Он, она и она

В твоей любви потерян, Хоть я больше для тебя ничего не значу. Lewis Capaldi — Bruises

Вдох-выдох, вдох-выдох — и так десять раз, но ничто не помогает разрядить обстановку за столом. Или это только мне кажется, что напряжение в воздухе можно потрогать руками. Но определенно, еще никогда в жизни я не чувствовала себя настолько некомфортно, сидя в простой, шумной закусочной. Мои ладони настолько вспотели, что мне приходится через каждые пять минут незаметно вытирать их о колготки. Так, чтобы она ничего не заметила и не поняла. Нам Соль даже спустя полчаса по-прежнему сидит рядом со мной, буквально вжимаясь своим боком в меня. Она о чем-то рассказывает парням, периодически покусывая губы, и совершенно не смотрит в мою сторону, но стоит ей рассмеяться, как ее ладонь тут же оказывается прямо на моем бедре, выше колена. Отчего я каждый раз перестаю дышать и хочу вскочить, накричать и оттолкнуть. Но я боюсь. Боюсь, что Чонгук разозлится. Разозлится на то, что я не хочу сидеть за одним столом с Нам Соль и ее молчаливым бойфрендом, который просто слушает и изредка кивает головой. На то, что я хочу провести время с ним, а не с ними. На то, что я снова чувствую пульсирующую ревность где-то в животе, которая с каждой секундой набирает обороты, переплетаясь с отвращением к наманикюренным пальцам, сжимающим мою ногу в порыве эмоций. Я должна отодвинуться, но мне некуда. Должна попросить ее уйти, но я не могу даже пошевелить языком. Должна показать, что ее присутствие меня не пугает, но у меня по спине ползут мурашки. Я столько всего должна сделать. Прямо сейчас, вот немедленно! Но я не в силах. Я всего лишь сижу, опустив голову, и судорожно дышу, пытаясь успокоить разыгравшиеся нервы. Черт, откуда все это? Ведь Чонгук пришел сюда на свидание со мной. Он не улыбается ей, просто слушает и поддерживает беседу. Ведь и она пришла сюда со своим парнем. Мэй Джей, почему ты так нервничаешь? — Что-то я проголодалась, — говорит Нам Соль, наконец-то убирая свою ладонь с моей ноги. Мне удается выдохнуть. Взмахнув волосами и перебросив их на одно плечо, она улыбается Сокджину. — Милый, может, вы с Чонгуком пойдете и закажете нам что-нибудь? А мы с Мэй Джей пока поболтаем, — продолжает она и поворачивает голову ко мне, чтобы улыбнуться. Я вся внутренне вздрагиваю, понимая, что если эти двое сейчас уйдут, то мы с брюнеткой останемся одни. Мне будет некуда бежать. И она точно воспользуется этим. Зачем она это делает? — Конечно, — спокойно отвечает Сокджин, бросив взгляд на остывшие тосты с малиновым джемом, которые выглядят все так же неаппетитно для меня. — Чонгук, не уходи..! — вырывается у меня, когда Чон тоже поднимается, не возразив и просто пожав плечами на реплику Соль. Он тут же замирает, уперевшись руками в стол, и смотрит на меня. Как-то спокойно. Нам Соль тоже не отрывает глаз от моего лица и несколько секунд просто молчит, пытаясь понять, почему я прошу своего парня остаться. А затем она начинает беззлобно хихикать, прикрыв ладонью рот. Она все понимает. — Не слушай ее, Чонгук! Идите, идите! — хихикает девушка и отмахивается от парней. — Мэй Джей, обещаю, я не кусаюсь. — И игриво толкает меня плечом. Я не могу даже сглотнуть, когда за столом становится на двух человек меньше. Я осталась с ней. С Нам Соль. О которой я ничего не знаю, кроме того, что она все время странно улыбается моему парню, одевается не по погоде и любит влезать в чужое личное пространство. Мне настолько некомфортно, неуютно и неприятно находиться в ее компании, что я прямо сейчас готова провалиться сквозь землю, лишь бы подальше от нее. Потому что она смотрит прямо на меня, подперев голову кулаком, улыбается и покусывает ноготь на мизинце, о чем-то раздумывая и будто насмехаясь надо мной. Интересно, ей известно о том, что из-за