Чувствовала ли я? Воровала ли я? Нет, я ничего не делала, лишь любила тебя. Anne-Marie — Peak
Сделав глубокий вдох и быстро поправив выбившуюся из хвоста прядь волос, я неуверенно ступаю на скрипящую ступеньку, практически ощущая, как та медленно разваливается под моим весом, и как можно скорее взбираюсь вверх, притормаживая перед самой дверью с двумя покосившимися цифрами — номер дома. И если мне не изменяет моя память, то это именно тот дом, который мне нужен. Я была здесь лишь раз, наверное. И-то случайно. Можно сказать, что мимо проходила. Но я ни с чем не спутаю эти облупившиеся деревянные стены и подбитое стекло, практически вываливающееся из оконной рамы. Проведя носком ботинка по окрашенному в бледно-зелёный цвет порогу, я на минуту прикрываю глаза, ещё раз обдумывая своё решение. Что я здесь делаю? Ведь, возможно, его даже дома нет. Или он не будет рад меня видеть. Скажет: «Уходи!», и что я буду делать тогда? Но… сердце отчаянно ноет, оно требует. Требует, чтобы я постучала в дверь и поговорила с единственным человеком, далёким от всего того дерьма, которое произошло со мной за последнее время. Мне нужен совет. Или просто кивок. Да даже мычания будет достаточно! Я просто боюсь сейчас остаться одна, но идти мне больше не к кому. Ну всё, хватит! Трясу головой и, поджав неловко губы, осторожно стучу три раза, тут же навострив уши, чтобы прислушаться к происходящему в доме. Почти ничего не слышно, кроме, кажется, притихших разговоров и играющего телевизора. От ощущения, что я нарушаю чужой покой или просто врываюсь в чужое пространство, я вдруг начинаю испытывать странное чувство вины, однако не успеваю даже быстренько сбежать за угол, чтобы меня не увидели, потому что дверной замок поворачивается и дверь распахивается, являя мне лицо заспанного парня с торчащими во все стороны волосами, одним сонно прикрытым глазом и белым корсетом вокруг шеи. У меня перехватывает дыхание, когда он осматривает меня с головы до ног, привалившись боком к стене и не убирая руку с двери с натянувшейся цепочкой, а затем удивлённо сводит брови. — Мэй Джей? — хрипло спрашивает Юнги, обернувшись на секунду через плечо, и облизывает губы. — Тебе чего? — немного грубо, но вполне свойственно для Мин Юнги. Неуклюже переступив с одной ноги на другую, я нервно тяну куртку за низ, прикусываю губу, а после по-дурацки пожимаю плечами, ощущая свербящую в животе боль. Снова глаза покалывает, хотя мне кажется, что я выплакала уже все слёзы, откуда им взяться ещё? Но каждый раз мой организм меня удивляет. Шмыгнув носом и поняв, что молчу уже неприлично долго, а Юнги стоит босой с открытой дверью и подозрительно косится на меня, я снова пожимаю плечами. — Я не знаю… Прости, что вот так заявилась вдруг, не предупредив… Я просто… — взмахиваю рукой зачем-то, а затем глупо улыбаюсь. — Хотела проведать тебя. Узнать, как здоровье… Да и вообще… Перебивает меня хлопок двери. Недоуменно крутанув головой, я понимаю, что Юнги просто закрыл дверь, даже не дослушав меня. И это так… разочаровывает. Мне хочется завыть от обиды. Но тут же слышится шорох металлической цепочки, и когда я уже почти роняю слёзы, дверь снова открывается, но уже во всю ширь, и Юнги кивает мне головой внутрь дома, немного лениво и неохотно. Но всё же он делает это. — Не стой на пороге, раз пришла. Правда, предупреждаю, у нас тут немного не прибрано, — спокойно говорит парень и одновременно с этим достаёт с рядом стоящей полки для обуви пару чёрных потрёпанных тапок. — На, надень. Он кидает их на пол, а затем просто куда-то уходит, оставив меня стоять между домашним теплом и уличной прохладой. Неловко осмотревшись, как какая-то преступница, я всё же захожу в дом, закрываю за собой дверь и сбрасываю ботинки, чтобы засунуть чуть замёрзшие стопы в тапки. Не зная, куда податься, я думаю, что стоит раздеться и идти за Юнги. Но, уже потянувшись к замку куртки, я вдруг слышу топот маленьких ножек, что меня, конечно же, вводит в недоумение. Из расположенной сбоку гостиной, в которой и шумит телевизор, ко мне в коридор выбегает растрёпанная девочка в одной пижаме и с какой-то мягкой игрушкой в руках. Её короткие чёрные волосы торчат во все стороны, прямо как у Юнги, и я нахожу это даже милым. Заметив меня, девочка резко останавливается, растерянно вытягивает лицо, а затем подходит уже чуть медленнее, внимательно присматриваясь. Мысленно ругая Юнги за то, что он вот так бросил меня одну в незнакомом доме, я аккуратно ступаю на мягкий ковёр и чуть наклоняюсь. — Привет, — тихо проговариваю и протягиваю руку, — меня зовут Мэй Джей. А тебя? — Хеён, — отвечает девочка, немного погодя, но руку пожимает, правда, почти сразу прячет свою за спину. Разогнувшись, я улыбаюсь. — Ты сестрёнка Юнги? — А ты его девушка? — неожиданно выдаёт она, из-за чего я чуть ли язык не проглатываю. Вот и ответ на мой вопрос — точно его сестра. — Нет… Я просто подруга, — тряся головой и активно жестикулируя, нетерпеливо смотрю в ту сторону, куда сбежал Юнги, ожидая, что он наконец-то выйдет. Но тот словно ушёл и забыл, что я вообще стучалась к нему в дверь. — Ну ладно! — в итоге восклицает Хеён и равнодушно пожимает плечами, тут же скрываясь в другой комнате и потеряв ко мне интерес. И снова я остаюсь одна. И снова неловко. Всё же расправившись со своей курткой, аккуратно вешаю её на крючок у выхода и ещё раз поправляю волосы, думая, может, вообще распустить их, но отбрасываю эту идею, когда натыкаюсь на своё отражение в зеркале. Боже… как же плохо я выгляжу: синяки под глазами, царапина на щеке, оставленная в порыве драки Нам Соль, покрасневшие глаза и покусанные губы. Мне впору в фильмах ужасов сниматься — настолько всё плохо. Испытывая отвращение к собственному виду, я, тем не менее, иду дальше, но, не сдержав любопытства, заглядываю по пути в гостиную. Ничего занимательного: включенный телевизор старой модели, пружинистый диван, красный палас на полу и одинокий стол, заставленный коробками из-под китайской еды. В груди неприятно колет от вида разрисованных белых стен, к тому же чем-то перепачканных в некоторых местах, и валяющегося в углу хлама, словно здесь никто давно не убирался, либо же не считает это необходимым. В этой гостиной просто нет уюта, присущего любой комнате в моём доме. Невольно вспоминается мама, которая практически каждый день наводит чистоту в нашем домашнем очаге. Стоит хотя бы иногда её за это благодарить. Но… Как это грубо с моей стороны — осуждать родной дом человека, который впустил меня к себе без лишних вопросов. Вздрогнув, виновато опускаю голову и быстрым шагом иду по следам Юнги, понимая, что он скрылся в своей спальне, если судить по висящей на прикрытой двери табличке с надписью «Agust D». Понятия не имею, что это значит, но помню, что именно таким именем его иногда в шутку кличет Хосок. Зачем-то постучавшись, я просовываю голову внутрь и обнаруживаю Юнги, сидящего на небольшой кровати в углу. Он держит спину неестественно ровной — вероятно, из-за корсета — и трёт глаза, пытаясь избавиться от последних остатков сна. Не трудно догадаться, чем именно он занимался до моего прихода. Сейчас только двенадцать часов, его постель раскурочена, сам он ходит в каких-то спортивных шортах и застиранной футболке, а ещё у него на голове не причёска, а гнездо. — Входи, — снова хрипит парень, а потом откидывается осторожно назад, придерживая себя руками. Послушно кивнув, я проскальзываю в комнату и прикрываю за собой дверь — так, чтобы не нарушить покой остальных обитателей дома. Правда, не знаю, кого именно, потому что Юнги никогда о себе особо мне не рассказывал, но я уже столкнулась с его младшей сестрёнкой. Может, и его родители где-то спрятались. — Ещё раз извини, что отвлекаю, — мямлю я, останавливаясь в нескольких шагах от сидящего Юнги. Краем глаза вижу его рабочий стол, заваленный какими-то бумагами, и открытый ноутбук с самой скучной заставкой в мире — простые чёрные обои. Классика. На подоконнике у него стоит, на удивление, фикус, но с уже пожелтевшими листочками, а на стене справа висит плакат с неизвестным мне баскетболистом. Через закрытое, незашторенное окно в комнату поступает солнечный свет, в отличие от кислорода, и прибавляет помещению хоть какого-то цвета. В остальном — мрак, серость, духота. — Хватит извиняться. Ты думаешь, я, вот с этой штукой на шее, — он указывает пальцем на свой корсет и усмехается, — могу быть чем-то занят? Да я валяюсь целыми днями в постели и пялюсь в потолок. Мне даже в ноуте сидеть запарно, потому что спина начинает болеть, — вздыхает Мин и проводит ладонью сквозь волосы. Я лишь понятливо киваю, а затем присаживаюсь на его крутящийся стул, чтобы не стоять, как столб. — Сильно болит?.. — глупо спрашиваю, но тут же себя одёргиваю. — В смысле… Уже хоть немного легче? Юнги пожимает плечами. — Не знаю. Я просто не могу ей двигать. Хосок таскает меня на всякого рода терапии и прочую ерунду, но я пока никакого прогресса не вижу. Жаль только, что играть в баскетбол не могу. Мяч