***
22 декабря, 1986 г.
— Скажите, с ним всё будет нормально? — Икуко взволнованно взглянула на врача, закончившего обследование больного. Она не ожидала очередного припадка, из-за которого в срочном порядке пришлось вызвать доктора на дом. Кажется к Тое неожиданно вернулись воспоминания, но он не мог принять их и поэтому пребывал в плачевном состоянии. Юноша долгое время бился в агонии и кричал о помощи, но всё, чем она смогла поддержать его, это доверить специалисту. Мадам Хачиджо не смыкала глаз целую ночь и вот, когда утром Тое стало хоть немного легче, ей хотелось расспросить врача о его тяжёлом состоянии. Для общественности само существование этого человека было секретом, поэтому отправить юношу в клинику и позволить пройти соответствующие осмотры, стоило ей обнародованием информации о таинственной находке. И даже если Хачиджо понимала, что улов не стоит жизни этого ребёнка, она не могла заставить себя пойти на такой опрометчивый шаг и ограничивалась лишь домашним присмотром. — Ничего гарантировать не могу. Его психологическое состояние в ужасно шатком положении. Боюсь, с внутренним противоборством больного не сможет помочь даже современная медицина. Хотя если назначить определённые консультации у психолога, возможно это помогло бы ему справиться с душевной травмой. — Констатировал факт пожилой мужчина, оправив очки. В его руках находилась амбулаторная карта больного. Икуко хотелось посмотреть, что же в ней написано касательно «заболевания», но услышав от специалиста об отсутствии прямого способа лечения, женщина решила оставить любопытство и склонила голову в поклоне. — Спасибо за сотрудничество. Надеюсь, вы не считаете меня варваром, запершим юношу в четырёх стенах. — Не сочтите меня грубым, но скажите, мисс Хачиджо, укрытие этого человека от общества действительно настолько важно? Ради его блага я посоветовал бы вам обратиться к специалисту… — неуверенно проговорил доктор, но был оборван резким жестом со стороны собеседницы. Взгляд женщины из приторно доброго стал острым как лезвие ножа. Она деловито положила руку на талию и склонила голову вбок, словно спрашивая: «А какое вам дело до него?» — Простите!.. Тогда разрешите откланяться. — Конечно. Всего доброго. — Соблюдая приличия Икуко поклонилась вслед и тяжело выдохнула, увидев поспешно скрывшегося за дверью врача. Никому никогда не понять её намерений. Может быть это действительно нечестно с её стороны пренебрегать здоровьем Тои и стоило отправить его на обследования? Но почему воспоминания вернулись так рано? Была ли она слишком расточительна, дав ему увидеть ту информацию, или всё воля судьбы? Женщина не знала ответа. Но в одном она была уверена на все 100%: дай она увидеть ещё одного выжившего общественности и подними суматоху, его шаткое душевное состояние было бы подорвано ещё сильнее. Даже психологу нельзя было доверить лечить тяжелейший стресс, который перенёс этот человек. Это одна из тех ран, которые не залатать грубой швее. Этот сочащийся кровью порез ещё долго не даст Тое жить спокойно и то, что способно излечить его от боли, ничто иное как время. Да, именно этот длинный и могущественный поток способен спасти человека от забвения и излечить его. Икуко решила проведать Тою и спросить о его самочувствии. Войдя в комнату больного, первым, что она увидела, было осунувшееся лицо от безудержных рыданий и недомогания. — Доброе утро, Тоя. Как себя чувствуешь? — как ни в чём не бывало произнесла женщина, садясь рядом с его кроватью на стул. Юноша, лежащий на высоко положенных подушках, перевёл блуждающий взгляд от её фигуры на пустую стену. — Кажется, по сравнению со вчерашним состоянием, немного легче. А вы, Икуко-сан, не спали всю ночь. Отдохните немного. — Хачиджо и правда чувствовала себя переутомлённой. Прежний яркий блеск в глазах угас. Под ними виднелись синяки от недосыпа. Живое лицо, прежде всегда выглядящее молодо и свежо, стало бледным. Женщина позволила лёгкой улыбке тронуть уста. Она протянула руку и крепко сжала холодную, пропотевшую от жара, ладонь юноши. Тоя на мгновение удивился, затем сощурился и виновато сжал губы. Неужели юноша знал, что с самой ночи до утра Икуко не сомкнула глаз, всё ожидая, когда ему хоть немного полегчает? — Я не могу это