нее мы с Чонгуком несколько дней не разговаривали? О том, что из-за нее я плакала ночами в подушку и презираю свое отражение в зеркале? Мы с ней такие безумно разные. Как мы вообще оказались за одним столом, плечом к плечу, под звуки дождя за окном? — У вас свидание? — она первая прерывает молчание, заставляя меня инстинктивно поднять голову и посмотреть на нее. Глаза в глаза. Еще один рваный вдох и дрожь в коленках. — Да… Мы планировали сходить куда-нибудь, побыть наедине, — сухо отвечаю я, открыто подчеркивая слово «наедине», что вызывает еще одну улыбку у Нам Соль. — Прости, ты, наверное, не шибко рада тому, что мы сели с вами, — виновато выдает она, кивая головой. Я предпочитаю оставить ее реплику без ответа. Брюнетка ерзает на месте, меняя ноги местами, чтобы положить одну на другую, и, кажется, садится еще ближе. По крайней мере, ее локоть, лежащий на спинке кресла, врезается в мое плечо. Снова. — Когда мы зашли, вы не выглядели особенно радостными. Между вами все в порядке? — продолжает она задавать вопросы, чем раздражает только сильнее. Хотя, нет, ее улыбка бесит больше. Ее хочется просто стереть. Никто не способен так долго искусственно улыбаться, но у этой девушки это получается слишком хорошо. Из-за нее я вспоминаю, что мы с Чонгуком действительно просто сидели друг напротив друга, разглядывая бледно-серые разводы от дождя на стекле, до того, как они пришли. Мы не говорили, не обнимались и даже не ели. Возможно, со стороны мы выглядели еще более удручающе, чем я себя чувствовала. Но даже если это правда, я не хочу слышать этого от нее. От кого угодно, но не от нее. — У нас все отлично, — цежу я и облизываю губы. А верю ли я сама в то, что говорю? Верю, конечно. Ведь мы помирились. Он согласился на свидание, и пусть в итоге все пошло не по плану, это все еще свидание. Даже если Нам Соль попытается его разрушить. — Ты чего такая напряженная? — усмехается она и изгибает брови. — Не пойми неправильно, Мэй Джей. Просто… — Она на секунду отводит взгляд, поджимает губы. — Я бы хотела узнать тебя получше. Я вздрагиваю и подозрительно смотрю на девушку. Хочет узнать получше? Меня? Мысли в голове моментально перепутываются, и я на самом деле не знаю, что ответить. Внезапно ее близость кажется непозволительной, и я делаю попытку отодвинуться, но понимаю, что еще немного и я окажусь на полу. Нам Соль тоже это понимает, поэтому хватает меня за ногу и крепко держит. Ее пальцы неприятно сдавливают внутреннюю сторону бедра, и я просто радуюсь, что сегодня в колготках. Иначе ее длиннющие ногти обязательно поранили бы мою кожу. — Не надо, — шиплю я и таки убираю чужую руку, тут же испытывая облегчение. Какого вообще черта она прикасается ко мне? Между нами снова повисает молчание. Только такое, от которого мне становится легче, а вот Соль явно теряется, не привыкшая к тому, что кому-то может быть неприятна ее компания. Стараясь сильно не показывать своего нетерпения, я оборачиваюсь через плечо и ищу глазами Чонгука. Они с Сокджином до сих пор стоят у кассы и, вроде бы, ждут заказа, при этом так же не разговаривая и даже не посматривая друг на друга. Ну просто картина маслом. — Чем ты любишь заниматься? — обращается ко мне брюнетка, одергивая за рубашку. И минуты не прошло. А она совершенно не понимает, когда нужно остановиться, да? — Что? — переспрашиваю неохотно, сглатывая. Если сначала я странно волновалась рядом с ней, то теперь вернулось прежнее раздражение. Меня в принципе бесят люди, которые считают, что они имеют право ко мне прикасаться. Это право принадлежит только одному человеку. — У тебя есть какие-нибудь хобби? — Нам Соль кладет ладонь на свою шею и медленно ведет ее к декольте, а затем обратно, при этом показывая, что она внимательно меня слушает. Ее темные глаза бегают по моему лицу, а