просто пылится в углу, — он кивает в сторону оранжевого мяча, и я грустно поджимаю губы. Зная страсть Юнги к этому виду спорта, ему не легко приходится. — Ты, должно быть, на него зол? На Хосока, то есть, — продолжаю эту не самую увлекательную беседу просто потому, что это отвлекает. Мы редко с Юнги вообще болтаем, особенно вот так. Поэтому это и правда мешает думать… об остальном. — Нет, — совершенно спокойно заявляет парень, что заставляет меня нахмуриться. Не злится? Что, прям совсем? Его отделали просто так, ни за что, именно потому, что Чон не умеет держать себя в руках, а он всё равно не злится? — Не злюсь. Зачем? Он дурак, раз полез к той девчонке, но в этом, — он снова указывает на свой корсет, — он не виноват. — А Тэхён злился… — Тэхён? — хмыкает парень, проведя языком по зубам. — Ну, для него это не странно. Между нами повисает молчание. Я думаю, что Юнги или глуп, или слишком добр. Хосок — ходячая катастрофа. Он — это целый букет из всего самого дурного в мире. Мне не сосчитать то количество раз, когда он оказывался в плохой ситуации или сам наживал проблем своим друзьям. Он плевал на школу, выпивает почти каждый день, общается с плохой компанией, матерится, порой, как сапожник. Чон Хосок невыносим, по правде говоря. Но всё же чем-то он заслужил такого друга, как Юнги. Не осуждающего, всепрощающего, понимающего, наверное. Они как две противоположности, от начала и до конца, которые изредка в чём-то сходятся. И всё же они остаются друзьями. Это… любопытно. Прочистив горло, я поднимаю голову и смотрю на Юнги, понимая, что парень тоже думает о чём-то своём, возведя глаза к потолку. Только сейчас замечаю, что у него на шее висит подвеска в виде каменного осколка на чёрной верёвке. Интересная вещица. Никогда не замечала за Мином любви ко всякого рода аксессуаром. Хотя… о чём это я. Разве я раньше вообще что-нибудь замечала вокруг себя, кроме любимого лица и мускатного одеколона? — Ты ведь не обо мне сюда пришла говорить, — снова подаёт голос Юнги, вставая с кровати, чтобы открыть окно. Я облегчённо втягиваю носом порцию свежего воздуха. — Так ведь? В горле снова стаёт ком — уже привычное дело, поэтому я проглатываю его и судорожно дёргаю руками, натягивая рукава кофты до самых пальцев. Чувствую, как в груди начинает заводиться сердце. Я каждый раз нервничаю, когда об этом думаю. Когда собираюсь говорить об этом. — Ты… слышал, о чём болтают в школе? — сухо спрашиваю, неуверенно взмахивая ресницами, чтобы посмотреть на парня. Тот лишь пожимает плечами и снова валится на кровать с громким кряхтением. — Нет, мне нет дела до чьих-то сплетен. — Юнги цокает языком. — Они всё время о чём-то болтают, зачем их слушать? Я грустно усмехаюсь. — Когда болтают о тебе, невольно прислушиваешься. Эта фраза даётся мне больнее, чем я думала. Но я рада, что есть хотя бы один человек, который не посмотрит на меня с презрением в глазах, вроде: «Зачем ты это сделала?». Потому что я не знаю, зачем. Я просто натворила дел, а теперь не знаю, как поступить. — Что-то случилось? — Юнги хмурит брови и почёсывает кожу под подбородком, чуть передёргивая плечами. — Можно и так сказать… — Я прикрываю глаза. Трудно говорить. — Я кое-что сделала. Кое-что... очень глупое, и теперь об этом известно всем. Даже моим родителям. Я… в дерьме, если честно. Снова на глазах собираются слёзы, поэтому я позорно утыкаюсь лбом в ладони, тихонько всхлипывая. В носу противно покалывает, а пальцы немного дрожат. Так не хочется плакать перед Юнги, но я ничего не могу с собой поделать. — И это дерьмо как-то связано с Чонгуком? — напрямую спрашивает он, отчего я вся вздрагиваю. Не поднимая лица, тру рукавом кофты под глазами, стирая влагу. — Да. Это так очевидно? — Ты всё время плачешь из-за него, — бурчит парень осторожно, будто боится меня задеть. А потом он начинает чем-то шелестеть, пока мне на колени что-то не падает, из-за чего мне приходится всё же поднять голову. Платок. Он подал мне платок. — Я не в курсе того, что между вами произошло. И, если честно, знать не хочу, раз тебя это так задевает. Но если Чонгук сделал тебе больно или чем-то обидел, тебе нужно подумать дважды, прежде чем прощать его. Больнее всего, когда подводят самые любимые, — медленно растягивая каждое слово, говорит Юнги, молча глядя на то, как я вытираю слёзы белоснежным платком. Я невольно к нему прислушиваюсь, чуть приоткрыв рот. — Знаешь… — Мин чуть привстаёт, чтобы вытащить из-под себя одеяло и отбросить его в сторону. — Однажды мне тоже пришлось столкнуться с нечто подобным. Я встречался с девушкой. Мы… были вместе достаточно долго, — от моих глаз не скрывается то, как Юнги аккуратно поглаживает пальцами подвеску на своей шее, вероятно, сам того не замечая, — и я её любил. Наверное, сильно любил… Чёрт, я ей даже песню написал! — усмехается он, глядя не на меня, а куда-то в сторону, но с тёплой, задумчивой улыбкой на лице. — Дурацкая, конечно, была песня, но я её не смог выкинуть… Сейчас валяется, наверное, где-то в столе… Ненадолго он замолкает, то ли собираясь с мыслью, то ли просто решив выдержать паузу, а я в это время вытираю нос платком, затем прижимаю его к груди. Это так непривычно — слушать Мин Юнги, который рассказывает о себе. И не просто о себе. Он рассказывает о том, о чём не расскажешь каждому встречному. О девушке… О некогда любимой девушке. И как странно — я совсем её не помню. Не уверена даже, что он встречался с ней, когда мы уже были знакомы. Мне даже жаль. Хотелось бы увидеть ту, кому удалось влюбить в себя Юнги. — И… Эм… — парень вдруг начинает запинаться. Моментально стерев намёки на улыбку с лица, он тяжело вздыхает и облизывает губы. — Мы расстались не самым приятным образом. Хосок… подговорил её разыграть меня на мой день рождения. Она притворилась, что беременна. Даже фальшивый тест с положительным результатом откуда-то притащила, — в его речи проскальзывают злые нотки, но парень почти сразу успокаивается, снова принимая спокойный вид. Он поворачивается и заглядывает мне прямо в глаза, отчего я вздрагиваю, чуть отъезжая на стуле назад. — Она знала, что я не оценю подобную шутку. И нам обоим было едва по шестнадцать лет… Будь она и правда беременна, я бы ни за что себя не простил. Моя семья… едва сводит концы с концами, содержать ребёнка… Юнги вцепляется пальцами в волосы и ставит локти на колени, всё так же держа спину болезненно ровной. Я сглатываю вместе с ним. Мне неприятно видеть его таким. Таким вдруг растерянным, словно побитым жизнью. И я действительно понимаю его чувства. Его девушка, может, и пошутила, но какой же стресс пережил Юнги по её вине? Проходят целые две минуты, наверное, прежде чем парень встаёт на ноги, словно сбрасывая с себя какую-то тяжесть, и снова поворачивается ко мне. Только выглядит он нормальным. Мне бы обладать его способностью брать себя в руки за считанное время. — Розыгрыш не удался, — фыркает он, — мы расстались прямо там, у меня дома. Я даже свечки на торте задуть не успел, и день рождения был испорчен. Спустя время я думал, что, может, зря вспылил. Даже хотел прийти к ней, начать сначала. Но каждый раз я себя одёргивал. Этот её поступок был глупым. Будь она реально беременна, это бы нам обоим сломало жизнь, но, видимо, это только у меня нет чувства юмора. — Я понятливо киваю, а Юнги складывает руки на груди, нервно притопывая ногой. — Это… — хриплю я, но сразу же прочищаю горло. — Это было глупо с её стороны. Ты имел право злиться. Но… я не совсем понимаю, как это связано со мной и Чонгуком? Встретившись взглядами с Юнги, я вопросительно поднимаю брови, на что парень выпячивает губы, обдумывая мой вопрос. Сделав круг вокруг самого себя, он снова садится на кровать. И всё это молча. Напряжение в комнате немного растёт, я будто и боюсь, и жажду услышать то, что он скажет дальше. Почему-то каждое слово Юнги я впитываю словно губка. Он может быть резок в выражениях, но в то же время он искренен, серьёзен. Не смотрит на меня сверху вниз, как это делают многие другие. Не осуждает. Он впустил меня в свой дом, хотя я не уверена даже, считает ли он меня своим другом. Всё же нам никогда не удавалось сблизиться так, как, например, с Тэхёном. — Ты плачешь, тебе больно, к этому причастен Чонгук. Очевидно, что он сделал что-то, что ты считаешь неприемлемым. Так было и со мной. Если человек — самый любимый и самый дорогой — вызывает такие в тебе эмоции, подводит тебя к черте, когда невыносимо больно, то разве это стоит того? — Он делает паузу. — Стоит мучить себя? Или, может, лучше попробовать сделать то, что, возможно, освободит тебя от боли? — Во рту образуется слюна, поэтому я проглатываю её, но с большим трудом. Чувствую сжимающуюся вокруг шеи невидимую руку. Снова тяжело дышать, несмотря на распахнутое окно. — Я не давлю на тебя, Мэй Джей. Я не знаю твоей истории. Долгое время вы с Чонгуком были счастливы — это я знаю. Но в последнее время что-то пошло не так, и мне не нужно углубляться во все подробности, чтобы это понять. Достаточно лишь