выдержать… — наконец прошептал он, сильно стиснув пальцы женщины. На бледной коже выступили красные следы, но Икуко никак не реагировала. Ни один мускул не дрогнул на её лице, хотя боль от судорожной хватки была не из приятных — То, что я видел во сне, пугает меня. Тот «я», не являющийся мною, говорит, что я должен исчезнуть. Этого я и боюсь!.. Что если однажды я проснусь совершенно другим человеком? Что если этот я исчезну? Само моё существование будет стёрто из этого мира? Или же я кану в пучины забвения? Скажите мне, Икуко-сан!!! Не контролируя своих эмоций, в поисках поддержки Тоя вцепился в хрупкие плечи женщины и прижался головой к груди в безутешных рыданиях. Самое жестокое наказание для человека не боль от осознания, а незнание. Непросвещённость — худшее бремя для человеческого создания. Неопределённость и ожидание пучины забвения не придают ему храбрости, а бросают в океан сомнения и страха. Эти эмоции, слившись в один органичный компонент, дают более сильный недуг — ужас. Ужас перед не свершившимся, но возможным будущим. Поэтому Хачиджо не стала обвинять его в малодушии. Наоборот она гордилась способностью юноши оставаться в сознании. Шрам на его сердце слишком силён и воспоминания о прошлом разорвали рану, заставляя её обливаться кровью. Икуко успокаивающе погладила юношу по макушке, зная, что слова не больше чем яд. — Тебе не нужно думать об этом. Тоя есть Тоя. Ты это ты. Никто другой. — Женщина ничего не хотела знать о «другой» личности, укрытой в недрах его сознания. Прямо сейчас перед ней был никто иной, как слабый и сдавшийся воле провидения человек по имени Тоя Хачиджо. Неожиданно приглушённый плач прекратился. Тоя вернулся в сидячее положение, вытер лицо рукавом белой рубашки и направил осуждающий взгляд на женщину. Она ответила ему смелой и уверенной улыбкой, расплывшейся на лице. — Скажите, Икуко-сан, вы же с самого начала догадывались кто я такой? — на этой фразе его голос оборвался, так как улыбка женщины стала похожа на лисий оскал. Сложив руки воедино, она осведомилась. — С чего такая уверенность? У тебя есть какие-то предпосылки так думать или же это очередные домыслы, как и с тем, что я сбила тебя? — при этом её голос был не осуждающим, скорее напротив, преисполненным любопытством. Тоя от преображения прежде элегантной и изящной владелицы особняка, что спасла его от гибели, в некое подобие монстра, оторопел, не зная как ответить. «Откуда она могла знать, о чём я думаю? Откуда могла узнать мои мысли? Прочла их или просто догадалась? Конечно это всего лишь её догадка, психологическая атака… Ведь оккультных вещей вроде телепатии не существует. Их не должно существовать!» — Я заметил это… вы уже давно интересовались неким инцидентом. И только вчера понял, что он связан со мной. Этот инцидент на Роккенджиме… вы же достаточно догадливы, поэтому сразу же связали его со мной? — хотя юноша проговорил это с неуверенностью, в глазах Икуко зажегся озорной огонёк и она, рассмеявшись, зааплодировала с таким довольным лицом, словно тот отгадал сложнейший ответ на вопрос в викторине. — Впечатляет. Поистине хорошая наблюдательность. Недаром ты талантлив в детективном жанре. Хотя излишняя осторожность может быть и знаком недоверия, верно? — Икуко продолжала заливисто смеяться, будто рассказывала другу шутку. Глядя на её поведение, Тоя наконец смог понять, почему натура этой женщины была недоступной для понимания человека и почему она сама называла себя «эксцентричной особой» — Прости, но ты меня действительно удивил. Теперь я могу с совестью заявить: да, я с самого начала подозревала, что инцидент на Роккенджиме чем-то связан с тобой. Я руководствовалась не только голимой логикой, но и иррациональной стороной, присущей только женщинам: интуицией. И она меня не подвела. Тоя чувствовал себя преданным словно из груди вырезали сердце. Всё его тело похолодело, а боль в груди стала лишь сильнее. Схватившись за голову и вплетая пальцы в мокрые от пота волосы, юноша лихорадочно задышал, пытаясь восстановить кислород в лёгких. — Ты же Уширомия Баттлер, верно? — эти слова клином впились в его исполосанную грудь. Перед глазами пролетали мимолётные образы, похожие на киноленту: лица родителей, улыбки кузенов, добрые взгляды