потом она вдруг снова улыбается, только на этот раз хитрее. — Нет… — отвечаю я, на самом деле задумавшись над ее вопросом. Хобби? Хобби отнимает время, а мне и так кажется, что его ничтожно мало. Думаю, даже если бы я двадцать четыре часа в сутки проводила рядом с Чонгуком, я бы мечтала о целых двадцати пяти. — Что, совсем нет? — Ее брови взлетают вверх, а пухлые губы образуют букву «о». — Неужели тебя, в твоем возрасте, совсем ничего не интересует? Что это, насмешка проскочила в ее голосе? Почему ее так волнует, чем я занимаюсь? — Ничего, — отрезаю я, отворачиваясь к окну. — А друзья? — режет ухо голос, и я дергаюсь. — Друзья у тебя есть? Да какого черта, в самом деле? Откуда такой нездоровый интерес к моей персоне? Зачем ей «узнавать меня получше»? — У меня есть друзья! — выплевываю я, резко разворачиваясь к девушке. — И я… Но она перебивает, наклонив голову вбок. — Нет, я имею в виду настоящих друзей. Не друзей Чонгука, а именно твоих, — поясняет она размеренным голосом. А я давлюсь воздухом, моментально закрывая рот. «Настоящие друзья». «Не друзья Чонгука». Почему-то даже она понимает, что эти понятия не могут значить одно и то же. По крайней мере, не в моей жизни. А есть ли у меня друзья? Конечно, мне всегда очень весело в компании Хосока, Чимина, Тэхена и Юнги. С Чимином интересно сидеть в библиотеке и просто разговаривать, Хосок может рассмешить и поднять настроение в плохой день, с Тэхеном комфортно даже просто стоять рядом, он всегда понимает меня без слов. А Юнги… С Юнги и молчать хорошо. А иногда это важно. Но являются ли эти люди теми, кто, в случае чего, встанет на мою сторону? Или они, как настоящие друзья Чонгука, пойдут за ним, если он об этом попросит, оставив меня позади? А сделала бы так ради меня Джиен? А я для нее?.. Стоп. Что? Словно очнувшись от наваждения, я удивленно хлопаю глазами, понимая, что прошло не больше пары секунд и Нам Соль по-прежнему сидит напротив меня. Ее выражение лица, на первый взгляд, кажется совершенно невинным, но я-то вижу, что на дне ее зрачков пляшут демоны, радующиеся тому, что ей, кажется… удалось меня задеть? — Что это за вопросы? — стиснув зубы, говорю я и хмурю брови. — Это обычные вопросы, Мэйджи, — выдыхает она и, не может быть, садится за столом ровно. Так, что ее колени больше не упираются в мои ноги. Но от слуха не ускользает это… «Мэйджи»? Она что, действительно только что назвала меня так, как это делает только Чонгук? — Буду откровенной, я просто переживаю за тебя. А я чувствую, как во мне начинает разгораться злость. Ну это уже просто ни в какие ворота. — Что значит «переживаю»? — Я стараюсь не кричать, но повышаю голос. Она не должна называть меня «Мэйджи». Не должна прикасаться ко мне так, будто мы знакомы сто лет. Не должна лезть в мою душу. Просто не должна. Но она делает это. Упорно пытается проникнуть ко мне в голову, а затем прорыть путь к сердцу, чтобы задеть самое больное. Я чувствую это. Чувствую, что от начала и до конца все это не просто так. — Ну… Ты совсем еще маленькая, в чем-то даже глупая… — начинает брюнетка, скользя пальцами по краям тарелки, на которой все также лежат тосты, но в этот раз она не смотрит мне в глаза. — А еще ты по самые уши влюбленная в своего… первого парня, я права? — Нам Соль делает паузу, будто ожидая, что я сейчас должна ей ответить, но я молчу. Молчу, потому что в горле встал ком. — Да, видимо, я права, — совершенно обыденно, будто так и надо, говорит она. — И вот ты, такая влюбленная и ослепленная собственными чувствами, возомнила себе, что вас с Чонгуком ждет «и жили они долго и счастливо» только потому, что вы уже… сколько там лет вместе? — Брюнетка усмехается, а у меня буквально горит в груди. Ладони снова потеют, а перед глазами темнеет. Я чувствую, что готова вцепиться в ее волосы и просто