посмотреть на тебя. Ты вся такая… сломанная?.. Неожиданно за дверью раздаётся странный стук, а затем громкий топот, сопровождаемый звонким смехом. Я испуганно дёргаюсь, едва ли не свалившись на пол, зато Юнги лишь прикрывает на секунду глаза, поглаживает переносицу и переводит дыхание. — Это?.. — тихонько спрашиваю я, положив руку на сердце. — Мой младший брат, Юнхён. Он обожает подслушивать, — фыркает парень, а затем плавно поднимается на ноги, чтобы подойти к двери. Я провожаю его взглядом, а сама мысленно обдумываю всё то, что он только что мне сказал… Нет, то, что он на меня сейчас буквально вывалил. Осмотрев коридор, Юнги обнаруживает только сваленную на пол табуретку, но никаких следов хитрого брата. Поэтому он просто убирает предмет мебели, а затем со вздохом приваливается спиной к двери и качает головой. — У него заноза в одном месте, не обращай внимания, — совершенно спокойно говорит Мин, а я лишь улыбаюсь уголками губ. — У тебя ещё и брат есть? — А-а, уже познакомилась с Хеён?.. Да, у меня младшие брат и сестра, — подтверждает он как-то устало. Видимо, тяжело быть самым старшим в семье. — А родители… Где они? — решаюсь спросить, хотя мне немного неловко. Лицо Юнги на секунду темнеет, но он удачно это скрывает. — Отец не живёт с нами, а мама… Да чёрт её знает. Её вечно нет дома, — уклончиво отвечает он, и я быстро киваю. Кажется, будто я только что влезла не в своё дело, хотя мне до жути любопытно. Но и так, по-моему, Юнги рассказал мне о себе больше, чем планировал. Поэтому я скорее встаю на ноги, сжимая пальцами платок, и осторожно задвигаю стул на место, стараясь не совершать лишних телодвижений, чтобы ничего случайно не задеть. После этого я подхожу ближе к парню, нацепив на лицо размытую улыбку. В груди всё ещё тяжело, но одновременно с этим я чувствую облегчение. Хотя выговаривалась не я, мне всё равно кажется, что большой груз спал с моих плеч. Я получила то, что хотела. Совет, наверное. Мне нужно его обмозговать, но уже сейчас я думаю… Я думаю, что знаю ответ на свои внутренние вопросы. Осталось лишь решить, согласна ли я с этими ответами. — Думаю, я уже пойду… Спасибо большое за то, что выслушал меня… — Это, скорее, тебе спасибо, — усмехается Юнги, отступая в сторону. Я благодарно ему киваю, когда он распахивает передо мной дверь и даёт пройти первой. — Мне кажется, что я болтал больше, чем нужно было. — Да нет, ты не прав. Ты дал мне повод о многом подумать! — уверенно заявляю я, чуть повернув голову, чтобы Юнги лучше меня слышал, так как он идёт позади. — Мне… было это необходимо. — Если честно, я не ожидал, что ты когда-нибудь вот так придешь ко мне. Обычно у тебя для этого был Тэхён, разве нет? — задаёт он свой вопрос, который, наверное, мучал его с того момента, как я переступила порог его дома. Остановившись перед зеркалом, я всё же стягиваю с волос резинку, позволяя волосам рассыпаться по плечам. Так лучше. — С Тэхёном тоже всё сложно, — честно говорю, но не решаюсь вдаваться в подробности. Да Юнги и не давит. Лишь снимает мою куртку с крючка, пока я завязываю шнурки на ботинках. И это ещё одна вещь, за которую я ему благодарна. — Вот как. Одеваюсь я в молчании. Тихо расправляюсь со шнурками, осторожно забираю свою куртку, поправляю воротник, надеваю шапку. А когда берусь за молнию, вдруг вспоминаю про платок. — Ой! Твой платок… Я тебе позже его отдам, только постираю для начала, ладно? — обращаясь к Юнги, я поднимаю платок чуть выше, но парень опускает мою руку, усмехаясь. — Ты ведь придёшь на выпускной вечер? — Шутишь? — Он дёргает бровью. — Что я там забыл? — Он снова указывает на свой корсет. Должно быть, эта штука его реально задолбала. — С этим не потанцуешь, видеть лица бывших одноклассников мне не хочется, и слушать нудные речи преподов тоже. Я лучше посижу дома. А про платок забудь. Оставь себе. И больше не плачь. Грустно улыбнувшись, я прячу вещицу в карман, на секунду сжав её пальцами. — Спасибо тебе. Правда, спасибо, — вырывается у меня само по себе, и мне вроде и неловко, но я всё равно благодарна. Искренне. Юнги крутит головой и хочет что-то сказать, но опять слышится топот, а затем детские визги и крики. Мы с парнем переглядываемся, он закатывает глаза, а я тихонько смеюсь, понимая, что не одна я для него головная боль. — Ещё увидимся, Мэй Джей, — бросает он, когда я скомкано прощаюсь и выпрыгиваю на улицу. И мне правда хочется верить, что мы ещё увидимся.* * *
Стянув через голову кофту, я облегчённо выдыхаю и отбрасываю вещь в сторону. Затем хватаю с полки в шкафу какую-то зелёную футболку и готовлюсь её надеть, но тут вдруг слышится, что дверная ручка поворачивается, и я испуганно прижимаю одежду к телу, чуть было не взвизгнув. Но кого я могу бояться в собственном доме? Впрочем, маму вполне стоит бояться. Родительница без какого-либо стука вплывает в мою комнату с полотенцем на голове и держа какую-то книжку в руках. Её лицо крайне серьёзное, будто специально для того, чтобы внушить мне страх. Что вполне срабатывает, потому что я чувствую ползущие по моей спине мурашки. Тихо поджав губы, я поворачиваюсь к ней спиной и надеваю футболку, почти максимально вжавшись грудью в стену. Казалось бы — чего мама там не видела, но я всё равно чувствую себя крайне неловко, когда она вот так смотрит на меня. Буквально прожигает глазами. — Тебя что, не учили стучаться? — ворчу, но сдерживаю своё недовольство, чтобы не прозвучало уж слишком грубо. Я не имею права так с ней разговаривать, по правде говоря. — А я у себя дома, мне твоё разрешение не нужно, — выплёвывает мама, но почти беззлобно. Тем не менее, это моментально затыкает меня. Сглотнув, я иду к кровати, чтобы стянуть с себя джинсы и переодеть шорты. — Куда ты ходила? — теперь уже спрашивает она, оглядывая брошенную мною одежду на пол. Ну конечно, куда мы без контроля за каждым моим шагом. — К Юнги. — Это тот мальчик, которому шею чуть не сломали? — Да, это он, — выдыхаю я и подхватываю свои вещи, чтобы убрать в шкаф. Мама внимательно за мной следит. — И как у него дела? — Лучше, чем у меня, — пожав плечами, с иронией говорю и тут же думаю, что стоит дать себе по губам. У человека корсет вокруг шеи, а я свои проблемы приравниваю к вселенскому масштабу. Дура. Мама оставляет мой ответ без комментария. Лишь прикрывает за собой дверь и медленно подходит к кровати, чтобы присесть. Когда одежда оказывается на полках, мне больше ничего, к моему разочарованию, не остаётся делать, кроме как повернуться к ней. Посмотреть ей в глаза. В её уставшие, какие-то посеревшие глаза. Хотя внешностью я пошла в папу, кое-что у меня не отнять — наши с мамой глаза будто отражения друг друга. Это даже любопытно. Проведя пальцами по своим плечам, я всё-таки сажусь рядом с мамой, но оставляю между нами расстояние, чтобы не чувствовать себя совсем уж загнанной в клетку. Несколько секунд висит молчание. Мама по-прежнему смотрит на меня, поджав губы и отложив книгу на постель. В комнате чувствуется витающее напряжение, и я невольно возвращаюсь в тот день, когда такое же напряжение витало на кухне. Только тогда между мной, мамой и папой состоялся, вероятно, самый ужасный разговор в моей жизни. Я тогда рыдала, как сумасшедшая, и едва ли помню, что мне говорили, но одна фраза слишком ярко отпечаталась на подкорках моего мозга: «Не могу поверить, что ты моя дочь!» И всё из-за простых фотографий. А ведь они и половины не знают. — Мы будем говорить, или ты продолжишь прожигать во мне дырку? — заплетающимся языком спрашиваю я, а затем вцепляюсь пальцами в ногу. Так страшно вообще открывать рот, потому что кажется, что любое моё слово станет красной тряпкой для быка. — А что ты хочешь, чтобы я сказала? — мычит мама, а потом я вдруг чувствую её ладонь, которая ложится мне на макушку, из-за чего я вся вздрагиваю. — Не знаю, ведь зачем-то ты сюда пришла. Простой кивок с её стороны. — Я пришла сказать, что в гостиной тебя ждёт Тэхён, — выпаливает она, и моё сердце моментально подскакивает в груди, а сама я начинаю трястись. Развернувшись на кровати, я во все глаза смотрю на неё, будто пытаюсь убедиться, что не ослышалась. — Тэхён?! — Да, я же сказала, — усмехается мама. — А что… Почему… — мне даже не удаётся толком связать свои мысли в предложение. — Почему он сидит в гостиной? — Потому что я сказала ему подождать, — обрубает она, махом лишая меня былой радости. Сдавленно прокашлявшись, я опускаю голову, понятливо кивнув и заткнувшись. — Ты сегодня не садилась с нами завтракать. Почему? Почему? Она ещё спрашивает? Я посмешище не только в глазах всех знакомых, но и в глазах своих родителей. Как я могу садиться с ними за один стол? — Разве ты не слышала, как папа назвал меня «позором этой семьи»? — с горечью в голосе выдаю я, снова чувствуя укол в сердце. Мама вдруг прижимает мою голову к своей груди, отчего мне в нос бьёт запах кокосового геля для душа, а затем мягко поглаживает меня по волосам. Аккуратно взяв её за запястье, я несильно его сжимаю, будто не веря в происходящее. Мне