умереть где-то подальше от глаз Авдотьи Павловны. Дела никто не отменял, их странная жизнь текла своим чередом. Но бродя через аномалии, кромсая провинившихся, Рэд вдруг ловил себя на мысли, что надо посмотреть, правда ли взошли те самые «глазки». Иногда тайно возвращался, глянуть. Поле стояло темное, постепенно сереющее, но пустое.       «Ничего не выйдет», — думал тогда Рэд и удивлялся своему разочарованию.       Журналист отлынивал от сельхозработ как мог. Зато заделался поставщиком дичи, забрасывая периодически чью-нибудь не особо мутировавшую и узнаваемую часть туши. Деликатно не приносил в дом плотей. Кривая же, перестав опасаться, иногда даже подходила ближе чем на три метра, точно на расстояние, куда не дотянулась бы клешня Журналиста, отважно ходила по самому краю.       Журналист разгреб дом, избавился от гнилой крыши. Мог часами сидеть наверху, записывая в планшете и рассылая новости.       В один из таких приятных дней Авдотья Павловна нажарила неизвестно откуда взявшихся грибов.       Взяла она их, конечно, в лесу. Грибы показались знакомыми ранними сморчками, но были ли это сморчки, вопрос остался открытым. Ароматное кушанье привлекло внимание проголодавшегося Семецкого, который в грибах разбирался не слишком профессионально, а с точки зрения «пожарено — значит, съедобно».       Авдотья Павловна копошилась в саду, Черный Сталкер гулял по Припяти, Журналист, удачливый хищник, сыто спал на чердаке, а Юрочка подцепил вилкой один грибок, пожевал, потом второй. Было вкусно и не остановиться, так что в результате не заметил, как заморил червячка. Слегка стесняясь от того, что не дождался совместного обеда.       Дошел до колодца, честно решив отработать «косяк» добрым делом, и понял, что будет умирать.       Скрутило мальчика быстро. Грибочки оказались не только вкусными, но и злобными по натуре, снабдив свои органы размножения изрядным количеством яда, чтобы хоть как-то противостоять травоядной мутировавшей фауне.       У колодца, выронив ведро из скрюченных судорогой рук, Семецкий осознал весь ужас своего положения. Свело ноги, да так, что Сталкер повалился набок, загребая конечностями и закусив губы, чтоб не испугать воплями пожилого человека, возившегося неподалеку. Стошнило какой-то пеной, вонючей и зеленой. Печень, оскорбившись съеденным, психанула и отключилась. Семецкий даже сквозь судороги уловил бунт органов внутри себя.       «Какая нелепая смерть, — в отчаянии подумалось Семецкому, пытавшемуся привстать. Тело отказывало, болело и тряслось. — Вкусно ведь было», — с обидой подумал он и пополз, как мог, в сторону лаза в подвал. Встал из последних сил и шагнул головой вниз в глубокий зев — ломать шею для скорости избавления от мук.       — Юрочка! — последнее, что он услышал в своей короткой жизни, ощущая радость от небезразличия к своей судьбе замечательной Авдотьи Павловны.       На пейджер Черному Сталкеру пришло: «Умер сталкер Семецкий. Сломал шею, отравившись грибами».       Авдотья Павловна рыдала у люка, когда Журналист отправлял сообщение, равнодушно-безучастный к горю старушки. Кривая кружила около бабули, жалобно подвывая своё «Увидим». Рэд сотворил аномалию и вышел у калитки, понимая, что сейчас будет интересно.       — Авдотья Павловна, не убивайтесь так, — неумело утешал старушку Журналист. — Все будет хорошо!       Авдотья Павловна не верила в чудеса, пыталась заглянуть или спуститься в подвал, но Журналист не пускал, отворачивал и утягивал в сторону.       — Бедный мальчик, — голосила старушка, — такой молодой, как же так, упал, может он еще живой? Надо позвать Доктора!       Журналист казался ей жестоким и невозможно хладнокровным негодяем, не торопившимся бросаться на спасение товарища.       Из отверстия подвала воссияло.       Черный Сталкер вздохнул с облегчением, увидев, как бесконечные пять минут спустя из-за дома показался чистенький и свежий Семецкий, стеснявшийся подойти к убитой горем Авдотье Павловне. Пришлось самому приобнять вздрагивающую от рыданий бабулю и развернуть к ангелу.       — Нам еще многое нужно вам рассказать, — успокаивая новую бурную реакцию, объяснил он.       — Так он бессмертный? — Авдотья Павловна, зарывшая неслучившийся обед поглубже в компостную яму, уже размышляла об очевидном для Семецкого: он будет подопытным кроликом, жующим флору Зоны на предмет выявления опасных для жизни продуктов.       Впрочем, Семецкий был рад, что отравился. В конце концов, поделом ему за нетерпение, а самое главное — остальные живы, жертва была не напрасной. Сидел на крылечке, вертел светлой головой, уминал безопасные макароны с кетчупом.       Рэд рассеянно бродил по огороду, пока не осознал, что на подсохшем уже перекопанном поле то тут, то там вылезли крошечные зеленые ростки. Авдотья Павловна была права, и это было приятно.