разрыдаться одновременно. Потому что мне неприятно, что каждое ее слово так больно колет. Она не смеет делать вид, будто она знает меня. Знает наши с Чонгуком отношения. — Но все это подростковый максимализм, Мэйджи! — И снова, глаза в глаза. Мои, потемневшие, против ее, светящихся от какого-то маниакального удовольствия. — Все это с возрастом пройдет, и твой первый и единственный парень не будет вечно ждать, когда ты повзрослеешь. Сейчас я вижу перед собой погрязшую в школьной любви девочку, которая не хочет никому давать попользоваться своей любимой игрушкой. — Чуть наклонившись, она приближает свое лицо к моему. — Но только вот эта игрушка живая, и она хочет играть с другими девочками… Тук-тук. Тук-тук-тук. Мое сердце бьется так быстро и так сильно, что я слышу его в ушах. Ноги немеют, а руки натурально начинают дрожать, из-за чего мне приходится взяться за края кресла. Дыхание спирает, мне просто плохо. И я уже даже не знаю, физически или морально. Мне кажется, что на меня сверху поставили огромный такой груз, который теперь тянет меня вниз, но не позволяет сдвинуться с места, хотя подсознание велит бежать отсюда. И перед ней. Под ее самодовольным взглядом я чувствую себя такой жалкой. Той самой девочкой, чья любимая игрушка просится на руки к другим. Глупой, наивной, никому не нужной девочкой, которой нет места даже за столом в этой вонючей закусочной! И все из-за нее. Из-за Нам Соль. Которая однозначно пришла сюда не случайно. Только какова ее цель? Раздавить меня? Унизить? Но что я ей сделала? — Что тебе от нас нужно?! — понизив голос до минимума, я сама вплотную приближаюсь к ней и хватаю за предплечье, на что девушка сначала удивленно охает, а затем тихо хохочет. А мне кажется, что она просто плюет мне в лицо. В очередной раз. — Кажется, я тебе не нравлюсь… — шепчет Нам Соль и качает головой. На стол внезапно опускается поднос с едой и напитками, и я как ошпаренная отскакиваю назад, в последний момент удержавшись от того, чтобы шлепнуться на пол. Стоящие рядом Чонгук и Сокджин недоуменно косятся то на меня, то на Нам Соль. А она сидит ровно, снова нацепив улыбку, но на этот раз сложив руки на груди. — Все нормально? — спрашивает Сокджин, усаживаясь первым, на место напротив меня. Меня должно было возмутить то, что он занял кресло Чонгука, но у меня так ярко горят щеки, что я боюсь даже посмотреть в их с Чоном сторону. Хочется просто прижаться лицом к прохладному стеклу и позволить просящимся наружу слезам смешаться с каплями дождя. — Все отлично! — отвечает за нас обеих Нам Соль и тянет руку к картошке фри, тут же отправляя в рот один кусочек. — Что-то вы долго. — Какие-то неполадки на кухне, — спокойно объясняет Чонгук и занимает кресло напротив Нам Соль, шумно выдыхая. Размяв спину, он хмурится. — О чем вы разговаривали? — Да так, о своем, о девчачьем, — усмехается Соль и взмахивает волосами. Через минуту они продолжают свою непринужденную беседу, совершенно не обращая внимания на меня. А я сижу, отвернувшись к окну, мысленно умоляя себя не плакать. Я не знаю… Я просто не знаю, почему, но слова Нам Соль потрясли меня. Она будто только что вбила в меня десять гвоздей, потопталась по моему истекающему кровью телу и плюнула напоследок, помахав ручкой. И что это было? Почему я чувствую себя жертвой чужого заговора? Почему мне кажется, что мы вернулись к тому, откуда начали? Мне удается успокоить свои разбушевавшиеся эмоции, только когда Нам Соль странно хихикает. Повернувшись, я пустым взглядом обвожу стол. Сокджин теперь уже активнее принимает участие в разговоре, но выглядит все таким же скучающим и холодным, как в начале вечера. Нам Соль продолжает давить из себя улыбки и обманывать окружающих красивыми глазами, делая вид, что ничего из того, что произошло между нами буквально только