вроде и хорошо, а вроде и страшно, потому что я совершенно не понимаю её поведения. — Мэй Джей, ты ведь должна осознавать, что папа говорил всё это на эмоциях! Мы любим тебя! Просто… те фотографии, где ты и та девушка… — Она даже не заканчивает говорить, стискивает зубы, вдруг сжав мои волосы в кулак, но тут же отпустив. Моё дыхание учащается. Я не хочу снова обсуждать эти фото. Мне стыдно. — Это не то, чего мы ожидали после твоего восемнадцатилетия. Ты взрослеешь слишком быстро, ты меняешься. Мне уже кажется, что я не знаю о тебе слишком многого. И это нас пугает, понимаешь! — Отодвинув меня от груди, мама кладёт руки мне на плечи и заглядывает в глаза, выпятив нижнюю губу. — Я не узнаю свою девочку… — Ма-ам… — стону я, облизывая губы. Боже, как же тяжело. — Я клянусь, я больше никогда вас так не опозорю… — Ох, дорогая! — вздыхает она, и тут же снова обнимает. Так крепко, что у меня идут мурашки. Я неуверенно кладу свои руки ей на талию, прижимаясь сильнее. Подобное для нас — это редкость. Но каждый раз, когда это случается, мне кажется, что я снова маленькая Мэй Джей, которая отчаянно нуждается в ласке любимой мамы. Мы ссоримся. Слишком часто ссоримся. У нас куча недопониманий всё время. Я столько всего ей не рассказываю о себе. Столько проблем приношу в наш дом. Но как бы ни менялся мир вокруг меня, как бы ни менялась я, одно остаётся неизменным — мамины объятия всё так же согревают. Лучше любого обогревателя на свете. Кажется, обнимаемся мы целые пять минут, покачиваясь из стороны в сторону и поскрипывая кроватью. В определённый момент пирамида из полотенца на голове мамы падает из-за наших телодвижений, и нам приходится расцепить объятия, чтобы улыбнуться друг другу. Мама ещё раз поглаживает меня по щеке, потом щёлкает по носу, и мне становится легко. Так легко, как не было очень давно. — Тэхён всё ещё ждёт в гостиной, боже! — восклицает мама, затем подхватывает полотенце и становится на ноги. — Как неловко-то! Я сейчас отправлю его к тебе! Я только успеваю кивнуть в ответ на её слова, как мама вылетает за дверь, лишая меня тепла. Всё моё тело снова покрывается мурашками, а в районе солнечного сплетения копится напряжение… Нет, ожидание. Я знаю, что Тэхён сейчас здесь появится. Мы не виделись с того дня, как он получил по лицу от Чонгука. А это было… непозволительно давно. И я соскучилась по нему. Правда соскучилась. И я не могу объяснить эту странную тягу к Киму. Это словно привязанность. Он нужен мне в этой жизни. Тэхён словно является моим спасательным кругом, который не позволяет потонуть в собственных слезах. Он всегда рядом, даже если далеко. По моей вине далеко. Он меня поддерживает, он мне помогает. Я не знаю, чем его заслуживаю. Я словно… Хосок, а он — Юнги. И там, и там одна сторона лучше другой в сотню раз. К сожалению. Не в силах сидеть на кровати и чувствуя подбирающийся ком к горлу, я встревоженно поднимаюсь на ноги и вцепляюсь пальцами волосы, расставив локти в стороны. Судорожно начинаю ходить по комнате кругами, прислушиваясь к шуму по ту сторону стены. Как же я нервничаю. Невыносимо сильно. Глаза щиплет, в носу покалывает. Я вдруг… хочу плакать. От счастья, как будто. Только до моего слуха доносится звук шагов, как я бросаюсь к двери, которая в этот же момент открывается. Тэхён ещё даже не успевает переступить порог комнаты, как я буквально прыгаю на него, обвивая руками его шею. Мы опасно покачиваемся на месте, но парень вовремя подхватывает меня за талию, закрывая ногой дверь, и продвигает нас вглубь спальни, только после этого останавливаясь, чтобы покрепче сжать в своих объятиях. А меня от всего этого так переполняют эмоции, что я внезапно начинаю рыдать, уткнувшись лицом ему в плечо. Слёзы буквально вырываются из меня, и я вся трясусь. Громкие всхлипы заглушают то, что он пытается мне сказать. Даже не представляю, что думает мама, которая всё это определённо мимо ушей не пропустит. — Тш-ш-ш! — нашёптывает Ким, ни на секунду не ослабляя объятия. — Мэй Джей, ты чего? — Тэхён… Мне так жаль! Боже, мне так жаль… — бормочу я, сама не разбирая, что несу. — Я такая дура… — Прекрати так говорить и объясни, что ты… Почему ты плачешь? — недоумевает парень. Я слабо отодвигаюсь от него, чтобы посмотреть в глаза, а когда смотрю, ощущаю, как в животе что-то падает. Когда я в последний раз была так близко к нему? — Почему ты… пришёл? — захлёбываясь в слезах, спрашиваю, потому что мне правда интересно, что он скажет. — Я… Я просто… — Тэхён странно мнётся, а затем вздыхает и снова прижимает меня к себе. — Просто беспокоился. И этого вполне достаточно, чтобы я снова начала всхлипывать и сминать пальцами его куртку. Успокаиваюсь я только спустя минут десять, когда солнце за окном окончательно садится и в комнате становится темнее. Тэхён оставляет меня сидеть на кровати, а сам потихоньку снимает с себя куртку, включает свет и зашторивает окна — и всё это, чтобы дать мне время собраться. Когда же я в последний раз всхлипываю, стирая остатки слёз платком Юнги, парень усаживается рядом со мной на кровати, оставив одну ногу на полу, а вторую положив на постель, за моей спиной, и заглядывает мне в глаза. — Ну что, успокоилась, плакса? — спрашивает Ким в шутку, щёлкая меня по носу, прямо как мама некоторое время назад. — Эй-й… — слабо возмущаюсь я, но улыбаюсь, однако улыбка сходит с моего лица достаточно быстро. — Мне, наверное, нужно тебе всё объяснить. Тэхён в ответ на мои слова качает отрицательно головой, мигом став серьёзным. — Ничего не нужно говорить, если ты не хочешь. — Нет, я хочу!.. — говорю, а сама понимаю, что это будет сложно. Поёрзав на кровати, бросаю взгляд на сцепленные в замок ладони Тэхёна, чуть колеблюсь, но в итоге беру его за руку, сильно сжимая пальцами. Ким делает то же самое, даже чуть пододвигается на кровати ближе. — Но ты должен пообещать, что не станешь меня осуждать… Не успеваю я договорить, как Тэхён вдруг подхватывает моё лицо, чуть поворачивая его, и сузившимися глазами смотрит на царапину на моей щеке. — Эй, а это что такое? — спрашивает парень, поджимая губы так, что те бледнеют, но я мягко отмахиваюсь от него, качая головой. — Это часть истории. — Тебя кто-то ударил? — Не совсем! Ну… Ну всё, хватит! — почти смеюсь я, потому что парень ну слишком внимательно меня разглядывает, пододвинувшись запредельно близко. Так, что я чувствую его дыхание своей кожей. — Пообещай! Более менее успокоившись, Ким выдыхает себе под нос, тяжёлым взглядом меня обведя, а затем снова берёт за руку. — Что пообещать? — Что не будешь осуждать… Мне достаточно того, что это делают все остальные. Я не выдержу, если ещё и ты… — Обещаю, — твёрдо заявляет Тэхён, и этого хватает, чтобы я смогла собраться с духом. Кивнув то ли ему, то ли самой себе, я думаю, с чего же начать, да так, чтобы не спугнуть парня. — Ты помнишь тот вечер, когда мы гуляли с друзьями Хосока и катались на байках? — вполне сойдёт для начала. Тэхён молча кивает. — Тогда Чонгук познакомился с Нам Соль… И я рассказываю, и рассказываю, и рассказываю… Кажется, могла бы снова заплакать, но сдерживаю себя. — Сокджин довёз меня до дома, но это всё равно был один из худших дней в моей жизни… Мне кажется, что на меня снова льёт дождь, как в тот раз, когда я промокла до нитки. — Она напилась так, что идти не могла! Клянусь, я чуть с ума не сошла, но тут я увидела Намджуна, и… Мне приходится перевести дыхание, потому что, когда смотрю на лицо Тэхёна, вижу, как оно с каждой моей историей мрачнеет всё сильнее. — Я не знаю, как вообще могла согласиться на это, но я согласилась… И сама пришла к нему, представляешь? Но я и не думала, что мы… В самом деле будем втроём, — эмоции снова меня переполняют, поэтому я цепляюсь за руку Тэхёна, но парень не делает то же самое, лишь кивает головой, поэтому я начинаю немного нервничать. — «В самом деле втроём»? Ты же не имеешь в виду, что вы… — Тэхён запинается, а затем делает глазами круг, явно на что-то намекая. Не сразу смекнув, я удивлённо приоткрываю рот, но в итоге понимаю, что если сейчас категорично скажу «Нет!», то совру. — Мы… У нас не было такого, чтобы мы занимались… этим… втроём… — едва передвигая языком, пытаюсь объясниться я. — Во время моего дня рождения в клубе мы с Нам Соль и Чонгуком пошли наверх. Там, да, мы с Чонгуком, будучи пьяными, переспали у неё на глазах… И потом… Потом она хотела присоединиться, стала ко мне приставать, гладить меня… — Тошнота подступает к горлу, поэтому я отворачиваю лицо, чувствуя, что оно просто горит от стыда. — Но я ушла. Клянусь, я ушла! — снова смотрю на Тэхёна, понимая, что парень и сам выглядит не лучше. Он побледнел. — А на следующий день — эти фото. Кто-то сфотографировал нас из-за двери и разослал всей школе… Естественно, я подумала, что в этом замешана Нам Соль. Поэтому попросила Намджуна кинуть её адрес… — Стоп, Намджуна? — Тэхён выставляет ладонь вперёд, перебивая меня, и гнёт одну бровь. — Вы с ним общаетесь? — Ну, не совсем. Мы обменялись номерами, и он был