тёть и дядь, и девушка, протягивающая ему книгу. В глазах зарябило, помехи стали похожи на сломанный канал. Тое казалось, что он вот-вот рухнет в обморок. Первый клин ударил в его печень, пронзая её насквозь. Кусок плоти, легко порвавшись, пустил острие через кожный покров и, наконец, поразил орган. Тоя сплюнул кровью. Шесть трупов. Рассечённые пулями жертвы, ничком валяющиеся в гостиной. Обеденный стол, запачканный свежей кровью. Стены, обмазанные ровными росчерками алой крови. И крики кузенов, эхом отдающиеся в голове: «Нет! Мама! Папа!». Второй клин поразил желудок. Попал он не с такой точностью, как в печень, так как удар был сделан жёстко и неумело. Орган задело вскользь, но это лишь причинило Тое невообразимую боль. Его вырвало желудочным соком на ладонь. В это время безжалостные картины продолжали появляться. Вторые сумерки: разлученная пара, Нацухи и Краусс, найденные мёртвыми в пределах спальни женщины. Тоя закричал, в неистовстве хватаясь за воздух. Третий, четвёртый клин: девушка, которая ему нравилась, убита в беседке. На этот раз было пронзено лёгкое. Из-за этого Тоя начал задыхаться, продолжая рвать воздух в истеричном припадке. Алая кровь покрывала его снежно-белую рубашку, впитываясь в ткань. Бездушные тёмно-фиолетовые глаза наблюдали за его страданиями как за ироничной постановкой. И затем две последующих сцены преступления — пятые и шестые сумерки — смерть Кумасавы и Годы в домике для гостей — пронзили обе почки так, будто то лопающиеся надувные шарики. Тою скрутило от невообразимой боли во всём теле. Но даже так он не мог умереть. Клинья продолжали поражать свою жертву. Но это не игра в дартс, ведь юноша не был бездушной мишенью. Корчась от невообразимого жара во всём теле и продолжая стенать, Тоя всё взывал о помощи. — Икуко-сан, спасите меня… спасите… это больно… Хотя бы дайте мне умереть! Горячие слёзы стекали по лицу, кровь заполоняла белые простыни, алым отпечатком въедаясь в его сердце. Сознание постепенно тускнело, но образы не прекращались хаотично появляться, продолжая клиньями вбиваться в органы. Спинной мозг — седьмые сумерки. Полный паралич. Смерть доктора и отчаяние кузенов. Неугомонный смех Марии и крики Джессики. Восьмые сумерки — смерть Джессики в розарии. Разорванная нервная система. Боль достигла апогея. И наконец он увидел их лица. Бездушные лица преступников, убивших всех остальных. «Вот оно как. Вот же… как оно сложилось…» Последний клин пронзил его стопу словно какое-то библейское послание. Боже, залечи мои раны. Боже, останови кровотечение. Боже, лучше бы я умер. Боже, прошу только об одном… прошу, забери мои грехи.***
-Баттлер, сегодня-то мы оттянемся ни на шутку! Недаром все кузены собрались вместе спустя шесть лет! — Джессика вскинула руки навстречу простору голубых широт и плещущих о пристань волн. Невозмутимый как и прежде Джордж лёгким движением руки оправил очки. При этом он выглядел так как должно было соответствовать юноше его возраста. — Точно, Баттлер вернулся спустя шесть лет. Мария-чан нас плохо помнит. Поэтому это хороший шанс развлечься всем вместе. — Спокойный и равнодушный тон говора. Джордж-аники всегда соответствовал возрасту, был примером для своих кузенов. Недаром даже в самых сложных и тяжёлых ситуациях он держался дольше всех, не позволяя выдержке рухнуть, не давая себе заплакать на глазах тех, кто был младше его. Эта простота и сила воли приковали к нему Шаннон. — Уууу. Мария не помнит. Не помнит Баттлера. Ууу… — расстроенно промычала Мария — но он не плохой! Баттлер не плохой! Ууу. Он говорит с Марией о ведьмах!!! Шаннон, стоящая рядом с ними, сложила руки на груди, удивлённо взирая на Баттлера. Спустя шесть долгих лет они вновь встретились после того неловкого обещания, но ни у кого больше не осталось сомнений по поводу прошлом. Шаннон счастлива рядом с Джорджем, а Баттлер и вовсе не вспоминал о Роккенджиме. Но сейчас они могли вместе насладиться долгожданным уединением на берегу этого широкого и бесконечного моря… — Вот это новость. Баттлер-сама тоже верит в ведьм? — удивлённо изрекла Шаннон, а затем улыбнулась — и поэтому вы спрашивали меня о Беатриче-сама? Так, да? — Да нет же! — громко завопил «я», с глупой улыбкой стоящий поодаль от кузенов и эксцентрично