что, не было. Будто она не раздавила какие-либо остатки моей самооценки. А Чонгук… Похоже, ему действительно интересно с ними общаться. Он даже улыбается. Сидит в комфортной позе, откинувшись на спинку кресла и вытянув под столом ноги. Со мной он был зажатым и смотрел в окно, явно не представляя, о чем нам можно поговорить. И я виню во всем себя. Вздох. Сил нет. Ну вот совсем. Свидание… К черту, это не свидание. Просто этот вечер загублен. Мне не хочется ничего. Я не хочу есть картошку фри и пиццу с коктейлями, которые принесли Сокджин с Чонгуком. Не хочу слушать, о чем они разговаривают. Не хочу находиться здесь. Сейчас бы просто пойти домой и раствориться под теплыми одеялами под звуки музыки. — Ой!.. — охает Сокджин, когда сжатая в его руках картонка из-под фри падает прямо под стол рядом с моей ногой. Я удивленно моргаю, не сразу понимая, что к чему, но когда наши взгляды встречаются, вспоминаю, что до сих пор сижу не одна. — Уронил, — по-дурацки говорит он, чуть улыбнувшись уголками губ. Я знаю, ему не по душе то, что мы с Чонгуком мешаем ему насладиться свиданием со своей девушкой, но даже его улыбка кажется теплее, чем улыбка Нам Соль. Когда он хочет наклониться, чтобы поднять мусор с пола, чего не замечают разговаривающие Чонгук и Нам Соль, я легонько касаюсь чужого плеча, останавливая. — Все в порядке, я сама, — заверяю я и быстрее его, благодаря своему росту, сгибаюсь пополам. Упаковка из-под фри обнаруживается под столом, действительно рядом с моим ботинком. Стараясь не задеть грязную обувь Сокджина, я тянусь рукой и вдруг… Просто перестаю дышать. Моя рука тяжелеет и опускается на пол. Мне приходится опереться на нее, потому что та, что держится за стол, немеет и соскальзывает, отчего я едва ли не лечу с кресла. Глаза не могут поверить в увиденное, а в животе что-то неприятно сворачивается, тягучей болью расползаясь по всему телу. Нам Соль, видимо, в определенный момент незаметно разулась под столом. Ее босая правая ступня вжимается в промежность Чонгука и делает характерные круговые движения, изредка отодвигаясь, чтобы затем снова прижаться к его паху. А ладонь Чона лежит поверх этой самой стопы и ласково ее поглаживает, будто направляя, показывая, как надо. Чтобы было лучше. Чтобы было приятнее. И у него стоит. Совершенно точно стоит. Его джинсы топорщатся, а сам он почти незаметно ерзает на месте, скрипя джинсовой тканью о поверхность кресла. Меня тошнит. Моментально рвотный рефлекс подбирается к горлу, и я едва ли сдерживаю его, не позволяя вырваться наружу. Перед глазами плывет, а в ушах начинает жужжать. Я просто теряюсь в пространстве и не могу понять, является все это реальностью или я просто сплю и не могу очнуться от этого ужасного кошмара, который преследует меня уже который день. Мне нужно… Нужно… Это происходит… — Мэй Джей?.. — окликает Сокджин, который взволнованно глядит на меня сверху. Я медленно, не издавая никаких звуков, поднимаюсь на ноги, чуть ли не свалившись в процессе лицом вниз. За столом тут же затихает разговор и все глаза смотрят на меня. Он смотрит на меня. Смотрит непонимающе, вопросительно. И только сейчас я замечаю его странно взмокший лоб и порозовевшие щеки. Все это время?.. — Да вы, блять, издеваетесь. Мой голос раздается как гром среди ясного неба в этой полупустой закусочной, и, кажется, даже некоторые другие посетители недовольно зыркают в мою сторону, услышав ругань в конце зала. Но мне плевать. Мне так плевать, что я вообще ничего перед собой не замечаю, кроме круглых от удивления глаз Чонгука. И меня пробивает на смех. На такой истеричный смех, что, услышь я его со стороны, непременно бы испугалась. Но я смеюсь, и смеюсь, и смеюсь. Смеюсь, когда Чонгук начинает гневно спрашивать меня, в чем дело. Когда Сокджин первым выходит изо стола и пытается