единственным способом связаться с ней, — надув щёки, выговариваю я, не понимая, почему ему важно именно это. — Он дал мне адрес её университета. Вот я и пришла, встретила её, и… — Тут я замолкаю, потому что на меня снова будто падает огромная тяжесть. Перед глазами мелькают картинки того, как я яростно тяну её за волосы, а потом — как сижу на земле и листаю злополучную папку. И её слова… «— Почему ты так на меня смотришь? — выгнув брови, усмехается Нам Соль, вытягивая у меня из рук папку, чтобы стряхнуть с неё грязь и спрятать в сумку, из которой она выпала, когда я тащила девушку с лестницы вниз. — Что тебя так удивило? — Что всё это значит?.. — едва соображая, что вообще происходит, я медленно перемещаюсь с пятой точки на колени, чтобы медленно выпрямиться, встать, наконец-то, с земли и посмотреть Нам Соль прямо в глаза. Сердце стучит, как сумасшедшее. — «Невротическая любовь»? «Любовь-зависимость»? Какого чёрта?.. — Звучит знакомо? — вопросом на вопрос отвечает девушка и поправляет сумку на плече, скривив губы в усмешке. Не злобной, но такой… Такой грубой. — Это ведь всё просто совпадение? Да? — дрожащим голосом спрашиваю, и это звучит так отчаянно, что мне стыдно. Мне позорно. Кажется, будто мною воспользовались. — Не совсем, — пожимает плечами Нам Соль, а затем проводит ладонью по волосам. — Соль! — кричит из-за её спины Бёль, взмахнув руками, а затем постукивает пальцами по запястью, будто по часам, когда её подруга оборачивается. — Нам уже пора идти! Все наши ждут нас в ресторане! Кивнув, Нам Соль снова поворачивается ко мне, затем вздыхает и разводит руками. — Что значит «не совсем»? — не обращая внимания на торопящуюся Бёль, я стискиваю зубы и сжимаю руки в кулаки. — Я выбрала тему для своей курсовой работы, затем узнала о тебе и поняла, что ты отлично подходишь мне для… — Для исследований? — перебиваю я и делаю шаг вперёд, чувствуя, как у меня вздымается грудь из-за слишком частого дыхания. — Для сбора информации и наблюдений, — поправляет девушка, покачав пальцем в воздухе. — Ты была слишком идеальным объектом для изучения, уж извини… — Это что, шутка такая?! Ты загубила всю мою жизнь ради какой-то… курсовой?! — злобно кричу я, уже совершенно наплевав на окружающих и на то, как глупо я выгляжу. Мне больно. Мне позорно. Мне отвратительно. Она влезла в наши отношения с Чонгуком. Она сделала нас своими игрушками. Использовала. Заставила меня делать то, что я бы не сделала никогда. Когда-то. Она забрала у меня Чонгука, испортила его. Она. Разрушила. Мою. Жизнь. — Не преувеличивай, я лишь хотела посмотреть, на что ты готова пойти из-за своей любви к Чонгуку… — говорит Нам Соль, но где-то там, далеко. Потому что я не слышу её. Мне словно заложило уши. Ощущая себя так, будто к горлу подбирается желчь, я делаю ещё один шаг вперёд. — Нам Соль! — продолжает вопить Бёль. — Ты уж прости, Мэй Джей, но мне пора идти. Нужно отпраздновать удачно закрытую сессию, — вздыхает девушка, хлопая ресницами, а затем улыбается мне, снова поправляя сумку на плече. — Ты правда извини и не держи на меня зла. Ничего личного. Как-никак, нам всё же было весело. Втроём. Она мне улыбается. После всего, что сказала… Просто уходит, словно ничего и не было. Будто… я пустое место…» — И я ударила её по лицу, — заканчиваю, в миг ощущая себя выжатой, как лимон. — Залепила пощёчину, а потом убежала, — смешок срывается с моих губ, но расплывается в тишине. Тэхён молчит. Смотрит на наши сплетённые руки и думает. Его глаза полузакрыты, а ресницы подрагивают. Я снова вижу маленькую родинку на кончике его носа и чувствую странный трепет внутри. — Ты что-нибудь скажешь?.. — тихо задаю вопрос, потому что его молчание действительно напрягает. Мне страшно, что он сейчас просто встанет и уйдёт, разочаровавшись во мне. Но нет, Тэхён сидит. — Я перевариваю услышанное, если честно, — хмыкает он, а затем, наконец-то, смотрит вверх, встречаясь со мной взглядом. — Пока получается с трудом. Вздохнув, я киваю. — Скажи это мне! — фыркаю, но почему-то больше не смешно. Как-то всё это… печально. После пересказанной истории моей отвратительной жизни. — Что ты… Что ты будешь делать дальше? — осторожно спрашивает Тэхён, будто подкрадывается, и опять ёрзает на постели, отчего наши бёдра соприкасаются. И правда, что я буду делать дальше? Со всей своей жизнью. С Чонгуком? Мы больше не в школе, впереди новый этап — университет. Новые люди. Новые знакомства. Новая обстановка. Хочу ли я остаться в этом городе, или хочу я уехать? А если уеду, как же Чонгук? А можем… Можем ли мы продолжать то, что имеем сейчас? Стоит ли оно того? Один раз я уже попыталась «начать жизнь с чистого листа», и хотя попытка провалилась, я ведь могу попробовать ещё раз? — А что ты посоветуешь? — Облизнув губы, я обвожу глазами лицо Тэхёна, понимая, что мы сидим очень близко. Из-за темноты за окном и тусклого освещения одной только лампы в комнате стоит полумрак, а от этого обстановка становится какой-то интимной, что ли? И вроде бы… Вроде бы это должно меня смущать или же будоражить, но я чувствую только спокойствие. — Хм-м-м… — Снова подхватив мою ладонь, Тэхён чуть подбрасывает её, но затем сжимает, поглаживая большим пальцем с тыльной стороны. — Я бы посоветовал послушать хотя бы раз не своё сердце, — он аккуратно прикасается костяшками рук к левой стороне моей груди, почти невесомо, но это заставляет меня вздрогнуть, а затем поднимает руку выше, — а голову, — и прикасается ей к моему лбу, чуть толкая. Поджав губы, я продолжаю просто смотреть на парня. — Иногда хорошо понимать, что не всякая радость долговечна. То, что сейчас тепло и приятно сердцу, завтра станет головной болью, от которой таблеткой аспирина не избавишься. Мне начинает казаться, что в моей жизни слишком много здравомыслящих людей, но почему-то я к ним никогда не относилась. Мама, Тэхён, Юнги. Они способны говорить разумом, а я могу только сердцем. Может, я и правда страдаю зависимостью?.. — Ты мой самый лучший друг, Тэхён, — приложив ладонь к лицу парня, я соединяю наши лбы и прикрываю глаза, делая глубокий вдох. Ким мычит в ответ. — Есть кое-что, о чём я хотел бы тебе сказать, но я не знаю, насколько это уместно сейчас… — начинает он, как вдруг в дверь стучат, и мы оба дёргаемся, отодвигаясь друг от друга. В образовавшемся проёме появляется голова мамы. — Вы хотите есть? Я приготовила вкусную лазанью! — протягивает она, и я замечаю, что у неё уже сухие волосы. Поведя носом и почувствовав и правда обалденный запах свежеприготовленной еды, я с восторгом смотрю на Тэхёна и пихаю его в плечо. — Да, с удовольствием, — выдавив улыбку, отвечает моей маме парень и первым встаёт с кровати.* * *
Расправив складки на чёрном платье, я сглатываю и выглядываю в окно, замечая, что пейзажи за стеклом движутся всё медленнее, пока не останавливаются совсем и машина не притормаживает напротив светящегося здания, несмотря на поздний час. Тихонько прошуршав курточкой, я поворачиваю голову и смотрю на папу, который вырубает мотор и включает свет над головой. Когда наши глаза встречаются, он немного улыбается, на что я просто не могу не улыбнуться в ответ. — Ты очень красивая, дочка, — тепло проговаривает папа, а затем похлопывает меня по макушке, отчего я чуть наклоняюсь. — Спасибо, пап. — Но ты уверена, что хочешь туда пойти? — в третий раз слышу я этот вопрос, а оттого устало выдыхаю, перехватываю руку папы и несильно её сжимаю. — Хочу. То есть, нет, я не хочу видеть лица тех людей, которые надо мной смеялись, — в груди неприятно сжимается сердце, но я на него не обращаю внимания, — но не могу не прийти. Ты же знаешь. Папа сухо кивает, а затем цокает языком и разворачивается в кресле, снова положив руки на руль. — Ладно, иди, но помни, что домой тебя повезу я! — припечатывает, сверкнув глазами, и я понятливо выпячиваю губы. — Я помню! Распахнув дверцу, я осторожно выставляю сначала одну ногу, затем вторую, и только потом выпрыгиваю из салона на улицу, моментально чувствуя пробежавший под подолом платья холодок. Закрыв дверцу, я постукиваю костяшками по стеклу и машу рукой папе, который один раз сигналит и, наконец-то, выруливает обратно на дорогу, уезжая. Оставляя меня в одиночестве. Я делаю глубокий вдох, разворачиваясь на каблучках в сторону здания школы. Только не волнуйся, Мэй Джей. Плевать, кто что подумает. Кто что скажет. Ты пришла сюда потому, что имеешь такое же право, как все остальные. И потому, что так надо. Это необходимо. Уверенно вздёрнув подбородок повыше, я быстрым шагом иду вперёд, краем глаза замечая, что у школы притормозил кто-то ещё. Уже поднявшись по лестнице, слышу рокот музыки, доносящийся из спортзала, и шумные разговоры прямо у входа, из-за чего у меня невольно перехватывает дыхание. Мне кажется, войди я внутрь школьного здания и всё внимание будет сосредоточено на мне. Но, стараясь перебороть внутреннюю истерику, я толкаю от себя дверь, и тут же мне в лицо бьёт целый ореол из запахов духов, потому что совсем недалеко, у раздевалки, стоит