улыбаясь. Затем, вытянув руку, «я» воодушевлённо продолжил, расплывшись в довольной улыбке — Беатриче-как-её-там, увидел бы её, обязательно облапал! Идеальные пропорции женского тела! Как раз мой тип!!! — Эй, всё бы тебе опошлять! — Джессика отвесила Баттлеру тумак даже не раздумывая. Её раздражало, когда тот начинал разговор на похабные темы. — А что, это плохо? Беатриче с портрета действительно симпатичная. — Обиженно буркнул Баттлер, но заметил со стороны Шаннон реакцию. Её щеки непроизвольно порозовели. Он хотел было поинтересоваться, не жар ли у неё случаем, но его вопрос деликатно прервал Джордж. — Да ладно вам. Мы собрались не для перепалок. Джессика, и ты, Баттлер, прекращайте детские споры — выдохнул Джордж. Даже сейчас он оставался самым благоразумным, потому остановил возможные склоки между Джессикой и Баттлером, проявив старшинство. — Ууу. Ссориться нельзя. Беатриче не любит ссоры. Ууу — промямлила Мария. Хотя она была рада, что никто не отзывается о Беатриче неуважительно вроде: «Её не существует», но не хотела ничьих споров, поэтому поддержала старшего кузена. — Правильно-правильно. Аники, ты как всегда на высоте. — Подмигнула Джессика, вызывающе бросив победный взгляд на надувшегося Баттлера. Теперь виновным в споре выставят его, так? Недоумевая, Баттлер хотел было возмутиться. — Спокойнее, Джессика-сама. Баттлер-сама не имел ничего плохого против Беатриче-сама. Просто он таким образом выражает свои мысли — вступилась за Баттлера Шаннон, солнечно улыбнувшись. — Ага, ужасный способ самовыражения. Сплошная похабщина. — Джессика изобразила пробравшие её мурашки по коже. Баттлер благодаря вступившейся за него Шаннон вернул самообладание и посмотрел в точку, где сливалось голубая широта моря и бесконечный пласт неба. — Действительно, такой день выпадает раз в году. Я сожалею, что не приехал раньше… — «я» вдохнул воздух в лёгкие и закрыл глаза, наслаждаясь свежим воздухом морского прибоя. И затем, когда «я» открыл глаза и обернулся в сторону кузен, то вместо мирной картины узрел пейзаж ада. Тело Джессики лежало на песке в странной позе, словно её несколько раз согнуло пополам. Череп был пробит чем-то тяжёлым вроде биты или огромного молота. Лицо размозжено до неузнаваемости. Школьная форма насквозь в крови. Джордж-аники распластался рядом. В глазах застыло выражение ужаса. Во лбу торчал ритуальный кинжал, похожий на шило, с загнутым лезвием. Трудно было представить, чтобы кто-то с силой смог вогнать эту штуку в его череп. Это словно… кто-то сначала выстрелил, пробив ему голову, а затем со всей силы вогнал лезвие в лоб. Мария лежала поодаль, изрешечённая пулевыми ранениями с ног до головы. Мало того, её стопы были пронзены ритуальными кинжалами. Зрачки застыли в немом ужасе. От её тела влачился красный ковёр. Будто вкопанный я смотрел на это страшное зрелище, а затем последовал за кровавым следом. Он тянулся довольно далеко, поэтому я то и дело останавливался, пытаясь убедить себя, что инцидент на пляже лишь мой дурной сон. Но сколько бы я себя не щипал за щёку, кошмар наяву не проходил. И вот я настиг последней жертвы. Оставшееся без головы тело Шаннон ничком лежало на песке. В области отсутствующей головы остался огромный сгусток крови. Перед смертью левая рука вырисовывала что-то. То была незавершённая кровавая надпись на песке. Я вгляделся в кандзи, пытаясь прочесть написанное. «Ты…» Слова были не дописаны, на правой руке отсутствовал безымянный палец. Меня вытошнило. Я зарыдал. Но, вопреки увиденному, ужас я испытывал не из-за увиденных трупов. В руке я плотно сжимал нечто, похожее на тесак. Этим я…всех их…своими руками… Меня вытошнило повторно. Теперь уже от уродства этой сцены. Сюрреалистичная картина, увиденная мною, никак не вписывалась в только что увиденную мирную.***
— Икуко-сан! Прошу, спасите меня!!! — Тоя ухватился за руку женщины, боясь отпустить единственную опору, свой спасательный оплот. Его тело билось в конвульсиях. Ужас увиденного по-прежнему не оставлял юношу. Видя боль и агонию, Хачиджо уже который раз пыталась привести Тою в себя, но все попытки оказывались тщетными. И вот, выдержав ещё один крик, она отстранила юношу, продолжающего вопить в неистовстве, от себя и со всей силы дала пощёчину.