усадить меня на место. Смеюсь, когда Нам Соль… эта сука Нам Соль опускает ноги и садится ровно, пытаясь незаметно обуться под столом. Мне так смешно, что я не замечаю, что начинаю захлебываться собственными слезами. — Мэй Джей! — шипит Чон, наконец-то подлетая ко мне, чтобы схватить за плечи и заставить посмотреть себе в глаза. Он делает это грубо, больно сжимая мою кожу. И я бы вздрогнула, но я вижу только блядски топорщащуюся ширинку его джинсов. Омерзительно. Как же омерзительно. — Не прикасайся ко мне, — вздернув голову, цежу я ему в лицо, слизывая с губ соленые слезы. И резко сбрасываю с себя чужие руки. Я вылетаю на улицу сразу после того, как оглушительно бью Чонгука по лицу, позабыв даже про куртку. Мне вообще кажется, будто моя душа покинула тело, потому что я совершенно не осознаю, что происходит со мной и что происходит вокруг. Кажется, сверху меня бьет дождь, под ногами противно хлюпает, а еще ветер забирается под выбившуюся из-под пояса юбки рубашку. Но я не ощущаю холода. Не ощущаю и липнущую к телу одежду. Даже разрастающуюся в груди черную дыру. Мне больно? Грустно? Мерзко? Что я вообще чувствую? А может, облегчение, потому что теперь мне все стало ясно и не нужно мучаться догадками? Нет. Хуже. Я не чувствую ничего. — Стой! — доносится вслед. Это он. Бежит за мной. Зачем-то. Я не останавливаюсь. Иду и иду. Просто иду. — Мэй Джей! — продолжает кричать, только на этот раз ближе. Потому что он оказывается рядом. Лицом к лицу со мной. Заставляет остановиться, пытается накинуть на плечи куртку. Я вижу бледно-красный отпечаток на его щеке, имитирующий мою ладонь. Вижу, как меж его бровей текут капли дождя, собираясь на кончике носа и падая ему на грудь. Он что-то говорит, что-то делает. Кажется, он подталкивает меня обратно, к закусочной, на крыльце которой стоит Нам Соль. Но без Сокджина. — …ты делаешь?! Ты из ума выжила?! — шипит он. Я без слов отталкиваю парня от себя, вкладывая в этот толчок все свои оставшиеся силы, но покачиваюсь вместе с ним, едва ли устаивая на ногах. — Уйди, — совершенно убито говорю я, смотря в его глаза. В его карие глаза. В чертовы глаза, из-за которых мое тело снова содрогается в глухих рыданиях. Как же больно. — Уходи! Мы стоим совершенно мокрые под дождем, друг напротив друга. Он выглядит таким растерянным, будто и вправду ничего не может понять, и держит в руках мою куртку, уже не пытаясь ее на меня надеть. Я слышу, как дверь закусочной хлопает, затем раздается голос Нам Соль, но он скоро обрывается. Кажется, Сокджин вышел. Интересно, а ему больно? — Ты можешь объяснить? — фыркает Чонгук и делает шаг ближе. — Тебе приятно было, когда… она гладила… твой член под столом, сидя около меня? — вдруг злобно улыбнувшись, говорю я, отчего Чонгук бледнеет, широко распахнув глаза. Да, вот так. Я все знаю. — Знаю, приятно. — Мэйджи… — выдыхает Чон, прикрыв глаза и прижав одну ладонь к своему лбу. — Не смей… — начинаю я, но тут же замолкаю, потому что чувствую внезапно подобравшийся к горлу комок. Распахнув широко глаза, я едва успеваю отвернуть голову, как меня рвет в ближайшие кусты почти что желчью. За целый день я так и не успела нормально поесть. И сомневаюсь, что смогу. Глотку тут же обжигает изжога, и я надрывно всхлипываю, чувствуя себя как никогда паршиво. Нет. Такого слова, которое могло бы описать мое нынешнее состояние, просто не существует. Потому что так нельзя себя чувствовать. — К черту… Иди ты к черту! — кричу я, сжимая кулаки, когда его руки снова прикасаются ко мне. Я дергаюсь и, двигаясь спиной вперед, продолжаю идти, при этом не отрывая взгляда от Чонгука. Только в этот раз он не пытается догнать. Замирает. — Между нами все кончено… — тихо говорю я, но знаю, что он услышал. И я ухожу. Оставив свою куртку у него в руках, а растоптанное сердце на земле.