целая компания из разодетых и раскрашенных девушек с параллели. Они все о чём-то щебечут, взволнованно пританцовывая на месте и поправляя свои платья и прическу. Дальше тоже стоят люди, уже другие, но всё такие же счастливые и цветастые. По сравнению с ними, я бледное пятно в своём чёрном платье и с помадой и тушью на лице — единственными элементами косметики. Признаться, уж слишком не хотелось мне выделяться… хоть как-то. Но, видимо, это моя судьба. Однако, к своему удивлению, я понимаю, что на меня не смотрит никто. Всем плевать. Им весело и хорошо. Выпускной ведь! Какое им дело до меня и моих скандальных фотографий? От этого уверенности чуть прибавляется, так что я гордо расправляю плечи и иду прямо к раздевалке, чтобы оставить там свою куртку. Предварительно вынув из карманов телефон и ключи от дома, я бросаю всё это в небольшую сумочку, затем благодарно улыбаюсь гардеробщице, которая лишь смеряет меня равнодушным взглядом, и разворачиваюсь на своих каблучках, едва ли не навернувшись на месте, потому что вдруг обнаруживаю, что у меня за спиной стоит Джиён. В своей пуховой белой курточке она выглядит такой маленькой, что у меня щемит в груди. С её ушей свисают большие серёжки-кольца, губы подкрашены оранжево-красной помадой, а глаза аккуратно подведены тонкими стрелками — очевидно, её мама постаралась. Джиён выглядит… прекрасно. Так, что невольно вздыхаешь. Обычно я видела девушку в её школьной форме, или был тот единственный раз, когда мы с ней попёрлись в клуб, но тогда Ким выглядела, скорее, комично на своих каблуках и с макияжем. Сейчас же всё выглядит гармонично. В самый раз. Обнаружив мой взгляд на себе, Джиён сначала дует щёки, опустив взгляд в пол, затем взмахивает волосами, убирая их с лица, и только потом уверенной походкой преодолевает расстояние между нами, чтобы встать и так же отдать свою верхнюю одежду в руки угрюмой гардеробщицы, у которой сегодня будет куча работы. Как только её белая куртка переходит в другие руки, я имею возможность осмотреть Джиён во всей красе — изящное фиолетовое платье, кружевные чёрные колготки и туфли на умеренном каблуке. Это правда Ким Джиён? — Привет, — здороваюсь я первой, покручивая на пальце свой номерок. Джиён оборачивается через плечо и чуть улыбается. — Привет! — Она кивает головой на моё платье. — Классно выглядишь. — Ты ещё лучше, — отвечаю я на комплимент, искренне изогнув губы в улыбке. — Тебе… очень идёт. Джиён неловко наклоняет голову, глядя на себя из-под бровей, затем отходит чуть в сторону, давая дорогу к гардеробу другим людям. — Спасибо… Если честно, это мама выбирала мой наряд. То платье, которое выбрала я, было куда хуже, — усмехается девушка, и я подхватываю её смех. Обменявшись взглядами, мы одновременно поворачиваемся и идём по длинному коридору вперёд, прямо к спортзалу, двери которого распахнуты наружу. Даже с расстояния я вижу, что там уже собралось прилично народу. Свет, конечно же, отключён для правильной атмосферы, зато горят и светятся разноцветные фонарики, бегающие туда-сюда по импровизированному танцполу. У каждой стены стоят столики, заставленные едой и напитками, у которых уже толпятся смущающиеся танцевать или веселиться вместе со всеми подростки. И все такие красивые, что глаза мозолит. Снова осмотрев своё платье, я качаю головой. — Как у тебя дела? — первой заводит разговор Джиён, пока мы всё ещё идём, и меня это очень радует. Даже странно. — Я бы хотела сказать, что всё хорошо, однако это не совсем правда. Но я над этим работаю, — лепечу я и провожу языком по нижнему ряду зубов. — А у тебя? — Нормально. Я уже определилась с университетом, в который хочу поступать, поэтому мороки стало меньше, — буднично повествует Ким, играясь с пальцами перед грудью. Я снова смотрю на неё. — И какой же? — Сеульский национальный, — уверенно объявляет девушка и тоже смотрит на меня, прямо в глаза. Я удивлённо морщусь. — О… Ого… — только и получается прохрипеть, но я прочищаю горло. Понимая, что мы уже почти у самого спортзала, я неожиданно хватаю Джиён за запястье, вынуждая её притормозить. Девушка хлопает ресницами, но останавливается, не пытаясь избежать моего прикосновения, или вроде того. — Джиён, ты злишься на меня? — вопрос прямо в лоб. Ким запинается на ровном месте, хмурит брови и вглядывается в моё лицо, однако пока молчит. Поэтому я призывно притопываю ногой и качаю головой. — Я ведь уже говорила, что не злюсь, — в конце концов, выдаёт она, напоминая о том нашем разговоре в школе. Но я отрицательно хмыкаю. — Я про то, что ты услышала на вечеринке у Хосока. Тут-то Джиён отнимает свою руку, чуть повернувшись на каблучках и заглянув в спортзал, будто кого-то выискивая. Я чувствую исходящую от неё неуверенность. Чувствую, что она мнётся, обдумывает. А это значит одно — она злится. Действительно злится. А будет ли она в бешенстве, если я скажу, что не просто поцеловала Тэхёна, но и украла его первый поцелуй? — Нет, — тем не менее, отвечает она. — Я не злюсь. Не думаю, что у меня есть на это право. Тэхён не мой парень, и он никогда им не был. Он может целоваться с кем угодно. Даже с тобой, — последние слова она жирно подчёркивает, а после осторожно чешет мочку уха и прочищая горло. И всё это — не глядя мне в глаза. — Я не буду врать, это меня задело, и я бы предпочла просто не знать об этом поцелуе, но… ты ведь моя подруга, — Джиён пожимает плечами. — Или была ей. Я уже не уверена ни в чём. — Ауч. — Ладно… Просто чтобы ты знала, это ничего… Ничего не значило, по сути, — выдавливаю я из себя. — Это был просто поцелуй. Мы с ним просто друзья… — Мэй Джей, я же сказала, что не злюсь! — возмущается Джиён, смешно выпучив глаза, и я едва сдерживаю хохот. Поэтому, поджав губы, киваю. — Вот и хорошо. Между нами повисает молчание, мы просто стоим на пороге спортзала и смотрим на всех вокруг. Я испытываю облегчение, потому что одну галочку в моём списке дел на сегодня можно поставить — мы с Джиён помирились. Но остальные незаполненные галочки меня всё же напрягают… Вдруг перед нами с Джиён появляется До Боми. Чёртова До Боми, которая, тем не менее, бесит меня уже чуть меньше. Она счастливо улыбается нам обеим, а потом крепко обнимает Джиён, едва ли не сбивая ту с ног. Это заставляет меня поморщиться. — Ённи-и-и-и! Я так рада, что ты всё-таки пришла! — визжит девушка, а моё ухо цепляется за «всё-таки». Джиён не хотела приходить на выпускной? — Ауч, Боми, ты меня сейчас раздавишь! — кряхтит Ким, выпутываясь из чужих рук. Отшатнувшись чуть назад, она поправляет платье, а затем и причёску, выдыхая себе под нос. — Мама меня заставила, если честно. — И правильно сделала! — Боми важно поднимает указательный палец вверх, а потом поворачивает голову в мою сторону. — Привет, Мэй Джей! Смутившись, я неловко машу ей рукой, выдавив из себя полуулыбку. — Привет, Боми. — Джиён, пойдём танцевать! — тут же переключается она на Ким, моментально обо мне позабыв. Стоящая рядом со мной девушка сначала мотает головой, упираясь каблучками в пол, не давая себя сдвинуть с места, но в итоге она сдаётся с громким стоном. Уже почти уйдя к танцполу, она оборачивается ко мне и вопросительно гнёт брови в немом вопросе. Не знаю, в каком именно, но я просто пожимаю плечами с мягкой улыбкой на лице. Не сейчас, Джиён. И девушка уходит вместе с Боми, которая верещит что-то о своей любимой песне и принимается скакать на месте. Я же в это время обвожу взглядом помещение, пытаясь обнаружить какое-нибудь знакомое лицо в толпе незнакомцев. Вернее, я видела всех здесь собравшихся, потому что все они с моей параллели, но едва ли я знакома хоть с кем-то. Просто как-то не до них всех мне было. Да и сейчас, по правде говоря, мне на них плевать. К своему счастью, я вижу в углу Чимина, но не одного — он в компании Сэрон, облачённой в красивое и аккуратное белое платье. Они буквально светятся рядом друг с другом, держась под руки и попивая какой-то, наверное, пунш из пластиковых стаканчиков. Им нет дело до людей вокруг, они в своём собственном мирке. И это чудесно. Вот уж кто заслужил чистого, искреннего счастья. Решив, что простоять весь выпускной у дверей — это такая себе перспектива, я медленно пробираюсь через весь зал к Паку и его спутнице, думая, что смогу убить время в их компании, пока на выпускной не заявится тот, из-за кого я вообще сюда сегодня пришла. — М-м-м… Мэй Джей! — восклицает Чимин, почти подавившись пуншем, но он вовремя отодвигает стакан от губ, а затем широко мне улыбается. Рядом стоящая Сэрон чуть выходит вперёд, чтобы меня рассмотреть, и тоже улыбается, приветливо взмахнув ручкой. — Привет! — И вам привет, — весело бросаю я, вставая ближе к этой парочке, которая всё же расцепляет руки, потому что Сэрон решает вручить мне полный стакан пунша, что очень меня трогает. — Ой, спасибо!.. — А я всё думал, появишься ли ты сегодня, — продолжает говорить Чимин и задорно чокает свой стакан о мой, отчего жидкость чуть покачивается, но остаётся в пределах стакана. — Пей, в этот раз он вполне себе вкусный, — указывает он на пунш, припоминая тот случай, когда во время какого-то праздника в школе нас заставляли пить натуральную дрянь. — Я не могла не прийти, — пожимаю плечами и послушно делаю глоток, тут же морщась. — Всё ещё дрянь. Парень с девушкой смеются, и я подмечаю, что у них похоже сужаются глаза, когда они улыбаются. А ещё они излучают одинаковую энергию… Нет, они излучают счастье. Да такое, что оно невольно передаётся мне. Завидно. — Я отойду в туалет, — шепчет Сэрон на ухо Чимину, а после кивает мне и быстренько удаляется, оставляя нас с Чимином одних. Как только её спина скрывается за дверями спортзала, я поворачиваюсь к парню, обнаруживая, что он внимательно смотрит ей вслед и тепло улыбается себе под нос. Громко прочистив горло, чтобы Пак обратил на меня внимание, я приподнимаю брови и чуть выпячиваю губы, оглядывая его с ног до головы. — Ну и вырядился! — вырывается, когда я вижу, как Чимин поправляет квадратные очки без стёкол, чуть притопывая на месте, словно хвастаясь своим модным костюмом и полосатым галстуком. — Я едва тебя узнала с этой причёской. — Я чувствую себя Джеймс Бондом! — гордо заявляет он, но я тут же прыскаю от смеха, из-за чего парень недовольно шипит. — Эй! Не смейся!.. — А очки-то зачем, Джеймс Бонд? — чуть трясу головой, оглядываясь. Конечно, девушки вырядились дай боже, но парни выглядят чуть скромнее, мало кто щеголяет вокруг в таких же серьёзных костюмах, как у Пака. — Для завершения образа, — самодовольно поясняет Чимин, но почти сразу же вздыхает и опускает плечи. — Ладно, если честно, это отстой. Ты посмотри, Хосок вообще в джинсах и толстовке пришёл! Зато я как попугай! Это всё мой отец! — цокает он языком и сдирает с лица очки, складывая их и убирая в карман брюк. А я снова оборачиваюсь, смотря туда, куда он показывает. Если быть вернее — на Хосока. И правда, этот пришёл в своём любимом, себе не изменяет. И выглядит так, будто уже где-то надрался. Кажется, я даже могу почувствовать запах спиртного, исходящий от него. Жуть. — Если тебя это успокоит, я тоже одета как монашка, по сравнению с остальными девчонками, — фыркаю я, тряхнув подолом платья. — Почему-то я думала, что все плевать хотели на этот день. — Как бы не так. Я видел, как Наён с параллельного класса рыдала на лестнице, — закатывает глаза Чимин, над чем я смеюсь. Понятия не имею, что это за Наён. Пока мы продолжаем болтать о чепухе, ещё раз подшутив над тем, что выглядим как две белые вороны, я вспоминаю о Сэрон, которая несколько минут назад оставила нас двоих, чтобы уйти в туалет. А затем о том, как они мило держались за ручки. — Полагаю, ты всё же написал то сочинение? — спрашиваю я, тыкая парня пальцем в бок. Он автоматически отклоняется, отмахиваясь от моей руки, но смущённо улыбается до самых ушей. — А-а? — Написал, конечно… Ты не поверишь, но мне даже понравилось, — хихикает Пак и отпивает из своего стакана. — Стоило всего лишь представить её счастливую улыбку, когда она его прочитает, и слова полились сами. — Значит, вы теперь официально вместе? — Да. Она моя Снежка, а я её Прекрасный принц! — гордо расправив плечи, выдаёт Чимин, и я ещё пару секунд пытаясь понять, что же он имеет в виду. А когда до меня доходит, я громко усмехаюсь. — Знаешь, оставьте свои странные фетиши при себе! — Что?.. Эй, нет, ты всё неправильно поняла! Мы это не в этом смысле… О, Чонгук, — начинает оправдываться он, но вдруг называет то имя, из-за которого я чуть было не роняю свой стакан. — Что? — хлопая ресницами, спрашиваю. — Чонгук пришёл, — поясняет Чимин, указывая пальцем в сторону выхода из спортзала. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я нетерпеливо вглядываюсь в макушки голов повсюду, пока не нахожу того, кого ждала. Чонгук действительно только появился, судя по тому, что он с кем-то здоровается и жмёт руку. У меня перехватывает дыхание, когда я понимаю, что он одет в белую рубашку и зауженные чёрные брюки, которые сидят на нём просто невероятно. Невероятно красиво. Невероятно сексуально. Потрясающе. Он одним своим появлением затмевает всех остальных. Затмевает настолько, что я не вижу всех других. Только его. Чувствую, как заходится сердце. Как поджимаются ноги, и как трясутся руки. Во рту становится сухо, поэтому я делаю три больших глотка своего пунша, затем оставляя стакан на том же столе, около которого примостился Чимин. Пытаюсь избавиться от нервозности, но не могу, поэтому пробую единственный способ — игнорирую кричащее нутро. — Я… пойду к нему, — бросаю заплетающимся языком Чимину, на что тот отвечает кивком головы, и сразу же иду прямиком к Чонгуку. Специально сделав широкий круг, чтобы никого по пути не задеть, я прижимаю ладони к груди, затем к бёдрам, оправляя платье, а затем к лицу, смахивая волосы. Вижу, что Чонгук уже почти рядом. Он разговаривает с каким-то парнем, сунув одну руку в карман брюк, и постоянно крутит головой, что-то или кого-то высматривая. Кажется, меня. Потому что, когда наши взгляды встречаются, парень сначала удивлённо поднимает брови, а затем делает серьёзное выражение лица и вытаскивает руку из кармана, мигом обрывая свой разговор со знакомым. Он тоже идёт мне навстречу. Но внезапно на моём пути вырастает препятствие в виде Хосока. Он встаёт прямо передо мной, заслоняя от других, и осторожно берёт за запястья рук, вынуждая посмотреть на него. Недовольно и одновременно с этим растерянно сдвинув брови, я выжидательно щурюсь, к своему удивлению понимая, что парень выглядит как-то… не так. Не как обычно. — Мэй Джей, прости меня… — бурчит Чон, цокая языком и быстро моргая глазами. Нахмурившись, я пытаюсь вырвать свои руки, но Хосок не даёт этого сделать. — Что? За что тебя простить? — фыркаю я, а сама пытаюсь заглянуть ему через плечо. — Я идиот… Придурок… Правильно Юнги говорит, что я дебил… Чё-ё-ёрт! — стонет он, ещё больше меня запутывая. Всё же вырвав свои руки, я отступаю на шаг назад. — Ты решил вдруг исповедаться? — качаю головой и сама не верю, что говорю нечто подобное. — Если да, то ты выбрал не самое удачное время… — Те фотки… Я ведь не думал, что тебе это как-то навредит. Не хотел этого… Не подумал… — продолжает болтать парень, в этот раз схватившись за голову, а после наклоняется чуть ко мне. — Я ведь был пьян, понимаешь?.. Увидел и сфоткал… «Те фотки»? — Подожди, — напрягши слух, я прищуриваюсь, — что ты сказал? — Фотки из клуба, это я их всем разослал… Вернее, я не хотел, чтобы их видели все, хотел лишь Юнги отправить, но сделал рассылку! — снова цокает языком он и кривит губы. — Я ведь не хотел… Что? Что, чёрт подери? И снова я вспоминаю скрип двери в той комнате в клубе. Значит, это был Хосок? Это он пробрался и сфотографировал нас? Увидел, что мы пошли наверх, и не смог сдержать своё любопытство? И ладно бы только это… Он разослал всем эти фотографии. Не важно — был он пьяным или осознавал это. Сделал это специально или же случайно. Он, мать твою, сделал это! Из-за него надо мной все посмеялись! Из-за него мой отец назвал меня «разочарованием»! Хосок снова тянет ко мне свои руки, чтобы что-то сказать, но я грубо его отталкиваю, из-за чего парень покачивается, едва ли устаивая на ногах. И я была права — от него буквально воняет алкоголем. Так, что этот запах забивается мне в нос, из-за чего я противно морщусь. Омерзение. Только омерзение. — Не трогай меня, — шиплю я, заглядывая Чону прямо в глаза. — И я видеть тебя не хочу, ты понял? — Мэй Джей… — стонет Хосок, снова схватившись за голову. — Мэй Джей… — Оставь. Меня. В покое, — отчеканивая каждое слово, я в последний раз смотрю на него, больше не видя того человека, который когда-то пытался дать мне совет и который весело улыбался всегда. Теперь я вижу в нём только того, кто свёл Чонгука с Нам Соль. Того, кто подбил девушку друга на мерзкий розыгрыш, разрушив тем самым чужие отношения. Того, кто приставал к пьяной и несовершеннолетней на вечеринке, из-за чего в итоге пострадал, опять же, его друг. И того, кто сделал всё возможное, чтобы сделать мою ужасную жизнь ещё ужаснее. Как сильно может измениться мнение о некоторых людях из-за правды. Только обойдя Хосока, я сразу же оказываюсь в объятиях Чонгука, который крепко прижимает меня к себе и подозрительно оглядывается на друга. Ничего не говоря, я лишь заглядываю ему в глаза, затем хватаю за руку и увожу подальше от шатающегося Хосока, который всё ещё пытается что-то говорить. Хотя «говорить» в его кондиции — это громко сказано. — О чём вы болтали? — спрашивает недоуменно Чонгук, послушно следуя за мной. Мы останавливаемся в центре танцующей толпы, и тогда я кладу его руки себе на талию, а свои — ему на плечи, притягивая. — Не важно, — обрываю, качая головой. — Уже не важно. — Говорю, а сама чувствую кипящий гнев под рёбрами. Как же я зла. Как же я… Зла. На себя, на Хосока, на Чонгука, который заглядывает мне в глаза, как потерянный щеночек. Он кажется таким… невинным. От него больше не пахнет мускатом. И сигаретами тоже. Он сменил одеколон? Нет… Он не скурил целую пачку за пару минут до этого? С трудом верится. — Хорошо. Тогда… Я так хотел поговорить с тобой, но ты не отвечала на мои звонки и сообщения. Я даже… Даже домой к тебе пытался прийти, — Чон чуть наклоняется, чтобы я лучше его слышала, а я, тяжело выдохнув, сильнее обхватываю руками его плечи, — но твоя мама меня не впустила. Мне хочется сказать, что она правильно сделала, но вместо этого я лишь поджимаю губы. — Мне нужно было подумать, — честно выговариваю я, медленно двигаясь в такт музыке. Чонгук сводит брови вместе, сглатывая. — И… О чём ты думала? — Он говорит твёрдо, но его глаза бегают по моему лицу. Тоже нервничает? Одна песня сменяется другой, более подвижной, но мы всё равно танцуем, прижавшись друг другу, и не меняем темпа. Упрямо смотрим в глаза напротив, будто пытаемся прочитать чужие мысли. Если бы я действительно хотела узнать, о чём же он думает… Вряд ли бы у меня это получилось. Даже спустя два года. Несмотря на всю любовь, которая меня переполняет. Чонгук так и остаётся закрытой книгой для меня. В моём же случае… Полагаю, что это первый раз, когда и он не знает, чего от меня ждать. В первый раз мои эмоции и чувства не написаны на лице. Мне кажется, внешне я выгляжу спокойной. Серьёзной и уверенной. Будто это не я ещё недавно со слезами на глазах смотрела на него и обвиняла в том, что мы оба натворили. Но я-то знаю, чем мне даётся это спокойствие. Это нелегко — смотреть в любимые глаза и делать вид, что внутри не скребутся кошки. Что тебя не выворачивает наизнанку. Потому что отчаянно хочется поцеловать его, утонуть в нём. Расплакаться, потому что дико любишь. Потому что любишь так, что это даже ненормально. Это пугает. И тебя, и всех вокруг. Он ведь такой идеальный. От начала и до конца. Я даже сейчас, познав жуткую боль, с трудом могу назвать хотя бы один его недостаток. Я люблю, люблю, люблю его! И всё это от чистого сердца. А что касается моей головы… — О нас. О будущем. Обо всём, что произошло недавно, знаешь, — тихо выговариваю я, а затем провожу пальцем по щеке Чонгука, чувствуя нежность его кожи. Мурашки. — Об этом… О том, что произошло, — Чон перехватывает мою ладонь и прикладывает её к своим губам, оставляя лёгкий поцелуй на тыльной стороне. Снова мурашки. — Мне так жаль, Мэй Джей! Клянусь, если бы я мог это предотвратить, я бы не дал этому случиться… — Но ведь ты мог? — изогнув бровь, я облизываю губы. И ведь правда мог. Не поведи он меня в ту злополучную комнату, ни одного из этих фото бы не было. Чонгук, уловив иронию в моём голосе, встряхивает головой. — Я был пьян, Мэй Джей. Не отдавал отчёта своим действиям, — оправдывается парень, но меня его ответ не впечатляет. Это удобная отмазка. Хосок, вон, с охотой ей пользуется. — Хорошо, пускай, это уже не важно, — перебиваю я, снова сомкнув руки в кольцо вокруг его шеи. Делаю глубокий выдох и обвожу взглядом его лицо, изгибая губы в полуулыбке. Какой же он у меня красивый. — А что насчёт нас? — продолжает допытывать Чон, вдруг вздрогнув, потому что кто-то задевает локтем, проходя мимо. Я тоже смотрю на извиняющуюся девушку, провожая её взглядом, чтобы хоть немного отвлечься от того, кто передо мной стоит. — Что ты надумала о нас? — Под «нами» ты имеешь в виду нас двоих, или же троих? — не удерживаюсь я от того, чтобы это сказать, а потому вижу, как мрачнеет лицо Чонгука. Ему не нравится то, каким тоном я это говорю. Знаю, что внутренне он возмущается или даже бесится из-за скрытого упрёка. Но нужно отдать ему должное — он умело это скрывает за маской спокойствия. — Нас двоих, конечно же! — цокает парень, а потом вдруг перестаёт двигаться совсем, прерывая наш танец. Или его подобие. А я вдруг задаюсь вопросом — а Чонгук знает, кем мы были для Нам Соль? Что мы были её подопытными кроликами? Но смотрю в эти блестящие глаза и понимаю, что нет — он ничего не знает. Вряд ли даже подозревает. А хочу ли я, чтобы он знал? Нужно ли мне это? Причинит ли это ему боль? Или же ему будет всё равно? Откуда мне вообще знать, какие у него к ней чувства? Есть ли что-то помимо похоти и страсти? Я отказываюсь думать, что там может быть любовь или вроде того. И тем не менее… — Что ты думаешь насчёт нас? Ты хочешь расстаться? Ты злишься на меня за всё? — Он ещё глубже всматривается в мои глаза, вызывая табун мурашек по телу. А когда берёт меня за лицо, придвигая его ближе к себе, я чувствую, что ноги становятся ватными. — Я думаю… что очень люблю тебя, Чонгук, — выдыхаю я, неосознанно потираясь щекой об его ладонь. Мне становится опять как-то нехорошо, когда я произношу эти слова. — Наверное, даже слишком. Улыбка на его лице заставляет меня почувствовать себя чуточку лучше. — Я тоже люблю тебя, — отвечает парень, а затем наклоняется, чтобы соединить наши губы в поцелуе. Моё тело прошивает заряд тока, поэтому я вся вздрагиваю, а после хватаюсь за его плечи, которые не дают мне упасть. Мы целуемся в центре танцпола, игнорируя людей вокруг и не обращая внимания на музыку. Его руки несильно сжимают мою талию и вжимают в своё тело, вынуждая немного выгнуться в спине. А мои — ласкают кончики его ушей, медленно передвигаясь к волосам. Пробежавшись пальцами сквозь густые и мягкие пряди, я чуть тяну за них, отодвигая голову парня от себя. Он послушно разрывает поцелуй, но даже не открывает глаза, так и замирает. А я на секунду смотрю ему в лицо, ощущаю, как из груди рвётся сердце и тянется к нему. Не могу сопротивляться — сама порываюсь к его губам и ещё раз целую, на этот раз требовательнее и грубее, почти кусаясь. Плевать, если кто-то смотрит. Плевать, если у меня по щекам сейчас текут слёзы. Плевать, если кажется, что я цепляюсь за него, как утопающий за соломинку. И плевать, что это последний поцелуй, который я намеренна ему подарить. Бах. Вторая галочка поставлена — мы поговорили. Резко отдёрнувшись назад, словно меня чем-то ударили по голове, я отхожу от Чонгука, замечая растерянность в его глазах. Недоумение. Он тянет ко мне руки, бегает взглядом по лицу, понимая, что я плачу. Но я не даю ему прикоснуться к себе. Делаю ещё один шаг, увеличивая расстояние между нами, и трясу головой. — Я думала ещё и о будущем, Чонгук. И в будущем я хочу быть счастлива. Но рядом с тобой… В последнее время всё это не кажется мне счастьем, — я тихо шмыгаю носом. — Если так и будет дальше продолжаться… Твои игры в страсть, в эксперименты… — Нет, нет, нет! — перебивает Чон, снова потянув ко мне руки, но я опять его одёргиваю. — Мэйджи… — Подожди, дай сказать!.. Я не хочу такой жизни, не хочу делить тебя с кем-то ещё… Я люблю тебя. Очень… Очень сильно люблю, но чего стоит наша с тобой любовь, если каждый раз становится только больнее, а дыра в груди растёт? — Я не понимаю… — Чонгук пытается вставить своё слово, сильно нахмурившись, но ему это не удаётся. — Да, я расстаюсь с тобой, потому что сейчас это кажется единственно верным решением для меня! — чуть повысив голос, будто заверяя саму себя в собственных словах, я облизываю губы. — Даже если я ошибаюсь, я лучше ошибусь сейчас, чем сделаю это потом, с тобой. Не верю, что говорю это. Но я говорю. Это реально. Решение принято. Правильное или неправильное — это я узнаю потом. — И я уйду прямо сейчас, потому что если я ещё хотя бы пять минут проведу с тобой, я снова передумаю. Умоляю тебя, не дай мне этого сделать… Не дай мне передумать, — вываливаю вместе со всхлипом. В последний раз смотрю в его глаза. В последний раз касаюсь его руки . И в последний раз ухожу, оставляя его позади. Третья галочка — я ухожу.* * *
Стоя на улице, неподалёку от здания школы, я последние полчаса глотаю слёзы, не зная, как их остановить. Теперь я точно уверена, что моё сердце разбито. Вдребезги. Я предала его, поступив не так, как оно того хотело. Я рассталась с Чонгуком. Ушла от него. Действительно это сделала. Я расставалась с ним уже однажды, но именно этот раз кажется самым настоящим. Самым… последним. Вдруг раздавшийся писк телефона заставляет меня вздрогнуть и даже прекратить плакать. Дрожащими от холода руками я достаю мобильный из сумки, стираю слёзы с лица и смотрю на новое сообщение. [22:43]: Я скоро буду! Усмехнувшись себе под нос, я качаю головой и вкладываю телефон обратно в сумку, чувствуя, что пальцы на ногах немного замёрзли. Странное ощущение окутывает меня. Я в очередной раз задаюсь вопросом, правильно ли поступаю. Ведь, наверное, правильно? Так и должно быть? Со стороны дороги спустя пару минут раздаётся свист шин, и я нетерпеливо оборачиваюсь, высматривая нужную мне машину. Когда она обнаруживается, я скорее мчусь к ней, едва ли не путаясь в собственных ногах. Открываю дверцу, смотрю в улыбчивое лицо водителя и забираюсь скорее в салон автомобиля, складывая ноги вместе, чтобы согреться. — Признаться, я удивлён, что ты мне написала! — хмыкает мужчина, но добродушно, а потом врубает печку. — Ты снова плакала? — Это уже не важно. Поехали? Пару секунд он всматривается в моё лицо, а затем пожимает плечами и кладёт руку на коробку передач. — Поехали!